скачать книгу бесплатно
– Но приводят к одному и тому же результату, верно?
– Что ты можешь об этом знать? Не припомню, чтобы я тебя там видела. – Она прогнала воспоминание, поднялась с кровати. Безмятежность, дарованная последней трубкой хаски, улетучилась, и Монца вдруг почувствовала себя неловко под его взглядом – совершенно голая, не считая неизменной перчатки на правой руке, с исполосованным шрамами телом. Взглянула на казавшиеся размытыми за пузырчатым стеклом закрытой половинки окна очертания города, башен, полыхавшего тут и там огня. – Я позвала тебя не затем, чтобы ты напоминал мне о моих ошибках. Сама знаю, что до черта их наделала.
– Кто не наделал?.. А зачем вы меня позвали?
– Затем, что питаю страшную слабость к здоровенным парням с куриными мозгами. А ты что думал?
– О, я стараюсь думать поменьше. Вредно это для моих куриных мозгов. Но что-то мне начинает казаться, будто вы вовсе не такая твердокаменная, какой притворяетесь.
– Откуда это? – Она дотронулась до шрама у него на груди. Провела кончиком пальца по неровно зарубцевавшейся коже.
– У каждого из нас были свои раны, думаю. – Он огладил рукою шрам у нее на бедре.
Монца напряглась – от смеси страха и возбуждения, все еще владевших ею, к которым прибавилась толика отвращения.
– У некоторых похуже, чем у других.
– Всего лишь отметины. – Он провел большим пальцем поочередно по всем шрамам на ее ребрах. – Меня они не смущают.
Она сорвала перчатку с изуродованной правой руки и ткнула ею ему в лицо.
– Не смущают?
– Нет. – И руку ее вдруг обхватили его большие ладони, сильные и горячие.
Монца на миг оцепенела. Дыхание перехватило от омерзения, словно она нечаянно застала Трясучку ласкающим мертвое тело. Она хотела было вырвать руку, но тут он начал поглаживать ее ладонь и скрюченные пальцы. До самых кончиков. С удивительной нежностью. Доставляя удивительное удовольствие. Глаза ее сами собой закрылись, рот приоткрылся. Монца распрямила ладонь, насколько это было возможно, вздохнула.
Он придвинулся ближе, и она почувствовала тепло его тела, его дыхание на своем лице. В последнее время вымыться удавалось редко, и от Трясучки пованивало. Изрядно, но не так уж противно. Впрочем, от нее и от самой пованивало. Он потерся шершавой, щетинистой щекой о ее щеку, ткнулся носом ей в нос, потом зарылся лицом в шею. Монца слабо улыбнулась, ощутив легкий озноб – возможно, из-за ветра, задувавшего в открытое окно, несущего запахи пожара.
Одной рукой удерживая по-прежнему ее изуродованную руку, другою он снова огладил ее бедро. Добрался до груди, потеребил сосок. Монца дотронулась до его члена, уже готового, твердого, подняла ногу, сбив при этом пяткой со стены часть расслоившейся штукатурки, положила на подоконник. Рука его тут же оказалась меж ее широко расставленными теперь ногами.
Она легонько потянула его за ухо, разворачивая лицом к себе, пальцем раздвинула губы, скользнула языком в рот. Чувствовался привкус дешевого вина, которое они пили вместе, так что и у нее во рту он наверняка остался. Но кого это дерьмо волнует, в самом-то деле?..
Монца притянула его к себе, прижалась крепче. Не думая сейчас ни о своем мертвом брате, ни об искалеченной руке, ни об осаде города, ни о курении, ни о людях, которых должна убить. В мире остались лишь его руки и ее, его член и ее вагина. Не слишком много, быть может, но то, что нужно.
– Давай… трахни меня, – выдохнула она ему в ухо.
– Да, – хрипло отозвался он, подхватил ее под колени, опрокинул на кровать.
Та заскрипела, когда Монца задвигалась, освобождая для него место. Он встал на колени меж ее раздвинутых бедер, поглядел на нее, свирепо скалясь. Она ответила таким же оскалом, страстно желая продолжения. Почувствовала, как заскользил по ляжкам, то по одной, то по другой, кончик его члена в поисках входа.
– Где, черт…
– Ох уж эти северяне – на стуле сидя, собственной задницы не найдут.
– Я не задницу свою ищу.
– Дай-ка… – Приподнявшись на локте, она взялась за его член и помогла попасть в нужное место.
– Ох.
– Ох, – передразнила Монца. – Вот она где.
– Ага. – Он задвигал бедрами, входя с каждым толчком глубже. – Вот… она… где. – Зарылся пальцами в поросль внизу ее живота, принялся ласкать.
– Легче! – Монца отбросила его руку, положила на ее место собственную. – Не орехи колешь, дурак.
– Твой орех – твое дело, понял. – Он наклонился над ней, чтобы упереться руками в кровать, член выскользнул, но она тут же поместила его обратно. И оба задвигались в поисках единого ритма, постепенно прилаживаясь друг к другу.
Монца глаз не закрывала и видела в тусклых отсветах огня, бушевавшего за окном, что он тоже на нее смотрит. Скалясь, как она, так же тяжело дыша. Он потянулся к ее губам, но, когда она приподнялась навстречу, отодвинулся, не дав себя поцеловать, и дразнил ее так до тех пор, пока она не уронила голову на подушку, охваченная сладостным содроганием.
Потом провела искалеченной рукой по его спине, добралась до ягодиц, стиснула одну, чувствуя, как та напрягается и расслабляется все быстрее и быстрее. Под влажные шлепки разгоряченных тел друг о друга скользнула пальцами глубже, меж ягодиц. Снова подняла голову, укусила его за губу, он куснул ее в ответ, зарычав. Монца зарычала тоже. Он опустился на один локоть и свободной рукою принялся тискать ее грудь, крепко, до боли.
Кровать скрипела все яростней. Монца закинула ноги ему на спину. Его рука скользнула ей в волосы, прошлась по монетам под кожей, потянула голову вверх. Губы их встретились, и Монца всосала в рот его язык, покусывая, облизывая. Они осыпали друг друга жадными, глубокими, беспорядочными поцелуями – не похожими на поцелуи. Палец Монцы погрузился меж его ягодиц еще глубже.
– Что за хрень!
Он так резко поднялся на руках, выйдя из нее, словно она ударила его по лицу. И замер – напряженно и неподвижно. Монца отдернула руку.
– Да ладно, – прошипела. – Ты не стал от этого меньше мужчиной. Но твоя задница – твое дело. Буду держаться подальше, раз…
– Да я не про то. Вы слышали?..
Она не слышала ничего, кроме собственного хриплого дыхания. И подалась к нему снова.
– Давай… никого там нет, кроме…
Дверь с треском распахнулась, брызнули во все стороны щепки от выломанного замка. Трясучка, путаясь в одеяле, скатился с кровати. Монца, которую ослепил внезапный свет фонаря, увидела лишь, как блеснули чьи-то доспехи и взметнулся меч. Услышала глухой металлический стук и крик.
Трясучка грохнулся на пол. В лицо ей брызнуло несколько капель крови. В руке мгновенно оказалась рукоять Кальвеца. В правой, увы, никчемной… которая в силу привычки успела вытянуть его на несколько дюймов из ножен.
– Не надо этого делать.
На Монцу направила взведенный арбалет шагнувшая через порог женщина с круглым миловидным лицом и гладко забранными назад волосами. Стоявший над Трясучкой мужчина с мечом выпрямился, тоже повернулся к Монце. Лица его она так и не разглядела, лишь контуры доспехов и шлема. В комнату, громко топая, ввалился еще солдат с фонарем в одной руке и сверкающим топором в другой. Она разжала скрюченные пальцы, Кальвец, наполовину вытащенный из ножен, упал на пол.
– Так-то лучше, – сказала женщина.
Трясучка застонал и, щурясь от яркого света, попытался подняться. По лицу его текла кровь из неглубокой раны на голове. Ударили, видать, плашмя, не острием меча. Солдат с топором шагнул к нему и несколько раз прошелся сапогом по ребрам, заставив скорчиться с рычанием у стены. Тут появился третий с какой-то скомканной курткой, перекинутой через руку.
– Вы здесь, капитан Лангриер?
– Нашли что-то? – спросила женщина, передавая ему арбалет.
– Вот… и еще несколько таких же.
– Похоже на талинскую форму. – Она взяла у него куртку, показала Монце. – И что вы об этом скажете?
Потрясение той, вызванное неожиданным вторжением, сменилось леденящим страхом. Солдаты Сальера. Мысли ее были настолько заняты Ганмарком и войсками Орсо, что места для другой стороны не оставалось. Теперь, однако, деваться было некуда… Ей вдруг захотелось выкурить еще трубочку, да так сильно, что даже затошнило.
– Это не то, о чем вы думаете, – через силу прохрипела Монца, остро сознавая, что сидит перед ними совершенно голая и всем ясно, чем она только что занималась.
– А вы знаете, о чем я думаю?
В дверях появился еще один солдат, с длинными вислыми усами.
– Там в одной комнате куча бутылок и прочей дряни. Трогать я побоялся. На яды похоже.
– Яды, говоришь, сержант Пелло? – Лангриер склонила голову набок, почесала шею. – Ну, это уж совсем подозрительно.
– Я все могу объяснить. – В горле у Монцы пересохло, поскольку объяснить она ничего не могла. Так, во всяком случае, чтобы эти ублюдки ей поверили.
– У вас будет такая возможность. Но не здесь, а во дворце. Закуйте их.
Один солдат завел поморщившемуся Трясучке руки за спину, защелкнул на них наручники, поставил его на ноги. Другой бесцеремонно заломил назад руку Монце.
– Ай! Поосторожней с моей рукой!
Ее стащили с кровати, пихнули к дверям, и Монца, поскользнувшись, чуть не упала. Равновесие восстановила без всякого изящества. До него ли сейчас было?.. Из ниши на происходившее в доме смотрела стеклянная статуэтка Бенны. Беспомощная против вторжения.
– Можно нам хотя бы одеться?
– Не вижу смысла. Погодите… – Монцу вывели на лестничную площадку, где горел еще один фонарь, и Лангриер присела, вглядываясь в зигзагообразные шрамы у нее на бедре и на ляжках, с почти уже незаметными точками от снятых швов. Потыкала в них большим пальцем, словно проверяя на свежесть окорок в мясницкой лавке. – Пелло, ты когда-нибудь видел такие отметины?
– Нет.
Она подняла взгляд на Монцу.
– Откуда они у вас?
– Брила письку, бритва соскользнула.
Лангриер захохотала.
– Мне нравится. Смешно.
Пелло захохотал тоже.
– Ага.
– Хорошо, что у вас есть чувство юмора. – Лангриер выпрямилась, отряхнула пыль с колен. – Оно вам пригодится. – Ладонью толкнула Монцу в лоб, и та, не устояв, кубарем покатилась по лестнице.
Ударилась плечом о ступеньки, отбила спину, ободрала колени. Развернулась на лету головой вниз, впечаталась носом в стену, взвизгнула и растянулась наконец на полу, проехавшись напоследок бедром по штукатурке. Приподняла голову, и лестница закружилась перед глазами, как у пьяной. Во рту появился вкус крови. Монца сплюнула, но он не исчез.
– Фу-у… – выдохнула она.
– Ну что, не до шуток больше? Парочка этажей еще осталась, коль желание острить не прошло.
Прошло… Монца не сопротивлялась, когда ее подняли на ноги, зарычала только от боли в плече.
– А это что?
С пальца сдернули кольцо, и через мгновение она увидела свой рубин на руке улыбающейся Лангриер, которая поднесла его, любуясь, ближе к свету.
– Вам идет, – сказал Пелло.
Монца промолчала. Если утрата подарка Бенны окажется худшим, что произойдет с ней в ближайшее время, она сможет считать себя счастливицей.
На нижних этажах тоже суетились солдаты, вываливая все из сундуков и роясь в вещах. Опрокинули один из ящиков Морвира, зазвенело, разбиваясь, стекло. Монца увидела растрепанную Дэй, сидевшую на кровати со скованными за спиной руками. Взгляды их встретились на миг, но посмотрели они друг на друга без особого сочувствия. Помощнице Морвира еще повезло, что она была одета, когда за ними пришли.
Монцу затолкали в кухню, где она прислонилась, тяжело дыша, к стене. По-прежнему голая, но вполне уже к этому равнодушная. Здесь она увидела Фарли с братом, к которым подошла Лангриер, вытаскивая из кармана кошелек.
– Похоже, вы были правы. Шпионы. – Она отсчитала в подставленную ладонь монеты. – По пять скелов за каждого. Герцог Сальер благодарит вас за усердие. Мы всех взяли или еще кто-нибудь остался?
– Остались, четверо.
– Что ж, покараулим их тут. А вам лучше подыскать другое жилье для своей семьи.
Монца, слизывая с губ кровь, текущую из носа, смотрела на Фарли и думала о том, чем обернулась ее благотворительность. Продали за пять скелов. Бенну удручил бы, наверное, размер вознаграждения, но саму ее куда больше взволновало другое. Когда Монцу поволокли вон из дома, фермер проводил ее взглядом. И во взгляде этом не было вины. Возможно, он считал, что всего лишь позаботился таким образом о своей семье в нелегкое военное время. Возможно, гордился тем, что у него хватило на это храбрости. И возможно даже, был по-своему прав.
Похоже, в мире ничего не изменилось с тех пор, как Вертурио сказал: «Милосердие и трусость – одно и то же».
Странная парочка
По мнению Морвира, вполне обоснованному, на чердаках в последнее время ему приходилось торчать слишком уж часто. Ничуть не утешало то, что этот чердак был открыт практически со всех сторон. Крыши над ним почти не осталось, и в лицо задувал холодный ветер. Это самым неприятнейшим образом напоминало о той далекой весенней ночи в приюте, когда Морвира заманили на крышу две юные красотки и оставили там в одной ночной рубашке, заперев выход. Нашли его только утром – трясущегося, с синими губами, замерзшего чуть не до смерти. И все смеялись…
Общество, в котором он сейчас пребывал, тоже не согревало. Рядом в темноте сидела Шайло Витари и, прищурив один глаз, смотрела другим в подзорную трубу. В городе за спиной бушевали пожары. Может, война и полезна для представителей его ремесла, но Морвир предпочел бы держаться от нее подальше. Как можно дальше на самом деле. Осажденный город – не место для цивилизованного человека. Он соскучился по своему саду. По своей мягкой пуховой перине.
Морвир подтянул воротник, пытаясь прикрыть им уши, и вновь устремил взор на дворец великого герцога Сальера, угнездившийся на длинном узком острове посреди стремительного Виссера.
– Почему человеку моих талантов поручено заниматься подобными исследованиями?.. Категорически не понимаю. Я – не полководец.
– О, нет. Вы – убийца гораздо меньшего масштаба.
Морвир хмуро покосился на нее.
– Вы тоже.
– Конечно, но я не жалуюсь.
– Я негодую, будучи загнан туда, где идет война.
– Стирия. Весна. Как же без войны-то?.. Давайте составим уже, наконец, план действий и уйдем отсюда.
– Куда? В благотворительное заведение Меркатто, ведающее предоставлением крова бездомным сельскохозяйственным рабочим? Там так разит ханжеским лицемерием, что у меня желчь разливается.
Витари подышала на сложенные ковшиком руки.
– И все же там лучше, чем здесь.
