скачать книгу бесплатно
– Никакой выпивки, – Гадюка строго покачала головой. – И с заказами пока повременим. Я хочу быть уверена, что ты готов. Свободен.
– Но…
– Я сказала, свободен.
Холодный тон госпожи Мирфии не располагал к дальнейшим спорам. Угрюмым кивком Варион попрощался с ней и покинул зал распорядителя под ехидный взор часового. Последний явно получил удовольствие от разговора, который не мог не услышать из коридора.
«Радуйся, хмырь, – подумал Варион, – но Химера дважды не промахнётся».
***
В свободное от работы время Лисы предпочитали находиться вне Приюта. Многие снимали комнаты в постоялых дворах Басселя и его окрестностей, но те, кто не мог себе этого позволить, были вынуждены оставаться в мрачных катакомбах под монастырём прорицателя Кваранга. Варион понимал, что без награды за Лейну Броспего ему предстояло присоединиться к самым неудачливым из них, спящих на неудобных гамаках и проеденных крысами матрасах в одном из крыльев Приюта.
Но сейчас путь его лежал на другой конец катакомб, где бывалый Лис по прозвищу Лом обустроил купальни для уставших соратников. Он покрыл стены и потолки необжитого тупика досками, щели между которыми тщательно забил паклей и мхом. В центре зала он сложил каменный очаг, что обогревал помещение и две небольшие купели по бокам.
Обычно Лом дремал за крохотным столиком у входа, но этим утром Варион его не обнаружил. Услышав шорох в одной из боковых комнат, Химера приоткрыл дверь. Здесь располагалась небольшая плотницкая мастерская. Лом с голым торсом стоял у дальнего верстака и методично распиливал широкую доску. Впервые услышав его прозвище, Химера ожидал встретить настоящего громилу, но Лом оказался гораздо ниже. Тем не менее, он был очень жилистым: казалось, что собственная кожа была маловата для этих плотных мышц.
– А, Химера, – заприметил Лом частого гостя купальни. – Вот, доски пора подлатать. Гниют, собаки.
Когда Варион был совсем юн, имя Лома произносилось с трепетом. Он считался одним из лучших убийц Большой земли, пусть Лисы и никогда не делились подробностями своей работы с другими. Никто не понимал, почему Настоятель низложил Лома до часового. Поговаривали, что отец нынешнего герцога Басселя погиб отнюдь не на охоте, а от жилистой руки этого Лиса, и было решено спрятать его подальше от любопытных глаз. Так или иначе, часовым он становиться не желал. Вместо этого Лом занялся небольшой купальней для уставших соратников.
– Я не слишком рано? – поинтересовался Химера.
– Уже всё нагрето, – ответил Лом. – Твоя подруга Сойка заходила. Может, ещё там. Кидай один летт и иди спокойно.
– Твою ж мать, – встреча с Таделией едва ли скрасит скверное утро. – Ладно, доброй тебе работы.
Варион достал из опустевшей мошны маленькую медную монетку и оставил её на небольшом столе у входа в мастерскую. У него оставалась лишь одна оплаченная ночь в постоялом дворе «Старик Хемгур», и большего он позволить пока не мог. Слишком давно был прошлый успешный заказ.
Решив на время забыть о денежном вопросе, Варион распахнул дверь купальни и оказался в узком жарком помещении. Белокурая стерва по имени Таделия как раз заканчивала одеваться у дальней стены. Огонь десятка свечей, расставленных по залу, придавал её бледной коже причудливый желтоватый оттенок. Химера с сожалением пробежал взглядом по её круглому, чуть пухловатому лицу, мутно-зелёным глазам, объёмным губам. Он вновь вспомнил о том, как пытался её соблазнить пару лет назад и как она отвергла все его притязания. Редкая роскошь для бассельской дамы. Её Лисьим прозвищем была Сойка, но Варион предпочитал называть её по имени. Во всяком случае, наедине.
– Ваше Высочество, – язвительно поздоровалась дама. – Ну и рожа у тебя сегодня.
– Здравствуй, Таделия, – Лис решил не вступать в обмен колкостями в столь скверном состоянии.
– Чего грустишь, Химера? Никак, дело провалил?
– С чего вы все это взяли? – недовольно протянул Варион.
– Обычно ты просто сочишься самолюбием. А сейчас ты не Химера, а маленький птенчик, которого так и хочется пригреть.
– Так пригрей, чего воздух сотрясать?
– Размечтался, – Таделия потуже затянула ремень и отправилась к выходу. – Лучше расслабься тут как следует. Только не слишком увлекайся: после тебя ещё другим купаться.
Жестом попрощавшись с девушкой, Варион быстро разделся и опустился в купель по самую переносицу. Химера не удержался и застонал, едва его уставшие замёрзшие ноги погрузились в горячую воду. Когда в ней оказалось остальное тело, ему пришлось прикрыть глаза от удовольствия. Разум и ясность мыслей возвращались вместе с воспоминаниями о вчерашнем провале. В опустевшей парилке он вновь предался размышлением о Лейне Броспего. Ему всё больше казалось, будто весь Приют ждал его провала.
Отдохнуть он не успел. Дверь бесцеремонно раскрылась, и в проёме показался сутулый старик в некогда белой робе. Недовольно шмыгнув перебитым носом, он заковылял прямиком к Химере. Последний упорно делал вид, что никого не видит.
– Здравствуй, Грач, – Вариону всё же пришлось поздороваться, когда врачеватель завис прямо над ним.
– Химера, – старик кивнул седой головой с огромной проплешиной на макушке.
Штатный врач и костоправ Лисьего Приюта славился хмурым нравом и любовью к историям об армейских днях. Вытащив с того света не один десяток бассельских солдат во время войны с Меранией, постаревший Грач с больной спиной оказался совсем не нужен новому герцогу и его армии. Зато Настоятель был рад принять его в Приют.
– Тебя Мирфия послала? – Химера всем видом старался выразить недовольство излишней опекой. – Я не ребёнок.
– А что, взрослые болеть не могут? – прошелестел Грач, закатывая широкие рукава в коричнево-багровых пятнах. – Я просто тебя посмотрю.
Варион встал в купели, продолжая сыпать проклятия в адрес Мирфии. Не слишком громко, чтобы Грач не расслышал.
– Так-так, руки подними, – ровный голос врача вгонял убийцу в сон. – Ага, опусти. Боком. Теперь повернись, руки в стороны. Вверх. За спину. Наклонись и раздвинь… Да шучу, не рыпайся. Так, это что у нас?
Химера напрягся и попытался выгнуть шею так, чтобы разглядеть верх спины. Увидел он лишь край розоватого пятна над левой лопаткой, над которым и замер Грач, пытаясь рассмотреть его серыми слезящимися глазами.
– Что это? – опасливо спросил Варион.
– Трудно сказать, – Грач почесал острый подбородок. – Похоже на застарелый ожог. Али лишай. На чуму не похоже… Скорее, ожог.
– Не может там ожога быть! – поспешил заявить Химера. – А что, лишай можно подхватить из-за короткого касания через одежду?
– Да кто же его знает?
– Я надеялся, что ты. Раз уж ты врач.
– По моей части ты выглядишь здоровым. Есть, конечно, хвори иного рода. Был у нас в отряде один лазутчик лет двадцать назад. Мы тогда как раз давили меранийцев с той стороны Сальмены. Он был шустрый, здоровый детина, а тут свалился. Я ничего сделать и не мог, пока герцог не согласился заплатить одному колдуну. А ты сам знаешь, как они, верующие, к магам относятся. Так вот этот колдун проклятие и снял за один день и кучу денег, а мы голову ломали. Я простой мастер врачевания, не ворожей какой. Скажу госпоже Гадюке, что ты здоров и готов к делу. Пусть там уже сама решает.
– Спасибо, Грач.
– Бывай, Химера, – врачеватель остановился у двери. – Но ты всё же найди кого-нибудь, кто посмотрит на твой ожог другими глазами. Ведуна, там, какого-нибудь. А то ведь тот наш лазутчик чуть дух не испустил. Тебе такого не надо.
Одевался Варион медленно, то и дело замирая в размышлениях. «Хвори иного рода» пугали его. Химера и думать не хотел, что кто-то его проклял, ведь с незримой магией бороться было куда сложнее, чем со вполне материальной городской стражей.
Варион не мог отделаться от чувства, что стал жертвой чьего-то гнусного замысла и намеревался раскрыть правду. Вот только без помощи ему было не справиться.
***
Ладаим в полголоса пробормотал старую тивалийскую молитву и крепко сжал кости. Противник, не моргая, таращился на него, словно ожидал какого-то подвоха. Ведущий уже выложил в центре стола три брошенные им общие кости: тройка и две пятёрки. Теперь же возбуждённая толпа в игорном зале «Свиного кабака» ждала бросков самого Ладаима и его чересчур толстого соперника. Ставки были высоки.
– Кидай уже, губастый, – нервно потребовал один из зрителей. – Не до утра ж тут торчать!
– Госпожа Удача любит терпеливых, – спокойно ответил Ладаим, перекатывая две деревянные кости на смуглой ладони.
Резким движением кости отправились на стол. Некоторые из зевак от неожиданности вздрогнули, но Ладаиму было не до них. Не в силах даже вдохнуть, он наблюдал за полётом двух небольших костяшек, способных обогатить его. Или лишить всего, что он успел вложить в игру.
– Три и шесть, – громогласно объявил ведущий. – Итого, двадцать два с одной парой.
Две последние кости он положил рядом с предыдущими тремя. Ладаим покачал головой. Результат был не лучшим, и он мог сходу назвать несколько вариантов своего проигрыша.
– Бардон, твой черёд, – продолжил ведущий.
Толстяк Бардон каким-то образом дослужился до десятника городской стражи, хотя едва влезал в свою стёганную кожанку с двумя скрещенными мечами на груди. Клинки на гербе Басселя символизировали слияние двух важнейших летарских рек – Сальмены и Астары.
– Готовься целовать мою жопу, – просвистел Бардон, отправляя кости на стол.
Ладаим прищурил один глаз, но второй всё же оставил открытым. От крошечных точек на этих деревянных кубиках зависело слишком многое.
– Два и два, – буднично провозгласил ведущий. – Итого, семнадцать с одной парой.
– Сучий хвост… – Бардон уткнулся широким лицом в потные ладони.
– Стало быть, без поцелуев сегодня? – задиристо уточнил Ладаим, протянув руку за выигрышем.
Ведущий положил ему на ладонь лишь одну монету. Один серебряный летт, за который у хорошего торгаша можно было выменять больше, чем за несколько сотен обычных медяков. Это стоило ему полторы луны удачи в игорной комнате после выполненных поручений Лис. Выходя из «Свиного кабака» под завистливые взгляды остальных игроков, Ладаим мысленно поблагодарил паромщика, за жизнь которого он и получил достаточно леттов для большой игры с Бардоном.
Хмурые улицы Мясницкого квартала казались зловещими в вечерних потёмках. Детство Ладаима прошло в куда более солнечном и радушном месте, чем Бассель: Идалл, столица прекрасной Тивалии, был полон благоухающих садов и добрых людей. Судьба же закинула тогда ещё четырнадцатилетнего паренька в далёкую Летару. Яркие кирпичные домики у лазурного моря уступили место однообразным постройкам из серого камня и тёмных досок вдоль Сальмены, а бескрайние виноградники и оливковые сады – полям пшеницы и репы.
Бассель был городом рабочих и торговцев, а в штольни по ту сторону реки ссылали преступников со всей Летары. В этом городе было не принято доверять другим. Со временем Ладаим сам пропитался духом настороженности и стал ходить с оглядкой даже ясным днём. Жизнь в Лисьем Приюте научила юного тивалийца видеть опасность даже в играющих в луже детях или старушке с охапкой опавших листьев.
Скверный нрав Басселя проявлялся сильнее всего по осени, когда последние намёки на летнее тепло уходили далеко на юг. Ладаим шёл мимо неприветливых мясных лавок, ощущая на себе взгляды мясников и торгашей. Одна-единственная монета сейчас казалась тивалийцу невыносимо тяжёлой, будто бы каждый прохожий знал о его выигрыше и норовил запустить лапы в его кошель.
Краем глаза Ладаим уловил движение в соседнем переулке: чья-то тень бесшумно скользила меж старых покосившихся домишек. Ускорив шаг, тивалиец поспешил прочь из Мясницкого квартала к улице Звёздных Прорицателей, ведущей от собора к главным воротам Басселя. Домик, где милая семья радушно предоставила ему целый сарай за тридцать леттов раз в Луну и помощь по хозяйству, располагался прямо по ту сторону городской стены. Ладаим зашагал ещё шире, но и тень не отставала. Широкая улица Звёздных прорицателей уже показалась в сотне метров впереди, когда на пути тивалийца возникла знакомая массивная фигура.
Вспотевший Бардон, чей живот уже проглотил не только пояс, но и добрую часть паха, недобро улыбнулся. Ладаим замер и оценил обстановку. Один обрюзглый мужик, расстроенный проигрышем в кости, не был проблемой для умелого Лиса, но в переулке могло ожидать подкрепление. Да и тень, что скользила в подворотне минутой ранее, была куда изящнее и проворнее, чем толстый десятник городской стражи.
– Постой-постой, – Бардон едва выдавливал слова сквозь тяжёлое дыхание. – Дело есть.
– Мне некогда, – отмахнулся Ладаим, пытаясь удержать взгляд и на собеседнике, и на ближайших переулках.
– Помощь нужна, дружище, – десятник протянул скользкую руку. – Я ж, это самое, проиграл тебе сегодня последние деньги. Довольствие порезали, так что сейчас совсем туго. Не подкинешь монет? А то ведь с голоду помру.
– Сомневаюсь, – тивалиец скривил лицо, и попытался обойти толстяка, но тот неожиданно резво перегородил ему дорогу.
– Не торопись, – от приторной вежливости в голосе Бардона не осталось и следа. – Все там будем.
– Пожалуй, всё же потороплюсь.
– Не надо всё усложнять, губастенький. Со стражей у нас принято делиться. В Басселе же как всё устроено? Просто, на самом деле. Если хочешь жить, имей друзей больше, чем врагов.
– То есть мы с тобой подружимся, если я отсыплю тебе честный выигрыш? – Ладаим сделал пару шагов назад.
– Дружбу не обещаю, но врагом хотя бы не стану.
– Прости, такая ставка мне не по душе.
– Эх, малой-малой… Мужики, давайте!
Смутный силуэт вывалился на Ладаима из полумрака подворотни, но к этому он был готов с того момента, как завязался разговор. Тивалиец метнулся в сторону и перехватил кулак нападавшего. Сжав его запястье, Ладаим выкрутил руку тени до хруста и швырнул тело через плечо, прямо под ноги Бардона. Тот весь трясся от гнева и с недоумением поглядывал в один переулков, но вместо подкрепления лишь услышал гулкий удар и звук падающего в грязь тела.
– Эй! – тонко завопил Бардон. – Чего ждёте, дармоеды?
– Зачем грубить-то? – отозвался голос из темноты.
Та самая тень в плаще до колен, что преследовала Ладаима сквозь Мясницкий квартал, медленно появилась из сумрака подворотни с кинжалом в костистой руке. Лицо человека скрывала тряпичная повязка, но Ладаим сразу узнал широкие выступающие скулы, тёмные раскосые глаза и пряди чёрных волос на широких плечах.
– Ты не из наших, – испуганно подметил Бардон. – Где они?
– Устали дармоедствовать и прилегли, – спокойно поведал Химера, показав пальцем себе за спину. – Хочешь, отведу к ним?
– Гнида, я десятник городской стражи! – горячая слюна Бардона попала даже на лицо Ладаима.
– А по мне – обычный головорез.
– Тебе конец, губастый, – угрожал Бардон, медленно удаляясь прочь от Лис. – Лучше бы ты поделился со мной без лишней возни. Я тебя, шмару такую, найду и закопаю, понял? Выпотрошу и скормлю волчарам на том берегу… Сука!
Ладаим лишь молча помахал десятнику, поспешившему прочь, к Мясницкому кварталу. Тивалиец убедился, что туша Бардона исчезла из виду, и жестом позвал своего спасителя за собой. Они пересекли улицу Звёздных прорицателей и укрылись в одном из тёмных дворов.
– Ты чего тут делаешь? – полушёпотом выпалил Ладаим, усевшись на сырую после вечернего дождя колоду.
– Соскучился, например, – Химера стянул повязку с острого лица и усмехнулся. – Для начала, не за что. А вообще, нам поговорить надо.
– А в Приюте никак?
– Дело личное, не для Приюта, – Химера замялся. Ладаим впервые за долгие годы увидел волнение на его лице. – У меня нарисовались проблемы.
– И я должен их решать?
– Ты один из немногих, кому я доверяю в этом крысятнике. Не зря же тебя назвали Крысоловом.
– Я по-прежнему ненавижу это прозвище, – Ладаим вздохнул. – Но…
– Да-да, – кивнул Химера. – Имя, данное Настоятелем, каждый обязан принять и умереть с ним на устах.
– Ой, как заговорил, – фыркнул тивалиец. – Тебе отличное имя досталось.
– Химера-то? Чем оно отличное? Они у нас вообще не водятся. А вот крысы – ещё как.
– Давай по делу, я устал.
– Не здесь, – Химера окинул взглядом сонные домики вокруг. – Пойдём в «Морду», там перетрём.
– Святое Солнце, – Ладаим провёл рукой по коротким жёстким волосам.
– Шевелись.
Лисы отправились прочь от центральной части Басселя по одной из скудно освещённых улочек. Редкие стражники, попадавшиеся на пути, не обращали внимание на двух товарищей, мирно плетущихся в сторону городской стены. Ладаим выискивал среди прохожих грузную тень Бардона, но на сей раз никто не норовил напасть на них из подворотни.
Заведение «Пёсья морда» расположилось меж старых деревянных домов неподалёку от стены. Хозяин заведения хотел окрестить его «Волчьим логовом» и сварганил вывеску с изображением сурового лесного хищника, но местные выпивохи разглядели в изображении лишь морду грустного пса. Имя это прижилось в народе, а хозяину оставалось только смириться.
