С пометкой «ЖИЗНЬ»

– Подожди, – сказала я, смотря в глаза лошади, словно ожидая от нее ответа. Затем я забежала на участок, огибая лужи, прошла в сад, и собрала немного яблок. Быстро вернувшись обратно, я с облегчением заметила, что мой новый друг, все еще на месте. Я кинула яблоки на землю, и, оставив одно в руке, протянула его лошади. Мой гость немного подумал, а затем зажал яблоко своими губами и стал медленно пережевывать. Яблоки на земле тоже быстро закончились. Я коснулась рукой носа лошади, и она слегка подалась вперед.

– Какой же ты красивый. Откуда же ты пришел ко мне, а? – я хлопнула ее по шее. – В любом случае теперь ты мой гость. Если пойдешь со мной, я покажу, где есть много-много яблок. Тебе ведь понравились яблоки?

Я сделала шаг назад, пытаясь, повести лошадь за собой, но она оставалась на месте.

– Ну же, – я похлопала по ноге, слово подзывала к себе пса. –Ладно.

Я встала сбоку от лошади, приобняв ее за шею и слегка подтолкнула вперед. Но мой новый друг, замотал головой и стал пятиться, переступая с ноги на ногу. Ему явно не нравилась моя затея. Я тяжело вздохнула.

– Не хочешь, значит? – разочаровано пробормотала я. Но сдаваться так просто я не собиралась и решила перейти к тяжелой артиллерии. Я снова побежала в сад и набрала немного яблок. А вернувшись, выложила из них дорожку, прямо к себе на участок. Лошадь, немного подумав, стала съедать одно яблоко за другим, медленно продвигаясь вперед. И вот уже вскоре это прекрасное создание оказалось на моей территории. Я готова была плясать от радости, но сдержала себя, чтобы не испугать животное. Весь следующий час я наслаждалась обществом своего гостя, пока в наше знакомство не вмешался злодей этого дня и вор моего счастья.

Я сидела на стуле напротив лошади и смотрела, как она с аппетитом пережевывает очередную порцию яблок. Кажется, в этот момент я улыбалась, но моя улыбка тут же сползла с лица и упала в грязь, когда на горизонте я увидела, идущего к нам старика. Это был обычный мужчина лет шестидесяти, довольно крепкого худощавого телосложения, с редкими седыми волосами и свисающей дряблой кожей. Он подошел к калитке и улыбнулся.

– Здравствуй, хозяйка, – крикнул он. Я видела, как он посмотрел на лошадь, он пришел за ней, я это чувствовала, но все же не подала виду. Я улыбнулась в ответ и пошла к нему на встречу.

–Здравствуйте, – ответила я.

–Вижу, вы подружились с нашим Хранителем, – радостно заметил мужчина. – Все утро его ищу, а он вот где.

– Так это ваша лошадь? – спросила я, хотя, и так, знала ответ.

– Да. Его зовут Хранитель. Сбежал вчера во время грозы, испугался видимо. Думал, не найду уже. А потом смотрю дом, думаю, дай посмотрю, выхожу, а он здесь, красавец, – лицо старика сжалось, словно смятая бумага, а его прозрачные глаза наполнились блеском.

– Ну, значит, тебе пора домой Хранитель. Спасибо, что составил мне кампанию, – я хлопнула лошадь по загривку, не желая с ней прощаться. Я так завидовала этому старику, который каждый день мог находиться вблизи этого чуда природы.

– Вы наверно родственница хозяев? Давно я здесь никого не видел.

– Нет. Я арендую этот дом.

– Что ж ты в такую глушь забралась, дочка?

– Уже и сама не знаю. Откройте там калитку, – попросила я. Старик распахнул дверь и зашел внутрь. Он коснулся лошади, и она тут же развернула к нему голову. Она его узнала.

– Ну что Хранитель, ты хорошо себя вел с дамой? – смеясь, спросил мужчина, похлопывая лошадь.

– Да, он был джентльменом.

– Как тебя зовут, дочка?

– София.

– Попрощайся с Софией и пошли, – сказал он лошади.

– Пока Хранитель, – я коснулась его носа, и на мгновение он прикрыл глаза. Я видела, как в них отражается нечто прекрасное, это была его душа. В его глазах не было пустоты или непонимания. Какая-то мысль мелькала в его взгляде. Он что-то пытался мне сказать. Я видела это. Точно видела.

Мужчина взял прядь его гривы в руку и слегка дернул, затем он издал цокающий звук и лошадь спокойно и податливо пошла за ним.

****

Весь оставшийся день я думала о моем утерянном друге, о том, как же все-таки было бы хорошо, если бы он остался. Затем я начала думать о моем дедушке, и о наших с ним прогулках. Потом, я вспомнила случай, когда, будучи совсем маленькой, я упала с лошади, но не перестала их любить. А потом, я начала думать, почему бывает так, что ты просто любишь что-то или кого-то. Вот вроде и нет никаких причин для этого, а ты любишь. И не понятно, откуда появилась эта любовь, в какой момент она зародилась в тебе, словно она жила в тебе с самого рождения. Вот я люблю лошадей, прогулки по лесу и запах книг. А кто-то к этому совсем равнодушен. И мне никогда не понять такого человека, а ему не понять меня. Хотя мы и видим с ним один и тот же мир, дышим одним воздухом, смотрим на одни и те же звезды, но он проходит мимо дерева и не замечает его, а я восхищаюсь его красотой. Наверно Природа посчитала это верным, в мире слишком много всего, и любви одного человека не хватило бы на все это многообразие. Поэтому кто-то любит книги, кто-то лес, кто-то лошадей, а кто-то кофе. Может и в отношении людей тоже самое?

Природа вложила в нас любовь к определенному человеку, и как только мы встретим его, то тут же это поймем. Не та любовь, о которой говорят люди, и которая проходит через три года. Нет, это должно быть нечто большее, что невозможно спутать ни с одним другим чувством, что нельзя уничтожить ни временем, ни пространством. Только вот боюсь, в подсчетах Природы есть небольшая ошибка, не всем удается отыскать эту любовь, многие довольствуются ее неудачной копией. А тот, кто отказывается от этого обмана, вынужден оставаться одиноким. Затем я начала рассуждать об одиночестве, и плавно вернулась к сегодняшней моей потере.

На следующий день, я решила выйти из дома. Дочитав книгу, я положила ее в сумку и направилась в библиотеку. Женщина, с которой я познакомилась в первый раз, снова была там. Увидев меня, она встала со стула и натянула свои очки.

– Рада вас видеть, – на ее лице заиграла улыбка.

– Здравствуйте.

– Дочитали? – она сложила руки на стойке.

– Да, – я протянула ей книгу.

– И как вам? – женщина выдвинула ящик и начала искать мою карточку.

– Драматично, но я люблю Кронина, – коротко ответила я.

– Это точно. Трагично, и, к сожалению, довольно жизненно. Если присмотреться, у нас более чем достаточно таких вот семей.

– Да. Но мне бы очень хотелось посочувствовать Броуди, понять причину его помешательства и жестокости. Не думаю, что люди такими рождаются, что-то сделало его таким, жаль, что автор не раскрыл этого момента.

– Как приятно общаться с думающей молодежью, – восхищенно заметила женщина. Она улыбнулась, и от ее лица повеяло теплом и уютом. Женщина, наконец, нашла карточку.

– Хотите еще что-нибудь почитать?

– Да, правда, не знаю что. Может, посоветуете что-нибудь?

Женщина приспустила очки и явно задумалась. Ее лицо и ее глаза излучали образованность и интеллигентность. Так действительно бывает, смотришь на человека и сразу видишь, как много он пережил, как много прочел. Это читается в каждом жесте, в чертах лица, голосе и, конечно же, взгляде. Ее глаза были наполнены спокойствием и мудростью. Какое-то время она оглядывала стеллажи, словно вспоминая, где какая книга стоит, а затем перевела взгляд на меня.

– А не хотите чаю? – вдруг предложила она.

– Чаю? – меня слегка изумило такое предложение.

– Да. Выпьем чаю, поговорим о книгах, а то мне здесь совсем скучно одной. Расскажите, что вы уже прочли, а я вам что-нибудь посоветую.

Я вдруг подумала, что она наверно очень одинока. Стоит целый день здесь, среди сотен книг, которые она, скорее всего уже прочла, а обсудить их не с кем. Я знаю какого это, когда некому рассказать о своих мыслях. И мне стало жаль, и ее, и себя. Потом я обрадовалась, что хоть кто-то в этом городишке захотел выпить со мной чаю.

– Хорошо, я не против.

Женщина засветилась от счастья, и махнула мне рукой, зовя за собой.

– Идем тогда, меня Мария зовут, а тебя? – сказала женщина, заворачивая за стеллажи.

– София, – ответила я, следуя за ней. Мы завернули еще за один шкаф и вошли в маленькую комнатку. Там стоял небольшой столик, тумбочка и пара стульев, на стене весело зеркало и несколько фотографий.

– Присаживайся Сонечка, – излучая материнскую любовь, сказала Мария. Я слегка вздрогнула, когда она назвала меня Соней. Я ненавижу, когда меня так называют. Но ей я почему-то об этом не сказала, я села на стул и еще раз осмотрела комнату.

– Все, чайник поставила. Сейчас будем пить чай, у меня здесь есть пряники и конфеты, – женщина полезла в тумбочку и достала оттуда два пакета. – Угощайся, – кивнула она.

– Спасибо.

– Ну, рассказывай Соня, что же ты забыла тут у нас? Все отсюда бегут, а ты, наоборот, – Мария села напротив меня и плавно опустила руки на стол.

– Я…, – мне было тяжело объяснить свой поступок, я и сама его не до конца понимала, – Я просто устала от своей прошлой жизни, мне нужен был покой, свобода, время для творчества. Там я была несчастна, думала, что найду счастье в другом месте.

– Нашла? – Мария смотрела на меня, и, кажется, сама знала ответ.

– Первую неделю я была счастлива, но теперь не уверена.

– Хорошо там, где нас нет…да? – грустно улыбаясь, заявила Мария. Чайник издал свист, и кнопка щелкнула. – Ну, раз ты здесь, значит, так нужно, – Мария встала и взяв чайник, разлила воду в кружки. – Я тебе вот что скажу, люди слишком упорно и порой долго ищут счастья. Но спроси у них, что же они пытаются найти, что значит для них это счастье, ничего внятного они не скажут. А знаешь почему? Да потому, что человеку не так уж много и надо. Нужно чтобы кто-то любил их, и чтобы кого-то любили они. Чтобы было с кем посмеяться и с кем поплакать. Чтобы крыша над головой была и хлеб на столе. И чтобы было хоть одно дело, которое приносило бы им удовольствие. А мы носимся туда-сюда по Земле и ищем призрачного счастья. И так его и не находим. А все потому, что ищем чего-то сложного, а оно все просто.

– Просто говорите? По-моему, это очень тяжело, найти такого человека, который бы тебя любил, и которого любил бы ты, с которым и посмеяться, и поплакать можно. Кто-то находит его даже не начав искать, а кто-то ищет всю жизнь, и ничего…

– Так вот что ты ищешь? Ну любовь ты здесь точно не найдешь, – усмехнулась женщина.

– Я не знаю, что я ищу. Просто хочу покоя. Хочу заняться искусством и ни о чем больше не думать.

– И чем же ты занимаешься? Каким искусством? – женщина поставила передо мной чашку и снова села напротив.

– Изобразительным, пишу картины.

– И хорошо?

– Довольно неплохо, – ответила я.

– Знаешь, что, я тут с директором школы говорила. Она ищет учителя рисования, если хочешь, можешь сходить, вдруг возьмут, других вариантов у них все равно нет.

– Да? Это интересно, правда диплом с собой не взяла.

– Ничего, у нас тут деревенская школа, думаю, это не будет проблемой.

– А знаете, я, пожалуй, схожу, а то скоро волком завою от скуки.

Я вдруг почувствовала некий прилив сил, вдохновение вновь охватило меня. Теперь я могла не просто творить, я могла научить других, делать это, привить любовь к искусству, красоте, миру. Странный трепет и рвение проснулись во мне. Я видела, как клетка вокруг меня рушиться, как над головой кричат стрижи, опускаясь все ниже и ниже, чтобы забрать меня с собой, прочь из этих оков.

На следующий день я сходила в школу и директриса: довольно плотная женщина, с засаленными волосами, широким носом, и пухлыми ручками с радостью взяла меня на место учителя рисования. Я должна была преподавать всего раз в неделю по пятницам, платить мне обещали копейки, но я все равно была счастлива. Учебный год начинался через пару дней, и я должна была явиться на общее собрание, чтобы узнать программу на учебный год и познакомиться с коллективом.

Эти два дня пролетели в мучительном ожидании. Мне разрешили самой подготовить план занятий по моему предмету, поэтому все это время я просидела у Марии в библиотеке, шерстя книги и учебники, так как с Интернетом здесь были определенные проблемы. Время от времени мы пили с ней чай и болтали обо всем на свете, как старые подруги. В эти моменты я чувствовала, что моя жизнь наполняется смыслом, она как старый пылящийся кувшин вновь испробовала вкус вина. Среди сотен книг, запаха бумаги и чернил, обволакивающего теплом присутствия Марии, я избавлялась от одиночества и мрачных мыслей. Вечером, возвращаясь, домой, я долго лежала, погруженная в себя, и представляла, каким будет мой кабинет, каких детей я буду обучать, что буду говорить, и будут ли они меня слушать. А затем, мои мысли медленно растворялись, за ними исчезал шум леса, и все погружалось во тьму.

Настал понедельник. Помню, в моей прошлой жизни я ненавидела этот день недели. С трудом я вставала с постели и начинала еще одну пустую главу своей жизни. Но в этот раз, я вскочила с кровати еще до первых звуков будильника, я надела самое приличное, что у меня было, взяла свой план и помчалась в школу. Я никогда бы не подумала, что буду с таким рвением и такой радостью идти в это место. Скажи вы мне об этом еще год назад, и я бы рассмеялась вам в лицо. А теперь я открываю дверь школы, чувствую, как запах штукатурки и свежевыстеленного линолеума проникает в мои легкие, и сердце начинает биться в волнении и предвкушении чего-то нового.

Собрание проходило в кабинете нашей директрисы, той самой пухлой женщины с толстыми пальцами. Она сидела в кресле за столом, ее грудь спадала на живот, а живот в это время упирался в стол. Волосы темные, засаленные, были зачесаны набок. Маленькие серые глаза скрывались за щеками, а толстые пальцы теребили кусок бумаги. Помимо директрисы в кабинете было еще пять человек. Когда я вошла туда, директриса Анна Максимовна, представила меня всему коллективу. На диванчике сбоку сидели две женщины: пожилая, словно высушенная временем учительница русского и литературы и дама чуть помоложе, видно высокая, крепкая, с крупными чертами лица, это была преподавательница младших детей, а также по совместительству учитель истории и географии. С правой стороны на деревянных стульях сидело еще трое человек: худощавый мужчина, в очках и с проседью у висков, который оказался учителем математики и физики; учителем биологии и химии была молодая девушка, примерно моего возраста, с большими синими глазами, и белыми кудрями, и еще одна женщина, маленькая и круглая как шарик, являлась заместителем директора и по совместительству учителем английского языка. На этом преподавательский состав заканчивался. Я неловко села на стул, чувствуя пристальное внимание и любопытные взгляды, которые кидали на меня все учителя. Так всегда бывает, когда приходишь в новый коллектив, пройдет неделя другая и ты перестанешь быть для них главным объектом внимания, остается только подождать. Директриса произнесла свою речь, рассказала нам план занятий, расписание и другие нюансы учебного года. Затем собрание закончилось, и все учителя разошлись на первые учебные занятия. Я вышла из школы и направилась к Марии, не желая, возвращаться домой в свое одиночество.

Мария как обычно встретила меня своей добродушной улыбкой, ее глаза блестели и отдавали теплом. Когда я видела ее, я словно вновь оказывалась рядом с матерью. Она была также добра, болтлива, от ее лица всегда исходил свет надежды, а внутри нее цвела прекрасная китайская роза.

– Как все прошло? – Мария отложила в сторону книгу и взглянула на меня.

– Думаю, что хорошо. Самое сложное будет в пятницу.

– Ничего, волноваться не стоит, детки у нас хорошие, – успокоила меня Мария. –Чаю? спросила она, снимая очки. Я кивнула, чувствуя, как тепло разливается по моему телу.

– Тогда пошли, – улыбнулась Мария.

Мы зашли в комнатку за стеллажами и уселись за стол.

– Хорошо, что ты сюда приехала, с кем бы я еще вот так пила чай, – засмеялась она. – Но надолго здесь не оставайся. Нечего здесь делать Соня, ты молодая, тебе муж нужен, дети, а у нас одни старики, да пьяницы.

От слов Марии, что-то внутри меня защемило, начало карябать стенки желудка и груди. А потом появилось раздражение, такое странное зудящее, словно внезапная аллергия. Мне уже двадцать четыре года и последние несколько лет мои родители, друзья и все кому не лень, в один голос твердят, что мне пора обзавестись семьей. Не знаю, с чего они это решили, и кто им вообще дал право определять, когда и кому пора обзаводиться семьей. Во мне эта тема всегда вызывает бурю протеста. И мне хочется вылезти из своей шкуры подобно змее и уползти прочь. Не потому, что я люблю свое одиночество, скорее всего я просто не рождена быть женой или матерью, и вообще не рождена для любви. Мне бы очень хотелось, чтобы это было не так, но, кажется, мои желания здесь не учитываются. Я всегда смотрела на своих родителей и не понимала, как им удается, прожив столько лет вместе, до сих пор питать друг к другу теплые чувства. Когда они вместе, они заполняют любовью все пространство вокруг себя. И признаться честно, я порой завидовала им, потому что знала, что мне не суждено пережить подобного. Наверное, я всегда искала именно таких отношений, но, увы, планка слишком высока и мне до нее не дотянуться. Это может показаться странным, но я перестала искать в каждом прохожем свою любовь, перестала надеяться, что однажды испытаю подобные чувства, я смирилась, приняв, то, что дает мне Вселенная, как должное. Кто я такая, чтобы сопротивляться плану самой Природы. Я поняла, что не все рождаются для любви или семьи, и наполнила свою жизнь искусством.

– Нет Мария, боюсь, цель моей жизни не в этом.

– Что за глупости? Важнее семьи цели быть не может, Соня. Какая же тогда цель твоей жизни?

– Пока не знаю… но знаю, что это не семья. Вот представьте, человек рождается глухим, и он уже точно знает, что никогда не станет певцом или композитором, это не может стать целью его жизни, потому что так распорядилась Природа.

– А как же Бетховен?

– Ну, он не рождался глухим, он оглох гораздо позже.

– Сонечка, кто же тебя так обидел, что ты разуверилась в любви? – в глазах Марии пробежала тень тревоги.

– Никто, – честно ответила я, – Просто я никогда никого не любила, да и меня никто не любил. Так бывает, ничего страшного, – я натянула улыбку, хотя мне совсем не хотелось улыбаться.

– Ну, тебе ведь не шестьдесят лет, вся жизнь еще впереди. Я вот со своим мужем познакомилась, когда мне двадцать шесть было, и вот мы уже девятнадцать лет живем вместе. Так что не забивай свою голову всякими глупостями, отдохни здесь, а затем собирайся и уезжай куда-нибудь еще. – Мария взяла меня за руку, и то напряжение, что царило внутри меня, вмиг испарилось.

– А дети? – спросила я, потому что никогда не слышала, чтобы она о них упоминала.

–Да, у меня был сын, сейчас ему должно было быть шестнадцать. Мой мальчик…, – глаза Марии наполнились болью, я видела, как слезы просачиваются сквозь потускневший взгляд.

– Простите, – прошептала я. – Я не хотела.

Я почувствовала, как тяжесть ее боли легла мне на душу. Я потревожила ее еще не зажившие раны, и они засочились у меня на глазах. Я не люблю человеческой боли, и человеческих слез. В такие моменты я цепенею и теряюсь, не зная, что именно я должна говорить и делать.

– Ничего, – вздохнула Мария, вытирая скопившуюся у уголков глаз влагу. – Это было очень давно.

– Если хотите вы можете рассказать мне о нем? Но только если хотите.

Мария опустила голову и сложила руки в замок. Я видела, как ей было тяжело, и уже пожалела, что не перевела разговор на другую тему.

– Не знаю, что именно рассказывать, Соня. Ему было всего восемь, когда он умер. Он был милым, хорошим мальчиком. И мы с мужем любили его, любили больше жизни. Он учился играть на фортепьяно, оно до сих пор стоит у нас в зале, накрытое покрывалом. Долгое время я просыпалась по ночам, потому что мне казалось, что я слышу, как звучат клавиши. Но сейчас это прошло. Порой мне кажется, что я хорошо помню его лицо, а потом беру в руки фотографию и понимаю, что там другой мальчик, не тот, что остался в моей памяти. Он был с нами совсем недолго, но это были самые счастливые восемь лет в моей жизни, после его ухода образовалась пустота и эта пустота ничем не может быть заполнена.

– А что с ним случилось?

– Он болел с самого детства, как оказалось, у него была сердечная недостаточность, мы обнаружили ее, когда ему было шесть лет, начали проходить лечение, но потом у него просто остановилось сердце, – Мария закрыла глаза ладонью, пытаясь сдерживать слезы.

– Почему же вы не завели еще детей? Вы ведь были молоды.

– Не знаю, не хотела. Может быть боялась. А теперь уже поздно. У мужа слабое здоровье, да и у меня уже нет прежних сил. Мы просто доживаем свой век. Ладно, давай не будем говорить на такие печальные темы. Ты молода, нечего забивать свою голову моими проблемами. Я совсем забыла про чай, чайник уже закипел, – Мария вскочила с места и принялась разливать воду в кружки. А во мне накрепко засело чувство печали. Я не знала, откуда у Марии находятся силы излучать такое тепло и так искренне и часто улыбаться. Я видела в ней силу, силу которой, увы, обладают немногие. И эта сила восхищала меня, она удивляла и завораживала. Я смотрела, как Мария заваривает чай, насыпает в вазу конфеты и печенье, и мне хотелось остановить ее, сказать, что я вижу ее боль, и что ей не обязательно скрывать свои чувства. Но я промолчала, потому что еще больше я хотела видеть ее сильной, знать, что такая сила возможна, и питаться этим знанием.

****

Следующие несколько дней шли дожди. Нескончаемым потоком они лили и день и ночь. Во дворе образовалась огромная лужа, а дорога к библиотеке превратилась в кучу размокшей грязи. Я с трудом несколько раз выбралась повидаться с Марией, остальное же время я сидела в доме, продумывая план занятий, читая, и косо поглядывая на стену воды за окном. На кухне теперь уже в нескольких местах с потолка капала вода, и весь пол у меня был заставлен кастрюлями и ведрами. В дом со всех щелей проникала влага, и запах сырости стоял в каждой комнате. В зале в углу была маленькая железная печка, но я абсолютно не представляла, как ею пользоваться, поэтому я согревалась горячим чаем и теплым пледом. К четвергу мое жилище дало еще несколько трещин, вода начала ручьем бежать по стене в зале, и капать у входа в дом. А дождь все не переставал сокрушаться на и так промокшую землю. Наконец настала пятница. На улице стояла серая, пасмурная погода. Небо было затянуто иссиня- черными тучами, и казалось, что на дворе не раннее утро, а поздний вечер. На дорогах повсюду валялись, вылезшие из своих нор дождевые черви. Эти красноватые существа были везде, некоторые лежали на земле, некоторые разбухнув, плавали в лужах. Многие из них были уже мертвы, и именно от этого мне кажется, воздух наполнялся странным запахом сырой земли и мяса. От этого запаха и вида земли, устланной телами беспозвоночных, меня начинало мутить. Я старательно обходила все лужи и вздохнула с облегчением, когда началась асфальтированная дорога. Вскоре я увидела мелькающую впереди школу. Одновременно и радость, и жуткое волнение накатили на меня как морская волна, чуть не сбив с ног. Я зашла внутрь школы и, выпрямившись, как можно увереннее пошла в сторону учительской. Первый урок уже начался, поэтому в коридоре было довольно тихо. Лишь издали, раздавался совсем глухой женский голос. В этой школе был всего один коридор, он шел прямо, а затем сворачивал направо. По обе стороны от коридора находились кабинеты, их было немного, если я не ошибаюсь, я насчитала всего десять, два из которых были кабинетом директора и учительская.

Мой урок был по счету следующим, поэтому я хотела зайти в учительскую, отдышаться и проверить еще раз план своего занятия. Но все, что меня там ждало, это несколько весьма любопытных пар глаз. В кабинете оживленно о чем-то болтая, находились две женщины. Это была светловолосая молодая девушка и маленькая круглая женщина с раскосыми глазками. Они улыбнулись мне, и блондинка махнула рукой.

– Заходи, – кинула она, так, словно, мы давно были с ней близкими подругами.

– Привет, – сказала я и вошла внутрь.

– Твой первый день? – широко улыбаясь, спросила блондинка.

– Да.

Я сняла куртку и повесила ее на вешалку, которая стояла у входа.

– Волнуешься?

– Да, раньше я не пробовала себя в роли учителя.

– Да ничего страшного здесь нет. Детей у нас немного, привыкнешь, – заговорила другая женщина. Говорила она как-то странно, слегка приоткрывая свои тонкие губы и искривляя рот.

– Главное не давай им спуску, а то эти маленькие чертята сядут тебе на голову, – засмеялась блондинка.

Мне было стыдно, что я не помню их имен, хотя более чем уверена, они моего тоже не помнили. Я улыбнулась и села на стул рядом с ними.