Головорезы

– Тема, ттт… та… тапки обувай. Я то… то… только что все тут помыл.

– Угу, – буркнул тот, встал и поплелся обратно в прихожую.

Его место занял Кувалда. Скинул разгрузку и куртку, растянулся на диване, закинув ногу на подлокотник.

– Что на ужин?

– Ккк… картоха.

– Много?

– Как обычно. Це… целую кастрюлю нач… начистил. Можно ккк… конс… конс…

– Консерву?

– Ага. Открыть.

– Раз-Два придет с Тимохой. Посидим сегодня немного, погудим. Победу отметим.

– Можно. Они же с пустыми ррр… руками не пр… не прид… ннн…

– Не придут. У Раз-Два всегда что-то есть.

– Т… тогда жратвы хватит.

– У тебя много стирки?

– Ну, так, сссобрал кое-что.

– Надо бы мне тоже прополоскаться.

– Давай я.

– Не, я сам. Все равно завтра мне дежурить.

– Ккк… как хххочешь. Мы… мыться будете? Я уже. Ввводы можно наносить пока не стемнело еще.

– Потом.

Артем переобулся, подошел к печке, погрел руки. Заглянул в кастрюлю, вода в которой начинала закипать, потрогал вилкой верхнюю картошину.

– Солил?

– Чуть-чуть.

– Надо нормально посолить. Я без соли не люблю.

– Не люби. А сссоль гд… где возьмешь?

– Украду, – ответил Артем.

Оставил вилку, пошел в другую комнату, скрутил папиросу, начал молча курить в открытое окно. С улицы доносился шум непогоды. Снег прекратился, превратившись в холодный проливной дождь. Чирик уселся в кресло возле печки, удобно вытянув ноги. Пытался читать какую-то потрепанную книжку в тусклом свете единственной лампочки.

– Что в штабе сказали?

– Ну а что они могут сказать? – за всех ответил вопросом на вопрос Кувалда и добавил многозначительно, – Будем воевать.

– Ясно.

За окнами барабанил дождь. С улицы слышались крики и ругань. Под конвоем вели пленных гвардейцев, жалких и промокших до нитки. Их всех держали в заброшенном двухэтажном доме в самой старой части города, недалеко от бывшего дома культуры. Здание обнесли ограждением из колючей проволоки, превратив его во временную тюрьму. Пленных, почти сорок человек, солдат и чиновников, разделили на две группы, которые по очереди занимались уборкой трупов с улиц. Из динамиков на крыше исполкома гремел записанный на ленту голос Рыкова. Повторяемые по многу раз слова про смену городской власти теряли смысл, сливаясь в монотонный звуковой эффект. Аккомпанемент безнадёге и непогоде.

7

Гости шумно ввалились в темную прихожую. Мокрые, веселые, обвешанные сумками.

– Здорово, братишки! – крикнул Раз-Два. – Я вам покушать принес!

Вообще-то его звали Олег. А свое оригинальное прозвище он получил из-за того, что к каждой фразе любил добавлять «раз-два».

– Привет, гости дорогие, – Кувалда забрал у него одну из сумок, – откуда столько? Где взяли?

– Где взяли, там нету. Трофейное. У гвардейцев на раз-два забрали.

Раз-Два был одет в темное пальто до колен и высокие резиновые сапоги. На голове красовался его знаменитый головной убор, ставший объектом для шуток и насмешек. Хоккейный шлем с прикрепленным к макушке раскрытым зонтом с обрезанной ручкой. Сейчас с него ручейками стекала вода.

– О, наследили мы тут у вас, – сказал Раз-Два, стягивая сапоги.

– Ничего, – ответил Кувалда, – Абрам помоет.

– Не помою, – донесся из гостиной голос Абрама, который снова подкладывал дрова в горящую печь.

– Хорош уже, Санек, – останавливал его Тема, – сжаримся тут сегодня.

– Сыро.

За Раз-Два в квартиру притянулся Тимоха. Здоровенный парень, с которым тот не расставался ни на секунду. Они всегда были вместе, не разлей вода. Улыбаясь, он стал крепко жать руки друзьям и шамкал что-то невнятное. Тимоха сильно шепелявил еще до эпидемии. Однажды он попал в плен к банде мародеров, которые долго издевались над ним – переломали ребра, отрезали уши и два пальца, разбили в кашу лицо, лишив большинства зубов. Когда его отбили свои, Тимоха был едва жив. Выздоравливал он долго и тяжело, а встав на ноги, стал нервным и дерганным. С тех пор его речь почему-то понимал только Раз-Два.

Помимо сумок с едой с собой гости принесли жестяную канистру, в которой плескалась жидкость.

– Это что? – спросил Кувалда, открывая крышку.

– Вискарь, – гордо ответил Раз-Два.

Кувалда понюхал, поморщился.

– Ух, е-мое! Мы от твоего вискаря не ослепнем?

– Все пили на раз-два, не жаловались. Только вы, неженки, всегда чего-то боитесь.

К канистре подошел Абрам, понюхал. В ноздри ударил едкий запах чего-то забродившего и спиртового. Даже глаза защипало.

– Т… ты бы хоть ккканистру от ббензина отмыл, прежде ч… чем чего-то туда наливать.

– Все шутите? Не хотите, не пейте, я не заставляю. Мы с Тимохой на двоих эту канистру оприходуем на раз-два. Не в первый раз уже. Да, Тимош?

– Угу.

В центре гостиной поставили большой стол, куда выкладывали принесенные припасы. Буханки самодельного хлеба, который пекли горожане. Еще полтора года назад работал местный хлебозавод, но оборудование на нем окончательно износилось, а обслуживать и чинить его было некому, с тех пор хлеб пекли сами. Несколько банок консервов. Маринованные фрукты, ананасы и персики. На банках можно было рассмотреть выцветшие яркие рисунки и надписи. Помидоры, огурцы, луковицы и картошка. Сверху на гору продуктов Раз-Два взгромоздил два больших кольца самодельной колбасы.

– Что за мясо? – Тема недоверчиво покосился на колбасу, – Тоже у гвардейцев взяли?

– Не. Это я у тетки Тамары обменял на бутылку спирта. Она свинью заколола две недели назад. А про гвардейцев мы знаем все, рассказали уже. Сволочи.

– Что с ними будет? – спросил Чирик.

– Кто-то мне говорил, что постреляют на раз-два. Вот трупы уберут и их всех туда же, людоедов.

– И этих? Из администрации?

– Нет, этих оставят, ценные пленники. Их обменять можно будет.

– Что зззначит об… обменять? Во… воевать же сссобрались?

– Ну, повоюем, это да. На раз-два, сам знаешь. Но в случае чего всегда должен быть запасной план. Договориться там, все дела.

– Лично я ни с кем договариваться не буду, – уверенно сказал Кувалда, обвел друзей взглядом, будто ища у них поддержки, – ведь так?

Кто-то молча кивнул, Тема согласно ответил за всех:

– Да.

– Ну вы-то известные боевики, – улыбнулся Раз-Два.

– А ты с Тимохой?

– Мы как все.

На стол подали горячую, пышущую паром, разваливающуюся на куски картошку, сразу принялись есть. Вскрыли банки с консервами и маринадами, нарезали хлеб и овощи. Стол получился богатым, никто из собравшихся давно не видел сразу столько еды. По всему Новополоцку сегодня пировали, праздновали победу, заедая ее добытым у ФНС продовольствием.

Соли в картошке действительно было мало. Есть ее нужно было быстро, пока горячая. Остынет – станет невкусной. Раз-Два прямо из канистры разлил в подставленные стаканы и кружки свой «вискарь», мутный коричневатый самогон, который он гнал, как говорил, «по старинному рецепту». Чокнулись.

– За нас, – жуя, коротко сказал Кувалда.

– Ага, – поддакнул Абрам.

От одного запаха самогона можно было опьянеть. Во рту же он горел огнем, язык и небо онемели за секунду. Абрам с трудом проглотил мерзкое пойло и закашлялся, к горлу подкатила тошнота, дыхание сперло.

– Закуси, братан, – Раз-Два сунул ему соленый огурец, разрезанный вдоль

Абрам захрустел, быстро работая челюстями, заел горячей картофелиной. В животе приятной тяжестью разлилось алкогольное тепло, поползло вверх и вниз, по рукам и ногам. Организм, соскучившийся по обильной пище, радовался подвернувшемуся празднику.

– Как вискарь? – спросил Раз-Два, снова разливая.

– Нормалек, – за всех ответил Артем.

Ел он мало. Медленно обсасывал сочащийся соком мягкий консервированный помидор да медленно ковырялся вилкой в большой картофелине.

– А я вам, о чем. Не напиток, а сказка. Мы с Тимохой еще с лета каждый день по сто на раз-два дуем и никакая хрень к нам не липнет. Так, Тимош?

– Угу.

– Лекарство, – сделал вывод Раз-Два, грациозным жестом поднимая над столом металлическую кружку, словно рекламировал дорогой выдержанный коньяк.

Снова чокнулись, выпили, закусили. Кувалда десантным ножом разобрался с кольцом колбасы, каждому досталось по приличному куску. Жевали прямо со шкуркой, не очищая, заедали хлебом и картошкой. Колбаса была жирноватой и твердой. Жилистой, почти пресной, без соли и приправ, но сейчас казалась подарком небес. Даже любимая всеми тушенка из консервных банок не могла с ней сравниться. Все ели и набитыми ртами улыбались от счастья. Только Артем чуть-чуть отрезал от своего куска и отправил в рот. Словно нехотя принялся жевать.

С лестничной клетки кто-то постучал.

– Открыто! – крикнул Кувалда.

Входная дверь скрипнула, пропуская неизвестного, и снова закрылась. Из прихожей донеслись тяжелые шаги, через секунду в комнате появился Иван Клебан, командир отряда, который утром штурмовал штаб ФНС.

– Здорово парни, – улыбнулся он, – можно к вам? А то мои бойцы разбрелись кто куда.

– Конечно, Сергеич, заходи, – ответил Кувалда, – Угощайся.

Он широким жестом обвел стол рукой.

– Я с пустыми руками в гости не хожу, – Клебан доставал из карманов бушлата и из-за пазухи консервы, кругляш хлеба и пол-литровую бутылку спирта.

– О, – потянулся к подаркам Раз-Два, – спасибочки от всех.

– Чего двери не закрываете? – спросил Сергеич.

– А чего бояться? Нас много, ты один.

– А если бы не я? И если бы не один?

Кувалда не ответил, отмахнулся и снова поднял рюмку, проворно наполненную Раз-Два.

– Как раз к третьему тосту успел. Ну…

Все молча поднялись.

– За наших погибших братьев, – четко и громко сказал Кувалда, – за Колю Крупко…

Перечислять имена всех погибших было бы слишком долго, поэтому обычно называли только тех, кого не стало сегодня. Но Кувалда запьянел, продолжал говорить.

– За бойцов доблестной пятой бригады. За всех, кто погиб в Витебске и здесь. За мой родной город Борисов…

– Витя, – тихо прервал его Сергеич, – не надо. Просто за всех.

– Ага.

Пойло из канистры уже не казалось таким мерзким и ядреным, как поначалу. Еда теперь была неимоверно вкусной, головы кружились, желудки приятно наполнялись.

– А все-таки, – подал голос Раз-Два, вгрызаясь в колбасу, – третий тост нужно пить за любовь. Любовь – вещь хорошая. На раз-два делает тебя лучше.

– Нет, – возразил ему Кувалда, – Третий всегда за тех, кого нет рядом. Армейский закон.

– Я человек гражданский. До всей этой фигни оружие в руки вообще не брал. У нас свои порядки. Кстати про любовь. Вот женской компании между прочим не хватает.

– Ну, – поддержал его Артем, – Слышь, Абрам, ты чего не позвал ту свою, глазастую. Она дама видная, хоть и с головой у нее это. Ну, знаешь…

Он покрутил пальцем у виска.

– Все у нее ннн… н… нормально с головой.

– Конечно, нормально, – Артем улыбнулся, – Шучу я, не злись.

– Я не зззлюсь.

Кувалда, орудуя ножом, вскрыл одну из консервных банок. Разложил по тарелкам аппетитную тушенку.

– Что в штабе говорили Сергеич? Мы раньше ушли. Вас командиров оставили.

Клебан улыбнулся.

– Что значит «нас командиров»? А ты кто? Сам же сегодня командовал. И по отзывам успешно.

– Успешно, – поддакнул Тема, – зверюга просто. Раскатали ФНСников по самое не хочу.

– Вот, – Сергеич хрустнул огурцом, – сейчас у нас триста сорок два бойца. Всех поделим на три роты. Одной командует сам Раков, вторая моя, третью отдают тебе.

– Ого, – Тема хлопнул Кувалду по плечу, – с повышением, что-ли.

Снова выпили. Сергеич продолжил.

– Назначишь командиров взводов. Трех. Подумай, люди должны быть надежные.

– Что тут думать? Чирик, Тема, Муха.

– Отлично. У ФНС будут танки, это факт, они без техники никуда не суются. Машин пять-шесть не меньше. Плюс пара бэтэров, БМП, грузовики может быть. Будем с ними воевать издалека. В городе преимущество за нами. Заманиваем между домами, валим в упор, отходим. Постреляли немного, меняем позицию. Бей и беги. Будем партизанить, короче. У нас девять РПГ, по три в каждой роте. Плюс «мухи», наделаем бутылок. Будем сжигать их к хренам.

Все за столом одобрительно загудели.

– На крышах будут снайперы. У нас сорок шесть СВД3, будет в кого пострелять, как в тире. Техники у нас немного. Бэтэр, два БМП, четыре грузовика с пулеметами. Плюс «Мясорубка». В этом плане мы проигрываем, но тактика у нас будет другая, я объяснил.

– Сколько их будет?

– Хрен знает. Тысяча-полторы, может чуть больше. Нам, главное, отбиться и жахнуть по ним помощнее. А если…, то есть когда мы отобьем их штурм, ФНС пойдет на переговоры. Снова терять своих в таких количествах они не станут…

Его прервал Тимоха. Великан прошамкал что-то беззубым ртом. Он был уже заметно пьян, шрамы на лице стали пунцовыми, налились кровью. Раз-Два поднял руку, призывая всех выслушать его, прожевал большой кусок, проглотил.

– Он спрашивает, что эти переговоры дадут.

– Для нас, главное, что? – риторически ответил вопросом на вопрос Сергеич, – Для нас главное избавиться от продовольственного налога. Чтобы жить, как раньше. И чтобы в городе не было их солдат. Рыков говорил, что в крайнем случае будет требовать от них автономии. Типа мы как бы с вами, но сами по себе. Вы к нам не суйтесь, и мы вас тоже не тронем. Идти войной на Минск нам незачем, да мне и пофиг, честно говоря, что у них там в столице творится. Так что я думаю, что на таких условиях они согласятся.

– Сомневаюсь, – подал голос молчавший до этого Чирик.

– С чего вдруг?

– Слышали когда-нибудь о Миорской республике? – Чирик вопросительно обвел взглядом сидящих за столом.

Никто не ответил.

– Года три назад, когда ФНС только-только появился, он начал подкупать отряды и банды, чтобы они служили столице. Среди них была Армия Плетнева, о ней, надеюсь, все слышали. И вот в Миорах сложилась похожая ситуация, как и у нас. С одной стороны, люди были рады, что наконец-то появилось центральное правительство, которое собиралось навести порядок и защитить их, с другой – им не нравились налоги и солдаты, которые грабили их дома. Решить проблему задумали мирным путем, все-таки демократия вернулась, как-никак. Задумали провести референдум о создании той самой автономии, Миорской республики, мол, мы как бы с вами, но тоже сами по себе. А потом, после референдума решили поставить ФНС перед фактом – вот смотрите, народ высказал свое мнение. Начали голосовать. Их было немного, около сотни человек, плюс столько же из соседних деревень. В день референдума в Миоры вошла Армия Плетнева, оцепила исполком, где проходило голосование, согнали всех на площадь, достали списки. Тех, кто проголосовал, сразу убивали и бросали в озеро. Красивое озеро с набережной прямо в городе, возле костела. Им специально стреляли в живот или в грудь и сразу бросали в воду. Там они оживали и плавали. Представляете, куча ходоков барахтаются в воде. А тем, кто не проголосовал, отрубали руки, чтобы они уже не могли этого сделать. Мы пришли в город уже после этого. В озере плавали ходоки, а по улицам бродили измученные люди с отрубленными по локоть руками. На площади стояли большие деревянные колодки, как для колки дров, все в крови. Вокруг были разбросаны отрубленные руки. На стене исполкома кровью кто-то написал «Нет рук – нет голоса». Вот, а вы говорите – переговоры…

Длинный, непривычный для Чирика монолог закончился. В комнате стало тихо.

– Я думал, что Плетнев воевал против ФНС, – сказал Артем.

– Это потом, – ответил Чирик, – через пару месяцев ФНС укрепился и ему уже не нужны были такие отморозки, как Плетнев. Они что-то не поделили и его так называемую армию разбили за несколько недель. Это назвали великой победой, а про Миоры уже никто не вспоминал. Но до этого головорезы Плетнева сделали еще несколько рейдов от Браслава до Верхнедвинска, после которых я оказался здесь.

– Чирик, – сказал Кувалда, – ты хороший парень, наш друг. Но мы не знаем о тебе ничего до того, как ты появился в Новополоцке. Откуда ты?

– Неважно, откуда. Главное, кто я. А я – человек.

Отвечать так было принято среди приверженцев веры в Мертвого Пророка. Они вкладывали в понятие «человек» гораздо больше, чем просто слово. Они гордились тем, что еще живы, видели в этом возможность для свершения добрых дел.

– Ты говоришь, как этот сектант, – сказал Раз-Два, – которые красят рожи белым и малюют на стенах.

Чирик улыбнулся.

– Так и есть. Я верю в Мертвого Пророка и жду его приход.

– Ну, дело твое.

В стаканах и кружках снова появился «вискарь». Пили уже без тостов и чоканья, как воду. Тела становились легкими, языки заплетались, руки и ноги не слушались. День, полный переживаний и опасностей, закончился, оставив после себя усталость и маленькое счастье в виде сытного ужина, крепкого спиртного и хорошей компании. Утро встретит их похмельем и головной болью.

– А почему ты не живешь с остальными в вашей церкви? – спросил Чирика Артем.

Церковью называли бывший молельный дом Адвентистов Седьмого Дня, который находился недалеко от здания автовокзала между двумя пустыми теперь торговыми центрами. Там же располагался небольшой участок частного сектора с пустующими коттеджами, где теперь отдельной общиной жили уверовавшие в Мертвого Пророка.

– Я живу с вами, – ответил Чирик очевидную вещь, – Вы мои друзья. Вообще у нас нет понятия церкви. Пророк повсюду. Он все видит и все знает. Нам не нужны специальные здания, чтобы молится ему. Да и вообще молиться ему не надо, я не так выразился. Нужно просто верить в него и ждать его прихода.

– А он же скоро придет, да? – спросил Раз-Два.

– Да.

– И что будет?

– Родится ребенок. Спаситель.

– Типа Иисус?

– Одно из его воплощений.

– Чушь! – рявкнул опьяневший Сергеич, – Полный бред. С эпидемии не родилось ни одного ребенка, который прожил бы больше года. Ни здесь, ни во всем мире, я уверен. Болезнь. Это все она. Кого-то она убила, превратив в ходоков, а остальных сделала ущербными, бесплодными. Не будет никаких детей и уж тем более спасителей. Люди вымрут и все. Останутся только ходоки, они сожрут друг друга и тоже вымрут. Думать о будущем глупо, его нет. Надо думать, как выжить. Сейчас это главное. А то, что втираешь здесь ты, – он указал пальцем на Чирика, – и остальные сектанты – это полная хрень. Сказка, чтобы не было так страшно жить.

Чирик снисходительно улыбнулся, как в споре с маленьким ребенком.

– Теперешний мир, – сказал он, – не место для детей. Пророк это видит и не пускает их сюда, чтобы оградить от опасностей. Первым ребенком после эпидемии станет новый Спаситель. Но до этого должна состоятся великая битва. Праведники победят или принесут себя в жертву. Мертвецы перестанут оживать и очистившиеся люди построят новый мир.

– Победят или принесут себя в жертву, – задумчиво повторил Раз-Два, – Что-то эта неопределенность мне не особо нравится. Или… или…

Сергеич побагровел и поднялся с места, от выпитого у него развязался язык. Все здесь знали причину его негодования. До эпидемии у него была жена, с которой они мечтали завести детей, но у них никак не получалось. Долгожданный первенец появился, когда обоим супругам было под сорок. Сергеич постоянно носил с собой потрепанную фотографию малыша, иногда показывая товарищам. Смешной пухлощекий карапуз в цветастом детском костюмчике сидел на руках у матери, полноватой темноволосой женщины. И сейчас Сергеич достал из нагрудного кармана рубашки плотный бумажный прямоугольник. Сунул под нос Чирику, который даже глазом не моргнул. Старая фотография могла бы показаться никому не нужным мусором в эпоху цифровых технологий, предшествовавшую эпидемии, но сейчас становилась чуть ли не священной реликвией, свидетелем даже не другого времени, а другого мира.

– Вот! – с трудом сдерживая ярость, прошипел Сергеич, – Вот во что я верю! Вот мои пророки и спасители! Больше никто! И не смей убеждать меня в чем-то еще!

Он замолчал. Грузно и устало опустился обратно на место. Стул под ним скрипнул.

– Я ни в чем и не убеждал, – тихо сказал Чирик, опустив глаза.

В комнате повисла тишина. Только трещали дрова в печке, да снаружи барабанил дождь по жестяному карнизу.

– Простите, мужики, – снова заговорил Сергеич, пряча фотографию обратно в карман – Пришел тут к вам в гости, наорал…

– Ничего, – за всех ответил Кувалда, – Ничего страшного…

Другие согласились, закивали. Абрам ободряюще хлопнул Сергеича по плечу. Чирик виновато улыбнулся. Все знали, что женщины и ребенка на фото уже давно нет в живых. Они умерли от болезни с разницей в несколько дней. Их тела, как и трупы тысяч других горожан, нашли покой в погребальных кострах, которые пылали вокруг Новополоцка в первый год, когда по улицам ходили санитарные отряды, когда старая жизнь еще не осталась в прошлом окончательно. Сергеича связывало с ней именно это фото, как якорь, не позволяющий окончательно потеряться в бушующем шторме настоящего. Больше у него не осталось ничего и никого.

Кувалда незаметно сунул руку в карман штанов. Там у него лежал собственный якорь. Такой же, как у Сергеича, но совершенно другой. Заламинированный когда-то предусмотрительной маленькой блондинкой. Подаренный в день отъезда, когда казалось, что разлука не будет долгой. Последний хороший и спокойный день, о котором приятно вспомнить без всяких скидок. Эту маленькую фотографию Кувалда не показывал никому.

– Давайте выпьем, – как ни в чем не бывало предложил Раз-Два.

Его поддержали. Вечер снова вернулся в прежнее русло. Алкоголь, еда, разговоры. Говорили о предстоящих боях, в сотый раз вспомнили и обсудили сегодняшние события, снова коснулись темы переговоров с ФНС. Потом стройным потоком потекли обычные пьяные разговоры: анекдоты, воспоминания, случаи из жизни.

За выпивкой, едой и болтовней принесенная Раз-Два канистра опустела. Он, словно не веря, заглянул в темное жестяное нутро и разочарованно с грохотом запустил пустую тару в угол.

– Ты бы тут не кидался особо, – сказал Кувалда, – Не у себя дома.

– Надо было больше брать, – с досадой буркнул расстроенный самогонщик, – сейчас на раз-два сгоняю. У нас еще есть

Тимоха что-то промямлил, соглашаясь.

– Вы как хотите, а я все, – пьяно промямлил Артем, – Мне больше не наливать. Нам с Абрамом и Чириком еще завтра дежурить.

– А нам с Тимохой завтра отдыхать, что ли? На раз-два завтра с вами дежурим.

Раз-два рвался принести еще порцию пойла, но после недолгих споров все-таки согласился, что на сегодня хватит. Разлили по стаканам принесенный Сергеичем спирт. Его выпили быстро, уже почти не закусывая.

Кувалда, Артем, Чирик и Абрам вышли в подъезд покурить. Стояли возле двери на улицу и смолили самокрутки, освещая лица и руки тусклым светом огоньков. На личных огородах выращивали табак и коноплю, сушили и употребляли по назначению. Кувалда затянулся один раз и закашлялся.

– Что за хрень?

– Смесь, джоинт, – ответил невидимый в темноте Артем, только висел в воздухе огонек его папиросы.

– Никогда не понимал. Уж лучше без добавок, или табак, или гашик.

– Смесь дольше держит.

– Зато от чистого приход лучше.

– Не, пацаны, – подал голос Абрам, который пьяным и накуренным почти не заикался, – Это все фигня. Я ссслышал, есть другой способ. Варишь листья конопли, получается в… вязкая такая каша. Ее выс… высссушиваешь и жуешь потом. Нужно только много с… сахара добавлять, а то гггорькая очень. Жарёха называется.

– И в чем прикол? – спросил Кувалда.

– Приход дольше, – ответил за Абрама Артем, – Вот покурил ты, кайфанул пару часов и все. А от этой жвачки можно на несколько дней прибалдеть. Только я слышал, что не с листьями надо так делать, а с семенами. И не варить, а что-то другое. Хотя не знаю точно, не пробовал. И не хочу. Сейчас время такое, что жить нужно на трезвую голову.

– Это да, – согласился Кувалда, сплевывая под ноги.

Вернувшись обратно в квартиру, они увидели спящего за столом Сергеича. Тот громко храпел, сидя на стуле, опустив на грудь массивный небритый подбородок. Тимоха, улыбаясь беззубым ртом, сидел на корточках в центре комнаты. На его макушке стояла пустая бутылка. Раз-Два, шатаясь от выпитого, целился в нее из автомата с отстегнутым магазином.

– Ща пульну, – медленно приговаривал он, – Ща пульну…

Кувалда подошёл, забрал у Раз-Два оружие и с силой треснул по затылку.

– За что? – обиженно спросил тот.

– Тебе еще объяснять надо?

– Он не заряжен!

Кувалда отвел затвор, патронник действительно был пуст.

– Все равно. На кой черт ты наше оружие трогаешь?

Раз-Два не ответил.

– Еще дерется, – только и пробубнил он, почесав ушибленную голову.

Тимоха с улыбкой до своих отрезанных ушей, поднялся с корточек и сказал Раз-Два что-то веселое. Тот улыбнулся.