скачать книгу бесплатно
Голос Гасана, неожиданно раздавшийся рядом, заставил женщину вздрогнуть.
– Ох, извини, если напугал! Вошёл, смотрю, никого на веранде нет, слышу, на кухне кто-то ходит, вот и пошёл на звук!
– Присаживайся, Гасан, хорошо, что пришёл, у меня как раз твой любимый чечевичный суп с домашней колбасой! И буркив сейчас начну делать!
– Нет-нет, Айша, есть я не стану, только недавно поел от души, а вот от чая не откажусь!
– Вечно ты так! Почему кушаешь, когда к нам идёшь? В другой раз, смотри, ничего не ешь, а то я сильно на тебя обижусь!
– Хорошо, сестра, обещаю!
Гасан после смерти Ансара нередко наведывался в дом Ахмедовых, один или с женой Светланой, почитая своим святым долгом оказывать внимание семье покойного друга.
Работа в редакции городской газеты «Знамя коммунизма» была несложной, но достаточно ответственной, несмотря на кажущееся однообразие тем и материалов. Бодрые вести с колхозных полей, жизнерадостные репортажи с фабрик и заводов, новости науки и культуры – на каждый материал приходилась соответствующая рубрика, и всё это перемежалось тщательно отобранными новостями из-за рубежа. И здесь главной идеологической задачей для всех без исключения работников печатного слова было реальное отображение непримиримых противоречий социалистического и капиталистического миров, естественно, не в пользу последнего. Союз Советских Социалистических Республик просто не мог, не имел права быть хотя бы в чём-то не на должном уровне в глазах и своих собственных граждан, и всей мировой общественности, тем более что западный мир, при всём его материальном благополучии, был весьма несовершенен в плане морали и нравственности, изобилуя вещами, абсолютно неприемлемыми для тех, кто строил коммунизм или, во всяком случае, искренне полагал, что строит.
Гасан со Светой принадлежали именно к таким искренне полагающим, и работа, которую Гасан выполнял в городской газете, позволяла ему тешить себя мыслью, что он делает пусть однообразное, зато весьма нужное для города, для республики, а значит, и для страны дело.
Главное, думал Гасан, – это идея, а идея предусматривала в том числе и веру в печатное слово. И если, не дай Бог, перестать в него верить, то ты кончаешься и как журналист, и как гражданин, ибо всё на свете проходит, а печатное слово остаётся, и измеряться оно должно на вес золота.
Самого золота как такового Гасан со Светой не нажили, а то немногое, что оставили родители, ушло на предметы быта. В какие-то моменты жизни они оказывались не менее важны, чем идея, включающая, помимо всего прочего, и печатное слово.
Ничего лишнего, такого, что могло бы обременить их жизнь с точки зрения материи, у них не было. И двоих своих детей они воспитали в полном соответствии с собственными жизненными принципами, один из которых гласил, что следует довольствоваться малым, ибо всех денег не заработаешь и в землю с собою не заберёшь, главное – это самоотверженный труд во благо общества.
– Расскажи, Гасан, как ты поживаешь, как Света и дети?
– Да вроде всё хорошо, сестра. Дела идут по-прежнему, в одном и том же режиме, а вот здоровье на месте не стоит, всё движется… к своему ухудшению! Ну, ничего, как-нибудь справимся!
– По-прежнему всё ездишь в свои командировки?
– Нет, уже не езжу, наездился! Теперь молодые ездят, а я всё больше сижу за своей машинкой.
– Да-а-а, интересная у тебя, должно быть, работа, – сказала Айша. – С людьми много встречаешься и обо всём, что на свете происходит, знаешь!
– Ну да, – согласился Гасан. – С такой работой уж точно со скуки не умрёшь!
– Ты мне скажи, а что было для тебя самым удивительным и интересным за всё время, что ты работаешь? – поинтересовалась Айша.
– Самым удивительным? – Гасан задумался и, немного помолчав, ответил: – Самое удивительное и потрясающее зрелище, которое мне когда-либо приходилось видеть в своей жизни, – это Чиркейская ГЭС.
– Чиркейская – что? – не поняла Айша.
– Ну, гидроэлектростанция… Плотину построили на реке Сулак, самую, пожалуй, большую во всей нашей стране! Представь себе, сестра, горное ущелье, где выстроена более чем двухсотметровая плотина, а с площадки сбоку такой вид открывается, что аж сердце замирает и дух захватывает!
– Ну, высотой-то в горах никого не удивишь! – заметила женщина.
– Высотою и впрямь не удивишь, а вот можешь ли ты представить себе, чтобы в горах было огромное море?
– Море в горах?! Это как же?
– А вот так. Выходишь на площадку и видишь перед собою громадных размеров море, и создано это море не природой, а человеческими руками!
– Вай Аллах, чего только в жизни не услышишь! – покачала головой Айша. – И где же это находится?
– На месте аула Чиркей. Его жителей пришлось переселить на равнину, теперь это место называется Новый Чиркей, ну, а сам аул затопили…
– Затопили?! Как это можно! Люди ведь там веками жили! Зачем же так с ними поступили!
– Видишь ли, сестра, эта плотина нам позарез нужна! Благодаря ей мы получаем электричество, и в недалёком будущем весь наш Дагестан, да что там Дагестан, весь Кавказ будет отсюда снабжаться электроэнергией!
– Всё равно людей жалко! – упрямо сказала Айша. – Там ведь могилы их предков, и все затоплены…
– Ну… ради великого дела приходится жертвовать чем-то! Как говорится, лес рубят – щепки летят! Я, кстати, писал о Чиркейской ГЭС.
– Да, наши домашние читают все твои статьи. Молодец, говорят, дядя Гасан, хорошо пишет, задор ещё есть!
– Ну… порох, конечно, ещё не иссяк, хотя… иногда вот думаю, может, лучше вернуться в горы, там, наверное, больше бы пользы принёс!
– Не стоит, Гасан, думать о том, что было бы, если бы… Как нам предписано, так и бывает! Хотя, если честно, я и сама нередко тоскую по горам, увидеть бы, думаю, хоть разок!
– Ну, уж гор-то я, слава Богу, понавидал на своём журналистском веку! Весь Дагестан вдоль и поперёк облазил. Горы как стояли, так и будут стоять до скончания века. Ты мне расскажи, как твои дети?
– Слава Аллаху, дети живы-здоровы. Малика часто приезжает из Махачкалы вместе с Юсупом, Марьяша уже подросла, учится на одни пятёрки, очень сообразительная девочка растёт! Буйнакск обожает, хлебом не корми – дай сюда приехать!
– А как их сынишка?
– Мажидик просто золото! До чего прелестный ребёнок, словами не передать! Дадэй, говорит, я, когда вырасту, буду Гагариным! Представляешь?
– А скажи-ка ты мне, Айша, по секрету, кого из внуков больше любишь?
– Да всех, конечно, одинаково! – улыбнулась Айша. – Ну… разве что к Марьяше чуть-чуть особое отношение, всё-таки самая первая родилась, и единственная пока что у нас девочка!
– Да-а, жаль, Ансар не всех успел увидеть! Вот бы радовался!
Айша вздохнула и в наступившем молчании подлила чай в чашку Гасана.
– А чай твой, сестра, как всегда, ароматен и вкусен! Рецепт, небось, всё тот же? – лукаво подмигнул Гасан.
– Ну, конечно! Не жалеть заварки и…
– И души?
– Вот именно!
Они засмеялись и вновь умолкли. Допив чай, Гасан спросил:
– Что слышно от Далгата? Как он там?
– Далгатик, слава Аллаху, живёт неплохо, учится, город ему очень нравится.
– Это хорошо! Я уверен, что из нашего Далгата выйдет ба-а-льшой учёный! Он ведь на археолога учится?
– Да, на него, хотя я не очень-то понимаю, для чего ему понадобилось в земле копаться! Он хоть и помогал, бывало, Ансару по саду, всё же больше любил книжки читать!
– Ну, одно другому не мешает. Мальчик выбрал себе такую профессию, когда чем больше книжек прочтёшь, тем удачнее раскопки. Письма вам часто пишет?
– Да нет, не очень… Раньше часто писал, а теперь в полгода раз. Но всегда интересуется, про всех спрашивает, приветы передаёт!
– А квартира их так и пустует?
– До недавнего времени пустовала, а сейчас там пока живёт двоюродная племянница Манапа.
– Это которая?
– Дочка Абдулабека, помнишь, его тоже репрессировали вслед за Манапом!
– А-а-а, ну да, ну да… Тяжкие были времена!
– Ещё какие тяжкие… Ну, твоих-то, слава Всевышнему, это миновало!
– Можно сказать и так. Но зато всю мою родню по материнской линии выгнали с гор и переселили на равнину. Тоже нелёгкое дело для души! Ты ведь помнишь это время?
– Ещё бы не помнить! Такое забудется разве?
– Эх, сестра, давай-ка лучше не будем о плохом! Сейчас, слава Богу, всё вроде спокойно!
– Да, сейчас время, кажется, и в самом деле успокоилось. Люди одеты-обуты, накормлены, всюду порядок, государство работу даёт.
– А ещё учит и лечит бесплатно! И жильё даёт бесплатное всем, кто нуждается! Это разве плохо?
– Кто говорит, что плохо? Просто… пока это время наступило, много чего пришлось пережить.
– Ничего не попишешь, дорогая Айша, опять, как видишь, приходится сказать: лес рубят, а щепки летят!
– Ох, не люблю я эту пословицу! Больно много щепок этих полетело!
– Да-а! – Гасан поёрзал, а потом поднялся, засобиравшись уходить.
– Передай от меня Свете привет. В другой раз приходите вместе, я её уже давно не видела, соскучилась! – сказала Айша.
– Вот взяла бы да и сама к нам пришла!
– Что ты, брат, я ведь никуда не выхожу! Если только, не дай Аллах, на соболезнование к кому, а так всё время дома. Как-то раз вышла проведать Хасанат, свою давнишнюю приятельницу, так внуки мои к ней туда за мной прибежали, пошли, говорят, дадэй, домой, без тебя там плохо! Вот так и сижу целый день дома, пока все мои не соберутся!
– Ну что ж, пойду я, пожалуй… – Гасан, покряхтывая, поднялся. – Спасибо за угощение! Имрану от меня большой салам, давненько я его тоже не видел.
– Передам обязательно! Спасибо, что не забываешь нас!
– Как я могу! Пока ноги меня носят, буду приходить, а там… пусть уже дети ваши ко мне приходят!
Глава 10
Нурадин закрыл калитку и медленно побрёл вдоль старой кумухской дороги, которая по-прежнему звалась в народе Царской, и название это, вероятно, во всём Советском Союзе было единственной географической памятью о тех временах, когда на Руси правили цари.
Правда, нынешняя Царская дорога ничем не напоминала прежнюю, и появись на ней вдруг фаэтон, коих прежде тут было немало, теперешние кумухцы были бы таким зрелищем весьма ошеломлены. Зато теперь здесь было много машин и автобусов, сновавших через Кумух и обратно в разные районы Дагестана.
Да-а, думал про себя Нурадин, направляясь этим утром в сторону базара, что и говорить, Кумух нынче уже не тот, что раньше. Вон выстроено здание клуба, рядом книжный магазин, школа, педучилище, а с другой стороны лакский театр, сельская библиотека… «Всё, всё имеется для образования людей! – думал с удовлетворением Нурадин. – Мы разве могли мечтать об этом до революции?»
Эх, много же воды утекло с тех пор, как Советы победили! И воды много утекло, и людей много погибло. А он вот уцелел, хотя довелось хлебнуть всякого. Репрессирован был по доносу, в застенках НКВД побывал, да и после ещё долго ходил, ощущая на себе косые взгляды людей… Да что уж вспоминать! Жизнь прошла, в стране давно мир, Никиту, слава Аллаху, недавно скинули, а дело революции живёт и будет ещё жить и жить, иншаллах!
– Салам алейкум, Нурадин! Куда путь с утра держишь?
Старый Закир, придержав за поводок навьюченного поклажей осла, остановился на обочине дороги и достал из кармана потрёпанной фуфайки столь же потрёпанный кисет. Захватив из него пальцами щепотку табака, он с шумом втянул его в ноздри и громко чихнул.
– Ваалейкум салам, друг мой Закир! – отозвался приветливо Нурадин. – Вот иду на базар, жена дала поручение, заодно, думаю, дай пройдусь по Кумуху!
– О-о, поручения жены лучше выполнять, иначе себе же дороже будет! – произнёс старик шутливо. – А базар наш кумухский как стоял, так и будет стоять, и всегда в нём можно найти, что тебе нужно!
– Да вот я и сам только что думал об этом. Жизнь меняется, и Кумух наш сильно поменялся!
– Ну да, теперь он просто райцентр и без приставки «Кази», а то, что раньше звалось Кази-Кумухским округом, нынче просто Лакский район.
– Да разве дело в названии, Закир? Главное, чтобы людям хорошо жилось!
– Это, конечно, верно, но и прежнее название нам не просто так досталось, за него нашим людям тоже пришлось немало крови пролить!
– Всё-таки согласись, хотя многое и поменялось, но кое-что остаётся неизменным, вот как наш, например, кумухский базар, как наша старая мечеть, как… как твой ишак, наконец!
– Точно! – обрадованно сказал Закир. – Хоть и скотина, а товарищ самый что ни на есть надёжный! Сколько лет при мне, уже и не помню! И где только меня ни выручал!
– А я тебя без него и не представляю, дружище!
– Да я и сам себя не представляю! И знаешь… – Старик помедлил и произнёс дрогнувшим голосом: – Я его даже на автомашину бы не променял! Не знаю, кто из нас двоих раньше помрёт, я или мой ишак, но обоим нам друг без дружки будет скучновато!
Закир втянул в нос ещё щепотку табака и обратился к ослу:
– Ну, что, летучий голландец, застоялся на одном месте? Давай, пошли уже!
Он поцокал языком, и осёл послушно двинулся вперёд.
– Бывай, Нурадин!
– И ты будь здоров, дружище!
Нурадин продолжил свой путь вниз по Царской дороге. Идущие навстречу сельчане тепло приветствовали его, отдавая дань уважения этому седовласому человеку, немало сделавшему для того, чтобы жизнь людей в их районе поменялась к лучшему.
– Как поживаешь, Нурадин?
Перед ним, улыбаясь, стояла Шамай, приходившаяся дальней родственницей его жене Марзижат. Выбившиеся из – под косынки седые пряди подчёркивали моложавость её лица, приятные черты которого годы не смогли ни испортить, ни ожесточить.
