скачать книгу бесплатно
Практическая психология
Галина Сергеевна Абрамова
Психология. Учебное пособие для вузов и ссузов
В учебнике исследуются вопросы профессиональной этики психолога при осуществлении им различных видов профессиональной деятельности: психологического консультирования, психодиагностики, психологической коррекции и психотерапии. На примерах из практики раскрываются проблемы профессионального взаимодействия психолога с представителями смежных профессий (педагогами, врачами, юристами, социальными работниками).
Учебник соответствует ФГОС 3+ и предназначен для студентов вузов, изучающих дисциплины «Общая психология», «Психология личности», «Психология развития и возрастная психология», «Педагогическая психология», «Экспериментальная психология», «Основы консультативной психологии», «Специальная психология», «Общепсихологический практикум», «Психодиагностика», «Психология стресса», «Психология семьи», «Психология социальной работы», «Социальная психология».
Издание также предназначено для студентов ссузов, изучающих дисциплины «Психология», «Возрастная психология и педагогика», «Семьеведение», «Психология и андрогогика лиц пожилого возраста и инвалидов», «Основы педагогики и психологии», «Психология общения».
В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Галина Сергеевна Абрамова
Практическая психология
Учебник для вузов и ссузов
© Г. С. Абрамова, 2018
© Издательство «Прометей», 2018
* * *
Глава 1. О «вечных» проблемах работы в науке и практике
Зри в корень.
К. Прутков
– Сначала думай, а потом делай.
(Из поучительного разговора)
«Возможно, идеалом современного знания должен стать новый синкретизм. Именно новый, то есть не только вспомненный, но и построенный заново».
В. П. Зинченко, Б. Б. Моргунов
§ 1. Психологические проблемы методологического обоснования в психологии как науке
Хотелось бы усилить свой эпиграф повторением слова «возможно», поставив после него знак вопроса как риторический, заведомо оставив его без ответа. Я не знаю однозначного ответа, а происходящее сегодня в отечественной науке мне далеко небезразлично и требует уточнения и обозначения собственной позиции по теме, заявленной в названии.
Прежде всего, хотелось бы уточнить, что в психологии как и в любой науке работают не только ученые. Б. Рассел говорил об этом так. «Человек науки (я не имею в виду каждого, так как многие люди науки не являются учеными, – я говорю о человеке науки, каким он должен быть) – это человек внимательный, осторожный, последовательный, он опирается только на опыт в своих выводах и не готов к всеохватывающим обобщениям, он не примет теорию лишь потому, что она изящна, симметрична и обладает синтетическим характером; он исследует ее в деталях и в приложениях».
Б. Рассел, описывая понятие «наука», естественно не преминул упомянуть о том, что наука – это прежде всего знание особого рода, которое стремится найти общие законы, связывающие множество отдельных фактов. Наука равноправна с искусством как поиск истины, она же обладает практическим значением, которого нет у искусства. В силу этого возникает особая форма, я бы сказала, беззащитности научного знания, т. к. не наука решает как будут использованы ее плоды. Она сама по себе не обеспечивает людей этикой, а только показывает путь достижения цели или невозможность движения по какому-то пути, к какой-то цели. Но выбор между целями, желаемыми для достижения, определяется не только научными соображениями – это путь, на котором наука встречается с жизнью в виде этики.
По-моему, сегодня эта встреча для большинства людей, работающих в психологии как в науке, произошла (или происходит) с предельной определенностью, с требованием уточнения и обозначения (в который раз в истории психологии!) ее предмета, методов, основных принципов строения научного знания, т. е. всех тех образующих науки, которые определяют ее существование, как особой деятельности, предполагающей поиск истины (хотелось бы выделить это слово).
Обозначить свое отношение к этому понятию – истина – для психолога всегда очень трудно, т. к. то знание, которое он получает и доказывает на истинность не всегда строго верифицируемо, измеряемо, соизмеримо на соответствие уже известным закономерным фактам. Да и само понятие «факт» для психолога остается величиной, которую нельзя измерить формально чисто логическим путем, уже хотя бы потому, что психическое является продуктом культуры.
На мой взгляд, это приводит к тому, что психолог – как человек науки – теряет чувство реальности своего предмета, отождествляя его с данными своих измерительных процедур и верификаций в виде научных текстов.
Добиваясь строгости и чистоты доказательств человек науки осуществляет требуемый от него методологический ригоризм.
Таким образом, мне кажется, создаются условия для движения по пути построения искусственного (фантомного) предмета научного исследования, т. к. реальными, интимными, подлинными объявляются только те объекты (факты), которые соотносимы Друг с другом формально логически.
Чтобы не пойти по этому пути, человек науки стремится всеми доступными ему способами удержать реальность своего предмета исследования, т. е. предмет своей науки.
Для психолога это особенно трудно, т. к. требует решения вопроса о месте своего предмета науки среди других наук.
Место, как известно, понятие весьма относительное и возможность его определения всегда связана с тем, что большие объекты земной поверхности и «большие объекты» мышления, в основном, неподвижны.
Если неподвижностью больших объектов земной поверхности как со счастливым обстоятельством можно согласиться без сопротивления, то неподвижность «больших объектов» мышления требует не только доказательств, но и усилий по их принятию.
Для меня самым «большим объектом» мышления человека науки является его методология, позволяющая определить его собственное «место» в науке. Чаще всего этот «объект» и его величина дают о себе знать в оценке других, уже существующих, уже обозначенных мест – позиций, теорий, фактов, гипотез, это выглядит, например, (приведу цитату без точного указания автора) так:
«С философской, методологической точки зрения фрейдизм является биологизаторской концепцией личности, одной из разновидностей биологизаторского редукционизма, рассматривающего врожденные инстинкты и влечения в качестве главных детерминант психики, признающего ведущую роль бессознательного в поведении человека. Фрейдизм принижает роль социальных, культурно-исторических факторов в развитии личности, в детерминации психических процессов и поведения в целом».
Естественно, такая точка зрения имеет право на существование, формулируя ее автор цитаты определяет свое отношение к тому месту в науке, которое занимает классический психоанализ и психодинамическая теория, через систему собственных оценок теперь значительно точнее видится собственный же путь движения к истине, к реальному объекту изучения – психическому.
Продолжу цитировать:
«Можно, следовательно, говорить о «качестве» детерминизма, но сам принцип детерминизма, т. е. применение к психике философских законов о всеобщей обусловленности психических явлений реалиями объективного материального мира и распространения на психику причинно-следственных закономерностей, является важнейшим критерием естественнонаучной парадигмы в психологии».
Понятие детерминизма как способа мышления о психологическом имеет и другой вид, другое место в обосновании и понимании реальности психического. Использую прием цитирования еще раз. Характеризуя эволюцию взглядов С. Л. Рубинштейна, В. П. Зинченко и Б. Б. Моргунов пишут: «Здесь психическое (для С. Л. Рубинштейна – А. Г.) выступает не только как процесс, но и как акт, энергия, причина, субстанция. В этом ряду недостает лишь понятия эктелехия в аристотелевском смысле этого слова, т. е. как внутреннее самосознание. В свете приведенных размышлений С. Л. Рубинштейна теряют смысл представления о тождестве или о принципиально общем строении внешней и внутренней деятельности».
Я не собираюсь давать оценку приведенным суждениям. Они важны как материал для рассуждения о том, что в попытках методологического обоснования путей поиска истины психолог имеет дело со многими переменными, которые объединены своим происхождением – они имеют психологическую природу. Они также реальны как само психическое. Достаточно сравнить хотя бы суждение о состоянии методологических идей в современной отечественной психологии:
1. «…философские методологические проблемы психологии все меньше интересуют научную общественность»;
2. «В последние годы появилось много ярких и плодотворных работ психологов разных поколений, и за каждым направлением можно обнаружить (правда, чаще имплицитно, чем явно) опору нате или иные представления, образ, модель человека».
Это два суждения людей науки о ней самой, за ними, суждениями, – те переживания, которые связаны с ощущением своего места в ней, в науке о психическом, о его реальности. Той реальности, которая объединяет (или разделяет) людей науки как в конкретное социальное время, так и во времени историческом (можно ведь не соглашаться с человеком, который жил и 1000 лет назад).
Определение для себя – человека науки – реальности ее предмета для психолога непростое дело.
Поделюсь одной из моих попыток понять современную реальность.
Текст опубликован на сайте www-proza.ru (http://www-proza.ru/) под названием «Новая русская гуманитарная культура: доказательства и опровержения».
«Представляюсь – это мое мнение, которое ни с кем, кроме родной головы не согласовано. Начинка моей головы – производное от моих переживаний в мирах реальных и виртуальном. Из фактов биографии, думаю, есть смысл указать, что «не привлекалась», а только увлекалась. Жизнью вовлекалась во все водовороты событий своей семьи, страны, планеты, родного тела, профессии т. д. и т. п.
Почему «новая», когда известно, что все старо под Луной. Новая для меня. Меня же еще не было в этом мире, а сейчас есть. Мне есть с чем сравнить, переход от одного социального строя к другому был проложен и по моей душе, биографии, даже телу (есть и пить хотелось, обуваться и одеваться – тоже), поэтому для определения «новая» применен метод самонаблюдения и наблюдения. Заметьте, что наблюдения не со стороны, а включенного – самый продуктивный метод для того, чтобы решать вопрос о том, что на самом деле, а что кажется. Тот, знаменитый, про быть или не быть. Только опять, в моем же варианте.
Почему «русская»? Это – моя национальность, это, кажется, и одно из значимых оснований для поисков «Мы» в этом мире, где так много разных людей. Просто по Платонову «Без меня народ – не полный».
«Гуманитарная» – это, где человек про человека и сам про себя думает.
«Культура» – думание про себя и человека становится видимым, осязаемым, слышимым, и дальше все про органы чувств или одним словом – материализовано. При желании можно и лбом стукнуться.
Доказательства, что она есть:
Всего приведу пять, считая их главными:
– неиссякаемый интерес к философской и психологической проблематике, с попытками конкретизации в виде следования тому или иному Учителю.
– Ориентация на себя как независимого (пусть относительно, но все-таки) от других людей существа.
– Осознание существования разных концепций жизни и смерти.
– Осознание ценности своего жизненного опыта для других людей.
Опровержения этих же доказательств.
– Слепота в следовании Учителю, отсутствие здравого смысла в принятии учений.
– Эгоцентризм, уничтожение эмоциональных связей с людьми, в том числе с близкими. Распад семей, падение рождаемости.
– Концепции смерти, идеи смерти преобладают над концепциями жизни, уничтожая чувство заботы о жизни, чувство причастности к историческому времени и пространству.
– Опустошенность личной жизни, направленность на самоуничтожение.
Зачем все это написала… Кому это обращено…
Это же не вопросы – так, слова о жизни.
Предоставляю читателям возможность оценить его содержание самостоятельно.
Анализ понятия «реальность» как способа мышления о данном, о том, что требует усилий познания, показывает, что, обсуждая вопрос о содержании понятия «реальность», мы имеем в виду процедуру приписывания данности некоторым, но не всем, сущностям, составляющим мир.
Эту процедуру приписывания осуществляет сам человек науки, как говорил Б. Рассел, скорее чувствуя, чем осознавая, все обстоятельства этого приписывания. Обстоятельства же, по его мнению, таковы: вещь реальна, если она продолжает существовать в то время, когда мы ее не воспринимаем; кроме того, вещь реальна, когда она соотносится с другими вещами так, как мы склонны ожидать в соответствии с нашим опытом.
Для самих вещей их реальность для нас не является необходимой и, по сути дела, может быть целый мир, в котором ничто не будет реально в указанном выше смысле, но это вовсе не значит, что они не существуют. Таким образом, в понятие реальности с необходимостью начинает присутствовать ожидание о связи объектов, которое основывается на опыте, т. е. ожидание их нормального поведения, связи с другими объектами и вещами. Если этого нет, то эти связи называются уже «иллюзиями».
Для меня очень важно, что в понятии реальности психического как предмета науки потенциально скрыто это ожидание его нормальности, основанное на опыте человека и человечества.
Тут и возникает вопрос о том, обладает ли человек науки – психологии как науки – достаточным опытом, чтобы быть готовым ко встрече со всеми свойствами психического как реального?
Сумеет ли он увидеть и исследовать то, что составляет предмет его науки, если его (предмета) реальность порождается им самим?
В свете этого вопроса я бы не торопилась оценивать фрейдизм как биологизаторскую концепцию, да и вообще раздавать какие-либо оценки только потому, что представленная кем-то реальность не совпадает с нашей (моей) собственной.
По-моему, я пытаюсь описать необходимость для современной психологии методологической паузы, во время которой есть смысл обратиться к самим себе – людям науки – для прояснения своей собственной реальности для самих же себя.
Зачем?
Я очень хорошо помню как возникали и исчезали темы научных исследований под влиянием конкретных людей, возглавлявших научные учреждения или посещавших нашу стран – СССР.
Было что-то жалкое в этой быстрой смене привязанностей и переоценке научных ценностей (мне кажется, что она всего одна – истина).
Сегодня поток психологической информации разнообразен и весьма неоднороден, он манит могуществом психотехнических приемов, методик, обещанием успеха, славы, магии власти над другим человеком через разные способы воздействия на него.
«Пауза» нужна, по-моему, для обнаружения в самой науке – в мышлении ее людей – тех превращенных форм мышления о реальности, которая и становится реальностью предмета науки.
Я думаю, что эта «пауза» уже проявляется в запросе практикующих психологов на философское знание; в запросе современной медицины на психологическое знание; в осознании через социальные технологии роли концепции жизни, которую несет в себе человек, реализующий эти технологии, и во множестве бытовых фактов и наблюдений, в которых конкретизируются экзистенциальные поиски наших современников, в первую очередь, поиски оснований для осуществления процесса идентификации.
Мне кажется, что этот процесс поиска идентичности для человека науки и есть процесс построения ими методологического обоснования, который, как и идентичность, является процессом и результатом в каждый конкретный момент времени.
Воплощаясь в переживаниях своей принадлежности к реальности поиска истины человек науки ощущает результат своего поиска в виде нового качества собственного знания, доступного ему в конкретный момент времени. Это качество, приобретая вид научного прибора, методики, текста, становится отчужденным, превращаясь в вещные качества реальности самой науки.
Научное, отчужденное в разной форме, знание изменяет процесс идентификации человека науки, который получил это знание. Оно начинает определять саму возможность восприятия науки как реальности, существующей и в других формах. В этом смысле возникает психологическая и онтологическая проблема сопоставления разных видов отчужденного научного знания.
Так, мы знаем о 3. Фрейде из его текстов или текстов о нем, но это – превращенные формы его реального знания психической жизни больных людей. Как он воспринимал реальность науки, своей жизни как человека? Какова реальная реальность его собственной жизни? Вряд ли мы можем восстановить это из его текстов.
Вот и получается, что вопрос о критерии истины в психологии связан с существованием в психическом каждого человека науки таких превращенных форм его же собственного сознания, которые могут быть не даны в самонаблюдении, но будут действовать и определять сознание, поведение и даже качества личности.
Эта проблема обсуждается в работах многих философов, я сошлюсь только на М. К. Мамардашвили.
Сегодня феномен психической смерти достаточно хорошо описан и, если он присутствует в сознании человека науки, то… Хотелось бы написать «бедная психология», но я выдержу стиль и прибегну к ссылке на С. Франка, в которой, по-моему, описаны даже действия по построению психической реальности как предмета науки; места психической смерти там нет:
«Пережить», «прочувствовать» что-либо – значит знать объект изнутри в силу своей объединенности с ним в общей жизни; это значит внутренне пребывать в том надиндивидуальном единстве бытия, которое объединяет «меня» с «объектом»; изживать само объективное бытие.
Понятие этого живого знания как знания жизни, как транссубъективного исконно-познавательного, надындивидуального переживания столь же важно в гносеологии, как и в психологии. При свете этого понятия мнение об исключительной субъективности и замкнутости душевной жизни обнаруживается как слепой предрассудок».
Мне очень радостно было читать эти слова: «живое знание», «живая жизнь»… Они словно еще раз возвращают в психическую реальность ее главное качество, а, следовательно, и все, что с ним связано – боль, смерть, страдание, горе, восторг, здоровье, силу и многое из того, что перечеркивалось сразу, как только заходил разговор о методологических основаниях науки. Само мышление о человеке требует и правил и свободы, верифицируемое и недосказанности одновременно. Так хочется, чтобы это было в форме осознанного идентифицирования человека, науки с идеалами культуры. Так хочется, чтобы психология – наука – не стала немым орудием в руках манипуляторов индивидуальным и общественным сознанием, ведь пишет же коллега в научном журнале, обращаясь ко всем нам: «Психология вполне повзрослела… Настала пора проявить личность, а значит, выбрать и осознать общие смыслы и ориентиры движения, понять и честно (подчеркнуто мной – А. Г.) признать, какому образу человека мы собираемся служить, соответствовать нашей профессиональной деятельностью». Я бы добавила, какому Я в собственном Я мы собираемся служить и уже служим.
Литература
1. Братусь Б. С. К проблеме человека в психологии // Вопросы психологии. 1997. № 5.
2. Зияченко В. П., Моргунов Б. Б. Человек развивающийся. Очерки российской психологии. – М.: Тривола, 1994.
3. Мамардашвили М. К. Как я понимаю философию. М., 1990.
4. Образование и наука на рубеже 21 века: проблемы и перспективы. – Мн., 1997.
5. Рассел Б. Словарь разума, материи, морали. – Киев: Port-Royal, 1996.
6. Франк С. Л. Предмет знания. Душа человека. – СПб.: Наука, 1993.
7. Франкл В. Человек в поисках смысла. – М.: Прогресс, 1990.
8. Хомская Е. Д. О методологических проблемах современной психологии // Вопросы психологии. – 1997. № 3.
§ 2. «Данность» как методологическое понятие в современной психологии
Необходимость обращения к анализу заявленной темы связана, на мой взгляд, со следующими обстоятельствами, наиболее часто осознаваемыми психологами при уточнении ими своих методологических позиций.
• Неудовлетворенность функциональным подходом в изучении феноменов психического.
