
Полная версия:
Жизнь как предмет роскоши
И пока мои подруги и соседки работали на рынке, продавая до обеда китайские товары, или вояжируя вахтовым методом заработал/ потратил в Италию и Грецию, то я чётко с восьми и до как получится работала на ставку, но с верой в заключенный с государством контракт: до сорока пяти работаю я, а потом она мне – пенсию. Ну, и свой загранпаспорт сдай в отдел кадров, пусть там пока полежит, и подрабатывать – тоже не имеешь право, разве что картины пиши, как Черчилль, или детские книжки, как Зоя Воскресенская.
Кстати, когда Черчилль перестал быть премьер – министром, то даже свои картины не имел право продавать. Условия такие репрессивные для премьер- министра в отставке были. То есть притеснения, хоть и разные, они есть у каждого.
Так вот, я работала и мечтала о пенсии, откладывала, экономила, ждала. Тем более в 2014, когда мне оставалось пару лет. Даже не пару, а конкретно ДВА года. И тут началось…
Это я сейчас – в марте 2022 у видового окна смотрю как прилетают ракеты и взрываются дома. Даже на днях какой-то не в пикселях, а совершенно болотный вертолёт пролетал на уровне моего окна, и я – ей богу с пилотом встретилась глазами, была бы базука – сбила бы. Пипец, какое странное ощущение.
Но уезжать мне отсюда уже не хочется. Набегались, и – просто некуда. Деньги на новое жильё потрачены, война уже не как в 2014, а по всей стране. Хотя бы в убежище спускаться? С тридцатого этажа туда/ сюда бегать? Спасибо, я лучше тут – в коридоре посижу.
В 2014 мы на четвёртом этаже в Луганске жили, и то не сразу в подвал спускаться начали. Бомбоубежище это… Кстати, прямо под нашим подъездом – помещение "не приведи, Господи", клетка неухоженная, где не продохнуть и от труб конденсат капает. Кирилл туда заглянул, и сказал, что там ни продохнёшь – людей много и часть помещения народ давно уже себе под кладовочки выгородил, так что ещё и подгнившими овощами – лучком с капустой пованивает, и ходить он туда не будет. Ну, а я что его одного оставлю? Нет, я всегда – как он.
По нормальному тогда бы взять и уехать. Но я вечно куда-то не вовремя встреваю. Вот и тогда – в стране очередная революция, а я – неделю как после операции, хожу вся в швах на контрольные осмотры и перевязки.
Своих сына с мамой я сразу далеко отправила, аж к родне в Харьков, а сама сижу в Луганске, лечусь и канонады считаю "пио-пио-пио…" Так что я не совсем принципиальное "ку-ку", которые "ни за что не уедем". Просто обстоятельства.
Вот куда мне в таком состоянии к чужим врачам ехать? Понятия не имею где там и что. А своим я уже доверилась, так что решила: "Сколько надо, столько и буду сидеть". Со здоровьем шутить – ну его нафик. Ездить на перевязки не очень получалось – маршрутки почти ходить в нашем районе перестали, тут сильно простреливалось, квартира в самом центре города, возле Краеведческого музея.
Потом мы всё же стали в бомбоубежище спускаться, сидели под мутными лампами рядом с трубами, а то и вовсе свет гас, мобильниками дорогу подсвечивали. В убежище постепенно людей уменьшалось, кто как мог из города выбирался, и через месяц обстрелов уже человек двадцать всего осталось.
Кстати, вот интересный случай был. Ну, очень интересный. Стояла я на остановке в больницу ехать, маршрутка моя подъезжает, я к ней подхожу и вижу: прямо по нашей шестиэтажке ракетами лупит. Так странно стоять напротив своего дома и смотреть, как из твоей квартиры окна и рамы вылетают… У меня в голове сначала закружилось, я от маршрутки шаг назад сделала. Смотрю и вижу всё, как в замедленной киносъёмке. Потом я прочухалась, и меня ка-а-ак подкинуло "Кирилл!" Я – за телефон, но он, слава Богу, быстро отозвался: "Леночка, не беспокойся. Всё в порядке. На диване только высоко подлетел". "Фух!" – пошла я домой стёкла разгребать. А от балкона в основном плита и осталась.
Вот с тех пор мы в подвал стали со всеми спускаться. Соседи, кстати, нам очень обрадовались:
– А мы удивлялись, что вы сюда не ходите. Неужели вам не страшно?
Да было нам, было страшно. От грохота дом аж качало, били в основном по нашему району, по центру. Куда только не попали, и в мой любимый ресторанчик "Прованс", который мне нравился даже когда ещё был чебуречной. Теперь он дотла сгорел и готов к новым преображениям. И во вторую школу, в которой я училась – от неё солидный такой кус стены отвалило, парты в трещину видно; и в только что отремонтированную филармонию, и в остановку, на которой я на больницу выхожу… Но по краям города тоже – там где войсковые части стояли. Какими молодцами были наши погранцы, боролись же до последнего, потом под гимн уходили. И служебную собаку им козлы какие-то напоследок пристрелили – слишком боевая была, гавкала. Аэропорт тоже изрешетили, а он у нас до Чемпионата Европы по футболу по качеству полос лучше Донецкого был.
Особо на меня, конечно, впечатление смерть ребёнка произвела. Где-то в районе кондитерской фабрики парень- ровесник моего сына до входа в убежище буквально два шага не добежал, и его накрыло. Так что забегали мы в подвал, садились и при первых же звуках канонады молитвы читали. С молитвами легче. Каждый себе затаился и читает. Помещение со временем обживалось, каждый сидеть/ лежать во что горазд притащил, кто поуезжали – свои "кровати" – деревянные настилы пооставляли. Мы выбрали себе стульчики и лежак поцелее и тоже стали свой угол иметь. Про "удобства" вообще молчу. За ними надо отдельно в квартиру бегать. Когда бегать? Когда приспичит – тогда и бегать.
Вот соседка наша этажом ниже – баба Клава, лет под семьдесят пенсионерка с диабетом, так в подвал с большущей кастрюлей и ходила, рядом с ней и сидела. Муж сначала не понял зачем бы она ей тут пустая пригодилась. "Так то – горшок мой", – пояснила она ему.
И вот однажды сидим мы, канонаду хоть приглушено, но слышно, и тут баба Клава подрывается, за свою кастрюлю и – к выходу. Очень грузная женщина, а быстро подскочила. Я её еле схватить успела:
– Тётя Клава, вы куда?
– Ой, меня прихватило.
– Да нельзя сейчас выходить!
Мы с мужем её еле удержали. Надавали бабульке таблеток левомицетина, и её попустило. Потом даже благодарила.
Буквально за пару дней до того моя подруга в Камброде в Храм ходила, и одна прихожанка в момент начала обстрела из него выходила. И – надо же такой кошмар, что-то прилетело и ей руку мгновенно как срезало. Сирена завыла позже. Почти на глазах подруги, на входе в Храм. И по городу много таких случаев было, кто не успеет спрятаться, кто вовсе не хочет, нет такого терпения.
Через пару дней бежим мы по лестнице в убежище, и слышим как тётя Клава дверь свою трясёт, и зовёт нас. Остановились:
– Что такое?
– Замок заклинило.
Муж по двери как шарахнул, так она звеня цепочками и распахнулась. Там "собачка" защёлки немного зацепилась, а тётя Клава от испуга трясла её в полу обмороке, не могла скоординировать себя. Дотащили старушку. После этого над ней шефство взяли, потому что она на своих распухших ногах пока дойдёт, то уже и всякое случиться может, а дверь затворять надо.
За то время, что мы в бомбоубежище сидели, то стали как родные. Семнадцать лет в этом доме жили и имён соседей не знали, а тут – прямо сдружились. Я даже "вписку" себе устроила, пирожков с черешнями напекла пока стрелять перестали. Это Кирилл от своей мамы просто гору черешни принёс, когда проведывать её в Камброд мотался. Раньше бы я с ней компоты на зиму закрывать начала. А теперь какая зима? Какие компоты? Из крана вода – полу ржавой тонкой струйкой.
Люблю когда мою стряпню хвалят, но так, как наши мужики в том подвале, мои пирожки ещё никогда не хвалили. Просто легендой стали… Я ещё про грибочки упомянула, всем сразу и с грибочками захотелось, но уж грибочков мне взять было точно негде. Вообще еды особо уже и не было, потому что с начала мая в магазинах всё разгребли, осталось что-то совсем уже несъедобное, и они стояли полузакрытыми. Ну, и за два месяца народ запасы подъел.
Как на улице было, пока мы прятались? Ходила я вокруг осколков, разглядывала. Там такие штучки прилетали – со всех сторон острые, что если попадёт, то мало не покажется.
А наш народ медленно вкуривал, что война всамдельнишная, и совершенно как к кино к ней относился. Поначалу только зазвучит воздушная тревога – все высыпали во двор и задрав головы ждали откуда будет лететь.
Луганчанам реально непонятно было всё происходящее. Это как футбол смотришь: Мадрид с Барселоной играет. И за кого ты болеть собрался? Вроде бы все красавцы. А как послушаешь, что люди шёпотом рассказывают, что вокруг происходит, то верить отказываешься. Типа такого быть не может, ведь и милиция работает, и мы – Европейское государство. Ага, были! Цивилизация -двадцать первый век на дворе… Да, поэтому орудия такие дальнобойные, но куда целятся – не понятно. Куда попали- значит, туда и целились.
Короче, просидели мы в Луганске месяц, если не больше. Мне больничный в нашей больнице ведомственной закрыли, швы сняли, а война не прекратилась. И это тоже для начала было странно, мы рассчитывали: побузят с месяц, по новым креслам рассядутся и дальше – всё как обычно. К нам в прошлую революцию в 2004 и губернатора с Западной Украины присылали, ничего – и его пережили.
Стало мне совсем не хорошо и совсем непонятно, что делать. Наш дом – возле Музея по всем новостям уже чуть ли не как новостная заставка шёл. Такой он весь побитый, с выгоревшими по первому этажу окнами.
Я мужу сказала, что если мы сейчас же не уедем отсюда, то мне точно придётся и ещё одну операцию делать, не знаю какую, но какую-то точно. В конце концов мне и жить хочется, зачем же я тогда лечилась. И сын у меня – Андрюша ещё школьник, у него даже паспорта ещё нет. Кто его растить будет, пока я тут в подвале гнию? А если с нами что случится, то кому он и моя старая мама нужны? И стала я присматривать, как отсюда выбираться.
Узнали мы, что от кинотеатра "Украина" по утрам автобусы на Старобельск вывозят. Старобельск в 2014 был уже далеко позади линии противостояния, это только в 2022 до него очередь дошла.
Так вот, собрались мы 1 июля и пошли на ту стоянку с котомками и чемоданами пешком, никакое такси в нашу сторону ехать не хотело – опасная зона. С наим одновременно женщина с сыном вышла, но прошли немного и назад повернули- слишком большая стрельба началась и они испугались. А мы – нет, переждали и дальше перебежками пошли.
Короче, прихватили какие-то вещи, пришли на остановку, ждём. Толпа уже насобиралась большая, а автобусов нет – их на въезд в город не пропускали. Вместо них приехала легковушка с матюкальником и нам в рупор стали рассказывать, что уезжать из города не надо, и что завтра в город будет продуктовая доставка, груз уже в пути, там – и сигареты, и водка – всё в изобилии и на подходе.
Я не знаю для кого это объявление сочиняли, и кто его читал, но сигареты с водкой мне в данный момент совсем не требовались, мне надо было к сыну. Поэтому мы продолжали стоять, как в основном и вся толпа.
В конце концов ближе к обеду автобусы всё же пропустили. Народ ломанул – естественно все одновременно влазить. Автобусы аж шатало, да они и не безразмерные. Оглянулась – Кирилла нигде нет. Начала его искать, а мой муж сумел мне место на первом сидении занять, сидит – стережёт, и меня выглядывает. Ну, пересадил он меня на это сидение, а сам сказал, что пойдёт посмотрит, что вокруг происходит.
Я вжалась в уголок перед самой дверью, наблюдаю, как автобус чуть не разламывают. И прямо передо мной девушка худенькая с рюкзаком и котёнком влезть пытается, но даже стать на ступеньку у неё не получается, отталкивают. И тут прибегает мой Кирилл:
– Выходи, я там в джипе договорился, пересаживайся. Следом за автобусами караваном легковушки поедут.
Я стала выходить и той девушке рукой махать: "Иди сюда" Короче, вылезла под перила, а её на своё место усадила. Счастью её не было предела, и в этом я её хорошо понимаю.
Перешли мы в легковушку. Там водитель, правда, очень нервничал, что автомобиль на жену записан, при нём и доверенности нет, а на блок-постах всё очень внимательно проверяют. Но нас пропустили, обошлось.
Приехали мы с Кириллом в Старобельск, а жить нам вообще негде. Все наши родственники и близкие точно в таких же городках, как мы жили – под обстрелами. И тогда я, как после операции, в нашем медотделе срочно купила путёвки в санаторий в Одессу. И мы билеты на поезд взяли, но вот же облом – поезд этот отменили "в связи с боевыми действиями".
Поехали мы первым попавшимся на Днепропетровск. Никогда раньше я в этом городе не была, вот выдалось посмотреть. Красивый город. За одно и в банк зашла, хоть денег со счёта сняла для своего отдыха, потому как зарплату нам за всё это время так и не перечислили. Тогда только ГАИшники из наших её получили, потому что их главбух документы в казначейство за полдня до захвата здания успела отвезти, и они -проскочили, а остальным – накрылись.
Пришли мы на вокзал в Днепре билеты до Одессы покупать, и нам сюрреалистически повезло: смотрим в расписании, а тот поезд, который от Старобельска отменили, поменял маршрут и теперь от Днепра на Одессу пойдёт. И мы по ранее купленным билетам, которые даже и не сдавали – не до того было, в другом городе в свой тот же поезд и сели.
Потом мы уже в Одессе наконец встретились с сыном Андрюшей и моей мамой. Как она глядя на меня рыдала! "Ты такая худющая стала!" Я её еле успокоила. В конце концов похудеть, это не самое страшное, что может в жизни приключиться, жопа как-то со временем обратно нарастёт.
Жили мы в Одессе, жили… И тут нам позвонили, что в Луганске мародёры ходят по домам и вскрывают квартиры. Кирилл сказал, что вот сейчас мы точно уже совсем без ничего останемся, и кружевным путём отправился в Луганск стеречь квартиру. А меня вызвали на работу.
На обратном пути на вокзале в Одессе сына с вещами буквально на пять минут оставила, отбежала. А чтоб ребёнка не затоптали – завела в зал ожидания и убежала. Вернулась, а к нему уже какая-то служащая зала подходила, накричала что он там стоит и потребовала денег. Ребёнок с тётей спорить не стал и отдал ей из своих пятьдесят гривен (два доллара по тогдашнему). Я пошла к ней разбираться, объяснила, что мы из Луганска, и на минутку дитя поставила, и между прочим тут про деньги объявлений нигде нет. И в ответ лишь увидела, что смотрит она на меня каким-то недоуменно – злорадным козьим выражением. Деньги она мне "С Дона выдачи нет" за пятиминутное стояние сына, естественно не вернула, а у меня тогда каждая копейка на учёте была.
Добрались мы с сыном от Одессы до Северодонецка на новое место дислокации Луганской областной милиции за двое суток. Прибыла я на службу, и тут моё руководство очень удивилось: "Ты и сына сюда привезла?" Куда я по их мнению должна была деть своего ребёнка я не знаю.
И ещё потом в Отделе кадров долго с сомнением разглядывали мой больничный лист, потому что он по мнению некоторых стал "не такой". То есть дата начала – правильная, а вот окончание – уже сомнительное, потому как наша ведомственная больница пока я лечилась превратилась во "вражескую". Но в конце концов меня оставили в покое и я стала служить дальше, и трёхмесячную задолженность по денежному содержанию мне через несколько месяцев проверок, к зиме всё же выплатили.
До конца выполнения моей части контракта с государством оставалось два года и прекращать его в этот момент – не в моих правилах. А мой Кирилл – он уже слава, Богу, несколько лет как был на пенсии, поэтому тихо мотался туда- сюда, присматривая за квартирой, навещая свою маму в Камброде и перетаскивая шмотки из вражеского Луганска, пока мы не купили эту квартиру.
И вот что интересно, когда в 2014 я там в Луганске в подвале сидела и седела, то наши дорогие киевляне из Главка посмеиваясь говорили: Ну, что вы там показуху устроили. Стрельнули пару раз в воздух и по домам разошлись".
Да на каждом шагу такое отношение было, то ли неверие, то ли презрение.
Прошло восемь лет, и вот сидим мы с мужем у окна, пьём кофе и смотрим, как мимо нас опять летают ракеты, но уже над Киевом. Дай Бог терпения и удачи пережить и это.
Драйвовая история
Вступление:
Наше следующее поколение значительно бойчее нас клацает по кнопкам, соображает и чувствует. Этому лично я бесконечно рада, ведь благодаря этому я ещё как-то на плаву, а то бы так и сидела где-нибудь в подвалах то ли Луганска, то ли Харькова, если бы вообще сидела.
Короче, своих детей надо слушаться и как можно быстрее и тщательней выполнять поставленные ими задачи. Об этом моя следующая – драйвовая история от трёх лиц: Ани, её мамы- Ольги и папы – Вовика!
1. Аня:
Когда мы с мужем выбралась из Ирпеня, и по ходу удаления от него в моих ушах наступала тишина, то по всему телу постепенно отпускала судорога с которой я уже за эти дни сроднилась. Из деревянного, пронизанного проводками, по которым в ритм залпов ударял ток, оставляя жжённые следы вдоль мышц, оно становилось… Оно из деревянного ступенчато оживало. Сначала отпустило лоб. Я стала чувствовать себя не комком, не мячом в ожидании следующего удара, а через невесомость постепенно разжималась.
Пока мы сидели в квартире невозможно было представить, что мы покинем эти наши защитные стены. Наши первые собственные стены, которые мы только что в спорах и сомнениях выбрав обои, превращали в гнёздышко.
Только что, вот буквально на днях моя мама закончила объяснять своему зятю как ему удобнее держать дрель… И вот всё это бережно прибитое и аккуратно привинченное стало на нас выпадать. Уже на окнах вместо стёкол деревянные щиты, сколоченные из ещё не выброшенных остатков ремонта.
Сквозь грохот взрывов я смотрела через щели этого окна как… Как из гроба! И поняла: пора выбираться. Пора убраться из этой квартиры – гроба. Да, пусть в никуда, но только не в гробу сидеть, живьём деревенея от ударов в ожидании надомной кремации.
И пусть мы сейчас без вещей, и едем натурально в никуда, но это ровно не имеет никакого значения по сравнению с "откуда".
Холодная изрытая дорога, вихляющий между жжёнными машинами и какими-то оглоблями автобусик… Дальше, дальше, дальше… Тише, тише, тише… Гудок! Я подскакиваю. Я подскакиваю на любой звук, хлопок, гудок, на резкое движение рядом. За эти недели я стала сверхпроводимой. Пройдёт.
И вот что интересно, когда мы покидав какие-то шмотки в дорожную сумку наконец выбрались из квартиры и закрыли за собой дверь, то она стала мне безразлична. Вот буквально три дня назад я не могла представить, что покину её родные защитные стены, а сейчас с холодной решимостью иду вперёд к автобусу. Нет у меня позади ничего, потом будем разбираться со всем этим майном.
Теперь, когда мы выбрались из этого адского кольца, когда мой лоб отпустило, ободранные об гравий руки продезинфицированы, а привычка думать рационально вернулась, я не понимаю чего мы все эти дни ждали, зачем продолжали проверять удачу, играя в лотерею попадёт/нет.
По дороге, пока мы то бежали, то падали, то отскакивали к стенам и подворотням, я старалась смотреть только вперёд. Такой путь не теряя рассудок может выдержать только человек. Бомбили где-то совсем по соседству, падать приходилось часто. Уже когда почти добежали до моста Романовского, то упав от взрыва, я думала что больше не встану.
Наша собака Элька бежать не смогла, оказавшись на улице она сразу стала шарахаться и тянуть в ближайшие подворотни. Её американская кокер- спаниельская натура проявила себя не самой мужественной. Мужу пришлось почти всю дорогу тащить её на руках, а это плюс пятнадцать кг к затаившемуся в сумке Кузе и мешку с Элькиным кормом Она аллергик и корм у неё супердефицитный, поэтому взяли с собой весь запас. Кот замер так, что мы думали: "От испуга он уже всё", тем более, Кузя у нас совсем старый – одиннадцать лет.
Я никогда раньше не видела своего мужа настолько сосредоточенным: решения куда бежать принимались им моментально. А день выдался ужасающим. Если вчера город только обстреливали, то сегодня его штурмовали. Оставаться в доме стало окончательно невозможно. Наш подвал сутки уже как оказался закрытым: глава ОСББ с ключами от него куда-то умотала, оставив в чате: "Скоро вернусь". Квартиры выбивало снарядами, газ прорвало и столп огня шёл понад зданием. Мы даже не смогли перекрыть трубу – никто из оставшихся не знал где вентиль.
Когда мы наконец добежали, то меня вырвало.
Теперь в новостях смотрю на спаленные дома на полу спаленные здания, на выгоревшие квартиры… В кого-то попало, в нас- не попало, Бог сохранил. Через час на том мосту расстреляли семью с двумя малышами. И мост потом совсем взорвали.
Мама!
Они с отцом засели в Рубежном. И точно как и мы все эти дни даже не помышляют выбраться. Мама, просто уезжай! Просто сделай этот шаг, засунь в сумку что-то первое попавшееся на глаза и греби оттуда.
Они выходили на связь два раза в день по пять минут. Экономят последний заряд батарей. Рассказывают, что кругом ад и выйти невозможно. И даже если выйти, то куда? Куда?
2. Вовик:
Мы сидим в подвале нашей двухэтажки, холод собачий. Перетащили все матрасы, всё что могло сгодиться и оборудовали нам лежбище. Мы тут как тюлени, ночью правда ласты снимаем… зачем-то.
С тех пор как вырубился свет, то и новости перестали поступать – не тратить же на них остатки заряда смартфонов. Ну, хоть запаслись, их у нас в начале заряженных было аж четыре. Но это не бесконечное количество и рано или поздно всё разрядится.
За то еды много. Запасов тут… Правда в основном это скорее закусь, а не еда. Компотики… Спасибо вам, компотики, что вы есть.
Наш город длинный. Все, кто бывал в Рубежном знают какой он длинный. Едешь, едешь, а вокруг всё ещё Рубежное с его бесконечными гаражами, фабриками, хрущёвками…
И вот наш бесконечный маленький городок разорвало пополам. Это как в биологии: клетка длинная- длинная, а потом бах- и их две разных. Вот так и наш город: справа – одни, слева – другие, посредине молнии, а гром по всей округе.
В соседнем городке, в Кременной в дом престарелых прилетело… Что называется: "Все разом отмучились!" а всё равно жалко. Вот сидели они, сплетничали, ругались, мирились, медсестёр обсуждали, телик смотрели, одни и те же истории друг другу рассказывали, обед и ужин ждали, а жизнь всё равно ведь любили, и о смерти старались не вспоминать. И одним махом их всех унесло… Может и ТАМ они поэтому будут вместе сериал досматривать. Где-то там…
Дочь прорывается каждый день по два раза: "Уезжайте оттуда!" Как уезжать? Тут на первый этаж не каждый день ходим. Хорошо, что во дворе есть летний сортир – удобство с вечным механизмом. И то страшно улететь на небо в этом кожухе. Стрёмно всё же, обидно так погибнуть. Имеет же значение как ты погиб.
Кончится же это когда- нибудь! Ведь говорят, что всё кончается…
Катализатор! Кто помнит из химии? Я – мутно. Сегодня такое было. Сквозь грохот, сквозь залпы, гарь и вонь, которые казалось бы наполняют весь твой слух и ты ничего больше различить не можешь, вдруг стало различимо… Особенно близко: к нам барабанили в дверь. Кто бы им открыл. Я- нет.
Тогда раздался треск проломленного забора, хорошего мощного забора, но не рассчитанного на подобный абордаж… Хорошо, просто сидим тихо.
Дальше ломились в гараж. Хоть там и пусто было, но сейчас они ввалятся к нам. Лучше открыть:
– Кто там?
Два ободрыша – ослабодителя, явно не военного вида, хоть и в форме, и с автоматами. Один – лет тридцати, второй потянет на все сорок пять. Из недавно мобилизованных счастливчиков, с диким перегаром и непередаваемой вонью… Видимо воды нет не только у нас. Облазили весь наш дом, осмотрели и нас скептически, потом сообщили, что будут у нас жить. То есть мы им приглянулись?
Вдруг Ольга выпрямилась в струнку и каким-то чужим деревянным поставленным голосом: "Не надо у нас здесь жить!"
Они странно дёрнулись. Видимо рефлекс на узнаваемые интонации, и как крысы за флейтой пошли к соседям. ОНА их одним голосом прогнала. Моя Оля!
Я видел: у соседей они остались, потом к ним подтянулись ещё несколько. Думают, что так укроются от канонады. Как странно, мы сидим в подвалах и не знаем как спрятаться от залпового огня, а они пришли прятаться и жить к нам. Чуден мир.
В доме ещё долго стоял дух от этих визитёров. Настоянный перегар, носки, вонь от которых пробивалась сквозь кожу сапог, вонь их "Калашей". По ходу они все состояли из сгустков вони.
3. Ольга:
Мой день рождения мы сегодня отмечали в нашем любимом и дорогом подвале. Смотрю на фотоки: я ещё очень ничего, а Вовик со своей седой бородой конечно немного портит картину… Но если не знать что мы – одноклассники, то мало ли какие лав-стори бывают. Улыбаюсь.
Дочка сегодня выдала нам целый трафик. По ходу она лучше нас знает что здесь где, с точностью до обстановки в соседнем переулке. Короче, нам надо дойти до пятачка возле Второй школы. В принципе достаточно близко. Или далеко? Смотря как идти, по какому болоту. Было бы затишье, мы бы и добежали. Но затишья давно не было.