скачать книгу бесплатно
Древние жрецы прекрасно знали, что земное рождение, – это рождение в теле млекопитающего в мире животного царства. Они стремились как можно раньше донести до сознания своего правителя ту простую истину, что эта жизнь, какой бы царственной она не была, – всё равно подобна аду. И только достижение хождения в тонком теле открывает врата в небесный рай, освобождая от оков бренного мира. Вся культура Египта, как и культура Тибета, пронизаны идеей Жизни Вечной, ибо смерть физического тела не может являться конечным пунктом существования разумного существа, если оно приучило себя к бестелесному бытию. Мудрейшие выработали строгую последовательность действий, помогающую Владыке обучиться выходу из тела при жизни, и ритуал запечатывания дверей входа в земное воплощение – после смерти, чтобы избавить фараона от мук страдающей плоти в новом земном обличии. Отошедший к Отцу Небесному правитель не должен был рождаться раньше, чем через 2000 лет. Всё это время он наслаждался бестелесным творческим служением в иерархии Богов.
«Эй, люди! Вы хотите в рай или, умерев, тут же родиться вновь и м-учиться, м-учиться и мучиться?!» Похоже, что многие явно выбрали проторенную тропу в земной ад, завещанную вождём гнева народных масс. Потому-то планета и перенаселена.
– Костя, открой глаза!
Алексеев тряс за плечо спящего на диване мужчину.
– Я сплю или как? – одарив совиным взором профессора, спросил тот.
– Угадайте!
– Старая квартира… Ага, всё ясно! Можете не отвечать. Уже угадал. Выходит – опять между небом и землёй!
– Молодец! Сегодня у нас лабораторная работа по предыдущей лекции.
– Это как?!
– Ну, где-то так!
Станиславский щёлкнул пальцами, и мир распахнулся.
Сияло солнце, щебетали воробьи, зеленела на детской площадке под окном трава, где-то, совсем рядом, визжали тормоза, да тяжело вздыхали, трогаясь с места, фуры-мастадонты. Соседний панельный дом в упор глядел на своего собрата чёрными зрачками многочисленных окон.
– Делай два! – произнёс Константин Сергеевич.
Все предметы пейзажа ожили в разноцветном свечении. Они горели яркими огнями. Привычный для уха гам сменился одиноким доминирующим аккордом.
– Так вот, Костя. Сейчас мы находимся в одном из энергетических уровней эфира. Как видишь, здесь всё имеет свой жизненный цвет и тон. Значит, этот уровень – прообраз материального. В нём ты не теряешь свою энергию.
– Картина третья, – Алексеев ещё раз щёлкнул пальцами.
Пейзаж изменился. Дома, дорога, деревья, листва на деревьях, трава – всё казалось абсолютно реальным. Прикосновения к предметам не оставляли сомнения в их достоверности. Не было только свечения и привычного для современного человека шумового фона.
– Чего-то не хватает? Да? – поинтересовался Алексеев.
– Кисти импрессиониста и солирующего аккорда, – отозвался Снопов. – Да и в теле возникла настороженность, ощущение дискомфорта.
– Верно. Садись пять!
Сейчас мы в моём намерении. Это не реальный мир. У него нет связи с эфирной основой – акашей, которую ты видел и слышал в предыдущем варианте. Находясь в чужом намерении, всегда будь бдителен, можно быстро израсходовать всю энергию и не найти дорогу назад из этой химеры астрала. Тело спящего инстинктивно чувствует опасность и реагирует на неё.
Все мы творцы и можем создавать свои миры. Но истинный Творец имеет энергетическую сеть.
– А как мне различать их, где какой? Я-то, пока, не могу так пальцами щёлкать и менять миры.
– Ты что, глухой дальтоник? – улыбнулся Станиславский. – Впрочем, ты прав, моё упущение. Как говорит «наше всё» – мадам Блаватская, «все феномены мира лежат не далее мизинца». Нагваль Карлос повествует о том же. Потому, если хочешь увидеть, в каком мире пребываешь в сновидении, направь на любой предмет «козу» из указательного пальца и мизинца и произнеси: «Моргалы выколю, рога поотшибаю, говори, где я есть, редиска!»
Если картинка не засветилась, знай – это мираж!
Первоцветы, два аспекта Силы и Апокалипсис
– Эй, дрыхля, вставай! Сколько можно валяться? – Ирина вошла в дом румяная с мороза, принеся с собой чистый озоновый запах.
– Да-да, сейчас, родная. Одну минуточку, я только Станиславского провожу, – пробормотал Константин сквозь сон.
– Какой Станиславский? Костя, подъём!
Константин тяжело оторвался от дивана и, выйдя в прихожую, обнял жену.
– А я тебе цветочки из Алма-Аты привезла. Смотри, какие эдельвейсы! С детства обожаю первоцветы.
– Обалденные! – Костя с восторгом рассматривал разноцветное лукошко. – Ты просто братец апрель, какой-то! Как довезла?
– Скажи спасибо Штольцу. Он и встретил, и довёз. Не видать тебе этой райской красоты, если б не он. Погубил бы их злой Колотун Бабай! – произнесла Ирина. Она сняла шапочку и поправила волосы у зеркала в прихожей.
– Намёк понял. Эх! Муж га…но, – ему всё равно! Каюсь, каюсь, каюсь!
– Кость, тряпку принеси из ванной, видишь, натоптала и колёса у чемодана надо протереть.
– Сию минуту-с.
– Как ты тут поживаешь?
– Сплю-с.
– Ой, пора, пора тебя будить! По-моему ты уже таешь как личность, словно снеговик на солнышке. Скоро одно мокрое место останется. Только и слышу – мне приснилось, что летал, что с таким-то разговаривал. Да ты радуйся дню, пока живой! Хочешь летать? – Полетели! Вон я сегодня – четыре часа парила в небе! Вот бы и провели их вдвоём, на соседних креслах. И за эдельвейсами в горы скатались бы вместе. Жизнь – она одна, и этих мгновений, что утекают каждый день, не вернуть, Костя! Ну, посмотри, как ты живёшь?! Ты, в самом деле, хочешь только пасти в полях своего волкодава и спать? Это цель твоего существования? Ладно бы пил! Тогда такое поведение хоть как-то можно было бы объяснить. Но нет, слава Богу, – трезвенник! Лень, лень матушка тебя обуяла! Вставай и иди, работай! Руками работай, делай что-либо полезное для людей, если мозги в ступоре. Ну, ну мир, да?
Ирина обняла своего мужа. Её глаза наполнились слезами.
– Обидно за тебя. Знаешь как обидно?! Я люблю тебя, Костя, и оттого мне ужасно больно видеть твою деградацию, – по-другому и не назовёшь! И цветы, я же их тебе привезла, чтобы ты осознал: до радости жизни – рукой подать! Вставай, проклятьем заклеймённый! Знала б, кто тебя – весёлого неугомонного труженика – превратил в понурого деревенского домоседа, растерзала бы!
– А тебе не приходило в голову, что я в городе переел молочных продуктов марки «Домик в деревне»? Может это они вызывают аллергию на городскую жизнь? – Снопов иронично уставился на жену.
– Ну, вот и разговаривай с тобой! Я серьёзно, а ты?!
Ирина обиженно отвернулась.
– Мой славный защитник! Ладно! Будем считать, что ты вернулась и всё ожило. Здравствуй, Солнце!!!
– Да, коллега, хорошо, что она нас не видит. Досталось бы нам с вами сейчас на орехи!
Алексеев остановился у зеркала, в прихожей, погладил ткань новенького костюма, и самодовольно улыбнулся.
– Ну вот. Опять – как огурчик!
– И даже не на, а по орехам! – уточнил, возникающий рядом Всеволод. – Хороша! Вон как пламенем объята! Так, что, профессор, берегите голову! Может, повременим с материализацией и вернёмся назад, в бесформенность?
– Ну, уж нет! Дудки! Что я, мальчик-грум, туда-сюда метаться?! Сева, уймись, нашу эфирную материю люди в обычном состоянии не видят.
– Так то в обычном! А в порыве психического ветра очень даже могут разглядеть.
– Ага, две светоносные фигуры, возникающие из двух огненных кустов. Антенна-то восприятия не настроенна, – скептически махнул рукой Станиславский.
– Плохо, если он и впрямь перепоручит собаку кому-либо. Маловато энергии. Маловато! Не Нагваль, а одно рыхлое облако. Квадратура – упс! Ромб от диафрагмы еле светится. «Спаса в силах», пока, не видать! Ох уж эти жёны! Всё-то им в гротесках видится!
– А, по-моему, она права! Вы себя на её место поставьте. Муж – объелся груш, второй год, как в деревне сидит, словно Меньшиков в Берёзове. Сурикова не хватает, зафиксировать исторический момент! А вам не совестно, профессор? Вы же явились к Косте во сне, в образе ушедшего друга и попросили позаботиться о собаке. Он и полетел наутро за тридевять земель хомяка и кавказца спасать. До сих пор спасает. Уже тот хомяк больше папаши стал!
– Что делать, друг мой, что делать?! Радиальная ударная сторона Силы, придающая активность индивиду, она пришла у Константина в упадок из-за вампиризма засланных упырей. Свято место пусто не бывает. Кольцевой аспект силы, оставшись в одиночестве, сразу отгородил Костю от мира. Птичка оказалась в клетке. Притока энергии – нет. Обмена – тоже нет. Обложенный энергетическими вампирами организм вступает в фазу медленной смерти. До нашего появления дети тьмы не были столь торопливы и категоричны. Они давали установку своим посредникам на вампиризм, но, не более того. Видимо, надеялись, что Костя сам на себя наложит руки. И очень может быть, что так и случилось бы, не появись в его жизни этот бурый хомяк со своим папашей. Рывковая собака, – она ежедневно насыщает своего владельца линейной ударной силой. Союзник, чистой воды! – как сказал бы Нагваль Карлос. В данном случае, псина стала естественным спасением нашего утопающего. Ты же знаешь, я не сторонник энергетических скачков. Их воздействие непредсказуемо для физического тела. Наша энергетика была слишком велика для общения с опустошённым организмом Кости. И собаки должны были выстроить мост между нами, чтобы встреча состоялась без грома и молнии.
– А, на мой взгляд, хомяк уже вполне сформировался и может легко работать на любом удалении от хозяина. И я думаю, что на физическом плане, временная разлука пойдёт им обоим на пользу. А то от этих медвежьих рывков на поводке у его пастуха скоро весь позвоночник в трусы высыплется.
– Не спеши. Вспомни о квинтете Сатаны и участи старого кавказца.
– Да тогда была совсем иная ситуация, профессор! Верный пёс очень тосковал по своему бывшему ушедшему хозяину. Этим и воспользовались его враги. Они усилили зов из мира астральных теней, и, одновременно, нанесли удар своими объединенными усилиями, сознавая, что в этом случае, старый барбос не станет противиться смерти. Но, что же, тут, сравнивать?!
– А то, что не оплошай мы тогда, – этой смерти не было бы!
– Но следует признать, профессор, что наши враги опытны и сильны в сочетании различных подходов.
– Вот, вот. Я не хочу повторения провала.
– Провала? Да в чем же мы тогда проиграли? Разве мы не использовали момент смерти папаши для активации бурого хомяка?
– Именно, момент смерти.
– Но ведь нам удалось соединить в одной астральной линзе и силу хомяка, и силу его отца, не допустив разлёта кристаллов жизненного принципа. Посмотрите – это же не собака, а хвостатый медведь по астралу бродит. С тех пор и до настоящего времени квинтет был не в силах добраться до нашего неофита из-за щита такого союзника. Поэтому, позвольте мне с вами не согласиться. Я считаю, что мы в тот день пропустили удар, но выиграли бой.
– Может быть… Но разлучать их пока рано. Раз есть неосознанные проявления эфирной силы вокруг собаки и Кости: стуки, щелчки, внезапный ветер, – значит, союзник ещё не полностью управляется коллективным разумом человека и пса. Всему своё время, Всеволод. Наш Емеля сам с печи слезет, когда овладеет вторым вниманием, и его энергия попрёт через край.
– Может, все-таки, тебе стоит пойти к психиатру?
– Ирина опустила голову и закрыла рот рукой. – Я всё понимаю, но раздвоение, пусть даже во сне…
– Ну не о том ты думаешь, родная. Я же тебе говорю. Я сам видел эту картину. Я там присутствовал, на Марсе, миллионы лет тому назад, когда в Фаэтон – планету, лежащую за орбитой Марса, – врезалась другая – спутник вторгнувшегося гиганта. Обломки спутника-легковушки остались на месте аварии, рассеявшись по орбите, а грузовик Фаэтона перешёл с круговой на эллиптическую орбиту, лежащую под 30 градусов к горизонту.
– И метнул Зевс молнию, и выпал сын Солнца Фаэтон из повозки Гелиоса в бездну, – тихо проговорила Ирина.
– В бездну, именно. Ушёл по эллипсу вниз во мрак, в сторону созвездия Скорпиона. А при возвратном движении столкнулся с Марсом, рассыпался на части и усеял Марс своими обломками.
– И спросил Господь Каина, не видал ли он своего брата Авеля? И ответил Каин Господу: «Разве сторож я брату своему?» – продолжала Ирина. – Оттого и плывёт кроваво-красный Марс по небу, что не смыть ему с лица крови брата своего – Авеля-Фаэтона.
– Именно. Но это так, лирическое предисловие. Я-то на Марсе находился и на трагедию Фаэтона смотрел со стороны. Так вот «Апокалипсис» Иоанна Богослова – это не то, что будет с Землёй, а то, что было с Марсом. Сдаётся мне, что в пророчествах Иоанна изложена наша история перед исходом с Марса. И трубный глас Ангелов – громогласный звук при вхождении огромных астероидов в атмосферу. Просто жуть! Скалы трескались от него, я сам видел. И отравленные испарившиеся воды, при разломах в коре и гигантских вулканических извержениях. И, в довершение всего, – свернувшаяся свитком атмосфера, при ударе о поверхность «Ангела последнего» – глобуса Фаэтона, когда со всего полушария Марса стряхнуло многокилометровый слой коры.
– Ну да, если всё это увидел и записал один человек, то почему другого надо приписывать за те же видения к сумасшедшим? Ладно, убедил. Ты не псих.
– Спасибо за реабилитацию.
– Да, если всё так, как ты говоришь, то понятно за что Бог, он же Зевс или Юпитер, нас – людей – изгнал из рая. Видимо это мы, марсиане, каким-то образом притянули блуждающую планету и направили её на Фаэтон, дабы погубить более успешную цивилизацию.
– И лишил при этом памяти о содеянном.
– Но к тебе же, она каким-то образом вернулась!
– Да уж, Арнольд Шварценеггер в боевике «Вспомнить всё»! – рассмеялся Константин. – Знаешь, я вот что думаю, а что если и впрямь на Земле мы срок мотаем из-за былых непомерных амбиций. И по мере приближения освобождения память начинает обретать свой космический масштаб.
– Ну, ещё шажок, давай Костя! – Станиславский умоляюще смотрел из своего эфирного убежища на скрипящего извилинами перед женой ученика. – Что нужно для восстановления такой памяти, ну же?
– И для её восстановления нужна… собака. Вот поэтому я и хожу с Ермаком в поля. Вот.
– Начал за здравие, – кончил за упокой! Почему «поэтому»? Причём здесь собака? Что ты плетёшь? – Ирина возмущённо сдвинула брови.
– Честно? – Сам не знаю. – Костя сник и обречённо уставился в пустоту.
– Что, профессор, сегодня, похоже, наш Полуэкт ибн Полуэктович, так и не сложил логический пазл из осколков склеротической памяти второго внимания? – Всеволод состроил саркастическую гримасу.
– Я же говорю: «Маловато энергии!» Но, мысль мою про собаку он воспринял, хотя и не в состоянии её объяснить, увязав собаку с энергией, а энергию – с космической памятью. И это уже «гуд»!
– Ах, Константин Сергеевич! Всё бы вам генеральную линию действия везде выстраивать! Всё разжевывать, да по полочкам раскладывать, доводя до безусловных рефлексов. Нет, Константин ошибся. Вы – не Станиславский. Вы – Павлов!
– Уж чья бы корова мычала, а твоя, Сева, сегодня лучше б молчала! – не глядя на собеседника, проговорил Алексеев.
– «Давай, шибанём его красного петуха из тела, потом назад подтянем!» Это чьи слова были?
Станиславский возмущённо сжал губы бантиком и продолжал:
– Шибанули! !! Аж, на шестьдесят пять миллионов лет назад Костин дубль ушёл во времени! Да Снопов умереть мог на счёт раз по возвращении! Энергия у эфирного дубля после хождения на миллионы лет вспять – сумасшедшая, а энергетика у его астрального тела – никакая! Маловато её. Я тебе уже этой фразой плешь проел. А ты всё равно за своё. Что было бы, если бы мы вовремя её не уравняли?
– Удар током и кирдык.
– Именно.
– Ну, а мы на что? Не умер же… Хвала Господу!
Всеволод вздохнул и перекрестился.
– Не умер! Смотри, будем, потом, с его циррозом печени носиться.
– Может стереть про марсиан-то?
– Поздно, он уже жене наплёл. Теперь, уж, пусть всё остается как есть, не то точно в психушку загремит!
Лунная соната. Великое Переселение и урок физкультуры
Костю рвало сутки. Ирина успела уехать с дачи до того момента, как наступил кризис, и не знала о творившемся с мужем кошмаре. Рядом с измученным хозяином сидел только верный бурый кавказец. Пес временами поскуливал и облизывал потное лицо лежащего Константина.
«Господи, чем я так подсадил печенку? Вроде, ничего жирного не ел, спиртного не пил, холецистит, что ли, обострился?»
Мысли путались у Кости в гудящей от поднявшегося давления голове.
