скачать книгу бесплатно
– Мы должны их вернуть, – сказала Шай, вытирая измаранные ладони о подол рубахи и сжимая кулаки.
– Согласен.
Она уселась на корточки под деревом, где дерн обильно истоптали. Вытерла нос и глаза. Прошла по следу до другого выбитого копытами «пятачка». Здесь она нашла пустую бутылку, брошенную в грязь. Кто бы тут ни был, они не пытались таиться. Отпечатки копыт окружали развалины со всех сторон.
– Как мне кажется, человек двадцать. Хотя лошадей около сорока. Заводных коней они оставляли здесь.
– Может, это кони, чтобы ехали дети?
– Куда ехали?
Лэмб покачал головой.
Она продолжала говорить только для того, чтобы заполнить пустоту, желая начать делать хоть что-то, лишь бы не думать о случившемся.
– По-моему, они пришли с запада и направились на юг. Очень спешили.
– Я возьму заступы. Похороним Галли.
С работой они справились быстро. Шай вскарабкалась на дерево, не глядя находя опору для рук и ног. Она часто взбиралась на него еще до того, как появился Лэмб. Тогда мать смотрела на нее, а Галли хлопал в ладоши. Теперь мать похоронена у корней, а Галли повешен на ветвях. Шай казалось, что она повинна в их смертях. Нельзя вот так просто повернуться спиной к такому прошлому, как у нее, и уйти, посмеиваясь.
Перерезав веревку, Шай обломала стрелы и пригладила окровавленные волосы покойника, в то время как Лэмб вырыл яму рядом с могилой ее матери. Закрыв широко распахнутые глаза Галли, Шай прижала ладонь к его щеке. Холодная… Он казался сейчас таким маленьким и тощим, что ей захотелось завернуть тело в плащ, но лишней одежды у них с собой не было. Лэмб осторожно поднял мертвеца на руки и опустил в яму. Забросали могилу землей они уже вдвоем. Выровняли надгробие, стараясь не топтать и без того примятую траву, а холодный ветер подхватывал хлопья черного и серого пепла и уносил его над землей далеко-далеко, в никуда.
– Надо что-то сказать? – спросила Шай.
– Мне нечего сказать. – Лэмб направился к фургону.
До заката оставалось не более часа.
– Оставим это здесь, – сказала Шай. – Я хожу быстрее, чем проклятые волы.
– Но не так долго и без всех вещей. И нам не нужно торопиться. Что у них в запасе? Два или три дня. И они будут ехать быстро. Двадцать человек, ты сказала? Нужно трезво смотреть на жизнь, Шай.
– Трезво смотреть на жизнь? – прошептала она, с трудом осознавая услышанное.
– Допустим, мы пойдем пешком. Даже если не умрем от голода или нас не смоет буря, а мы догоним их, что тогда? Ведь мы даже не вооружены. Твой нож не считается. Мы поедем так быстро, как Скейл и Кальдер смогут нас везти. – Он кивнул на волов, щипавших травку, пока предоставлялся такой случай. – А там поглядим – вдруг получится отбить пару от стаи. Поглядим, что они из себя представляют.
– Да это и так ясно! – Она указала на могилу Галли. – И что станется с Питом и Ро, пока мы, мать его, крадемся следом?! – она уже перешла на крик, от которого несколько ожидавших поживы воронов слетели с веток.
Угол рта Лэмба дернулся, но он упрямо отводил взгляд.
– Мы не будем торопиться, – сказал он так, словно все давно решил. – Может, сумеем договориться. Выкупим детей.
– Выкупим? Они сожгли твою ферму, повесили твоего друга, украли твоих детей, а ты им денежек заплатить хочешь? Ты – гребаный трус!
Лэмб продолжал смотреть в сторону.
– Иногда трусость нужна, – хрипло произнес он. – Пролитая кровь не поднимет ферму из пепла, а Галли из могилы. Это уже произошло. Лучшее, что мы можем сделать – вернуть детвору. Любым способом. Лишь бы целыми и невредимыми. – На этот раз подергивание распространилось от угла рта до глаза через изуродованную шрамом щеку. – А после поглядим.
Уезжая на закат, Шай последний раз оглянулась. Ее дом. Ее надежды. Как много может изменить один день. Не осталось ничего, кроме груды обгоревших бревен на фоне розового неба. К чему нужна большая мечта? Так плохо ей не было никогда в жизни, а она бывала в грязных, темных и мерзких переделках. Сил с трудом хватало, чтобы держать голову прямо.
– Зачем они все сожгли? – прошептала она.
– Некоторые просто любят жечь, – ответил Лэмб.
Шай взглянула на него. На покрытом рубцами лице хмурый взгляд из-под низко надвинутой шляпы. В одном глазу отражалось умирающее солнце. Человек, у которого кишка тонка хорошенько поторговаться с лавочником, спокойно рассуждал об убийстве и похищении детей. Трезво смотрел на любую работу, которую предстояло выполнить.
– Как ты можешь быть таким спокойным? – прошептала она. – Ты… ты как будто знал, что это случится.
– Это случается всегда, – ответил Лэмб, по-прежнему не глядя на нее.
Легкий путь
– Я пережил множество разочарований, – проговорил Никомо Коска, капитан-генерал Роты Щедрой Руки, картинно оттопырив локоть. – Полагаю, каждый великий человек через это прошел. Славные мечты, разрушенные предательством, сменяются новыми устремлениями. – Он посмотрел на Малков – столбы дыма устремлялись от горящего города в синее небо. – Так много надежд за моей спиной.
– Должно быть, вам потребовалось немалое мужество, – сказал Суорбрек, отрываясь от заметок и сверкнув на краткий миг очками.
– Несомненно! Я уже потерял счет случаям, когда тот или иной излишне легковерный враг преждевременно заявлял о моей смерти. Сорок лет испытаний, борьбы, предательства и разочарований. Проживите достаточно долго, и вы увидите, как все рушится. – Коска встрепенулся. – Но, по крайней мере, тоски я не знал! Какие приключения мы испытали, а, Темпл?
Темпл вздрогнул. За пять лет он был свидетелем внезапной паники, затяжной скуки, частого поноса, одолевающей чумы и бегства от сражений, как от чумы. Но платили ему не за искренность. Далеко не за искренность.
– Героические! – сказал он.
– Темпл – мой стряпчий. Он готовит договора и следит за их соблюдением. Один из самых толковых ублюдков, встреченных мною когда-либо. На скольких языках ты говоришь, Темпл?
– Бегло не больше чем на шести.
– Самый полезный человек во всей проклятой Роте! После меня, конечно. – Легкий ветерок налетел на холм и растрепал седые волосы на покрытом пятнами черепе Коски. – Мне так хочется поведать вам свои истории, Суорбрек! – Тепмл сдержал гримасу отвращения. – Осада Дагоски! – Которая закончилась полным провалом. – Битва при Афиери! – Позорный разгром. – Годы Крови! – Наниматели сменялись как перчатки. – Война в Кадирии! – Поражение из-за пьянства. – Я даже козу возил с собой несколько лет. Упрямая скотина, но преданная, этого у нее не отнять…
Суорбрек сумел изобразить что-то наподобие учтивого поклона, сидя, скрестив ноги, у каменной глыбы, выпавшей из кладки.
– Не сомневаюсь, что мои читатели будут восхищаться вашими подвигами.
– Их хватит на двадцать томов.
– Трех вполне достаточно…
– А знаете, когда-то я был великим герцогом Виссерина, – Коска отмахнулся от знаков почтения, которых ему никто и не думал выказывать. – Но не переживайте. Вам не нужно называть меня «ваша светлость». У нас здесь, в Роте Щедрой Руки, все по-простому. Правда, Темпл?
– Мы здесь все равны, – глубоко вздохнул законник.
Большинство из собравшихся здесь – лгуны, почти все – воры, а многие – убийцы. Что ж тут удивляться простоте нравов?
– Сержант Балагур со мной еще дольше, чем Темпл. С тех времен, когда мы свергли великого герцога Орсо и возвели Монцу Меркатто на трон Талинса.
– Вы знакомы с великой герцогиней? – удивился Суорбрек.
– Весьма тесно. Не считаю преувеличением заявить, что я был ее ближайшим другом и наставником. Я спас ей жизнь при осаде Муриса. А она – мне! Есть очень мало достойных людей, с которыми я не выступал в те годы под одними знаменами или под противоположными. Сержант Балагур!
Сержант – человек без шеи – повернул к нему лицо, безучастное, словно каменная плита.
– Что ты понял, путешествуя со мной?
– Что в тюрьме лучше, – ответил тот, возвращаясь к игре в кости – этому развлечению он мог предаваться с утра до вечера.
– Он – такой весельчак! – погрозил Коска костлявым пальцем, хотя даже намека на шутку Темпл не заметил. Он вообще ни разу за пять лет не слышал, чтобы Балагур шутил. – Суорбрек, вы увидите, как у нас в Роте умеют радоваться хорошим шуткам!
Это если умолчать о медленно закипающей вражде, об изнурительной скуке, жестокости, болезнях, грабежах, изменах, пьянстве и таком разврате, что и дьявол бы покраснел.
– Все эти пять лет, – сказал Темпл, – я хохотал, не переставая.
Было время, когда он считал байки Старика веселыми, живыми, увлекательными. Волшебная картинка, которой можно не бояться. Теперь его мутило от них. Познал ли истину Темпл или Коска позабыл о ней – сказать трудно. Возможно, то и другое, вместе взятое.
– Да, у нас был настоящий успех. Множество поводов для гордости. Множество побед. Но, конечно, и поражения тоже. У каждого великого человека они бывают. Огорчения – издержки нашей работы, как говорил Сазайн. Люди часто обвиняют меня в непостоянстве, но я точно знаю – на любом перекрестке я выберу один и тот же путь. Путь, который меня устраивает. – Пока прихотливая память старого наемника блуждала по тропинкам его прошлого, Темпл начал потихоньку отступать, скрываясь за сломанной колонной. – У меня было счастливое детство, но весьма бурная молодость, полная отвратительных приключений, а в семнадцать я покинул свою родину в поисках счастья, рассчитывая лишь на острый ум, отвагу да проверенный в схватках клинок…
По мере того как Темпл спускался с холма, покидая тень древних развалин и выбираясь на солнце, отголоски пустого бахвальства стихали. Не важно, что там говорил Коска, но обмен добрыми шутками был здесь не самым признанным видом развлечения.
Темпл видел убожество. Многое пережил. Но он редко видел людей столь же жалких, как эта ужасная дюжина пленных мятежников из Старикленда, закованных в цепи, голых, грязных, привязанных к кольям. Трудно вообразить, что они угрожали величайшей державе в Земном Круге. Даже трудно представить их обычными людьми. Разве что татуировки на предплечьях напоминали о брошенном некогда вызове.
«Гребаный Союз». «Гребаный король». Вязь букв тянулась от запястья до локтя у ближайшего. В последнее время Темпл все больше и больше соглашался с этими призывами. У него нарастало ощущение, что он вновь оказался не на той стороне. Но, когда выбираешь, трудно предугадать все. Когда-то Кадия сказал ему: «Ты понимаешь, что выбрал не ту сторону в тот миг, как выбор совершен». Однако, по наблюдениям Темпла, еще хуже приходилось тем, кто застрял на распутье. А ему надоело жить хуже других.
Суфин стоял около пленников с пустой флягой в руке.
– Что делаем? – спросил Тепмл.
– Попусту тратим воду, – ответил развалившийся неподалеку Берми, почесывая светлую бороду.
– А вот и нет, – возразил Суфин. – Я пытаюсь призвать милосердие Бога к нашим пленным.
У одного из них виднелась страшная, необработанная рана на боку. Глаза несчастного метались, губы бормотали бессвязные приказы или бессмысленные молитвы. Когда от раны начинает пахнуть, надежды на спасение никакой. Но и будущее других не было радужным.
– Если Бог есть, то он очень хитрый мошенник, и я не доверил бы ему что-либо важное, – прошептал Темпл. – Милосерднее было бы убить их.
– Вот и я то же советую, – согласился Берми.
– Для этого нужна отвага, – Суфин протянул меч рукояткой вперед. – У тебя есть отвага, Темпл?
Тот фыркнул. Суфин опустил оружие.
– Вот и у меня тоже. Поэтому я даю им воду, хотя понимаю – этого недостаточно. А что там делается на вершине холма?
– Ждем наших нанимателей. А пока Старик кормит свою гордыню.
– Она – прожорливая тварь, – заметил Берми. – Не так просто прокормить.
– И растет с каждым днем. Как чувство вины у Суфина.
– А это не чувство вины, – ответил Суфин, покосившись на пленников. – Это чувство справедливости. Разве священники тебя этому не учили?
– Ничто не разочаровывает человека так быстро в справедливости, как религиозное образование, – пробормотал Темпл.
Он вспомнил хаддиша Кадию, ведущего урок в просторной беленой комнате, и себя молодого, потешающегося над учителем. Доброта, милосердие, самоотверженность… Как совесть. Это часть того, что люди получают в дар от Бога. Частички божественной сущности. То, от чего Темпл долгие годы пытался избавиться. На глаза ему попался один из мятежников. Женщина, если судить по спутанным волосам, упавшим на лицо. Она потянулась, насколько пускала цепь. За водой или за мечом, сказать трудно. «Хватай свое будущее!» – проступали буквы на ее коже. Темпл достал свою флягу, нахмурившись, взвесил ее на ладони.
– И у тебя прорезалось чувство вины? – прищурился Суфин.
Темпл помнил, каково это – быть в цепях, хотя носил их уже давно.
– Сколько времени ты в разведчиках? – спросил он.
– Восемнадцать лет.
– Тогда ты уже должен понять, что совесть – плохой проводник.
– Ни хрена она не знает эту страну, – добавил Берми.
– А кто же должен указать нам путь? – развел руками Суфин.
Сверху донесся резкий голос Коски:
– Темпл!
– Вот он – твой проводник. Зовет тебя, – сказал Суфин. – Можешь дать им воду потом.
Стряпчий кинул ему флягу и пошел вверх по склону.
– Дай им воды сейчас. А то потом инквизиция заберет их.
– Всегда самый легкий путь, да? – крикнул Суфин вслед.
– Всегда, – буркнул под нос Темпл. Оправдываться он не собирался.
– Мое почтение, господа! Добро пожаловать! – Коска сдернул с головы невообразимую шляпу, когда его достойные наниматели приблизились верхом, плотно окружая большой и прочный на вид фургон.
Несмотря на то что Старик, слава богу, несколько месяцев назад завязал с пьянством, он все еще казался слегка поддатым. Размашистые движения костлявых рук, ленивый прищур иссохшихся век, беспорядочные переливы речи. Из-за этого вряд ли кто-то мог предугадать, что он скажет или сделает. Одно время Темпл находил эту особенность волнующей, будто ты следишь за вращением колеса рулетки. Но сейчас это стало похожим на ожидание, когда из грозовой тучи шарахнет молния.
– Генерал Коска, – произнес Наставник Пайк, глава Его Августейшего Величества Инквизиции в Старикленде и самый влиятельный человек на пятьсот миль вокруг. Его лицо до неузнаваемости уродовали шрамы от ожогов, глаза темнели на пятнистой розовой маске, а уголки рта кривились то ли из-за разрушительного воздействия огня, то ли из-за попытки улыбнуться. Дюжина его экзекуторов в полном доспехе и черных накидках настороженно входили в развалины.
Коска усмехнулся, указав на догорающий город за долиной.
– Малков сожжен, как я вижу.
– Лучше обратиться в пепел под властью Союза, чем процветать под мятежниками, – заметил инквизитор Лорсен, спешиваясь. Высокий, изможденный, с ревностно горящим взором. Темпл ему завидовал – хорошо чувствовать свою непререкаемую правоту, независимо от того, в каких бесчинствах ты принимаешь участие.
– Истинно так, – согласился Коска. – Без сомнения, подданные Союза разделяют ваше мнение. Сержанта Балагура вы знаете. А это – мастер Темпл, стряпчий моей Роты.
Генерал Бринт слез с коня последним, поскольку это несложное действие требовало от него значительных усилий. В сражении при Осрунге он потерял большую часть руки вкупе со всем чувством юмора и левый рукав темно-красного мундира подворачивал и прикалывал к плечу.
– Вижу, вы подготовились к юридическим разногласиям, – сказал он, поправляя перевязь и глядя на Темпла так, словно тот был утренней телегой с чумными трупами.
