Обнажая искренность

Вдруг я почувствовал всеми фибрами тела острый взгляд, словно лезвием ножа коснувшийся моей спины, будто грабитель в подворотне приставил лезвие к моему боку. Сладко-приторный запах ударил мне в нос. Он был мне знаком, но я не смог вспомнить откуда, насторожился. Обернулся и увидел перед собой Алену Варшевскаю, ту самую, что сегодня предлагала мне дать интервью. Неизменно подле нее стоял ее охранник-помощник.

–Ну, привет, – игриво сказала она.

–И тебе привет, – ответил я.

Что-то изменилось, – отметил для себя я, – она стала ласковей, но ласковость эта искусственная, включаемая тогда, когда дамам ее типа что-то нужно от человека и этим человеком в данный момент являлся я.

–Ты уже подумал над моим предложением?

–Как-то не выдалось минуты, – ответил я.

–С тобой хочет познакомиться еще один человек, пойдем со мной.

Не дожидаясь моего ответа, она взяла меня за руку и потянула за собой.

–Нет, с тобой я никуда не пойду.

–Нууу, не будь таким.

–Каким?

–Непослушным.

–Я вам ничего не должен, дамочка.

–Почему ты такой?

Я не стал задавать вопрос: «какой?», который она, очевидно, ждала от меня. Не стал его задавать потому, как вообще не хотел с ней говорить. Так и не услышав моего встречного вопроса и не увидев даже взгляда в свою сторону, немного задетая, с претензией в голосе, она спросила: -Ты совсем не любезный, не приветливый, почти грубый, хотя я про тебя наслышана много хорошего. Ты на меня обижен за что-то?

–Я тебя даже не знаю, на что мне быть обиженным? И, если уж быть совсем откровенным, узнавать тебя у меня желания нет совсем.

А вот и кульминация, – почти усмехнулся про себя я, – здравствуй настоящая Алена. Сморщенные злобой брови и гневный оскал, вперемешку с презрительно сдвинутым ртом – она явно не довольна. Пора ставить точку.

–И решение мое по поводу интервью – я отказываюсь.

Челюсть яростно стиснулась, выражение лица стало каменным. Она явно была в ярости.

–Постой, не двигайся, – злобно и с ядовитой язвительностью в голове произносила она, – дай я тебе твою корону поправлю.

Я рассмеялся, взял свой стакан с барной стойки и направился прочь от нее. Шел куда-то в толпу, не знаю куда, но подальше от этой дамы.

–Эй, Макс, ты куда? – крикнул мне в след Миша.

–Твой друг самовлюбленный нарцисс! – бросила Алена Мише.

Миша пожал плечами, очевидно, прочувствовав на себе ее тяжелый взгляд, взял свой стакан и направился в толпу, где, минутой ранее, скрылся я. Догнал меня.

–За что ты так с ней?

–Почему ты спрашиваешь? Ты же и сам прекрасно это видишь?

–Я вижу? – удивленно переспросил он.

–Посмотри на нее, что ты чувствуешь? Какие чувства у тебя вызывает этот человек?

–Но, Макс, а как же гонорар, который они хотят тебе заплатить, он ведь очень высокий?

–Миша, мы столько лет с тобой знакомы, и ты еще не понял, дружище, что никакие деньги не могут подменить истинной человечности. Ты меня разочаровал. Посмотри же на нее внимательнее, она эгоистична и, помимо этого, зла. Самовлюбленный ум любит себя, злой же – ненавидит «других», а «другие» для нее это все, кто отказывается плясать под ее дудку, а те, кто пляшет – в чести пока ей это угодно.

–Порой я действительно не могу тебя понять, Макс.

–Тогда просто поверь мне. А лучше верь своим чувствам, возникающим в тебе, когда ты общаешься с тем или иным человеком. Чувства всегда правдивы, они тебе расскажут, кто ты есть на самом деле. В этой же ситуации, дружище, ты слушаешь свой ум, который только и твердит тебе про деньги.

–Ладно, давай опустим эту тему.

–Лучше закроем. Уже закрыли, тем более что она исчерпана.

Я огляделся, наблюдая народ – сплошная вакханалия. Люди танцевали, желая сбросить с себя самих себя, вливали литры алкоголя, вдыхали тонны разного дыма вперемешку с порошками, только бы забыть кто они, только бы хоть на миг избавиться от самих себя, от своей жизни, так терзающей их, забыться. Завтра они вернуться к своей обыденности, к своим проблемам и трудностям, к самим себе, желая снова повторить этот без башенный угар, чтобы вновь забыться и убежать от самих себя, а вчерашняя боль, тем временем, с удвоенной силой будет сжимать их дрожащие сердца, давить их уставшие души. Завтрашняя реальность сорвет эту иллюзию счастья, «наконец то» сладкой жизни, о которой им когда-то рассказывали, как срывает смерть маску жизни с человека, испускающего последний вздох. Все это искусственно и иллюзорно. Люди играют свои роли, кто-то модель, кто-то продюсер или кинозвезда. А может ты певец или актер, а, быть может, ты бездомный. Бездомные хотя бы, в большинстве своем, не носят масок, не притворяются кем-то другим, им это не к чему, не нужно ни перед кем притворятся «не собой». Но все это не важно. В конечном итоге мы всегда имеем один конец. Остается лишь надежда на лучшее завтра. А я, тем временем, продолжаю искать искренность в людях, с не угасающей надеждой всматриваясь в их бессмертные окаменевшие души.

* * *

Я проснулся, как обычно просыпаются все, считающие себя творческими, люди около полудня, основательно выспавшимся и отдохнувшим. Лучи солнца, набравшись смелости, пробивались сквозь закрытые жалюзи моей спальни. Не было дел, не было планом, я не знал, чем буду заниматься весь сегодняшний день. Я не стремился, как многие люди, заполнить чем либо, в предпочтении развлечениями, свой настоящий день. Что я отчетливо знал, так это то, что намереваюсь провести этот день незабываемо, наполнить его своим вдохновением, радостью, любовью и празднованием.

Я привел себя в порядок и отправился к Мише, узнать, в порядке ли он после этой безумной вечеринки. Приехав к нему, я был ничуть не удивлен. Похоже вчера я уехал слишком рано и не застал настоящего веселья, начавшегося там чуть позднее, когда гости сполна набрались всех предложенных наслаждений, имеющихся в ассортименте.

–Куда ты вчера так рано уехал? – спросил Миша, потирая свою сонную физиономию.

–Я подустал, – ответил я, – нужно было выспаться.

–Знаешь, брат, там вчера такое началось ближе в полуночи! – жестикулируя руками и строя гримасы, рассказывал он, – люди словно с ума по сходили. Не знаю, алкоголь это, или наркотики, или все вместе, но они словно с цепи сорвались.

Он широко улыбался, смотря куда-то ввысь, словно в пустоту и вспоминая прошедшую ночь.

–Послушав твой рассказ, я понимаю, что правильно сделал что уехал.

–Ну что, какие планы?

–У меня заканчиваются деньги, со времен моей прошлой книги прошло не мало времени. Ты можешь найти мне что-нибудь?

–Как продвигается твоя работа над новым романом?

–Пока пустота.

–Ясно. Предложений нет, дружище. Ты помнишь, их было очень много, но ты их всех послал.

–Да, я помню. Похоже, как бы ужасно прискорбно это не звучало, мне придется согласиться на предложение той журналистки. Как же я не хочу этого делать, знал бы ты.

–Крепись.

–Как бы мне сначала согласится, а потом ее нахуй не послать в середине разговора после какого-нибудь неуместного вопроса.

–Хахах. Даже если так произойдет, это будет эпично.

–Согласен. Позвоню ей сегодня.

Я позвонил по номеру, который оставила Алена Воршевская. К моему удивлению она разговаривала довольно спокойно. Договорились о встрече сегодня вечером.

–Ладно, я поеду. Убедился, что ты в порядке и помчу. На связи, – сказал я.

–Давай, береги себя, – ответил Миша.

Я приехал на встречу. Алена стояла у входа одна. Поздоровавшись, мы зашли внутрь и присели за столик. Она не подавала ни каких признаков враждебности, что заставило меня быть еще более бдительным.

–Что ты пьешь? – спросила она.

–Я буду яблочный сок. А вообще, я бы съел что-нибудь, не зря же мы в ресторане сейчас.

Подошел официант, я заказал полноценный обед, Алена заказала салат.

Я понимал, что она из себя представляет и знал, как с ней нужно общаться. В ее взгляде я видел тонкую нить заинтересованности, отчасти из-за этого вел себя немного по-хамски.

–Что ж, перейдем к делу. Условия договора прежние: ты даешь мне интервью, в которое входит и часть, описывающая твой быт, как ты живешь, твой дом. Оплата прежняя.

Я молчал и жевал, думая о чем-то своем.

–Скажешь что-нибудь? – произнесла она с легким раздражением.

–Хорошо, – сказал я, – но только без моего дома.

–Тогда гонорар будет ниже.

–Согласен. Мы можем начать прямо сейчас.

–Но мы же обедаем сейчас, – удивленно сказала Алена.

–Это нам не помешает. Давай, задавай свои вопросы.

Она заметно огорчилась, приправив свое огорчение гневом и нетерпением.

–Я не особо подготовлена, не думала, что мы начнем прямо сейчас. Я планировала обговорить на этой встрече детали, – протянула она.

–Какие детали, ты же профессионал, – произнес я.

–Ну хорошо. Я задам несколько вопросов.

Алена посидела молча несколько минут, потом достала блокнот и ручку.

–И так, приступим, – сказала она, – у тебя есть спутница?

–Я девственник.

–Почему ты захотел стать писателем?

–Следующий вопрос, пожалуйста.

–Максим, я оставила первый вопрос без твоего пояснения, поскольку это личное, но второй вопрос касается твоего творчества, он необходим для статьи.

–Ну хорошо, я отвечу. Я не становился писателем и не решал им стать. Писателем невозможно стать. Ты либо писатель, либо нет. Если у тебя получается писать относительно хорошо, то, возможно, это твое, если нет, то лучше тебе заняться чем угодно, только не писательством. И еще, если ты можешь не писать, то лучше не пиши. Занимайся чем угодно – продавай, подметай улицы, разгружай фуры, иди работать в офис, иди служить в армию, но не пиши. Это чертовски сложно.

Алена сосредоточенно записывала мои слова. Впервые, глядя на нее, я увидел ее настоящей, без маски. Она больше не играла, не притворялась. Сейчас она была собой, такой, какая она есть на самом деле – увлеченной и заинтересованной. Мне впервые, с момента нашего знакомства, захотелось узнать ее, заглянуть поглубже и увидеть, какая она внутри. Алена дописала и обдумывала свой следующий вопрос. Тем временем я с треском уплетал свой обед.

–Максим, почему именно романы? Почему не сценарии, например? Есть ведь множество направлений, где можно получать очень большие деньги за свою работу.

–Не знаю на счет других «творческих» людей, но я не умею писать под заказ. Не могу заставлять и принуждать себя сделать что-то. Нечто просто рождается внутри, а я выступаю как проводник этого чуда в свет. «Это» просто приходит через меня. Если писатель пишет по чьему-то указу, это уже не творчество, это заказ, который, скорее всего, обречен на гибель. В нем пропадает та тонкая жилка настоящего чистого творчества, через которую рождаются на свет великие произведения. Тот огонек, что согревал его изнутри, который являл себя свету, погашен и остается лишь сухое безжизненное копирование своих прежних слов или же чьих-то других. Это мертво. И тем более хуже, если человек пишет ради денег, ради заработка и прибыли. Творчества тут нет и в помине. Я лучше умру сам, чем стану писать таким образом.

–Ты пробовал писать что-то другое?

–Иногда рождаются стихи. Но пока ни один из них не опубликован.

–Я могу помочь тебе с этим.

–Я подумаю над твоим предложением, – с улыбкой ответил я.

–Какой совет ты можешь дать начинающим писателям?

–Усадить свою задницу за клавиатуру и не вставать, пока не родиться что-то стоящее. «Истечь на ней кровью.» Если этого не произойдет, никогда больше не писать.

Я заканчивал с ужином.

–На сегодня хватит, – сказал я, – мне нужно вымыть руки.

Я встал и пошел в уборную. Вернувшись, я увидел, как Алена что-то усердно записывала в своем блокноте и резко захлопнула его, когда увидела, как я приближаюсь.

–Что ты там пишешь, – спросил я.

–Это секрет.

–Ну хорошо. Как ты собираешься добираться домой, за тобой приедет твой помощник?

–Я надеялась, мы продолжим наше интервью у тебя дома. Мне же нужно написать о том, как ты живешь, – сказала она и на лице ее сверкнула заинтересованно-игривая улыбка.

–Я же сказал тебе, Алена, мой дом – это табу.

Алена скорчила по-детски обидчивую гримасу, очевидно, имеющую намерение побудить меня передумать. Я не отреагировал.

–Почему, Макс?! – слегка повышенным голосом, почти с протестом произнесла она.

–Что почему?

–Почему ты игнорируешь меня и делаешь это очень грубо, меня это обижает.

–Тебя это обижает, Алена, потому как ты привыкла, что все, чего ты желаешь – ты получаешь. А тут какой-то «шут» тебе отказывает. «Как это так? Да кто он такой? Как он смеет мне отказывать?» – вот такие мысли посещают твою голову по отношению ко мне.

–Откуда тебе знать, какие мысли меня посещают.

–Потому что я знаю людей, и ты их типичный представитель, пусть и одетый в глянец.

–А вот тут было обидно.

–Не нужно обид. Об этом вообще не нужно говорить больше. Давай закончим этот разговор и разъедемся. А когда продолжить интервью, решим завтра.

–Ты словно чего-то не договариваешь. Скажи мне все, что ты думаешь обо мне!

–Тебе это не понравится.

–Вот и увидим. Это, все же, мне решать.

Я посмотрел на нее. Отбросив все предрассудки и суждения, я всмотрелся в нее. Надежда возникла внутри меня, надежда по отношению к ней, надежда, что внутри нее окажется хоть что-то, за что можно зацепиться и вытащить ее из того болота эгоизма, в котором она находится. Внешность меня не интересовала, я смотрел внутрь, пристально всматриваясь в ее естество, и, к моему большому сожалению, не видел ничего, хотя очень хотел увидеть.

–Нет.

–Нет?

–Как-нибудь в другой раз, я устал.

–Это отмазка.

–Думай, как хочешь, – произнес я, встал и начал надевать куртку.

–Ладно, в другой раз, поймала на слове.

–Ловить на слове нет необходимости, я всегда отвечаю за свои слова!

Алена улыбнулась, словно что-то почувствовав.

–Признаться, сначала ты мне не понравился, Максим Орловский. Показался заносчивым засранцем, возомнившим себя гением. Но теперь я вижу, что ты намного… глубже, чем кажешься и совершенно … открытый, ты не притворяешься.

–Тебя это удивляет? – уже одетый стоял перед ней я.

–Да! В тебе нет притворства. Это очень удивляет, цепляет и … возбуждает.

–Будь осторожна. Я имею свойство прорастать в сердца тех, кто поначалу считал меня засранцем и оставаться там надолго.

Она улыбнулась, смотря мне прямо в глаза, и слушала. Я смотрел на нее и видел, как загорелась искорка надежды внутри нее, какая загорается у женщины, желавшей обрести, наконец, своей долгожданное счастье. Какой бы «сукой» не была женщина, в глубине души она хочет любить и быть любимой.

Алена поставила свой бокал на стол, встала и подошла ко мне. Мы смотрели друг другу прямо в глаза. Она обхватила ладонями мое лицо, приблизилась и поцеловала меня.

–Не думаю, что это хорошая идея, – отлепившись от нее, произнес я.

–Это один из твоих приемов? – сказала она, – ты отталкиваешь женщину, и из-за этого она еще больше тебя хочет?

–Ну, ты вроде как берешь у меня интервью.

–Я хочу взять у тебя не только интервью, – с похотью в голосе, сказала она, – ты мне понравился, Макс, ты что-то пробудил во мне. Ты определенно из тех мужчин, которые умеют по достоинству оценить и насладиться женщиной.

–Высокая похвала, спасибо. И…

–И?

–Мне пора, извини, – произнес я мягко.

Я наблюдал удивительный процесс – под внимательным присутствием мужчины женщина менялась. Сквозь глыбы замерзшего льда ума пробивался раскаленный уголек чувственности.

–Вау! – воскликнула она, – ты и правда какой-то не такой! Вот так просто отказать женщине, которая чуть ли не прямым текстом тебе намекает на секс. Или, быть может, ты этого просто не понял!?

–Трудно не понять, когда так «тонко» намекают.

Алена, стоя передо мной, снова сделала попытку приблизиться, делая, очевидно, снова поцеловать меня. Я отшатнулся, сделав шаг назад.

–Извини, дело не в тебе.

–Знакомая фраза, – теперь уже с искренней не прикрытой грустью произнесла она.

–Мне она знакома тоже.

Она молча смотрела на меня, словно вымаливая пощады. Но я не винил ее и не наказывал, винила себя она сама.

–Мне нужно идти, – произнес я мягко, – пока. Созвонимся и договоримся о встрече, когда продолжить интервью.

Развернувшись, я направился к выходу.

Утро было поздним, бодрым и энергичным. Все мои попытки приучить себя к режиму «ранний подъем – ранний отбой» успеха пока не достигали. Волновало это меня не слишком. Разминка, стандартные физические упражнения, пара бодрящих практик, душ, иногда контрастный. О завтраке я часто до обеда и не вспоминал. Открыл компьютер, мои руки легли на клавиатуру. Тишина, я замер. Сердце ритмично бьется в груди, энергия переполняет. Глоток воды. Желает ли что-то родиться в этот момент? Определенно. И мои пальцы застучали. Работал я над новой книгой, романом, и снова о любви. А что еще имеет значение в этой жизни? Строка ложилась на строку, я писал. Спокойно и уверенно излагал я свои мысли, повествуя историю. Борьба добра и зла, томленье душ, надежда, повзрослевшая в веру, и сраженья за любовь. Прошло несколько часов. Снова выпил воды, почувствовал голод. «Прекрасное начало дня, – подумал я и отправился к кухне, – вот и завтрак в двенадцать часов дня». Раздался телефонный звонок – Алена.

–Привет, – произнес я.

–Привет, – ответила она мягким голосом.

–Удивительно, но сейчас это была совсем другая Алена. Быть может «такая» она была открытием сама для себя, и я был рад, что в ней происходят такие изменения.

–Встретимся? Интервью.

–Да, давай, – ответил я, – где, когда?

–Тебе во сколько удобно?

–Сейчас съем что-нибудь и свободен до конца дня.

–Отлично! Давай через пару часов можем встретиться, я пришлю тебе адрес.

–До встречи.

–До встречи.

Удивление все еще присутствовало во мне, удивление приятное. Я был рад, что она тает, что сердце ее размораживается. Пусть оно и не отыщет взаимности, но оно почувствует, а это уже первый, самый нужный шаг.

Час икс. Я у ресторана. Звоню.

–Я у ресторана.

–Я подъезжаю.

–Я присяду, ты сразу заходи и увидишь меня, я предупрежу официанта.

–Хорошо, – проговорила она и в голосе ее звучала торопливость.

Я прошел в ресторан, присел за столик, официант подал мне меню, я предупредил его о своей гостье и стал рассматривать предлагаемые напитки.

А вот и она, – подумал я, увидев вошедшую в холл ресторана, Алену. Она, глубоко дыша, что-то тараторила девушке хостес, параллельно оглядываясь по сторонам, словно что-то или кого-то высматривая, очевидно, меня. Девушка указала ей в мою сторону, и парень официант взялся ее проводить. Алена подошла к столику, я поднялся, чтобы ее поприветствовать.

–Привет еще раз, – все еще «бежавшим» голосом произнесла она, кладя свои вещи на стул, – прости за опоздание.

Я приветливо улыбнулся, слегка кивнул и присел за свой стул, краем глаза увидев очередное легкое удивление на ее лице. Из-за чего? Видимо, из-за моего поведения. Принцессы жалуют только принцев, а когда рядом оказывается без манерный или, точнее сказать, безразличный к ней простак, это их здорово удивляет.

Подошел официант и подал еще одно меню. Я сделал заказ, Алена тоже.

–Начнем? – спросил я.

–Вот так сразу?

–Это не секс, тут прелюдия не нужна, – мягко, но четко произнес я. Было видно, что она все поняла, тем ни менее не скрывая удивления, и стала искать блокнот в своей сумке. Нашла.

–Максим, почему ты начал писать?

–Ты же задавала этот вопрос вчера или я ошибаюсь?

–Быть может сейчас ты захочешь ответить по-другому.

–Ладно, – пара секунд раздумий, – я начал писать, потому что внутри у меня есть нечто, желающее выхода, желающее сделать заявление, желающее выразить себя. Это нечто имеет глубокий смысл, разумеется, лично для меня. Было много попыток самовыражения и все они, к сожалению или счастью, закончились неудачей. Хочется думать, что к счастью. Как-то раз я попробовал писать и, к моему глубокому удивлению, у меня получалось, сказать точнее, мне доставило это большое удовольствие. Я продолжил и теперь есть то, что есть.

–Читая твои книги, я обратила внимание на один момент, который показался мне любопытным. В классических произведениях писателей 20 века можно отметить одну отличительную черту – многие их писателей описывают современность своего времени, как «наличие суровых реалий жизни». Суровый быт, сопровождающийся грубым и насильственным отношением людей друг к другу, отсутствие цивилизации, гигиены, медицины, образованности, как ее проявления. Физическая сила является универсальным источником решения проблем, над которой стоит только власть, считающая себя значительно выше «простолюдинов», порабощающая их, эксплуатирующая и презирающая. Нищета, голод, отчаяние, смерть – все это сопровождало то время, когда терзаемые сердца писателей и поэтов больше не могли терпеть и начали изливать свои чувства на бумаге. В твоих произведениях, Максим, всего этого нет или есть частично, предположительно потому, что подобные рассуждения прижились в нашем обществе и кажутся обыденными и естественными. Ты, напротив, описываешь и раскрываешь совершенно противоположные вещи – радость, любовь, счастье, достаток, красота, благополучие и прочее в этом духе, игнорируя, намеренно или нет, если можно так выразиться, «низменные» качества жизни. Не мог бы ты это прокомментировать?

–А ты здорово подготовилась, чувствуется набитая мысль. Текст репетировала?

–Не то, чтобы репетировала, но готовила довольно вдумчиво и продолжительно.

–Прозвучало любопытно, интересный вопрос и у меня есть на него ответ.

–Я вся внимание.

–На мой взгляд, все эти вещи, которые ты так подробно упомянула и перечислила, все то «страдание», которое довелось переживать людям, жившим до нас, все эти тяготы жизни были воспеты, описаны и рассказаны на столько подробно и сыто, что вновь поднимать все эти темы просто нет необходимости. Сказанного, на мой взгляд, более, чем достаточно. Есть мнение, что обо всем этом говорилось, писалось, пелось с той целью, чтобы привлечь к этому внимание, указать на невыносимость такой жизни. Это было сделано сполна и продолжается по настоящее время, но в меньшей степени. Думаю, потому как народ стал достаточно зрел, чтобы самостоятельно видеть окружающие их пороки, страдания, серость дня и темноту души, хотя и не всегда. Люди, говорившие об это, не умолкая, свершили свою миссию, сделали то, что должны были – обратили внимание людей. Сейчас же ситуация такова, что человек может четко знать, чего он не хочет, чего он желает избежать, от чего уйти, но, при этом, не имеет понятия куда же ему двигаться от всего этого. Острый ржавый гвоздь колит в поясницу, подталкивая к движению, и человек двигается, уходит от зудящей боли. Только, сделав несколько шагов, останавливается, понимая, что боль стала слабее, что этих нескольких шагов достаточно, что теперь боль можно терпеть и тут же прекращает идти, просто потому, его все страивает. Устраивает или смиряется с тем, что есть, поскольку просто не знает, что боли может не быть совсем, не знает, как прекрасно может быть, впереди него нет ориентира. Такие ориентиры в настоящее время жизненно необходимы. Не просто выдуманная несбыточная фантазия, а самое настоящее переживание, при котором человек чувствует себя живым, чувствует себя самим собой. Я считаю важным показывать эти ориентиры и делаю это. Разумеется, все сказанное мною, подкреплено моим личным опытом. Не выдумка священника, твердящего о вымышленном рае, а реальный опыт, здесь и сейчас, при котором человек чувствует себя хорошо.

–Вижу, ты тоже подготовился. Вау! Признаться, я впечатлена. Не ожидала такого ответа.

–Спасибо. Рад, что тебя это тронуло.

–Не то слово. Все это звучит очень радикально, словно по-революционному.

–Именно это нам всем сейчас и нужно – революционно новый взгляд на вещи, как старые и привычные, так и новые вырабатываемые. Мы знаем, от чего хотим уйти, знает, что хотим иметь и какими хотим быть. Чем ярче это осознание, тем тверже шаг на пути к этому.

–Не задумал ли ты случайно государственный переворот, Максим Орловский?

–Переворот уже происходит, но только не государственный, а духовный. Переворот ментальности, встающий, наконец, в головы на ноги.

–В твоем романе уделяется большое внимание человеческим отношениям, в частности отношениям между мужчиной и женщиной. Можешь это прокомментировать?

–Что может быть интереснее человеческих отношений? Что может быть важнее отношения вообще? По истине, прекрасны отношения между мужчиной и женщиной. Я исследовал множество аспектов жизни и ни один меня так не заинтересовал, как человеческие отношения. Отношения есть всегда и везде. Отношения между людьми, между людьми и животными, людьми и предметами, отношения природы и человека, отношения жизни с самой жизнью по средствам самой жизни. Это поистине божественный дар людям. Только благодаря отношениям, мы может по-настоящему познать самих себя.