скачать книгу бесплатно
– Чертов горчичный корень!
Восхитительная действенность порошка на его клиентов приятности его употребления самому Морвиру не прибавляла. Как раз наоборот. В тщетной надежде смыть едкую горечь он прополоскал рот водой, прекрасно зная, что будет чувствовать ее еще несколько часов.
Затем он поставил перед собою в ряд следующие шесть склянок. Сковырнул крышечки, вынул пробочки. Содержимое их можно было бы принять по очереди, но долгие годы подобных завтраков научили Морвира тому, что лучше уж отделаться разом. Поэтому он набрызгал, накапал и насыпал необходимое количество в стакан с водой, тщательно перемешал ложкой и выпил тремя большими, судорожными глотками.
Поставил стакан на стол, вытер слезы, выступившие на глазах. Почувствовал было приступ тошноты, но тут же все и прошло. В конце концов, он проделывал это каждое утро в течение двадцати лет. А если бы не приучил себя…
Морвир ринулся к окну, распахнул ставни и успел высунуть голову наружу как раз вовремя, чтобы скудный завтрак его угодил в грязный переулок под складом. С тяжким стоном выпрямился, высморкал из носа едкие сопли и побрел, пошатываясь, к умывальнику. Зачерпнул из тазика воды, омыл лицо, глядя на себя в зеркало. Неприятнее всего было то, что в бунтующий желудок следовало запихнуть еще каши. Очередная жертва, которую никто не оценит, одна из многих, на которые он шел ради совершенства.
Приютские дети его талантов не ценили. Как и учитель, недоброй памяти Маймах-йин-Бек. Как и жена. И многочисленные подмастерья. Похоже было, что нынешняя нанимательница тоже не в состоянии оценить его самоотверженность, его терпение, его героические – без всякого преувеличения! – усилия, совершаемые в интересах ее дела. Никомо Коске, этому распутному старому пьянице, оказывали уважения куда больше, чем ему.
– Я обречен, – безутешно пробормотал он. – Обречен только давать и давать, ничего не получая взамен.
В дверь постучали, голосок Дэй спросил:
– Вы позавтракали?
– Почти.
– Всем велено собраться внизу. Идем к Кардотти. Фундамент закладывать. Необходимую подготовку производить… – Похоже, говорила она с набитым ртом. И удивительно, коль это было не так.
– Я догоню!
Он услышал удаляющиеся шаги.
Все-таки есть один человек по меньшей мере, который восхищается его профессиональным уменьем. Относится к нему с надлежащим уважением. Оправдывает самые высокие ожидания. Дэй… он начинает ей доверять, понял Морвир, и как помощнику, и как человеку. Гораздо больше, чем дозволяет осторожность на самом деле.
Но даже он, наделенный столь экстраординарными талантами, не в состоянии справиться со всем в одиночку. Морвир испустил глубокий вздох и отвернулся от зеркала.
Лицедеи, или убийцы, а вернее, и те, и другие, заполонили весь первый этаж склада. Двадцать пять человек, считая самого Балагура. Возле стола сидели, вытянув ноги, три черноволосые танцовщицы-гурчанки в затейливых масках в виде кошачьих мордочек. У двоих маски были подняты, у третьей, которая заботливо полировала кривой кинжал, опущена, и сквозь раскосые прорези недобро поблескивали глаза. Рядом расположились музыканты, тоже в масках, только серебряных и в виде нот, одетые в черные щеголеватые курточки и трико в желто-серую полоску, и наигрывали джигу, наловчившись уже исполнять ее более или менее сносно.
Здесь же был и Трясучка в потертой кожаной тунике и облезлой меховой накидке на плечах, с круглым деревянным щитом на одной руке и тяжелым мечом в другой. И Седой с дубиной в руках, усеянной гвоздями, лицо которого полностью скрывала железная маска. Трясучка что-то быстро говорил на северном, показывая, как именно он будет махать мечом и как на это должно отвечать Седому.
Барти и Кюммель, акробаты, одетые в шутовские костюмы в обтяжку, спорили между собой на союзном языке. Один пылко размахивал при этом коротким мечом. К их разговору прислушивался Ронко Невероятный, поглядывая по сторонам из-под маски, расписанной красными, желтыми и оранжевыми язычками пламени. Перебрасывались у него за спиной ножами, казавшимися вспышками света в полутьме, трое жонглеров. Остальные… кто праздно стоял, привалившись к стене, кто сидел на полу, подобрав под себя ноги, кто выделывал антраша, кто костюм подгонял на скорую руку.
Коску Балагур узнал не сразу. Старый наемник вырядился в бархатный плащ, расшитый серебром сверху донизу, на голове у него был цилиндр, в руках – длинная черная трость с толстым золотым набалдашником. Сыпь на шее запудрена, напомаженные седые усы торчат пиками, сапоги начищены до блеска. Маска усеяна искрящейся зеркальной пылью.
Но глаза Коски искрились еще ярче. И к Балагуру он подошел торжественной поступью циркового распорядителя.
– Друг мой, надеюсь, вы в порядке. Спасибо, что выслушали утром.
Тот, сдерживая улыбку, кивнул. В добродушном юморе Коски ему чудилось нечто почти магическое – в этой абсолютной уверенности, позволяющей говорить и говорить, не сомневаясь, что его будут слушать и смеяться… Балагур как будто и сам начинал чувствовать желание говорить.
Коска протянул ему маску в виде пары костей. Там вместо точек были прорези для глаз. Две единицы.
– Надеюсь, вы окажете мне честь присмотреть нынче вечером за игровым столом?
Балагур дрогнувшей рукой принял маску.
– Буду очень рад.
Вся безумная компания тронулась наконец в путь по кривым улицам, тесным переулочкам, узким мостикам через каналы, гнилым садам, укрытым туманами, сквозь серый и сырой сумрак, приглушавший шаги и вонявший солью – предательская вода здесь всегда была где-то рядом. Поэтому Трясучка то и дело недовольно морщил нос.
Полгорода, казалось, нацепило маски и карнавальные костюмы, будто праздник какой случился. Все, кто не был приглашен на бал в честь царственных гостей Сипани, решили повеселиться сами и занялись этим основательно, с раннего утра. Одни оделись без причуд, в обычные выходные наряды и скромные полумаски. Другие расстарались вовсю – напялили широченные шаровары, обувь на высоких каблуках, лица закрыли золотыми и серебряными масками со звериными оскалами и безумными улыбками. Они живо напоминали Трясучке окровавленное лицо Девяти Смертей, когда тот бился в кругу, и его дьявольскую ухмылку. Отчего на душе спокойней не становилось. Пусть он и одет был сейчас, как некогда на Севере, в кожу и мех, и оружие при себе имел почти такое же, как тогда, – щит и тяжелый меч.
Мимо пронеслось несколько человек, разряженных в желтые перья и маски с огромными клювами, визжа, как стая спятивших чаек. Что спокойствия тоже не прибавило. Вдали, в тумане, мельтешили, выпрыгивая с гиканьем из-за углов, перебегая с песнями площади, другие странные фигуры. Чудовища и великаны. И ладони у Трясучки покрылись липким потом при воспоминании о том, как под Дунбреком вышел из такого же тумана Фенрис Ужасающий, неся с собою смерть. Здесь, конечно, всего лишь скакало на ходулях всякое дурачье… и тем не менее. Происходит что-то странное, когда человек надевает маску. Вместе с внешним видом меняется его поведение. Порой он и на человека-то становится не похож. Словно превращается в кого-то другого…
Все это не нравилось бы Трясучке, даже если бы вечером не предстояло совершить убийство. Казалось, город Сипани построен на границе с преисподней, откуда набежали черти и перемешались с людьми, а те и внимания не обращают, будто так и надо. Ему пришлось даже напомнить себе, что самой странной и по-настоящему опасной из всех странных и опасных с виду компаний, шляющихся здесь по улицам, является его собственная персона. Если по городу и ходят черти, наистрашнейший из них – он сам. Мысль эта лишила его последнего спокойствия.
– Сюда, друзья мои!
Коска повел всех через площадь, где сквозь туман виднелись четыре облетевших дерева и большой дом, деревянный, с внутренним двором. Точно такой стоял несколько последних дней в складской кухне на столе.
У железных решетчатых ворот караулили четверо вооруженных стражников. Коска, звонко цокая каблуками, проворно взбежал по лестнице.
– С добрым утром вас, господа!
– У Кардотти нынче днем закрыто, – прорычал в ответ ближайший стражник, – и вечером тоже.
– Не для нас. – Коска взмахом трости очертил всю свою разномастную труппу. – Мы – актеры, которых специально для сегодняшнего торжества выбрала и наняла супруга принца Арио, Карлота дан Эйдер. Так что открывайте, да поживее, у нас полно дел, надо подготовиться. За мной, дети мои, выше голову! Люди жаждут развлечений, и они их получат!
Двор оказался больше, чем ожидал Трясучка, и одновременно сильно его разочаровал. И это лучший бордель Земного круга?.. Булыжники поросли мхом. Меж верхними окнами натянуты веревки, на которых сушатся, развеваясь на ветру, простыни. Составлены в одном углу вкривь и вкось винные бочонки. Бродит, помахивая стершейся метлой, сгорбленный старикашка. Свирепо треплет о стиральную доску нечто, подозрительно смахивающее на нижнее белье, неопрятная толстуха…
Еще здесь стояли стол и несколько стульев, позолоченных некогда, но давно облезших, где сидели со скучающим видом три худосочные девицы. Одна держала в руке раскрытую книгу. Вторая не сводила глаз с ногтей, которые подпиливала. Третья без всякого интереса поглядывала на фигляров, расслабленно откинувшись на спинку стула и попыхивая глиняной трубочкой для курения чаги.
Коска вздохнул:
– Нет на свете ничего более прозаичного и менее возбуждающего, чем бордель при свете дня.
– Похоже на то. – Трясучка проводил взглядом жонглеров, которые уже нашли для себя уголок и принялись распаковывать орудия труда – в том числе ножи.
– Я всегда считал, что у шлюх замечательная жизнь. У тех, что пользуются спросом, во всяком случае. Бездельничаешь целыми днями, а когда тебя призывают к работе наконец, занимаешься ею лежа.
– Маловато чести в этом, – сказал Трясучка.
– От дерьма хоть цветы лучше растут. От чести и такой пользы нету.
– Но что потом, когда состаришься и никто тебя больше не хочет? Остается лишь отчаяние, думается мне, да раскаяние.
Коска печально улыбнулся.
– Как у каждого из нас, друг мой. Чем бы мы ни занимались – все едино. Хоть солдатом будь, хоть наемным убийцей… никто тебя не хочет, когда состаришься. – Он двинулся мимо Трясучки в глубь двора, постукивая на ходу тростью. – В каком-то смысле все мы шлюхи. – Выхватил из кармана пестрый платок, помахал девицам и поклонился. – Мое глубокое почтение, дамы.
– Старый козел, – буркнула в ответ на родном языке Трясучки та, которая курила, и снова запыхтела трубкой.
Оркестр начал настраивать инструменты, извлекая из них хрипы и скрипы, мало чем отличавшиеся от того, что считалось у этих исполнителей настоящей музыкой.
В дом из двора вели две двери. Слева – в игорный зал, справа – в курильню. Оттуда имелся выход к лестницам на второй этаж. Трясучка окинул взглядом увитую плющом, обшитую потемневшими от сырости досками стену, посмотрел на узкие окошки первого этажа. Комнаты для гостей. Выше, на втором этаже большие окна из разноцветного стекла. Королевский номер – для самых дорогих гостей. Там будут развлекаться братья Арио и Фоскар…
– Эй.
Кто-то тронул его за плечо, Трясучка повернулся и заморгал.
Перед ним стояла высокая женщина в великолепных черных мехах, в длинных черных перчатках, с черными волосами, подобранными с одной стороны и ниспадавшими мягкой волной на белое лицо. Сквозь прорези маски, усеянной мелкими хрусталиками, на Трясучку смотрели блестящие глаза.
– Э… – Он с трудом сумел оторвать взгляд от ее грудей, ложбинка меж которыми влекла неодолимо, как улей медведя. – Я могу вам чем-нибудь… э…
– Уж и не знаю, можешь ли.
Накрашенные губы чуть изогнулись не то в улыбке, не то в усмешке. Голос показался Трясучке знакомым. И в разрезе юбки он заметил вдруг розовый шрам на ноге красавицы.
– Монца? – спросил тихо.
– Кто же еще отважится к тебе подойти? – Она смерила его взглядом с головы до ног. – Выглядишь почти таким же дикарем, как при нашей первой встрече.
– Так и задумано, поди. А вы выглядите… – Он замешкался, подбирая слово.
– Шлюхой?
– Ну, если только очень дорогой.
– Дешевки не терплю. Что ж, я отправляюсь наверх дожидаться гостей. Если все пойдет хорошо, увидимся на складе.
– Ладно. Если пойдет… – Хорошо в жизни Трясучки уже давно ничего не шло. Он бросил хмурый взгляд на разноцветные окна. – Справитесь?
– С Арио-то? Конечно. Трепещу в предвкушении этого момента.
– Знаю, просто… может, я вам понадоблюсь…
– Ты бы лучше сосредоточил свой куцый умишко на собственных делах. О себе я сама побеспокоюсь.
– Я так уже беспокоюсь. На двоих хватит…
– Мне казалось, ты оптимист, – бросила она через плечо, направившись к дому.
– Может, вы меня разубедили, – проворчал он вслед.
Не нравилось ему, когда она с ним так разговаривала. Правда, когда совсем не разговаривала, было еще хуже.
Трясучка повернулся, увидел, что на него таращится Седой, и сердито топнул ногою.
– Чего стоишь без дела? Давай уже разметим этот чертов круг, пока не состарились!
Монца, вышагивая на высоких каблуках рядом с Коской по игорному залу, чувствовала себя крайне неуютно. К каблукам она не привыкла. Не привыкла к ощущению сквозняка, овевающего ноги. Корсеты были пыткой и в лучшие времена. И то обстоятельство, что в надетом на нее сейчас лифе вместо двух вынутых косточек таились длинные, тонкие ножи, острием торчавшие вверх, рукоятью упиравшиеся в поясницу, удобней его отнюдь не делало. Лодыжки, колени и бедра уже дрожали от напряжения. Подкрадывалось то и дело желание покурить, но Монца усердно его отгоняла. За последнее время ей пришлось вытерпеть столько боли, что нынешние муки казались ничтожной платой за возможность оказаться рядом с Арио. И полоснуть кинжалом по его насмешливому лицу. Только эта мысль и придавала ее походке кое-какую бойкость.
В конце зала, между карточными столами, застланными до времени зелеными покрывалами, стояла в горделивой позе, поджидая их, Карлота дан Эйдер в красном платье, достойном императрицы.
– Кто бы на нас поглядел, – усмехнулась, подойдя, Монца. – Генерал в одежде шлюхи и шлюха в одежде королевы. Нынче вечером все рядятся в чужое обличье.
– Это политика. – Любовница Арио хмуро поглядела на Коску. – Кто с вами?
– Магистр Эйдер, какая нечаянная радость! – Старый наемник в поклоне сорвал с себя цилиндр, обнажив потную лысину. – Я и не мечтал увидеть вас когда-нибудь снова.
– Вы!.. – Взгляд ее похолодел. – Тоже замешаны… вообще-то я могла бы догадаться. Если бы не думала, что вас убили в Дагоске.
– Все так думали, но оказалось, что я был просто… мертвецки пьян.
– Не настолько, однако, чтобы не найти способ меня предать.
Коска пожал плечами:
– Предавать честных людей – стыд и срам. Но предателей… трудно отделаться от мысли о некоей… вселенской справедливости. – Он улыбнулся ей, потом Монце и снова повернулся к Эйдер: – Три таких верных человека, как мы, на одной стороне?.. Жду не дождусь увидеть, чем это обернется.
Ничем хорошим, подозревала Монца.
– Когда приедут Арио с Фоскаром?
– Когда закончится бал у Соториуса. Около полуночи.
– Что ж, подождем.
– Противоядие, – холодно напомнила Эйдер. – Я сделала свое дело.
– Получите его, когда я получу голову Арио на блюде. Не раньше.
– А если что-то пойдет не так?
– Умрете вместе с нами. Поэтому давайте надеяться, что все сложится гладко.
– Что вас удержит от того, чтобы дать мне умереть в любом случае?
– Моя блистательная репутация честного игрока и порядочного человека.
Эйдер, что никого не удивило, не засмеялась.
– Я пыталась сделать доброе дело в Дагоске! – Она ткнула себя пальцем в грудь. – Доброе! Пыталась спасти людей! И посмотрите, чем все для меня кончилось!
– Возможно, это урок для любителей добрых дел. – Монца пожала плечами. – Я лично с такими проблемами не сталкивалась.
– Вы еще шутите! Знаете ли вы, на что это похоже – жить в страхе каждую минуту?
Монца резко шагнула вперед, заставив ее отпрянуть к стене.
– Жить в страхе? – прорычала она, едва не царапнув маску Эйдер своей. – Поздравляю со вступлением в мое братство ужаса! Хватит ныть… сегодня на балу вы должны улыбаться Арио и прочим подонкам! – Она понизила голос до шепота. – А потом привести его сюда. И братца его тоже. Делайте, что я говорю, и для вас все еще может кончиться хорошо.
Ей самой в это плохо верилось, как и Эйдер. Ибо нынешние празднества мало для кого могли кончиться хорошо.
Дэй в последний раз провернула сверло, скрежетнувшее по дереву, затем легко высвободила его. Тьму чердака прорезал тонкий луч света, лег ярким круглым пятном ей на щеку. Девушка улыбнулась Морвиру, и он застыл на миг, пронзенный внезапным горько-сладким воспоминанием – мать улыбается ему при свете свечи…
