С пометкой «ЖИЗНЬ»

скачать книгу бесплатно

С пометкой «ЖИЗНЬ»
А. ЗЕЙМАХ

Эта книга расскажет вам историю Софии, её путь к свободе и счастью. Оставив свою привычную жизнь, работу и семью, София уезжает в небольшой поселок, чтобы насладиться одиночеством и тишиной. Она мечтает вырваться из оков привычной ей жизни и обрести желанную свободу. Новая работа, новые друзья, возможность читать книги и писать картины – все это София получает в своей новой жизни, и кажется, что мечта о свободе уже сбылась. Но на ее пути появляется хозяин поместья, человек, чьи тайны и чья жизнь могут навсегда разрушить планы девушки. Кто он такой, и что скрывается под маской зла? И как, попав в темные лабиринты его души, отыскать путь к спасению?

А. ЗЕЙМАХ

С ПОМЕТКОЙ «ЖИЗНЬ»

Свобода, ты – самое прекрасное из моих мыслей.

З.Гиппиус

****

Каждое утро я вынуждена была просыпаться. С тяжестью в голове, с трудом размыкая глаза, и пробуждая свое едва отдохнувшее тело. Признаюсь, я не из тех людей, которые с легкостью открывают глаза и встречают новый день. И я не любитель спать до полудня, нет, просто просыпаться мне нравится без раздражающего звона будильника. Просыпаться и знать, что весь день в твоем распоряжении и если ты пожелаешь, то можешь провести в постели целые сутки. Чувство, что твоя жизнь принадлежит только тебе. Настигало ли оно вас? Открывали ли вы глаза с мыслью, что этот день и день за этим днем вы посвятите тому, что для вас важно? Нет, не так. Не важно, а необходимо для спокойствия вашей души. Был ли у вас день, когда вы не думали, что нужно вставать по зову этой адской электронной машины, не нужно готовить завтрак для мужа, собирать детей в школу, не надо идти на работу и копаться в скучных стопках документов? Я не помню таких дней. Не знаю, возможно ли, чтобы они были. Я мечтаю вырваться из цепи этих «надо» и «должна». Знаю, только глупцы могут мечтать о свободе. Любой разумный человек, скажет вам, что нет никакой свободы. Каждый из нас птица в клетке, зверь, заточенный с рождения за решетку, и отворив дверь этой клетки, мы лишь обречем на гибель тех, кто не знал иной свободы, кроме свободы внутри своего заточения.

Но разве я прошу открыть мне дверь? Нет, я сама научилась отворять ее. В тот момент, когда я закрываю глаза и мысленно покидаю пределы своей темницы. И пусть это лишь грезы, исчезающие, словно дымка от костра и превращающиеся в пустоту, но чувство свободы и радости в такие моменты реальней, чем любой из существующих миров. Я знаю, что абсолютной свободы быть не может, все чего я желаю, это срастись со своими оковами и перестать замечать их существование. Получать радость от своей несвободы, быть с ней в гармонии. Запереть себя в ту клетку, в которой смогу свободно дышать. Хочу открывать утром глаза и с трепетом и нетерпением начинать новый день. Пробежка, среди деревьев, запаха хвои, и утренней прохлады. Бодрящий душ и чашка зеленого чая. Работа, с которой я не захочу уйти пораньше, где буду воплощать свои мечты и фантазии. Ужин с родным по духу человеком. Откровенный разговор, без стеснения, лжи и страха. Мягкая постель и запах чернил от новой книги. И мысль перед сном «Поскорее бы утро». И пусть это все будет окружено тысячью решеток, я и не подумаю покидать этой несвободы. Понимаете, о чем я говорю? Свобода нужна моей душе, мое тело смирится с любыми оковами. Подобные мысли крутились у меня в голове последние два года. Я просыпалась и засыпала с одной лишь надеждой однажды покончить с этим адским кругом, по которому я день за днем вынуждена была ходить, словно цирковая лошадь. Так и случилось. Одним утром, когда я встала с кровати, с трудом размыкая глаза, и подумала: «Пусть лучше меня собьет автобус, чем я снова окажусь в этом офисе».

Эта мысль меня потрясла. Холод закрался внутрь меня и не покидал все утро. Я была несчастна. Точно так же, как и многие люди, собиравшиеся в то утро на работу. И я думала, раз так живут все, почему у меня должно быть иначе? Я была частью этой безликой, несчастной толпы. Но я другая. Вот в чем самая большая проблема. Вся моя жизнь – это поиск счастья, одной или в толпе. Я одержима идеей, выстроить свою жизнь так, чтобы чувствовать себя спокойной и счастливой. Я готова бороться за это, готова всю жизнь посвятить поискам, ради одной секунды или мгновения того счастья, которого я так желаю. Абсурдная идея. До глупости абсурдная. Но именно эта идея и подтолкнула меня к самому сложному шагу в моей жизни. Я решила оборвать эту цепь, покинуть клетку и сбежать. Уйти вглубь леса, в надежде не сгинуть, а обрести нечто новое – новую несвободу и желанное счастье.

****

У меня хорошая семья. Действительно, очень хорошая. Рождайся все дети в таких семьях как моя, и мир стал бы гораздо лучше. Моя мать существо нежнейшей души, кажется, любовь и теплота в ее сердце, словно китайская роза, не прекращают своего цветения круглый год. Не помню, чтобы она смотрела на меня холодным взглядом, или чтобы прошел хоть один день, когда я не получила от нее доброго слова и материнской любви. Порой она была слишком навязчива с этой своей заботой, и ее объятия казались капканом, из которого хотелось поскорее выбраться, но, если бы я только знала в те моменты, что не увижу, ни от кого больше подобной любви, я бы упивалась каждым мгновением в этом капкане. Моя мать придала моему довольно жесткому и горделивому характеру нотки своей женственности и мягкости. В детстве я смотрела на нее и боялась стать похожей, но я выросла и переняла многие ее качества. Да, они словно акварель смешались с уже имевшимися у меня чертами и образовали совершенно новые оттенки. Оттенки, которыми был создан мой настоящий образ.

Но на моей палитре есть и краски другого качества. Как писал Наполеон в одном из своих писем к Жозефине: «Природа наградила меня сильной, непоколебимой душой. А тебя она вылепила из кружев и воздуха». Моя мать придала мне легкость кружева, но вот отец, вдохнул в мою душу нечто воинственное, жесткое, прямое. Что-то, что от природы присуще лишь мужчинам и так не идет женщинам. Именно по этой необъяснимой причине мой отец с таким пониманием и любовью относится ко мне. Он всегда говорит: «Смотрю на нее и вижу себя». Вот так можно объяснить отцовскую любовь, он признает меня частью себя, частью своего рода. И как глава семьи он с неумолимой ответственностью и порой давящей заботой охраняет мой покой. Я привыкла жить в постоянных рамках и ограничениях. Моя несвобода была дарована мне от рождения. И первый замок на мою клетку повесил мой отец. Человек сильный и нетерпящий пререканий. Он не является деспотом или тираном, не хочу вводить никого в заблуждение. Он человек принципов, человек чести. И за всей этой каменной основой и грозным видом цветет китайская роза. А теперь представьте только, какой удар пришелся на моих родных, когда я сообщила о своем решении. Что почувствовали они, когда поняли, что я собираюсь уйти? Мои уже немолодые родители, которые на старости лет вынуждены были оставаться одни. Они с трудом смирились с тем, что своего сына видят не чаще двух раз в год, а теперь еще и я. Так жестоко и бесцеремонно решила покинуть их. Всю свою жизнь я была где-то недалеко, всегда рядом с ними, согревала их сердца своим присутствием, старалась не огорчать, не разочаровывать. А теперь такой удар! Я, конечно, пообещала, что буду навещать их как можно чаще. Но постаралась не уточнять, сколько именно и когда, чтобы не давать им ложных надежд. Знаю, такой малостью не спасти разбитое сердце. И провожая меня за дверь и сажая в такси, они улыбались, мать со слезами на глазах, молила меня найти то, что я ищу и поскорее возвращаться. А я смотрела на отца и не позволяла себе заплакать. Пусть видит во мне себя, пусть знает, что я его рода. Затем дверь такси захлопнулась, шины плавно заскользили по дороге, и я, наконец-то, смогла дать волю своей слабости. Все это произошло пару дней назад. Теперь же, сойдя с трапа самолета и усевшись на поезд, так как до места, в которое я решила переехать, можно было добраться только таким способом. Я забыла о печали и слезах, и наполнилась страхом перед той свободой или несвободой, которая меня ожидала.

****

Обычно, когда едешь в поезде, твои мысли устремляются куда-то далеко. Под ритмичное сердцебиение колес и скрип вагонов ты становишься одиноким путником, искателем приключений или маленьким ребенком, направляющимся к бабушке на выходные. Смотришь в окно, а там все словно кинолента в быстрой перемотке, кадр за кадром проносятся перед тобой дома, деревья, соседние вагоны, фигуры облаков, а ты все оставляешь позади себя. Ты движешься вперед вслед за локомотивом поезда. И странные ощущения охватили меня в этот момент, словно не я управляю своей жизнь, а эта железная машина, гудящая и стучащая, несущая меня в эту смутную неизвестность. И неусмиримое беспокойство, на фоне легкой безмятежности. И всего лишь одна мысль о том, что я вскоре выберусь из этого поезда и быстрым шагом полечу по платформе, не оглядываясь назад, грела мою давно остывшую душу.

Я отвернулась от окна. Мелькавший за ним вид меня слегка утомил и глаза, насытившись этой картиной, требовали смены обстановки. Я обвела взглядом соседние ряды. Почти все они были полупустые. Поезда в эти края особой популярностью не пользуются. Да, можете не сомневаться, я выбрала место, в которое не доходят ветра привычного для меня края. Это небольшой городок на окраине города куда большего. (Его название я предпочту оставить в тайне). Я не могла полностью отказаться от цивилизации. Этот паразит забрался в меня так глубоко, что вытащить его практически нереально. Но жить я все же предпочла в условном уединении. Без лишней суеты, в той степени спокойствия, которая мне необходима. Я закрыла глаза, когда стало вполне очевидно, что ничего интересного для меня здесь не найдется. В дороге я должна была пробыть еще чуть меньше часа. Это радовало, пугало и спутывало все мысли. Я вставила в ухо наушник и по телу заструилась легкая, плавная, словно покачивающийся на волнах челнок, песнь венецианских гондольеров. Тонкий голос, пропитанный грустью, надеждой и мечтой. Это был один из моих способов прекратить поток мыслей. Музыка как лекарство от мыслей.

Шуберт тоже спасался бегством, начал он это, гораздо раньше, чем я, и всю свою жизнь продолжал бежать от людей и мира. Он искал уединения, искал свою собственную свободу, клетку, в которой был бы только он и его музыка. Хотелось бы мне встретить его и узнать, смог ли он найти, то, что искал, смог ли убежать, смог ли хоть на минуту почувствовать себя счастливым? Конечно, я боюсь, что его ответ мог бы меня разочаровать, но тогда я без ложных утопий продолжила бы свою жизнь, осознавая возможный провал и крах глупых мечтаний. Мысли о Шуберте исчезли вместе с его музыкой, его заменил Моцарт, затем Эйнауди, а после мысли и вовсе замедлились и прекратили свое существование. Я уснула. Разбудило меня легкое прикосновение руки. Это была женщина в синей форме. Она смотрела на меня и улыбалась во все свои тридцать два зуба. Я вытащила наушник.

– Мы прибыли, – довольно добродушно и приветливо сообщила женщина. Я кивнула головой, и проводница зашагала прочь. Я осмотрела пустой вагон, и будто приклеенная к креслу не могла пошевелиться. Что-то паническое и трусливое закопошилось во мне. Все до этого момента мне казалось ненастоящим, словно я решила пошутить и конечной станции никогда не будет. Я думала, что открою глаза, а передо мною привычная квартира, знакомые стены и мебель. Та клетка, в которой я прибывала столько лет. Но все было реальным, мой побег не был очередной мечтой, в этот раз вместе с разумом темницу покинуло и тело. Я была здесь. На конечной станции, станции конца и станции начала. Я все же встала. Женщина снова заглянула в вагон и взволновано окинула меня взглядом.

– Ваши вещи уже у выхода, – сообщила она.

– Хорошо, – ответила я и пошла вдоль рядов, навстречу проводнице.

Снаружи меня должен был ждать арендодатель. Мужчина, у которого я собиралась снимать дом. Он любезно вызвался меня встретить и отвезти к моему будущему жилищу. Он, как мы и договорились, ждал меня на перроне. В руках он держал табличку с моим именем, неаккуратно выведенным маркером на небольшом клочке картона, увидев его, я помахала рукой, так как спустить самой чемоданы мне оказалось сложно. Изначально я собиралась взять только самое необходимое, но как оказалось этого необходимого у меня на целых три чемодана и дорожную сумку. Когда мама увидела мою поклажу, она заплакала, с ужасом осматривая вещи и качая головой. Думаю, ей сразу же стало очевидно, что скоро возвращаться я не собираюсь. И вот теперь с легким недоумением на меня смотрел и этот мужчина: невысокий, коренастый, голубоглазый. От него исходило некое тепло и радушие. Как по мне, порой достаточно одного взгляда, чтобы понять, что перед тобой за человек. Никогда не могла осознать, в чем именно состоит эта магия, таиться она в глазах, улыбке, движениях или чем-то неосязаемом, некой ауре не доступной взгляду, но что-то волшебное в этом процессе определенно есть. В процессе распределения людей и рассортировке их на «своих» и «чужих». Иначе как можно объяснить тот момент, когда ты видишь человека, и уже через пару секунд понимаешь, что тебя не затруднит выпить с ним кофе или сидеть в кино и есть попкорн из одного стакана? Вот и этот невысокий, плотный мужчина, торопливо спускающий чемоданы с поезда, обволакивал аурой доверия и спокойствия.

– Насколько думаете здесь остаться? – спросил он.

– Пока не знаю, – коротко ответила я.

– Почему не остановились в центре? Для молодежи там куда больше возможностей, – мужчина снял последний чемодан и повернулся ко мне. А я замерла в оцепенении, не в силах найти подходящего ответа.

– Мне нужны не возможности, а спокойствие.

Мужчина приоткрыл рот, слегка кивнув головой. Он будто понял, о чем я говорю. Больше он не продолжал эту тему, он взял мои вещи и направился к автомобилю. Загрузившись, мы отправились в путь. Городок оказался еще меньше, чем я представляла. Он был чем-то вроде пригорода, состоящим из частного сектора, небольшого количества многоквартирных домов и узеньких улочек. Машин было немного, пешеходов еще меньше. Мы отъехали от вокзала и начали спускаться вниз по улице. По обе стороны в ряд стояли почти одинаковые ухоженные домики с коричневыми, красными и зелеными крышами, словно из вселенной Тима Бертона. Повсюду было множество деревьев и кустарников. Каждый дом был окружен клумбами и цветниками, будто в прекрасных курортных городках. Затем мы свернули.

– Это наша школа, – заговорил мужчина. Я повернула голову вправо.

– Школа? – переспросила я, потому что не увидела ничего напоминавшего школу. Это было небольшое одноэтажное здание. Настолько небольшое, что здесь вряд ли вмещалось и десять классов. Я тоже выросла в небольшом городке, но наша школа представлялась мне целым замков в сравнении с этим кирпичным лилипутом.

– Да, школа. Здесь учатся те местные дети, у чьих родителей нет возможности возить их в город. У нас здесь не так уж много детей, поэтому нет надобности в большой школе. Рядом со школой есть библиотека, мы ее уже проехали, это на тот случай, если вы любите читать, потому что книжных магазинов здесь нет.

– А город? По телефону вы говорили, что туда ходят автобусы, – поинтересовалась я. У меня есть странная любовь к книжным магазинам, люблю, как пахнет новая бумага и чернила, и, дочитав книгу, мне нравится ставить ее на полку у себя дома, зная, что в любой момент могу достать и прикоснуться к ней.

– Да. Каждый час с центральной площади. До города тут рукой подать. Каких-то двадцать километров, можно хоть каждый день ездить. Поэтому как надоест эта глушь, сможете перебраться туда, – мужчина усмехнулся, и я вынуждена была улыбнуться.

– Что еще интересного здесь есть?

– Интересного, ничего, – засмеялся мужчина, его голубые глаза сузились, а лицо обрамили морщинки, – Есть все необходимое. Сейчас я провезу вас возле центральной площади, вот видите, – мужчина убрал руку с руля и указал пальцем на небольшой заасфальтированный участочек, окруженный фонарями и лавочками. – Это наша площадь. Сердце городка. Вокруг несколько магазинов. Больших маркетов и торговых центров вы не найдете. Обычные маленькие магазинчики. В других местах магазинов почти нет, так, кое-где, в основном продуктовые. Если идти влево от площади, там пара парикмахерских, аптека, есть бар, но туда вам лучше не соваться, обычно там отдыхают мужчины, пьяные мужчины. Есть одно кафе, обычное, ничего изысканного, оно вверх по улице от площади. Ну, наверное, и все. Если захотите нормальных развлечений езжайте в город.

– Ничего. Этого будет достаточно. Долго нам еще ехать?

– Как я вам уже говорил, дом находится на отшибе, недалеко есть остановка, по городу ходит автобус, поэтому сможете добираться до площади на нем, ну или пешком, если любите прогулки. «Мы уже почти приехали», —сказал мужчина. Машина еще раз свернула, и мы выехали на песчаную дорогу. Красивые домики исчезли и появились полуразвалившиеся, перекошенные лачужки. Словно из сказочного европейского пригорода мы попали в русскую деревню. Мы проехали еще совсем немного, домов больше не было, по обеим сторонам от дороги стали возвышаться рощи из кустарников и деревьев, а впереди виднелся лес.

– Ну, вот и приехали, – мужчина остановил автомобиль. Я слегка оторопела. Конечно, я хотела именно этого, побыть вдали от цивилизации. Но теперь, оглядываясь вокруг, я понимала, что буду здесь совсем одна. И страх за руку с тревогой стали прорастать во мне как семя бамбука. Я буду здесь одна, в незнакомом городе, среди чужих мне людей. Сама себя я ввергаю не в состояние покоя, а в состояние одиночества. А может это одно и то же? Может, нет свободы без одиночества? И если мы не хотим до конца жизни, слышать, лишь свой голос в стенах дома, сходит с ума от невозможности высказать кому-то свою печаль или радость, может тогда мы обязаны связать себя одной веревкой с другими людьми, испытывать дискомфорт, боль, несвободу, но при этом всем не быть одинокими? Нет. Глупости. Разве я не была одинока там, среди друзей и родных? Я была окружена людьми, и в те моменты забывала про свое одиночество, но потом я возвращалась в свою квартиру, открывала дверь и сталкивалась с тишиной. Только она встречала меня там. И я давно научилась быть одна. Заполнять эту пустоту красками, музыкой и книгами. Порой, как бы ужасно это не звучало, я была рада своему одиночеству. Мне не хотелось его терять, быть постоянно окруженной людьми, это ведь значило потерять себя. Но бывали дни, когда хотелось лезть на стену, кричать, что есть сил, задержать дыхание и больше ни делать ни единого вдоха. Хотелось заполнить брешь внутри себя хоть чем-то или вовсе лишиться чувств и сделаться равнодушной ко всему человеческому. Порой у меня бывали такие дни. Но я научилась с ними бороться. В такие моменты я говорю себе: «Сделай что угодно Софи, но, когда проснешься завтра утром, этих мыслей не должно быть в твоей голове. Иди вперед, и эта боль утихнет». Можете не верить, но это действительно помогает. На какое-то время.

С моих слов может создаться впечатление, что я слабый и глубоко несчастный человек, остерегающийся общения с людьми и любого проявления чувств. Но это не так. Встреть вы меня на улице и заговори, вы бы никогда не подумали, что подобные мысли роятся в моей голове. Я люблю людей, некоторых из их вида. И мне несказанно повезло встречать на своем пути только достойных представителей своего рода. Я редко сталкивалась с людьми, которые были бы мне нестерпимо омерзительны. Любой человек состоит из чего-то хорошего и плохого, я не верю в абсолютное зло. По крайней мере, я его не встречала. Но вот в чем я уверена точно, так в том, что есть люди, не озлобленные от природы, а ставшие такими по воле судьбы. Если щенка с детства натравливать на людей или бить палкой, то вряд ли из него вырастет верный друг. Когда я слышу и вижу те зверства, что творят люди, я гашу в себе чувство презрения и злости к ним, и вспоминаю, что они когда-то тоже были невинными детьми, а потом, недополучив любви, испытав боль, унижение, непонимание, они выросли в несчастных взрослых, дарящих лишь, то, что обитает в их душе. И в такие моменты я закрываю глаза и молю Вселенную, не дать мне стать похожей на них. Я верю, что, если даровать каждому человеку, ту любовь, что ему необходима, человечество обретет путь к спасению. Но, к сожалению, наша жизнь устроена как-то иначе. Она испытывает нас, и желает, чтобы, несмотря на все тяготы и невзгоды, мы продолжали оставаться людьми. Как жаль, что не всем это под силу.

Я еще раз оглядела свой будущий дом, снаружи он казался стареньким и ветхим. Одна сторона крыши немного скосилась, а по окну шла трещина. Вокруг был невысокий деревянный забор из штакетника, который выглядел куда новее самого дома.

– Пошлите, я покажу вам дом изнутри. Пока там практически нет мебели, но, если вы все же арендуете его, я сегодня же привезу вам ее, – сказал мужчина. Он вылез из автомобиля, и я последовала за ним. Открыв калитку, мы прошли внутрь, территория перед домом была убрана, трава скошена, по обе стороны от порога располагались клумбы с цветами, за которыми явно давно не ухаживали, но те не менее они продолжали упорно цвести.

– За домом есть небольшой сад, раньше был огород, но мы его снесли. Но если захотите, можете разбить свой. В саду есть яблоня, вишня и слива. Еще какие-то кустарники. Раньше здесь жили мои родители, а теперь дом пустует. Уже три года как. Мы всей семьей живем в городе, поэтому здесь бываем редко. А за домом нужен постоянный уход. Пошлите внутрь, – мужчина отворил ключом железную дверь, и мы попали внутрь дома. В нос тут же ударил спертый и затхлый запах старины и заброшенности. Я словно почувствовала, как дом разлагается и стонет от боли. Его душа была одинока и несчастна, он требовал любви, желал, чтобы кто-то кормил его стены своим голосом, чтобы периодически с него смывали грязь и пыль, чтобы свежий воздух проникал внутрь, и по комнатам разливалась музыка или разносился запах, готовящегося обеда. Он молил о спасении, я поняла это, как только переступила его порог.

– Я оставлю дверь открытой, пусть немного проветрится, – я взглянула на хозяина дома и тот кивнул.

– После смерти родителей я думал обустроить здесь дачу, поэтому сделал небольшой ремонт, но потом мы с женой переехали в город, поближе к детям, и планы с дачей пришлось отложить. Но как видите пол здесь крепкий, стены тоже оббиты деревом, свет и вода в доме есть. Ванную я тоже обновил, – мужчина прошел в комнату справа от коридора, и мы оказались в ванной комнате. Она была небольшая, даже крохотная, но со всеми удобствами и меня это вполне устраивало. Уже счастье, что я смогу принимать горячий душ и не придется каждый раз бегать в туалет на улицу.

– Нравится? – спросил мужчина с улыбкой на лице.

– Даже очень, – все еще думая о горячем душе, ответила я.

– Тогда пошлите, покажу вам кухню, – мужчина прошел вперед и зашел в комнату слева от коридора. – Кухня осталась родительская, старенькая, но я проверил, все шкафчики в порядке, газ здесь не проведен, поэтому я привезу вам баллон к плите, кое-что из посуды, стол и стулья тоже. Когда делали ремонт, мы вывезли отсюда почти всю мебель, а обратно не вернули, – пояснил мужчина и вышел в коридор. Я окинула взглядом кухню. Она была куда больше ванной, но выглядела намного древнее. Слегка пошарканное дерево, местами потемневшее или наоборот выцветшее. Но в ней было то, что я неимоверно люблю в вещах, самобытность истории и жизни. Мне не составляло сложностей представить, как мама этого милого мужчины проводила часами время у плиты, готовя мужу завтрак или обед, возможно, она напевала песню или даже пританцовывала. А ее муж, сидя где-нибудь в комнате за телевизором или газетой, ждал, пока она прокричит ему с кухни, что еда готова и они вместе усядутся за стол.

– София вы идете? – спросил мужчина, и я, наконец, отвела взгляд от кухни.

– Да.

– Тогда последняя комната. Отдельной спальни нет, поэтому здесь и гостиная, и спальня. Вы не волнуйтесь, сюда я мебель тоже завезу, – спокойно заявил мужчина. А я и не думала волноваться. Я волновалась, там, когда стояла за забором этого дома, а теперь я будто бы погрузилась в новый мир, этот дом принял меня, я это чувствовала. Он был рад новому гостю и счастлив от того, что в его стенах разносятся хоть чьи-то голоса. – Я привезу вам диван, кресло, небольшой столик и ковер. Шкаф, как вы видите, здесь есть, – он указал на старенький шкаф, занимающий заднюю стену. Одна его половина была для одежды, другая была сделана под полочки и шуфляды. – Извините, но телевизора нет, он сломался, но могу привезти радио.

Я засмеялась. Этот мужчина казался таким милым, что я на мгновение позавидовала его семье.

–Ничего, я небольшой любитель телевизора. Знаете, мне нравится. Ваш дом, я хочу его арендовать. Сколько хотите за него?

Я увидела, как исказилось лицо мужчины, у меня создалось впечатление, что он вовсе не хочет брать с меня денег или ему просто неудобно называть сумму.

–Семь? – словно спрашивая моего одобрения, произнес он. Я улыбнулась, чтобы облегчить для него эту муку.

–Хорошо, семь. Как завезете мебель, я вам сразу отдам деньги.

–Хорошо, хорошо. Тогда я прямо сейчас и поеду, через час все привезу, – мужчина засуетился и поспешил на выход.

–Извините, – остановила его я, – Могу я вас попросить об одолжении? Мне бы что-нибудь для уборки сюда, ну там швабру, веник, тряпки, чистящие средства, я, разумеется, все оплачу, просто не хочется сейчас искать магазин, а убрать дом хочу сегодня.

–О, – глаза мужчины округлились, – Конечно, никаких проблем. Я как-то об этом даже не подумал. Мужчина, что сказать, – он виновато засмеялся и махнул рукой, – Осмотритесь пока, а я скоро буду, – добавил он, и немного переваливаясь с боку на бок, поспешил к своей машине. Я осталась одна.

****

Фрэнсис Бэкон писал: «Природа покоряется лишь тому, кто сам подчиняется ей». Я давно отдала себя во власть этой уникальной и совершенной форме жизни. Еще с юного возраста мое сердце было покорено и навеки отдано синеве неба, зелени трав и аромату хвои. Часами я могла бродить по лесу, забывая про время и суету жизни. Только в присутствии возвышающихся столпов мира, соединяющих в сакральном браке небо и землю, я ощущала себя поистине частью чего- то важного и вечного, хранящего в себе все тайны бытия. Я закрывала глаза, растворяясь в этом единении прошлого и будущего. Ветер уносил все мои печали и страхи, он разбивал их о стволы деревьев и оставлял среди кроны и ветвей. Многие народы древности верили, что души еще не рожденных младенцев обитают в ветвях мирового дерева. По-моему, моя душа до сих пор осталась там, запуталась в ветвях и не может выбраться, и я воссоединяюсь с ней, только вступая на мягкую хвойную дорожку, окруженную этими идолами мифологии. И покидая лес, я будто теряю часть себя. Стоит мне хотя бы месяц не окунуться в атмосферу этого безмятежного спокойствия, как я подобно цветам без солнечного света или человеку без воздуха, начинаю погибать и вянуть. Но теперь мне это не грозило. Я воссоединилась со своей душой, я стояла на пороге нового дома и чувствовала, как доносится до меня шелест листьев, гул ветра среди макушек деревьев, щебетание птиц и величественные вертикали жизни. И воплощения всех миров будто сходились у их стволов, в кроне и у корней.

Я вдохнула, так глубоко, чтобы каждая клеточка, каждый атом, составляющий меня, наполнился этой первородной энергией. Я желала чувствовать жизнь. Ту жизнь, что проистекала из древности времен, с того момента как первое зернышко проросло сквозь еще неплодородную землю и по истечении веков, когда это зерно дало свои плоды. После, я обошла дом и заглянула в сад. Несмотря на то, что он был оставлен и брошен, он все еще жил. Я ощущала его пульс, слабый, угасающий, но дающий надежду. На деревьях висели яблоки с небольшим красным полосатым румянцем. Мне сразу же захотелось сорвать одно и вкусить этот плод, но я одернула себя, подумав о Еве и ее глупой ошибке. Здесь же, в углу, склоняющаяся во все стороны и переваливающаяся через забор, стояла вишня. Все ягоды на ней почти опали, а те, что продолжали висеть, налились пугающей чернотой. По периметру забора были высажены несколько кустарников смородины и малины. И маленькая слива, совсем загнувшаяся и неплодоносная. Я оглядела этот одинокий сад Эдема, представляя, какими красками и запахами он был наполнен еще недавно. А теперь, цветы были скошены, розы погибли от холодов или засухи, а яблоки гниющим ковром лежали на земле, смешиваясь с остатками вишни. Будь здесь моя мама, она тотчас принялась бы реанимировать это место. Она бы вдохнула в этот сад былую жизнь. Она бы снова сделала из него Эдем. Но я куда меньше понимаю в этом. Я не сажала цветов и не ухаживала за яблонями, я скорее предпочитаю созерцать, нежели творить. Но раз уж у меня образовалось так много свободного времени, я могла бы хоть что-то сделать для этого сада. Подлатать его, промыть раны и наложить швы. Продлить ему жизнь, насколько это будет возможно. Я подняла взгляд к макушке дерева и заскользила им по просторам неба, пока в голубизну небосвода не втиснулось темное пятно. Я прищурилась, пытаясь разобрать, что именно я вижу: это было не дерево, скорее это напоминало верхушку башни или церковного купола. Я еще какое-то время осматривала это строение и сад, а затем услышала звук мотора автомобиля и поспешила к воротам, чтобы встретить хозяина дома. Он, как и обещал, привез мне мебель и кое-какие вещи для уборки, проявив небывалую доброту и заботу, он помог мне все это разместить в доме, и думаю, если бы я попросила его помочь мне с уборкой, он вряд ли бы отказался. Но я не стала злоупотреблять мягкостью его сердца, и, отдав причитающиеся ему деньги, поблагодарила за помощь.

–У вас здесь поблизости церковь? – спросила я, когда мужчина уже был у выхода. Он нахмурился, будто мой вопрос застал его врасплох. Затем он выгнул брови. Наверно вспомнил.

–Здесь есть небольшая церквушка, но она в другой стороне. «Вы посещаете церковь?» —слегка удивленно спросил он, будто я не походила на глубоко верующего человека. И он был прав. Моя вера не вписывается в церковные каноны, она слишком велика для той религии, которую нам пытаются навязать. Моя вера не имеет границ, она не описана в книгах и не нуждается в посредниках. Мне не нужны обряды и атрибуты, чтобы верить. Мой Бог не просит рабского поклонения или жертвенности, не грозит адом и не заманивает раем. Мой Бог –это Мир, Вселенная, Природа. Я верю только в них. Верю в законы Вселенной и мировой порядок, верю, что добро и зло, совершенное нами, имеет обратный эффект, верю, что природа – это часть нас, а значит, мы часть божественного. Моя вера глубока, но не фанатична. Я живу по законам этого мира, по законам, к которым не приложил руку человек, по законам нашей природы.

– Нет. Я просто видела купол из сада, вот и спросила. Решила, что церковь в глубине леса, это странно. – пояснила я. И тут на лице мужчины возникло прозрение. Он приоткрыл рот.

– Ааа, вы про это. Это не церковь. Одно имение, довольно старое.

– Заброшенное? – переспросила я, так как почувствовала некую тревогу. Жизнь рядом с заброшенным домом, обычно так начинаются истории с печальным концом.

– Не совсем. Хотя выглядит таковым. Там живет один господин, жил, по крайней мере. Хозяин местной лесопилки. Я давно его не встречал, возможно, он съехал, кто знает. Человек он странный, главный объект сплетен в городе, но у меня с ним проблем никогда не было. Так что меньше слушайте, что говорят. Людям здесь порой бывает очень скучно, – мужчина усмехнулся и почесал затылок.

Я улыбнулась в ответ, затем проводила мужчину до ворот, закрыла их и вернулась в дом, чтобы начать уборку.

****

Проводить ночь одной в чужом доме посреди леса оказалось не так спокойно, как я представляла себе. В доме все еще пахло чем-то чужеродным и отталкивающим. Должно было пройти время, прежде чем мой запах заполонит каждую щель и каждый сантиметр этих комнат. Стоило слегка подождать, пока дом привыкнет ко мне, а я к нему. Я перевернулась с боку на бок, и уперлась взглядом в стену, кровать мне казалась неудобной, а постель чужой. Обычно, именно так я чувствую себя в гостях: неуютно, тревожно, с единственным желанием, поскорее вернуться домой. Но проблема была в том, что вернуться я не могла. Теперь моим домом стало это место, и, пересилив себя, я должна была смиренно принять этот факт. Я прикрыла глаза. Снаружи доносился странный шум. Это был вой блуждающего ветра, скрип гнущихся деревьев и шелест листвы. Даже ночью лес не умолкал, он продолжал говорить со мной. Пел мне свою колыбельную, заставляя успокоиться и погрузиться в сон. В одно мгновение я почувствовала, как мое тело расслабляется, разум отпускает мысли, а песнь леса становится все тише. «Мой тихий сон, мой сон ежеминутный – Невидимый, завороженный лес…».

Я проснулась рано утром. Было около семи часов, примерно столько же, во сколько я вставала на работу в своей прошлой жизни. Но в этот раз я проснулась без надоедающего звона будильника, а просто открыла глаза, словно услышала некий голос, прошептавший мне: «Вставай». Я умиротворенно потянулась на кровати, и впервые за долгое время улыбнулась утренним лучам солнца. Словно Прометей, освобожденный от оков, я, наконец, почувствовала себя свободной. Встав с постели, я подошла к окну, выходившему в сад, и приоткрыла форточку. Поток прохладного ветра ворвался в комнату, и я, уверяю вас, услышала, как дом облегченно вздохнул.

– Теперь и у тебя начнется новая жизнь, – прошептала я, окидывая взглядом свое новое жилище. Затем ступая по мягкому изумрудного оттенка ковру, который привез хозяин дома, я отправилась в ванную комнату. Обдав лицо холодной водой, я окончательно смыла с себя все признаки прошедшего сна. Меня наполнили энергия, бодрость и вдохновение перед только что начавшимся днем. В этот момент я поняла, что решение приехать сюда было наверно одно из самых верных решений в моей жизни. И пусть это будет единственное прекрасное утро, что мне удастся пережить, но, то чувство легкости и счастья, что переполняли меня, стоили гораздо больше, чем каждое предыдущее утро, которое я встречала с ненавистью и обреченностью. Я вприпрыжку влетела на кухню и закружилась, словно дебютантка на Венском балу. Если бы меня кто-то увидел, решил бы, что я тронулась умом. Но кроме стен дома и пары залетевших мух никто не видел моего глупого кружения. Улыбнувшись, сама себе, я выпила стакан воды, как делала это обычно и начала готовить завтрак.

Возможно, кто-то скажет, что утром совсем не хочется есть, что нет времени, чтобы что-то приготовить, что проще выпить чашку кофе, заменив им весь завтрак. Таких слов от меня вы не услышите. Я всегда просыпаюсь голодной, поэтому завтрак для меня важная часть утра. «Вкусно и полезно!» – вот мой главный девиз. От еды нужно получать удовольствие. Разве в нашей жизни так много счастья, чтобы лишать себя еще и вкусной еды? К сожалению, в холодильнике у меня почти ничего не было. К счастью, там были яйца и молоко, которые привез хозяин дома. Я приготовила себе омлет и отведала это чудо французской кухни. Затем я прибралась. Застелила постель. Надела свой спортивный костюм и вышла во двор. Не помню, когда в последний раз я отправлялась утром на пробежку. А я обожаю утренние пробежки, тем более, если они проходят в лесу.

Знаю, многие сказали бы, что это глупо отправляться на пробежку в незнакомом месте. Но это входило в мои планы, раз уж я остаюсь здесь жить, мне придется познакомиться с этим лесом. Мне куда страшнее оказаться в большом незнакомом городе, среди домов и людей, чем одной в окружении тысяч деревьев. Разве лес может обидеть того, кто его любит? Природа не способна на такую подлость. Это прерогатива людей. Мне хотелось изучить каждую тропинку, знать каждое дерево, каждый куст, чувствовать это место, дышать с ним в унисон, быть одним целым.

Я заперла дверь и, выйдя за забор, стала на тропу. Немного размявшись, я набрала в легкие воздуха и побежала вглубь леса, по слабо протоптанной узенькой дорожке. Я бежала вперед, сохраняя средний темп и размеренное ритмичное дыхание. Отвыкнув от подобной нагрузки, мое тело стало быстро уставать, я ощущала как ноги, словно наполненные свинцом, все тяжелее и тяжелее отрывались от земли, в легких появилась сдавливающая боль, а рот наполнился сладковатым привкусом железа. Я сбавила темп, но останавливаться не стала. Я углублялась все дальше и дальше в лес, сворачивая с одной тропинки на другую, многие из которых были почти незаметны и слегка поросли травой. Лес был довольно густым, а деревья старыми. Они высокими колоннами устремлялись вверх к небесной глади, преграждая путь солнца к земле, своими кронами.

Спустя минут пятнадцать своей утренней пробежки я все же была вынуждена остановиться, так как мои ноги, напрочь отказывались шевелиться. Я слегка отдышалась и продолжила путь пешком, оглядываясь по сторонам и изучая лес. Затем я обернулась назад, и… столкнулась с непоколебимой тишиной и величественностью самой Природы.

Узенькая тропинка как песчаная змея извивалась и скрывалась за обильностью деревьев и трав. Мое сердце на мгновение замерло, то ли переполненное восторгом от этого вида, то ли наполнившись тревогой, что я, увлеченная своей новой свободой и забыв об осторожности, ушла слишком далеко в лес. Я несколько раз сворачивала с тропы на тропу, и теперь мне оставалось уповать только на свою память и благосклонность природы. И если лес решит оставить меня в своей обители, то я буду блуждать здесь до скончания своих лет, так и не найдя нужной тропы. Я еще раз повернулась вокруг своей оси, пытаясь усмирить тревогу и не дать ей перевоплотиться в страх. Дело было в этом лесе, это он пробуждал во мне такие двойственные чувства. Он был огромен, безупречен, притягателен, но при всем при этом в нем таилось нечто необъяснимое, что-то, что оставалось за ширмой этих деревьев, некий секрет, в который он не хотел меня посвящать.

Я чувствовала чье-то присутствие рядом с собой, будто каждое дерево следило за мной, будто дух этого леса настороженно наблюдал из-за кустов, боясь, что я узнаю его страшную тайну. Я словно девочка, которая любила Тома Гордона, из романа Кинга. Ушла с тропы и осталась одна в лесу, только я и этот жуткий зверь, притаившийся где-то поблизости. Он не показывается, не появляется передо мной, но я чувствую его каждой клеточкой своего тела. Но, в отличии от этой девочки, я не стану воображать себе призрачных героев, и не буду останавливаться и ждать помощи, я отыщу нужную тропу и вернусь в свой новый дом. Теперь я чувствовала это. Лес не хотел оставлять меня здесь, так близко к его тайне, он сам боялся моего присутствия. Я посмотрела вперед, стежка витиевато заворачивала влево, а из-за кустов проглядывалась другая тропа, более широкая и цивилизованная. На ней виднелись следы от шин, а земля слегка осела под натиском колес. Мне вдруг стало немного легче, я решила выйти на дорогу и посмотреть, куда она ведет. Пробравшись сквозь кусты, я оказалась на тропе. Повернув голову, я тут же поняла, что за тайну так бережно скрывал этот лес. Отчего он так старательно пытался запугать меня и вытолкнуть из своей обители. Кусочек пазла с темным куполом теперь обрел целостную картину, и я увидела, частью какого мира он является.

Это была не маленькая деревянная церквушка, как я представила себе, когда впервые увидела этот купол. Это был большой дом из камня и кирпича. В нем читался романский стиль с его башнями, полукруглыми арками и сводами. Но куда больше были выявлены черты романтизма: само здание состояло из нескольких частей разного уровня с центральной башней с высоким шпилем и пристроенными по обе стороны двухэтажными домами с покатой крышей, входная дверь утапливалась в портал из полукруглой арки, а в левой части дома был балкон с коваными перилами, точно такой же ковкой, были сделаны решетки на окнах. Но, не смотря на все превосходство архитектурной мысли, этот дом выглядел заброшенным и старым. Он словно перекосился в разные стороны, по фасаду шли трещины, кирпич выцвел и кое-где оброс мхом, краска облупилась, а в куполе башни виднелась небольшая дыра. Душа этого дома была мертва, и даже, если легкое дыхание где-то и трепетало, в самых отдаленных уголках комнат, уловить его было также тяжело как дыхание бабочки. Казалось, этот дом навеки замолк: он не кричит, не просит о спасении, не жаждет почувствовать жизнь внутри своих стен, подобно трухлявому пню, он глубоко врос в землю, хотя давно лишился былой красоты и жизни. Остались лишь скользящие по крыше лучи солнца и зеленеющая у подножия трава, только они с упорной надеждой пытались вдохнуть жизнь в холодную кладь кирпичей. Мне стало интересно, как много еще сможет вынести этот дом? Как много снегопадов и дождей? Сколько порывов ветра и гроз? Сколько стуков в свою дверь и шагов по комнатам? Какое дыхание жильцов станет для него последним? Возможно, однажды, его серо-голубая крыша, сливающаяся с небом, рухнет вниз, а этого никто и не заметит. Она упадет, уничтожая вслед за собой желтовато-коричневые стены, потертый пол и возможно, покрытую пылью мебель. Дом примет обличие, которое давно имеет его душа, а никто не заметит. Боюсь, даже его хозяин не увидит, что лишился дома. Он будет сидеть в одной из сохранившихся комнат, словно палач, лишая свою обитель жизни. Кажется, мой арендодатель солгал, и у этого дома нет хозяина. Только так я могу объяснить, то, что вижу. Или его хозяин болен и умирает, тогда все вновь становится на свои места. Этот прекрасный дом был мертв, и мне становилось не по себе на его личном кладбище. Необъяснимый холод нарастал в моем теле. И я решила бежать. Уйти подальше и больше никогда не заходить в эти места. Я развернулась и, возвратившись на свою тропу, побежала в обратную сторону. Еще недавно мои силы были на исходе, и я чуть могла пошевелить конечностями, но теперь весь мой организм, отдавал последнюю энергию, лишь бы поскорее вернуться домой.

Уже через полчаса я оказалась у ворот своего жилища. Я с облегчением выдохнула и вошла внутрь, чувствуя, как спокойствие расплывается по моему телу. Сбросив одежду, я залезла в ванную и включила воду. Холодный поток влаги ударил по моему телу, и я вздрогнула. Сердце сжалось, а кожа покрылась мурашками. Через секунду холод сменился теплом, и я, полностью расслабившись, закрыла глаза.

****

Привычным для меня быстрым шагом я шла вдоль перекошенных стареньких домов. Во дворе одного из них пожилая женщина копошилась в клумбе. Увидев меня, она резко повернула голову и поправила съехавшую на лоб косынку, открывая свои глаза. Думаю, она еще долго смотрела мне вслед, разрываясь от любопытства. Эта странная женская черта – быть в курсе всего происходящего. Если что-то от нас ускользает, мы тут же с небывалой упорностью, пытаемся восполнить этот пробел. Но я не являюсь большой поклонницей сплетен, меня больше интересуют факты. Достоверные и обоснованные, а не рожденные больной фантазией людей. В таком небольшом городке как этот, новый человек всегда бросается в глаза. И было очевидно, что первое время люди будут перешептываться и выяснять, что за странная девушка поселилась на окраине леса в полном одиночестве. Но вскоре сплетни утихнут, и все вновь заживут обычной жизнью. А пока я собиралась осмотреть город, купить кое-что необходимое и вернуться в дом, где никто меня не достанет.

Вскоре я достигла центральной площади и начала вспоминать, что мне говорил хозяин дома. Но память не хотела возвращаться и его слова канули в Лету, уносимые рекой забвения. Тогда я решила пройтись вокруг площади и найти нужные мне магазины. Я пыталась сделать вид «своего» человека, не озираться растерянно вокруг, а уверенно идти вперед. Но кажется, люди, проходящие мимо меня, знали, что я не из их племени. Может та старуха по тайному каналу передала информацию обо мне, а может эти люди как волки узнают своих и чужих по запаху. Перед глазами мелькнула вывеска «Продукты». Я быстро свернула и зашла внутрь, спасаясь от этих людей и их взоров. Продавщица подняла голову от телефона и возмущенно кинула на меня свой взгляд, будто я своим приходом помешала чему-то важному. Но уже в следующую секунду она вновь опустила глаза и ее пальцы с невообразимой быстротой застучали по экрану. Я ощутила, как тонна груза сползла с моих плеч и упала на пол. Мысленно я поблагодарила старика Мартина Купера за создание этой чудо игрушки. Хотя не думаю, что, создавая телефон, он предполагал какими паразитирующими свойствами он начнет обладать через несколько десятков лет. Мир охватила эра мертвых людей и живых машин. Мы отдали свою душу этим компьютерам, наверняка, именно поэтому мы везде носим их с собой, не желая расставаться. Люди больше не смотрят друг на друга, не разговаривают как прежде, не прикасаются, вскоре мы просто перестанем понимать человеческие эмоции и чувства, мы станем машинами в мире машин. Природа для нас утратит былой интерес, искусство станет пылью забытых времен, а жизнь превратится в набор и расшифровку электронного текста. Мы умрем, так до конца и, не осознав этого. И любой человек пожелающий приблизиться к истинности и первичности своего существа, станет супостатом этого мира, навеки лишенным права быть частью племени.

Я вычеркнула все продукты из своего списка, и с целым пакетом вышла из магазина. Ноша оказалась довольно тяжелой, и путь в обратную сторону представился мне жутко длинным. Я перекидывала пакет из руки в руку, но старалась идти с невозмутимым и гордым видом, не показывая своей слабости. Такова моя натура. Людям в радость видеть немощность и бессилие в других. Чужие червоточины зарождают в них семена самоуверенности и ростки тщеславия. Сила же, увиденная в других, подымает с глубин их души зависть и самопрезрение. Я вновь свернула на улицу старых домов, моля время ускориться и дать мне возможность быстрее переступить порог дома. В этот день я так и не успела посмотреть город. Все, что я увидела это небольшую асфальтированную площадь, с расходящимися по ней трещинами, окруженную пихтами и елями. По периметру центра этой Вселенной, обрамляя дорожки, уводившие в сторону магазинов, стояли деревянные скамейки с облупившейся зеленой краской и фонарные столбы с двумя белыми флаконами наверху. Я тут же вспомнила слова хозяина дома, про сердце города. И странный вопрос всплыл у меня в голове: «Если у города такое неприглядное сердце, то, что же с другими органами?». Я все же добралась до дома. Мои руки затекли, а ручки пакета врезались в ладонь. Переступив порог, я опустила свой груз на пол и облегченно выдохнула. Теперь помимо молока и яиц в моем холодильнике будут и другие продукты.

На обед я сделала спагетти. Затем меня стали манить лежавшие на столе альбом и карандаши. Мне хотелось взять их в руки и на несколько часов выпасть из реальности. Но нечто мерзкое и надоедливое царапало мое нутро, кажется, это была совесть. Я взглянула в окно, на погибающий заброшенный сад, и поняла, что придется на время забыть про свои эгоистичные желания и помочь этому изнывающему клочку земли. Только жестокий, лишенный всякого милосердия человек, может смотреть на страдания живого существа. Вопреки мнению многих людей и религиозных сект я верю, что растения имеют душу. Возможно, отличную от человеческой, но все же имеют. И верю в то, что некоторые люди лишены ее, не по рождению, а в силу своего образа жизни. И они ходят по земле, как те надувные куклы, пока не лопнут, испуская воздух. И ничего от них не останется кроме зловонного запаха пустоты. Но с природой так не бывает, вы не встретите пустого и безликого цветка или дерева. Таким трагичным уделом наделены только люди.

Я вышла в сад. Начать нужно было с уборки полусгнившего яблочного ковра, вокруг которого сворами летали мухи и пчелы. Воздух был наполнен жужжанием и запахом гнили. Думаю, только Шиллера могла вдохновить такая атмосфера, у меня же она вызывала легкий приступ тошноты. Затем, мне следовало очистить клумбы от сорняков. Так уж у нас заведено: обычной траве рядом со сливками растительного мира, было не место. Наш глаз готов воспевать красоту, одаривать ее заботой и любовью. Мы укрываем от холодов розу, поливаем ее, если настала засуха, вдыхаем аромат ее цветов. Но, с тем же усердием, что мы охраняем розу, мы уничтожаем, то, что прикрывает прелесть ее цветения. Безжалостно мы обрываем одну жизнь, чтобы продлить другую. И снова и снова пробиваются сквозь яркие цветы их вечные безликие спутники. Быть может, чтобы ненароком, совсем случайно, получить взгляд полный восхищения и любви, причитающийся не им, но все же, в их сторону. А затем опять тяпка, по стеблю или корневищу, и безобразный вредитель больше не засоряет вид благоухающих клумб. Я должна была так поступить. Это оправданная жестокость, если конечно, такая имеет место быть.

Сгнившие яблоки нужно было вынести в лес, выбросить их в небольшой овраг за домом, цветы полить. И вот, мой сад уже не похож на умирающего пациента, он реанимирован и идет на поправку. Мне стоило позвонить матери и обрадовать ее этой новостью. Она гордилась бы, потому что знает, как я не люблю копаться в земле. Но я не стала. Взяла в руку телефон, с минуту смотрела на него, а затем положила обратно. Потому что знаю, что она бы начала плакать, а я этого не выношу. «Позвоню завтра»– решила я. Завтра.

****

У вас есть самое яркое и счастливое воспоминание из детства? Я говорю из детства, потому что только эти воспоминания могут быть наполнены поистине чистым восторгом, без примеси взрослых мыслей, суждений и оценок. Ребенок не способен различать уровни счастья, он отдается ему полностью, просто радостно открывает глаза и рот, и хватает его всей грудью, будто последний глоток воздуха. В такие моменты ребенок не думает «Я счастлив!», он просто принимает это как должное, как то, что может предложить ему Мир. Только взрослея, мы все чаще анализируем каждый момент своей жизни, и когда мы счастливы, мы непременно знаем это. И также знаем, что счастье пройдет, и мы вновь окажемся в тени плакучей ивы. Мы не даем счастью охватить нас, мы касаемся его и тут же отбегаем.

Я была ребенком, девочкой лет трех или четырех. Было лето, теплый солнечный день. Все мое воспоминание пропитано ярким, почти золотистым светом, таким мне запомнился этот день. Вокруг была зеленая трава, и в воздухе запах каких- то цветов и хвои. Мы с дедушкой и моим младшим братом подошли к малиннику, возле старого заброшенного дома. Малина оплела весь покосившийся забор. Мы начали срывать ягоды, такие сладкие и ароматные. Мы набивали ими рот, даже не задумываясь о том, что они могут быть испорченными. Мы делали так довольно часто, этот куст был обязательным пунктом на нашем маршруте. А потом мы шли к скверу. Уже приближаясь к нему, можно было уловить хвойный запах туи. А с краю стояло дерево, усыпанное белыми цветами, дедушка называл его чайным деревом, но я не уверена, насколько это правда. У его подножия, да и вообще по всему скверу мелькали белые пятнышки, с желтыми, почти как солнце головками. Они создавали такой контраст, что в глазах рябило, и голова начинала идти кругом. Дедушка сорвал один цветок и протянул мне. – Давайте, – сказал он, – нарвем маме букет.

И мы с братом, бегая по всему скверу, срывали эти ромашки, выискивая только самые лучшие и красивые. Затем мы стали разбавлять их и другими цветами, всеми, что нашли в нашем личном Эдеме. Закончив, наконец, собирать свои букеты, мы преисполненные желания готовы были вручить их маме. Но наш маршрут еще не был окончен, поэтому мы двинулись дальше. Я помню, как сильно сжимала этот букет, все время, поглядывая на него и боясь, что он завянет, так и не успев попасть в руки к получателю. Но мы шли дальше, дедушка, а следом и мы с братом, пытаясь не отставать. Пройдя все дома, мы вышли к конечной точке нашего путешествия. Это была небольшая зеленая поляна под открытым небом. Мы приходили сюда, чтобы посмотреть на лошадей. Их было две или три, они мирно стояли, склонив головы и пощипывая траву. Их шерсть переливалась и сверкала на солнце. А гривы немного неухоженные, запутанные ниспадали вниз по шее. Кажется, они не замечали нашего присутствия, а мы старались не спугнуть их. Но в этот день, день, который так сильно врезался в мою память, кое-что в этой картине изменилось. Я увидела, как из-за лошади появился маленький, слегка неуклюжий жеребенок. Сначала он спокойно двигался по поляне, а я уже как завороженная смотрела на него, открыв рот.

– Дедушка, смотри! – воскликнула я.

– Да, аккуратно. Не испугай.

Но меня уже ничто не могло остановить, я шла к нему навстречу, желая прикоснуться к его шерстке и гриве. Мой брат побежал за мной, уверена, он был очарован не меньше моего. И вот, когда я почти достигла своей цели, это маленькое существо, дернулось и поскакало, прячась за своей матерью. Дедушка засмеялся, а я как околдованная последовала за беглецом. Этот трусишка стоял возле кобылы и, кажется, вновь хотел сбежать. Но в тот момент, когда я почти на цыпочках подошла к нему, он все еще был там, поднял голову и смотрел на меня своими маленькими черными глазами. Ему было интересно, точно также как и я, он только начинал свой путь, полный энергии и любопытства. Я осторожно протянула руку и коснулась его носа. Я старалась быть спокойной, чтобы вновь не спугнуть его, но счастье и восторг переполняли меня изнутри. Затем мой брат, последовав моему примеру, тоже стал своей маленькой ручкой тянутьсяк лошади. Жеребенок стоял на месте, хотя его глаза время от времени пугливо смотрели на меня. Думаю, то, что он был рядом с матерью, вселяло в него уверенность и спокойствие. Через несколько секунд я ощутила, как моя другая рука дернулась, и я, выйдя из оцепенения, повернула свою голову. От моих белых ромашек остались лишь пара цветов и зеленые стебельки. Я смотрела на кобылу, аппетитно пережевывающую мой букет, а дедушка и брат уже заливались от смеха. Я растеряно смотрела то на лошадь, то на остатки букета, а затем тоже засмеялась. Изо рта лошади еще торчали белые цветы, но я не чувствовала печали или злости. Я была так рада прикоснуться к этому маленькому чуду природы, что потеря никакого букета не могла уничтожить во мне эту радость. Я скормила оставшуюся часть цветов лошади, решив, что ей они были нужнее, и, что, в конце концов, у нас все еще остался букет для мамы, который собрал мой брат. Наверно это был тот самый момент, когда я впервые почувствовала любовь к Природе. По крайней мере, тот, который я смогла запомнить. Это был момент моего счастья, тогда я этого не осознавала. Для маленькой меня это был просто день, такой же волшебный и интересный, как все остальные. Я хочу вновь ощутить это. Почувствовать легкость и желание жить, узнавать жизнь, вдохновляться ею, будто она древнегреческий омфал.

Я жила в своем домике на отшибе уже третий день, по утрам ходила на пробежку, правда больше не заходила так далеко в лес, днем убиралась в саду, затем под звуки Шуберта или Моцарта я располагалась под яблоней на покрывале и часами рисовала. Вечером пролистывала очередную книгу и спокойно засыпала. В город я так больше и не выбралась, хотя понимала, что жизнь в затворничестве не для меня. Три дня, а я уже соскучилась по человеческой речи и общению. Поэтому сегодня, решив игнорировать косые взгляды местных жителей, я все же вышла из своего маленького уютно мирка.

Время было уже ближе к вечеру. Небо озарилось пурпуром, а солнце, словно большой апельсин, уходило за горизонт. Воздух здесь был не такой как в большом городе, его наполняли запах леса, хвои и геосмина. Я, будто крадущийся вор или шпион, подошла к площади. Мне было неловко останавливаться, чтобы решить, куда пойти дальше. Я хотела слиться с проходящими здесь людьми, и сделать вид, что тоже знаю куда направляюсь. Поэтому слегка замедлив шаг, я решила просто идти прямо, вслед за мужчиной в штанах слоновой кости и джинсовой рубахе. Я шла медленно, тайком осматриваясь по сторонам, и выглядывая что-нибудь интересное или нужное. Мое сердце тревожно билось, и я уже была полна желания развернуться и спрятаться в своем укромном убежище. Но мысленно поругав себя за трусость, я продолжила путь. Я шла так, словно каждая улица в этом пригороде была мне знакома, будто я просто возвращалась с работы домой, как это делаю постоянно. Хотя внутри я растеряно искала место, где смогла бы повернуть обратно так, чтобы меня не сочли странной или глупой. Обычно именно такое впечатление производят люди, которые ни с того ни с сего разворачиваются посреди улицы и начинают идти в обратную сторону. Я дошла до перекрестка и всего на секунду притормозила, оглядываясь по сторонам: с левой стороны в конце улицы я заметила вывеску, виднелись лишь последние буквы, поэтому прочитать, что было там написано, я не смогла, но решила, что если это магазин, то для меня это было бы отличным выходом. Я бы зашла в него, словно именно туда и держала путь, а выйдя, вернулась бы к площади, села на лавочку и подумала, куда еще могу пойти. Было решено. Я свернула налево. Шла я медленно и настороженно осматривалась по сторонам. В тот момент, когда я приблизилась к вывеске, послышался шум, громкие голоса и смех. Что-то внутри меня дрогнуло, но я буквально через силу, продолжала идти. Наконец, вывеска показалась из-за деревьев. Это был черный экран с горящей надписью «БАР MAN », в общем читалось это вместе как бармен, слово бар горело красным цветом, а мен синим. На крыльце стояли мужчины, с сигаретами в зубах, и хищным голодным взглядом. Я чувствовала, как они прожигают меня своими глазами, один из них издал какой-то отвратительный звук, видимо обращенный ко мне, я тут же уставилась вниз, и, ускорив шаг, пошла дальше. Теперь я оказалась еще в более сложной ситуации, проходить мимо этого места второй раз я не желала, и как вернуться домой абсолютно не представляла, я даже не представляла, куда сейчас иду. Дойдя до поворота и завернув за угол, я остановилась. Было довольно жутко, на улице уже темнело, людей вокруг не было, лишь голоса мужчин доносились из бара. Я стояла возле дерева, прислонившись к нему и пытаясь найти решение из сложившейся ситуации. В этот момент мне безумно захотелось, чтобы рядом со мной был хоть кто-нибудь близкий. Тот, кто развеял бы мои страхи, и, взяв за руку, отвел домой. Я подумала, что можно позвонить маме. Я бы разговаривала с ней, пока возвращаюсь обратно, и мне было бы гораздо легче. Так всегда бывает, когда я слышу ее голос, все проблемы на время исчезают, и даже в кромешной тьме появляются проблески света. Для начала я решила перейти дорогу, чтобы не проходить мимо бара, а идти по другой стороне. Так я посчитала, будет безопаснее. Я шла по противоположной стороне дороги, миновала бар и взяла в руки телефон, пролистывая список контактов. В этот самый момент, где-то впереди я услышала голоса. Внутри все оборвалось, я замерла. Теперь я могла разобрать речь.

– Надеюсь, ты меня понял? – прозвучал довольно устрашающий, но спокойный мужской голос. В ответ послышалось лишь невнятное мычание. Не знаю, зачем я продолжала там стоять, я должна была развернуться и побежать со всех ног обратно. Но я стояла.

– Если я еще раз услышу, что ты со своими недалекими дружками воруете у меня, я пройдусь пилой по твоим мерзким ручонкам. Кивни, если понял? – вновь раздался голос первого мужчины. Его голос казался таким спокойным и холодным, что по телу шла дрожь.

– Не буду больше. Прости, только не надо…, – запинаясь, пробормотал второй человек. В его голосе было столько страха и надежды, что я рванула вперед. Не могу объяснить ход своих мыслей и источник своей решимости, но я подумала, что если пройду мимо, то смогу хоть как-то помочь этому человеку. И я пошла, по плану я должна была просто идти вперед, не акцентируя внимание на происходящем. Но как только я настигла, то самое место, этот небольшой закоулочек между густыми кустами и стеной дома, я повернула голову. Я уже говорила про то самое женское любопытство, порой оно даже сильнее чувства самосохранения. Один из мужчин был прижат к стене, он был худощавый, но высокий. На голове его виднелись редкие светлые волосы, кожа на лице сползала вниз, а глаза сверкали как у напуганного ягненка. Он был весь сжат, плечи опущены вниз, спина сгорблена, он будто пытался сделаться меньше, сократиться до крошеного размера, до атома, или вовсе раствориться. Второй же на вид был куда моложе и сильнее, хотя и ниже ростом. Его вид был мрачным, каким-то тяжелым. Темные волосы слегка взъерошены, на лице щетина, нос прямой, немного припущенный к кончику. Он стоял вплотную к первому мужчине, и даже не обернулся в мою сторону, хотя определенно знал, что я здесь. От него исходила аура уверенности и спокойствия. Мужчина же, прижатый к стене, округлив глаза, смотрел на меня, явно ожидая помощи. И все что я сделала, это сказала:

– У вас все в порядке?

Это был глупый вопрос, но отчего-то ничего другого в мою голову не пришло. Мужчина у стены неуверенно закивал, хотя его взгляд, наполненный страхом, говорил об обратном. Я, решив, что сделала все что смогла, подумала было уйти, но тут второй мужчина повернулся ко мне, в его руке блестел складной нож, вроде бабочки, он быстро закрыл его и сунул себе в карман. Напряжение в моем теле было словно в грозовой туче. Я хотела бежать, но не могла пошевелиться. Во мне царило странное чувство страха и любопытства. Мужчина с ножом раздраженно смотрел на меня, явно недовольный тем, что я их прервала. Но в его взгляде не было и тени испуга или беспокойства оттого, что его застали на месте преступления, нет, он был спокоен и слегка раздражен. Его пепельно-серые глаза легли на меня и сдавили, мне вдруг, как и тому мужчине, захотелось съежиться и исчезнуть. Он, не поворачивая головы, продолжая разрушать меня своим взглядом, обратился к вжатому в стену человеку.

– Еще поговорим, – кинул он. И все также спокойно, даже слегка отстраненно, он завернул в ту сторону, откуда я пришла, и медленно пошел прочь.