Магический переход. Путь женщины-воина

Прежде чем я успела спросить Клару, где она достала все эти вещи, она закрыла дверцу шкафчика.

– Пользуйся всем, что тебе может понадобиться, – сказала она. – Вся эта одежда – твоя, а комната будет в твоем распоряжении, сколько бы ты ни находилась в этом доме.

Затем она взглянула себе через плечо так, будто в комнате был кто-то еще, и добавила:

– А кто может сказать, как долго это будет продолжаться!

Создавалось впечатление, что она говорит о том, что мое пребывание в ее доме может оказаться продолжительным. Я почувствовала, как у меня на ладонях выступает пот, и несмело сказала ей, что в лучшем случае смогу остаться у нее лишь на несколько дней. Клара заверила меня, что, живя в ее доме, я нахожусь в полной безопасности. Здесь, по ее словам, мне будет даже намного безопаснее, чем в других местах. Она добавила, что с моей стороны было бы глупо упустить такую хорошую возможность получить новые знания.

– Но ведь мне нужно искать себе работу, – сказала я, оправдываясь. – У меня почти не осталось денег.

– О деньгах не беспокойся, – ответила она. – Я обеспечу тебя всем необходимым и дам тебе столько денег, сколько тебе будет нужно. Это – не проблема.

Я поблагодарила ее за это предложение и сообщила, что с детства привыкла считать, что брать деньги у чужих людей крайне нетактично, с какими бы хорошими пожеланиями мне их ни предлагали.

Она остановила меня словами:

– Я думаю, что дело вот в чем, Тайша. Ты сердишься на меня за то, что я велела тебе не ходить в левую часть дома и не приближаться к главному входу. Я знаю, что ты подумала, что я слишком своенравна и чересчур скрытна. И теперь ты не хочешь согласиться провести у меня больше, чем день или два, как требуют того правила хорошего тона. Возможно, ты даже считаешь меня ненормальной старухой, у которой не все дома.

– Нет, нет, Клара, дело не в этом. Мне скоро нужно будет платить за свою квартиру в Штатах, и если я не найду к тому времени работу, у меня не будет для этого денег. А возможность взять их у другого человека для меня исключена.

– Ты хочешь сказать, что тебя совсем не задела моя просьба не заходить в некоторые части дома?

– Разумеется, нет.

– И тебя совсем не заинтересовало, почему я попросила тебя об этом?

– Очень заинтересовало.

– Дело в том, что в той части дома живут другие люди.

– Твои родственники, Клара?

– Да, у нас большая семья. В этом доме на самом деле живет даже две семьи.

– И обе большие?

– Да. В каждой из них по восемь человек, а всего нас здесь шестнадцать.

– И все они живут в левом крыле дома, Клара?

За всю свою жизнь ни разу не слыхала о таком странном расположении жильцов.

– Нет, там живут только восьмеро. Другие восемь составляют непосредственно мою семью и живут в правом крыле дома. Ты – мой гость, и поэтому должна проживать на правой стороне. Очень важно, чтобы ты понимала это. Это, наверное, необычно, но все же не непонятно.

Я удивлялась тому, какую власть надо мной она обрела. Ее слова успокоили мои эмоции, но не разум. Тогда я поняла, что для того, чтобы действовать решительно, я должна согласовать оба эти проявления – тревогу разума и эмоциональное беспокойство. В противном случае я остаюсь пассивной, ожидая следующего внешнего импульса для того, чтобы начать что-либо предпринимать. Знакомство с Кларой привело меня к выводу о том, что, несмотря на все мои усилия, направленные на то, чтобы быть собой, действовать независимо, – я не могла ясно мыслить и принимать собственные решения.

Клара с большим интересом взглянула на меня, словно она все это время следила за моими невысказанными мыслями. Я попыталась скрыть неловкость своего положения, обратившись к ней:

– Твой дом прекрасен, Клара. Он очень старый?

– Конечно, – сказала она, так и не уточнив, что имеет в виду: то, что дом прекрасен, или то, что он старый. С улыбкой она добавила: – Теперь, когда ты уже побывала в доме – то есть в его холле, – у нас осталось на повестке дня еще одно небольшое дельце.

Из одного из шкафчиков она достала фонарь, а из одежного шкафа – утепленную китайскую куртку и пару походных ботинок. Она сказала мне, что после того, как мы перекусим, я оденусь, обуюсь, и мы пойдем на прогулку.

– Но мы ведь еще совсем не передохнули с дороги, – запротестовала я. – И к тому же разве на улице еще не темнеет?

– Темнеет. Но я хочу сводить тебя в одно место на холме, откуда ты увидишь дом и двор как на ладони. Будет лучше, если ты впервые увидишь дом именно в эту пору суток. Мы все начинали свое знакомство с ним в сумерках.

– Кого ты имеешь в виду, когда говоришь «мы»? – спросила я.

– Шестнадцать человек, которые живут здесь, естественно. Все мы занимаемся в точности одним и тем же.

– У вас всех одна профессия? – спросила я, не в силах скрыть удивления.

– Нет, что ты! – воскликнула она, засмеявшись и поднося руку к лицу. – Я хотела сказать, что всё, что должен делать один из нас, другие должны делать также. Каждый из нас впервые взглянул на этот дом и окружающую его местность в сумерках, поэтому ты тоже должна начать свое пребывание здесь с этого.

– Почему ты уподобляешь меня вам, Клара?

– Давай пока ограничимся тем, что скажем: я делаю это потому, что ты – мой гость.

– А я позже встречусь с твоими родственниками?

– Ты познакомишься со всеми, – уверила она меня. – А сейчас в доме нет никого, кроме нас с тобой и сторожевой собаки.

– Они куда-то уехали?

– Именно так. Они все отправились в далекое путешествие, а я с собакой осталась сторожить дом.

– Когда ты ожидаешь их возвращения?

– Через несколько недель, а может быть, и месяцев.

– Где они путешествуют?

– Мы всегда в разъездах. Иногда и я отсутствую месяцами, а кто-то другой остается на хозяйстве.

Только я собиралась повторить свой вопрос о том, куда они отправились, как она ответила на него.

– Они уехали в Индию, – сказала она.

– Все пятнадцать человек?

– Но разве это не замечательно? Ведь это подарок судьбы! – воскликнула она голосом, который настолько карикатурно отразил мою затаенную зависть, что я должна была засмеяться вопреки себе самой.

Затем мне в голову пришла мысль о том, что мне одной будет небезопасно находиться в этом удаленном от других поселений пустом доме, живя в нем только с Кларой.

– Мы здесь одни, но в этом доме тебе нечего бояться, – сказала она со странной убежденностью. – Кроме, быть может, пса. Когда мы вернемся с прогулки, я познакомлю тебя с ним. При встрече с ним ты должна быть очень спокойной. Он видит людей насквозь и набросится на тебя, если почувствует, что ты относишься к нему враждебно или испугана.

– Но я уже сейчас испугана, – выпалила я.

Меня начинало трясти.

Я ненавидела собак с самого детства, когда один из доберман-пинчеров моего отца прыгнул на меня и сшиб с ног. Он тогда все-таки не укусил меня, а лишь зарычал и показал свои острые зубы. Я позвала на помощь, потому что была так испугана, что не могла двигаться. Помню, что от страха я намочила штанишки, и братья долго высмеивали меня, когда увидели это, называя младенцем, которому впору быть в пеленках.

– Я сама тоже недолюбливаю собак, – сказала Клара, – но наша собака – это в действительности совсем не собака. Это что-то другое.

Она меня заинтриговала, но это не развеяло моих дурных предчувствий.

– Если хочешь, в первый раз я проведу тебя в туалет во дворе. Ведь может оказаться, что собака рыскает где-то поблизости, – сказала она.

Я согласилась, чувствуя себя уставшей и раздраженной, – длительная поездка наконец-то дала о себе знать. Мне хотелось смыть пыль с лица и расчесать взлохмаченные волосы.

Клара провела меня по-другому коридору, который тоже выходил на задний двор. На некотором расстоянии от дома находились две небольших постройки.

– Это мой спортивный зал, – указала она на одну из них. – Пока не ходи туда. Когда-нибудь я сама тебя туда поведу.

– Там ты занимаешься боевыми искусствами?

– Да, – ответила Клара сухо. – А другое строение – это уборная. Я подожду тебя в гостиной и приготовлю пару сэндвичей. Но не надейся, что сможешь покрасоваться перед зеркалом, расчесывая волосы, – сказала она, как бы зная, о чем я подумала. – Зеркал в этом доме нет. Ведь они, как и часы, свидетельствуют о течении времени. А важно научиться останавливать его.

Я хотела было спросить ее, как следует понимать ее слова об остановке времени, но она подтолкнула меня в направлении уборной. Войдя внутрь постройки, я заметила несколько дверей. Поскольку Клара не дала мне никаких указаний по поводу того, куда можно входить, а куда – нельзя, и поскольку я не знала, какая из них является дверью туалета, я осмотрела все помещения. С одной стороны от центрального предбанника находилось шесть маленьких клозетов, в каждом из которых размещался низкий деревянный унитаз. Здесь необычным было лишь то, что я не заметила никакой вони и даже запаха хлорки от вымытых отверстий. Было слышно, как под унитазами журчит вода, но я не имела ни малейшего представления о том, как и откуда она подводится.

С другой стороны предбанника были три одинаковые комнаты, выложенные красивой плиткой. В каждой из них находилась передвижная ванна старого образца и продолговатый столик, на котором стояло ведро с водой и соответствующий ему по размеру фарфоровый тазик. В комнатах действительно не было зеркал или каких-нибудь хромированных поверхностей, в которых можно было бы увидеть свое отражение. Фактически, здесь не было даже водопровода.

Я налила воды в тазик, умыла лицо, а затем провела мокрыми пальцами по спутанным волосам. Вместо того чтобы воспользоваться одним из белых махровых полотенец, боясь испачкать его, я вытерла руки о какие-то куски ткани, которые лежали в ящичке на столике. Я несколько раз глубоко вздохнула и потерла уставшую шею, прежде чем выйти к Кларе.

Я нашла ее в гостиной, где она составляла цветочные композиции в белой и голубой китайских вазах. Журналы, которые раньше валялись разбросанными по столу, теперь лежали аккуратной стопочкой, а рядом с ними находилась тарелка с едой. Она улыбнулась, увидев меня.

– Ты свежа, как маргаритка, – сказала она. – Бери сэндвич. Скоро совсем стемнеет. Нам пора.

3. Невидимый дом

Проглотив половину бутерброда с ветчиной, я поспешно одела куртку и ботинки, которые мне дала Клара, и мы вышли из дома. В руках у нас были мощные электрические фонари. Ботинки оказались тесными, и левый тут же начал натирать мне пятку. Я была уверена, что у меня будет волдырь. Но было приятно, что для меня нашлась куртка, потому что вечер обещал быть холодным. Я подняла воротник и застегнула верхнюю пуговицу.

– Мы обойдем вокруг этого места и поднимемся на холм, – сказала Клара. – Я хочу показать тебе дом в сумерках с некоторого расстояния. Я буду показывать тебе то, что ты должна запомнить, поэтому будь внимательна.

Мы шли по узкой тропинке. Вдали на востоке я могла различить темные иззубренные силуэты гор на фоне фиолетового неба. Когда я заметила, что они выглядят очень зловеще, Клара сказала, что эти горы вызывают благоговейный страх потому, что у них очень древняя тонкая сущность. Она сказала мне, что все видимое и невидимое обладает тонкой сущностью и что для того, чтобы понимать происходящее, человек должен научиться ее чувствовать.

То, что она сказала, напомнило мне о моем методе получения ответов на сложные вопросы с помощью устремления взгляда на горизонт в южном направлении. Не успела я спросить ее об этом, как она продолжила рассказ о горах, деревьях и тонкой сущности камней. Мне казалось, что Клара так глубоко проникла в тайны китайской культуры, что могла говорить загадками, напоминающими те, которые восточная литература приписывает просветленным людям. Я поняла тогда, что в глубине души я целый день насмехалась над ней. Это было странное ощущение, потому что Клара едва ли принадлежала к числу людей, которые заслуживали снисходительного отношения с моей стороны. Обычно на работе и в школе я насмехалась над слабыми или теми, кто напускает на себя важность, но Клару нельзя было отнести ни к тем, ни к другим.

– Вон то место, – сказала Клара, указывая на небольшую ровную поляну на вершине одного из холмов. – Оттуда ты сможешь видеть дом.

Мы свернули с тропинки и поднялись туда, куда она указывала. Здесь перед нами открылся завораживающий вид на всю долину, раскинувшуюся внизу. Я могла разглядеть большие группы темно-зеленых деревьев, окруженные еще более темными, коричневыми областями, но самого дома не было видно, потому что деревья и кусты полностью закрывали его.

– Дом идеально сориентирован в соответствии с четырьмя сторонами света, – сказала Клара, указывая на зеленые заросли. – Твоя спальня на северной стороне, а запретная часть дома – на южной. Задняя дверь и внутренний дворик расположены с западной.

Клара указала, где расположены все эти части дома, но, как ни старалась, я не могла их разглядеть. Все, что было в полутьме доступно моим глазам, представляло собой темно-зеленые очертания.

– Чтобы увидеть дом, мне придется просвечивать местность рентгеновскими лучами, – пожаловалась я. – Он полностью скрыт за деревьями.

– И очень важными деревьями, кстати, – сказала Клара дружелюбно, не обращая внимания на мой огорченный тон. – Каждое из них является самостоятельным живым существом, которое преследует в жизни определенную цель.

– Разве не верно, что каждое живое существо на этой планете имеет определенную цель? – спросила я раздраженно.

Мне не нравилось что-то в том, с каким энтузиазмом Клара показывала мне свои владения. Тот факт, что я не могу разглядеть то, что она мне показывает, еще больше вывел меня из равновесия. Сильный порыв ветра надул мою куртку, и мне в голову пришла мысль о том, что мое раздражение может быть проявлением обычной зависти.

– Я имела в виду не это банальное суждение, – объяснила Клара. – Я хотела сказать, что в моем доме каждая вещь и каждый человек появляются не случайно. Это касается и деревьев, и меня, и, конечно же, тебя.

Мне захотелось перевести разговор на другую тему, и поскольку я не смогла выдумать ничего лучшего, я спросила:

– Ты купила этот дом, Клара?

– Нет, мы его унаследовали. Он принадлежит нашей семье уже многие поколения, хотя, если принять во внимание все те беспорядки, через которые прошла Мексика, нетрудно догадаться, что его разрушали и восстанавливали неоднократно.

Я поняла, что лучше всего себя чувствую, задавая самые простые вопросы, потому что Клара дает на них прямые ответы. Ее рассуждения о «тонких сущностях» показались мне такими высокими материями, что хотелось передохнуть, поговорив о чем-нибудь обыденном. Но, к моему огорчению, Клара оборвала наш нормальный диалог и снова начала говорить о своих абстракциях.

– Этот дом является отражением всех поступков живущих в нем людей, – сказала она почти благоговейным тоном. – Главная его особенность в том, что он скрыт. Он расположен на самом видном месте, но его никто не видит. Запомни это. Это очень важно!

Интересно, как бы я могла этого не запомнить, думала я. В течение двадцати предшествующих минут я напрягала зрение для того, чтобы разглядеть дом в полутьме. Мне бы хотелось, чтобы сейчас здесь оказался бинокль, с помощью которого я смогла бы наконец удовлетворить свое любопытство. Прежде чем я успела об этом сказать Кларе, она начала спускаться с холма. Я была бы непрочь остаться на холме сама еще некоторое время, чтобы подышать прохладным ночным воздухом, но я боялась, что одна не смогу во тьме найти дорогу назад. Я решила про себя, что вернусь сюда днем и выясню, можно ли на самом деле видеть отсюда дом так, как об этом сказала Клара.

Возвращаясь обратно, мы пришли к черному ходу ее особняка на удивление быстро. Вокруг царила непроглядная темень. Я могла видеть лишь небольшие участки тропинки, освещенные светом фонарей. Войдя в дом, Клара осветила деревянную скамейку и велела мне сесть на нее, снять куртку и ботинки, а затем повесить их на вешалку, находящуюся рядом с дверью.

Я почувствовала необычайный голод. Не припомню, когда в своей жизни я так сильно хотела есть, но все же не решилась прямо спросить у Клары, будем ли мы ужинать. Возможно, она считала, что роскошного обеда в Гуаймасе было достаточно на целый день. Однако, судя по комплекции Клары, она была не из тех, кто любит экономить на еде.

– Давай пройдем на кухню и посмотрим, что там можно найти перекусить, – предложила она. – Но вначале я покажу тебе, где находится наш генератор и как его включать.

Освещая путь фонарем, она провела меня по тропинке вдоль забора до кирпичного сарайчика, крытого гофрированной жестью. В нем находился небольшой дизель-генератор. Я знала, как его включать, потому что мне случалось жить в сельском доме, в котором был похожий генератор на случай перебоя в электроснабжении. Потянув за рычаг рубильника, я увидела через окошко в сарайчике, что электричеством освещена только одна часть дома и холла: в них свет зажегся, тогда как весь остальной дом оставался во тьме.

– Почему электричество проведено у тебя не на весь дом? – спросила я у Клары. – Какой смысл оставлять полдома во тьме? – Затем, повинуясь неожиданному импульсу, я добавила: – Если хочешь, я смогу сделать там проводку.

Она удивленно посмотрела на меня.

– Это правда? Ты уверена, что после этого дом не сгорит?

– Конечно. Мои домашние говорили мне, что я – волшебница во всем, что касается электричества. Некоторое время я работала помощницей электромонтера – до тех пор, пока не надоела ему своими советами.

– Что ты ему советовала? – спросила Клара.

– Я говорила ему, куда следует что подключать. Потом пришлось распрощаться с ним.

Клара громко рассмеялась. Но я не могла понять, что она нашла смешного в моих словах о том, что я была когда-то электриком, а потом бросила это.

– Спасибо за твое предложение, – сказала Клара, возвращая своему голосу серьезное звучание. – Дело в том, что дом оснащен электричеством как раз так, как мы того хотим. Мы пользуемся им только в случае необходимости.

Я заключила, что электричество нужно прежде всего на кухне, и поэтому свет зажегся только в этой части дома. Не задумываясь, я направилась в ту сторону, где горел свет, но Клара дернула меня за рукав, чтобы остановить.

– Куда ты? – спросила она.

– На кухню.

– Ты направляешься не в ту сторону, – сказала она. – В мексиканских загородных домах ни кухня, ни ванная не находятся в основном доме. Что, по-твоему, стоит у нас на кухне? Электрохолодильники и газовые плиты?

Она провела меня вдоль дома, мимо своего спортивного зала, к небольшому домику, которого я раньше не заметила. Он был почти полностью закрыт пышными цветущими деревьями. То, что она назвала кухней, представляло собой одну большую комнату с полом из терракотовых плиток, недавно побеленными стенами и несколькими рядами лампочек над головой. Кто-то, наверное, немало потрудился для того, чтобы так хорошо здесь все устроить. Но вся утварь здесь была старой – каждый предмет выглядел как музейный экспонат. С одной стороны комнаты стояла огромная железная печь, которая топилась дровами и, к моему удивлению, выглядела так, будто ее только что протопили. Печь находилась на массивной подставке, а дымовая труба выходила в отверстие в потолке. С другой стороны комнаты находились два длинных кухонных стола, возле которых с обеих сторон стояли скамейки. Рядом с ними находился рабочий стол повара, на котором лежала доска толщиной в три дюйма для разделки мяса. Ее поверхность выглядела далеко не гладкой: нож оставил на ней немало следов.

В удобных местах на стенах были расположены крюки, на которых висели корзинки, чугунные кастрюли и сковородки, а также много других кухонных принадлежностей. Вся комната производила впечатление сельской, но тем не менее хорошо оснащенной кухни из ряда тех, какие можно иногда увидеть в иллюстрированных журналах.

На печке стояли три глиняных горшка с крышками. Клара предложила мне сесть за один из столов. Она подошла к печке и, повернувшись ко мне спиной, принялась помешивать в горшочках и накладывать в тарелки. Через несколько минут она поставила передо мной плов, приготовленный из тушенки, риса и фасоли.

– Когда ты успела приготовить эту еду? – спросила я, искренне удивляясь, потому что за все время нашего пребывания в ее доме она явно никуда не отлучалась.

– Я состряпала все это перед нашим выходом на прогулку и поставила на печку, – сказала она полушутя.

«За кого она меня принимает?» – думала я. Для того чтобы приготовить эту еду, нужно несколько часов. Она загадочно засмеялась в ответ на мой удивленный взгляд.

– Ты права, – сказала она тоном человека, который прекращает розыгрыш. – Есть здесь смотритель, который иногда готовит для нас пищу.

– Этот смотритель сейчас находится здесь?

– Нет, что ты. Он, должно быть, был здесь утром, но потом ушел. Ешь и не забивай себе голову такими незначительными вопросами, как то, откуда он пришел.

Клара и ее дом были полны неожиданностей, подумала я. Но усталость и голод давали о себе знать, и я не могла больше ни спрашивать, ни размышлять о чем-то, не имеющем отношения непосредственно к настоящему. Креветка, которая казалась за обедом такой большой, теперь ушла так далеко в прошлое, что мне едва удавалось о ней вспомнить. Тому, кто любит есть медленно, могло показаться, что я набросилась на плов, как голодный волк. Еще ребенком я никогда не могла расслабиться за столом и просто получать удовольствие от еды. Я всегда воображала себе ту гору посуды, которую мне придется мыть потом. Каждый раз, когда один из моих братьев брал еще одну тарелку или ложку, внутри меня все сжималось. Я была уверена, что они специально пачкают как можно больше посуды, чтобы мне потом было что мыть. К тому же каждый раз во время еды мой отец затевал споры с матерью. Он знал, что она не сможет уйти из-за стола, пока все не закончат есть, поэтому использовал эту возможность для того, чтобы излить ей все свои жалобы и замечания.

Клара сказала, что мне не нужно мыть тарелки, хотя я и предложила ей свою помощь. Мы пошли в гостиную – очевидно, одну из тех комнат, которые по ее мнению, не нуждались в электрическом освещении, потому что здесь царил полный мрак. Клара зажгла керосиновую лампу. Она загорелась ярко, придавая всему таинственный, но в то же время спокойный и уютный вид. Везде покачивались тени. Мне казалось, будто я нахожусь во сне, вдали от реальности, которую освещают электрическим светом. Клара, ее дом, эта комната – все, казалось, относится к какому-то другому времени, находится в каком-то потустороннем мире.

– Я обещала, что познакомлю тебя с нашей собакой, – начала Клара, садясь на диван. – Эта собака является неотъемлемой частью здешней обстановки. И ты должна быть очень внимательной с тем, что думаешь или говоришь о ней.

Я уселась рядом с ней.

– Что, это чувствительная, нервная собака? – спросила я, рисуя в воображении неприятную встречу с ней.

– Чувствительная – да, нервная – нет. Я считаю, что эта собака представляет собой очень развитое существо, но, являясь собакой, ей очень трудно, если вообще возможно, выйти за пределы представления о себе.

Я громко засмеялась, когда услышала, что у собаки может быть представление о себе. Я сказала Кларе, что ее утверждение кажется мне бессмысленным.

– Ты права, – согласилась Клара, – в данном случае не стоит говорить о представлении. Лучше сказать, что собака заблуждается, чувствуя свою важность.

Я знала, что она шутит со мной, но мой смех на этот раз был более осторожным.

– Ты можешь смеяться, но я говорю вполне серьезно, – сказала Клара тихим голосом. – Я дам тебе возможность убедиться в этом. – Она наклонилась ближе ко мне и понизила голос до шепота. – В ее отсутствие мы называем ее sapo, что по-испански означает «жаба», потому что эта собака похожа на большую лягушку. Но осмелься лишь при ней назвать ее так, – и она разорвет тебя на куски. Теперь, если ты не веришь мне или если у тебя достаточно смелости, чтобы попробовать назвать ее так, знай, что, когда собака придет в ярость, существует только один выход.

– И что же это? – спросила я насмешливо, хотя в этот раз почувствовала какую-то тень страха.

– Нужно очень быстро сказать: «Клара тоже похожа на белую жабу». Собаке приятно это слышать.

Но на таком меня не проведешь. Я была уверена, что достаточно умудрена опытом, чтобы понять, что это – бессмыслица.

– Наверное, ты научила свою собаку отрицательно реагировать на слово sapo, – предположила я. – У меня есть некоторое представление о воспитании собак, и я знаю, что они не настолько разумны, чтобы понимать слова людей, не говоря уже о том, чтобы приходить от этого в ярость.

– Тогда давай сделаем следующее, – предложила Клара. – Давай я познакомлю тебя с ней, а затем мы будем просматривать книгу по зоологии с картинками, на которых изображены лягушки, и обмениваться мнениями о них. Потом в один прекрасный момент ты скажешь: «Он действительно похож на жабу», и мы посмотрим, что произойдет.