Вишни и скрипичный ключ

– Это у меня фамилия такая – Русский, – поспешил объясниться смущенный клиент. – Измаил меня зовут. Можно Изя.

– Самуилович, – добавил Брок. И принялся шурудить в сумке.

– Сядь, папа, я сама! – перехватила сумку Александра. Сыщик послушно вернулся в кресло.

Девушка достала большой алюминиевый термос, затем термос поменьше – с веселыми райскими птичками на боках, а напоследок – желтую эмалированную кастрюлю, замотанную полотенцем. Извлекла два комплекта тарелок, по паре ложек и вилок – все разложила и расставила на столе.

– Подсаживайтесь, Изя Самуилович! – мурлыкнула Сашенька и принялась разливать исходящую паром густую бордовую жидкость.

Русский, словно сбросив вмиг полцентнера веса, резво подкатил к столу кресло. А Брок, напротив, столь же резво отпрянул от тарелок.

– Фто это?! – зажав нос, прогундосил он в ужасе.

– Папа! Как не стыдно?! Это борщик, – закачала головой Александра. – Мама совсем разболелась, и я все приготовила сама. Под мамину, разумеется, диктовку. – Девушка отвернулась от неблагодарного отца и улыбнулась Русскому. – Это мой первый в жизни кулинарный опыт. Изя Самуилович, попробуйте. Мне так важно услышать ваше мнение…

Расцветший от Сашенькиной улыбки Русский с готовностью схватил ложку.

– Стойте! – вскочил Брок, в ужасе вскинув руки. – Не делайте этого, прошу вас!

– Отчего же? – Измаил Самуилович занес столовый прибор над тарелкой. Сыщик схватил первое, что подвернулось под руку – им оказался калькулятор – и швырнул, метя в ложку. Удар достиг цели – ложка звякнула об пол, а побледневший посетитель затряс ладонью.

– Вы что? Рехнулись?!

– Простите, бога ради, но это опасно для жизни! – схватился за голову Брок. – Все, что впервые делает моя дочь, заканчивается катастрофой! Я помню, как в детстве она первый раз искупала котенка! Как пошла в первый класс! Как полгода назад впервые села за руль!..

– Папа! – тряхнула светлой челкой Сашенька. – Не позорь меня перед гостем! Котенок, между прочим, выжил.

– А инфаркт директора школы? А гипс инструктора по вождению?! По самые брови…

– Разве я виновата, что мужчины такие слабаки? – Девушка вновь улыбнулась Русскому: – Не слушайте его, Изя Самуилович, папа порой словно бредит.

– Я это заметил, – пробурчал шокированный толстяк. Пыхтя, наклонился, поднял ложку, обтер ее галстуком и снова занес над тарелкой.

Брок рухнул в кресло, все еще сжимая руками голову. Вдобавок зажмурив глаза.

– Как хотите… Дело ваше. Вы предупреждены. Надеюсь, вы хорошо подумали? Это ваше конечное решение?

– Если уж вы так против того, чтобы я покушал, – вызывающе начал Русский, – то, учитывая вашу извращенную логику, мне следует поступить как раз наоборот! Будем считать это нашим общим решением. – И голодный толстяк начал жадно поглощать «борщик». Опустошив тарелку, он мигом прикончил и порцию Брока. Сашенька с готовностью подала второе и обернулась к отцу:

– Вот видишь, папа, он вовсе не умер!.. – Девушка замерла с открытым ртом. Брок смертельно побледнел, волосы на его голове шевелились, а трясущийся палец указывал за спину дочери.

Саша оглянулась. Не будь она девушкой закаленной и мужественной, – плоть от плоти сыщика Брока – завизжала бы наверняка. Измаил Самуилович Русский, судя по всему, завершал свои бренные дела в этом мире. Толстое лицо его исказила гримаса адского ужаса, словно он глядел уже в котлы преисподней. А может быть, таким причудливым образом оно отражало восторг от вида райских кущ. Щеки несчастного толстяка посерели и обвисли, глаза выкатились и стали белыми, как у снулой рыбы, язык в хлопьях пены вывалился на подбородок. Скрюченные пальцы впились в кожаные подлокотники кресла – да так, что обивка одного из них лопнула. Но самое страшное происходило с животом Измаила Самуиловича. Он то опадал, то раздувался, то начинал под натянутой до треска тканью кошмарный, завораживающий безумием танец. А еще – живот хрипел и булькал. Сашеньке показалось, что она слышит из поджировых глубин вопли ужаса и отчаяния. А еще ей почудились странные хрипы, напоминающие обратный отсчет: «…три, два, один, пуск!»

Живот Русского прыгнул. Треснула ткань пиджака. Возле уха сыщика Брока свистнула долгожданная пуговица. Возмущаясь сквозной дырой, пискнуло двойное стекло оконного стеклопакета. Дрогнули стены. Измаил Самуилович Русский, раскинув руки и распластав голое пузо, лежал на полу. Глаза его были закрыты.

Первой к упавшему бросилась Саша.

– Папа, он еще дышит! Скорее звони!.. – Девушка отбросила с груди умирающего остатки рваных лохмотьев, сдернула с толстой шеи галстук. Она лихорадочно соображала, с чего следует начать: с искусственного дыхания рот-в-рот, или с массажа сердца. И то, и другое ей было внове. До сердца сквозь жировые прокладки было, пожалуй, не добраться. Искусственное дыхание делать не хотелось. Особенно рот-в-рот. Да и надо ли, раз человек дышит? Тут Сашенькин взгляд упал на обнаженный живот несчастного, безвольно съехавший набок, и девушка все же не смогла удержать крик: – Мамочка, кровь! Папа, он ранен!

Чуть выше пупка Русского зияла черная дырочка. Из нее печально вытекала алая струйка.

Светлым июньским вечером две недели спустя, когда Брок и Сашенька, собираясь домой, уже завязывали папки с делами, колокольчик над дверями агентства «Бритва Оккама» возвестил о приходе запоздалого посетителя.

– Закрыто! – буркнул сыщик, поправляя бантик тесьмы, но Саша вдруг радостно заверещала:

– Ой, папа! Смотри, кто пришел!

На пороге, с шикарным букетом цветов, в новеньком, еще с магазинными складками пиджаке стоял, растягивая в улыбке толстые щеки, Измаил Самуилович Русский. Он шагнул к Сашеньке, протянул ей цветы и сжал девушку в широких объятиях.

Саша сдавленно пискнула. Брок кинулся на помощь дочери.

Но Русский уже отпустил слегка помятую девушку и вытирал кончиком галстука бегущие из карих, счастливо сверкающих глаз слезы.

– Спасибо! – всхлипнул Измаил Самуилович. – Спасибо вам, господин Брок! Спасибо вам, милая Сашенька! Вы спасли мне жизнь! Вы освободили меня от кошмара… Вот, возьмите это на память. – Он протянул Броку ладонь. Меж пухлых, подушкообразных складок темнел маленький шарик величиной с горошину.

– Что это? – брезгливо отпрянул сыщик.

– Это она, – торжественно произнес Русский. – Планета! Та самая.

– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовался Брок. Выудил из кармана пинцет, подцепил горошину и бросился к столу. Загремел ящиками, вытащил мощную лупу, поднес ее к темному шарику, склонился к стеклу… Быстро отбросив лупу, побежал к шкафу, взял с полки микроскоп и, вернувшись на место, нетерпеливо стал крутить верньер фокусировки.

– Ничего не вижу… – пробормотал он, и тогда стоявшая рядом Сашенька положила на предметное стекло горошину. – О! – воскликнул Брок. – Так гораздо лучше.

В наступившей тишине прошло несколько томительных минут. Александра несколько раз пыталась оттеснить отца от окуляра, но тот резкими взмахами рук и ног в корне пресекал эти попытки.

Наконец Брок поднял сияющее лицо. Торжествующе посмотрел на Русского.

– Ну? Что я говорил? Никаких инопланетян нет! Чудес не бывает.

Там, где не верят в чудо

Олег Константинович Брокалев не любил осень. Особенно позднюю – когда и листья уже облетели, и серо вокруг, и сыро, и зябко, и вообще носа из дому высовывать не хочется. Да и остальные части тела – тоже. Даже любимая работа Олега Константиновича в такие дни не радовала, а это случалось с ним настолько редко, что вполне могло считаться чудом, если бы не одно «но». А именно – в чудеса господин Брокалев как раз и не верил. Категорически и безапелляционно. Его жизненное кредо так и звучало: «Чудес не бывает!».

Олег Брокалев с юности обладал аналитическим складом ума, а потому, этим самым умом пораскинув, он нашел ему очень актуальное применение – открыл частное сыскное агентство, которое непосредственно и возглавил, придумав себе звучный псевдоним: Брок. На первый взгляд, тут все казалось понятным: обычное сокращение фамилии-имени-отчества. Но не так все было просто, как не прост был и сам новоявленный сыщик. Ведь и название агентству он дал не простое, не какое-нибудь там «Брокалев и дочь» (о дочери чуть позже), не набивший оскомину «Лунный свет» или банальнейший «Сталкер», а вполне оригинальное, но без излишней вычурности, лаконичное и говорящее само за себя – «Бритва Оккама». Любому, увидевшему данную вывеску, должно быть понятно: здесь ценят лишь логику, безжалостно отсекая холодным клинком рассудка всевозможные фантазии, мистику и прочую антинаучную чушь. По крайней мере, так казалось самому Броку, псевдоним которого и являлся, собственно, сокращением названия агентства. Кстати, и брался сыщик только за те дела, которые изначально казались не просто необычными, но и вовсе даже сверхъестественными и фантастическими. Разгадать хитроумную загадку и выявить ее истинную, вполне объяснимую обычными реалиями сущность – вот что являлось основной целью сыщика Брока и приносило ему несказанное удовольствие. А если при этом оставался удовлетворенным и клиент, оно подкреплялось, как правило, не только морально.

Почему «как правило»? Да потому что Брок не кичился оказывать посильную помощь и вполне безвозмездно. Не только, разумеется, из чистой любви к процессу расследования, но исходя также из прочих обстоятельств. Во всяком случае, детям, старикам и беременным женщинам сыщик дарил свое искусство абсолютно даром. Иногда даже и не беременным. Женщинам, в смысле. Но это уже, скорее, в порядке исключения.

В такой вот промозглый осенний день и торопился сыщик Брок к родному агентству. Помимо нелюбимого времени года и отвратной погоды, настроение его было основательно подпорчено еще и тем, что «на пару дней», превратившихся уже в полторы недели, укатила к любимой маме супруга Ирина. Впрочем, само по себе это событие, возможно, и нельзя было назвать трагедией, если бы настоящая трагедия не разразилась нынешним утром в туалете Брокалевых, где унитаз, тоже, по-видимому, соскучившийся по хозяйке, стал извергать из себя зловонные мутные потоки, отнюдь не похожие на горькие слезы тоски. Утолить печали фаянсового «друга семьи» Броку самостоятельно не удалось, посему он отправил в агентство дочь Сашеньку, вызвал сантехника и до его прихода сражался с «рыдающим» толчком при помощи мусорного ведра, коим он черпал вонючие унитазные «слезы», прыгал к ванне, выливал их туда и так же, прыжком, возвращался к исходной точке. Он повторял данную процедуру столь долго, что практически довел ее до автоматизма, и когда наконец-то пришел сантехник – все норовил оттолкнуть мастера и по привычке сунуть в унитаз ставшее родным до сладостной боли ведро.

И вот теперь Брок опаздывал на работу. Хоть он сам и являлся главой «Бритвы Оккама», а посему нахлобучку за опоздание получать ему было не от кого, все равно нарушать трудовой распорядок Олег Константинович не любил. Да и мало ли к чему это могло привести… Ну и что из того, что в агентстве сейчас находилась Сашенька? Ей всего-то восемнадцать лет. К тому же, учиться пошла не на юриста, а, стыдно не то чтобы сказать, но и подумать – на программиста!.. Вот уж воистину блондинка!

Вспомнив о «предательстве» дочери, Брок окончательно расстроился. Единственное, что его в данной ситуации слегка утешало, что в свободное от учебы время помогать ему Сашенька не только не прекращала, но, похоже, и впредь не собиралась этого делать. Да и выбор специальности она объяснила отцу достаточно аргументированно: мол, в двадцать первом веке без компьютеров никуда. В том числе и в сыскном деле. А много ли существует программ, облегчающих работу сыщика? Вот то-то же!.. Потому, дескать, и решила она обучиться этой нелегкой премудрости, чтобы создать такую программу своими руками. Точнее, умом.

Справедливости ради, стоило признать, что уже и сейчас дочка весьма умело использовала в агентстве компьютер. Во всяком случае, все базы данных, связанные с их прошлыми и текущими делами, создавала и поддерживала исключительно Сашенька, сам же Брок освоил лишь Word с Excel’ем, да и то на уровне не особо продвинутого пользователя.

Когда Олег Константинович вошел наконец в агентство, Сашенька мерила офис быстрыми нетерпеливыми шагами. Заслышав звякнувший над входной дверью колокольчик, она на мгновение замерла, и тут же, размахивая руками, бросилась к отцу.

– Папа! Ну почему ты так долго?! Совести у тебя нету!

– Ты хочешь сказать, я виноват в том, что наш унитаз прорвало?! – складывая зонт, возмутился Брок.

Сашенька слегка умерила пыл, но извиняться и не подумала.

– Во всяком случае, ты им пользуешься куда чаще нас с мамой, – нашла она сомнительный аргумент. Да еще и развила его: – И дольше.

– Потому что я там, так сказать, не только… это самое… но еще и читаю… – начал было оправдываться сыщик, однако быстро опомнился и затряс сложенным зонтом, орошая офис и дочку веером брызг: – Но-но-но! Не доросла еще, чтобы указывать отцу, сколько ему, как говорится, того-этого!.. Ишь!..

– Ну, раз не доросла, – защищаясь от брызг ладошками, надулась Сашенька, – тогда сам новое дело распутывай. А я в библиотеку пошла, реферат писать.

– Какое новое дело?.. – радостно встрепенулся Брок. Клиенты не наведывались в агентство уже больше недели, что являлось, кстати, еще одной причиной плохого настроения сыщика. – И какая библиотека?! А интернет, как говорится, на что? И вообще, реферат тебе сдавать только через месяц, сама хвасталась. А ну быстро выкладывай, что за дело? Клиент приходил? Кто такой? Как зовут?

– Клиентка, – ехидно прищурилась Сашенька. – Симпатичная, между прочим. Блондинка. Крашеная, правда. И пока не извинишься, ничего я тебе больше не скажу.

– Это я должен извиняться?!.. – от изумления вновь зачем-то раскрыл над головой зонт сыщик и обескураженно заморгал, буквально потеряв дар речи. – Так-так-так-тааак…

– Ну, если хочешь, я могу извиниться, – поняв, видимо, что слегка перегнула палку, решила пойти на попятную девушка, и сделала книксен. – Прости, папа. Ее зовут Хельга. Хельга Стар.

– Кого?.. – прекратил моргать Брок. Подняв глаза, он увидел раскрытый зонт и нахмурился. Вновь сложил его, убрал в чехол и, подойдя к вешалке, повесил на крючок. Вслед за зонтиком туда же последовали шляпа и плащ. – Кого зовут Хельга Стар? Сколько раз я просил тебя не говорить загадками!

– Так клиентку же, папочка! – всплеснула руками Саша. – Крашеную блондинку!

Сыщик Брок насторожился и повел носом, будто принюхиваясь. У него определенно сработал детективный рефлекс:

– Она стала блондинкой после, так сказать, покраски, или наоборот?

– После. А это имеет значение?

– Александра! – поднял Брок палец. – В нашем деле имеет значение любая мелочь! И, как говорится…

– В общем так, папа, – поспешила прервать Сашенька зарождающуюся тираду. – Я приняла у нее заказ.

– На покраску волос?.. – заморгал сыщик.

– Нет. На поиски вора. А заодно и украденной им шляпки. Можно только шляпки. Или только вора. Похоже, она в него втюрилась.

– Александра!.. – опустившись в рабочее кресло, поморщился Брок. – Выражайся яснее! Все-таки шляпки или вора? – Он положил перед собой на стол раскрытый блокнот и занес над бумагой остро отточенный карандаш.

– Я лишь повторяю то, что сказала клиентка, – тоже села за рабочий стол Сашенька. – Ей и шляпки жалко, и вора хочется.

– Но-но-но! – погрозил карандашом сыщик. – Молода еще, как говорится, о таких вещах рассуждать!

– Хельга?.. Да ей уже больше тридцатника!

– Ты! – нацелил Брок карандаш в дочку. – Тебе еще и девятнадцати нет. И пока не закончишь университет, никаких, так сказать, «хочется»! Ишь!..

– Папа, ты несносен! – вспыхнула Сашенька и вскочила с кресла. – Все! Я на самом деле ухожу в библиотеку!

– Лучше бы в монастырь… – буркнул под нос сыщик и замахал на дочь руками: – Ладно, ладно, не гоношись! Это я так, прости. Мысли вслух, как говорится. Могла бы уже и привыкнуть… Давай, продолжай о деле. Какие-нибудь подробности клиентка сказала? Ты потрудилась записать ее показания?

– Да какие там показания! – фыркнула Саша. Она продолжала дуться, но в кресло все же вернулась. – Из туалета выскочил верзила в противогазе и кожаном комбинезоне, схватил с вешалки новую шляпку и опять заскочил в туалет.

– Из туалета?.. – вспомнив утреннюю битву с унитазом, вздрогнул Брок. – В туалет?.. А почему в противогазе? Там что, тоже что-то прорвало?.. – Он вдруг охнул и сокрушенно замотал головой: – Как же мне самому не пришла в голову эта идея?..

– Папа! – стукнула кулачком по столу Сашенька. – Ты о чем?!

– О противогазе, конечно, – торопливо заговорил Брок. – Ты не поверишь, какая там была вонища! А ведь у нас где-то завалялся противогаз… Помнишь, я пугал тебя, маленькую, Фантомасом?.. – Сыщик раздосадованно хлопнул ладонями по коленям: – Эх, где же твой вор был раньше?!

– Он вовсе не мой, – буркнула Саша. – И тебе бы лучше подумать, где он находится сейчас.

– Зачем? – удивился Брок. – Наш унитаз уже починили.

– Папа! Очнись же ты, наконец! Я говорю о воре, который украл шляпку Хельги Стар!

– Так-так-так-тааак!.. – затряс головой сыщик. – Что-то я и впрямь, как говорится… Значит, ты утверждаешь, вор вышел из туалета в противогазе… А может, это был вовсе не вор, а обычный сантехник?..

Брок внезапно замолчал, уставившись в одну точку, а потом вскочил с кресла и замахал руками, словно готовящийся к взлету винтовой самолет пропеллерами:

– Эта Хельга больная! Сексуально озабоченная! Немедленно прекрати с ней общаться!!!

– Папа, да с чего ты взял? – округлила глаза Сашенька. – И как я могу прекратить с ней общаться, если это наша клиентка?

– Она нам никакая не клиентка! – продолжая крутить «пропеллерами», затопал Брок, словно и впрямь готовился к разбегу. – Мы не работаем с больными! А она именно такая, потому что одетые в кожу и противогазы сантехники – это явное извращение! – Сыщик вдруг замер и, побледнев, прошептал: – Она не предлагала тебе принять участие в этих оргиях?..

– Папа, – заплакала Сашенька, – ты иди лучше домой. Ляг, поспи. По-моему, ты переутомился сегодня с унитазом…

– Ага! – подпрыгнул сыщик. – Вот ты себя и выдала! Я уйду домой, а ты сразу побежишь к развратнице Хельге и ее кожаным сантехникам!..

– К ней побежишь ты! – разгневанно, будто и не плакала только что, воскликнула Сашенька и протянула отцу тысячерублевую купюру. – Потому что Хельга Стар все же наша клиентка. Вернее, твоя, потому что с этой минуты я у тебя не работаю.

– А… у кого работаешь?.. – растерялся Брок.

– Ни у кого, – сунула ему в ладонь деньги Саша и, помахав папе ручкой, направилась к вешалке с одеждой. – Успехов в труде и в личной жизни!

– Стоп! – за неимением белого флага, замахал синеватой купюрой сыщик. – Я сдаюсь! Ты меня не так поняла… И ты ничего не сказала о задатке… Ведь это задаток, да? Я, так сказать, прав?..

– Ты, так сказать, хитер, как я не знаю кто! – расхохоталась вдруг Сашенька.

– Почему? – поняв, что опасность схлынула, заулыбался и Брок. Однако он и впрямь не понял, отчего дочь заподозрила его в хитрости.

– Да потому, что если я соглашусь, что ты прав, то автоматически окажусь неправой сама. А если скажу, что ты не прав – тоже совру, потому что эти деньги и впрямь задаток Хельги Стар.

К деньгам Брок относился с уважением. Но и свои принципы он уважал тоже. А потому с грустью и затаенной надеждой в голосе спросил:

– Но разве в этом деле есть какое-нибудь чудо? Ну, подумаешь, сантехник!.. Пусть даже в противогазе… Ты ведь знаешь, что я берусь только за те дела, из которых, так сказать, торчат уши чудес, которые я потом безжалостно обры… разоблачаю!

– Папа, не надо пафоса, – поморщилась Сашенька. – Я от тебя все это уже слышала тысячу раз. И ты напрасно переживаешь, чудо есть. Ведь этот вор, или, как ты его называешь, «сантехник», потом просто-напросто исчез.

– Так ты же сказала, что он в туалете заперся!

– Ничего он не запирался! Он заскочил в туалет, и больше оттуда не выходил. А когда через час туда заглянула Хельга, тулик был пуст.

– Так он что, в унитаз смылся, этот сантехник? – хихикнул Брок, но тут же посуровел: – Так-так-так-тааак!.. Это и впрямь, так сказать, попахивает чудесами… И попахивает довольно-таки дурно. Пожалуй, я возьмусь за это дело.

К дому клиентки отец с дочерью шли под одним зонтом, Сашенькиным, – свой Брок нечаянно оставил в агентстве и теперь всю дорогу ворчал, что дочка специально о нем не напомнила, чтобы позлить несчастного папу. А еще он бубнил и в адрес заказчицы, к которой приходится переться по дождю и холоду. «Хельга Стар!.. – кривил Брок в сарказме губы. – Ишь!.. Небось, на самом-то деле какая-нибудь Ольга Звездулькина!»

А когда дверь обычной квартиры в обычной панельной девятиэтажке им открыла обычная, солидных лет тетка, сыщик и вовсе расстроился. «Ты же говорила, что она симпатичная и тридцатилетняя!» – чуть было не упрекнул он Сашеньку вслух, но все-таки удержался, решив, что обязательно сделает это позже, да еще и урежет ей премию – за дезинформацию.

– Так-так-так-тааак!.. – шагнув за порог, вместо приветствия протянул Брок. – Так это вы, так сказать, Хельга?

– Оля! – обернувшись, крикнула тетка. – Это к тебе! Пожилой господин с девочкой.

– Что?! – в унисон воскликнули отец с дочерью. Брок собрался завопить: «Да я моложе тебя, старуха! Мне еще и пятидесяти нет!», а Сашеньке, которая терпеть не могла, когда ее обзывали таким словом, вообще захотелось повторить сейчас подвиг Раскольникова. Но, взяв себя в руки, они так же, дуэтом, выпалили: – Мы частные сыщики! – А Брок еще на всякий случай добавил: – Лицом к стене, руки за голову!

Но тетка уже убралась из прихожей, а вместо нее там вскоре появилась и впрямь недурная собой блондинка возрастом вряд ли сильно больше тридцатника. Впрочем, на вкус Брока, она все-таки была чересчур худой и плосковатой, а ее тонкие, надменно поджатые губы ему не понравились вовсе.

– Да-а? – оценивающе разглядывая сыщика, жеманно протянула дамочка, но, узнав Сашеньку, мигом сменила тон и выражение лица. – Ой! Вы, наверное, господин Брокалев?

– Брок, – сухо ответил тот. – Просто Брок.

– Хельга, – с явным намеком на лобзание сунула ему под нос ладонь блондинка.

Однако сыщик намек проигнорировал и всего лишь пожал руку. А затем достал из нагрудного кармана пиджака блокнот с карандашом и приготовился записывать.

– Может, вы сначала разденетесь и пройдете в комнату? – заволновалась хозяйка квартиры. – Там нам удобней будет беседовать. А мама пока приготовит чай. Или вы предпочитаете кофе?

– На работе не пью, – отрезал Брок. – И вообще, так сказать, мы не для того вас вызвали.

– Папа, это не мы ее… – зашептала ему на ухо Сашенька, но сыщик решительным жестом отодвинул дочь и, занеся над блокнотом графитовое острие, вперился взглядом в клиентку.

– Фамилия? Имя? Кличка? Пол? – словно ругательства, начал выплевывать он вопросы.

– Кличка? – удивилась дамочка. – Пол?.. Это вы о Пупсике, что ли? – И обернулась к проходу в комнату: – Пупсенька, иди скорей сюда, с тобой дяденька хочет познакомится! – А потом, умильно улыбаясь, перевела взгляд снова на Брока и любовно пропела: – Во-о-от, это Пупсик. Кобель!

– Да как вы смеете! – подпрыгнул сыщик, размахивая блокнотом. – Не вам, как говорится, судить!.. Даже родная жена – и то…

– Папа!.. – дергая отца за рукав, зашипела вдруг Сашенька. Другой рукой она настойчиво тыкала в направлении пола, куда и перевел наконец взгляд сыщик.

Перед ним, высунув розовый язык, стояло плюшевое, в умилительных складочках, чудо.

– Шарпей!!! – по-детски восторженно взвизгнул Брок. – Вы не поверите, это настоящий шарпей! Сашенька, Хельга, смотрите! – Сыщик наклонился к морщинистой псине, и та лизнула его в руку.

– Так вы тоже любите собак? – заулыбалась растерявшаяся было Хельга.

– Не всех, – признался пунктуальный сыщик. – Но вот этих… Ишь ты мятенький какой, даже глазок не видно! Этих определенно люблю.

– Вот!.. А тот, в противогазе, обозвал его «слепой собакой»! – поджала губы дамочка. – Такой брутальный мужчина, а славного, милого Пупсика испугался.

– Как он его назвал?.. – выпрямился и снова достал блокнот с карандашом Брок.

– «Слепой собакой». Выскочил из туалета, заозирался кругом, увидел на вешалке мою новую шляпку, назвал ее «артишоком», схватил, а потом Пупсенька в прихожую выбежал. Тот его как увидел, сразу заорал: «Слепая собака! Слепая собака!», и в туалет снова – шмыг!

– А, простите, звука спускаемой воды вы после этого не слышали? – поинтересовался сыщик.

– Не слышала. Мне вообще не до этого было. Я испугалась. И расстроилась. И обиделась!..

– Да-да-да, – закивал сыщик. – Серьезный удар по нервной системе. Тройной, так сказать. Как одеколон, если вы еще помните те времена. Вы не поверите, у меня был один случай…