Война на весах Фемиды. Война 1941—1945 гг. в материалах следственно-судебных дел. Книга 1

скачать книгу бесплатно


Вместе с тем, надо сказать, что в системе военных трибуналов служили в те годы не только судьи, подобные Ульриху и Орлову. Никогда не соглашусь с теми авторами, которые находят достаточные основания для огульного очернительства всей деятельности военной юстиции в годы войны и представляют всех судей слепыми исполнителями чужой воли либо, наоборот, списывают все допущенные ошибки на войну. Не спорю, война существенно увеличила силу прессового давления на правосудие, деформированное еще до ее начала. Она привела к тому, что не только на полях сражений, но и в судебных залах цена человеческой жизни резко упала. Ужесточение законов, упрощение судебной процедуры, усиление зависимости от командования, бесспорно, снижали диапазон судейского усмотрения. Кому-то действительно это облегчало работу. Но эти же чрезвычайные меры значительно осложняли деятельность тех людей, которые оставались судьями в подлинном смысле этого слова. И мы предоставим читателю возможность убедиться в этом. Будем помнить, что такие судьи тоже были. Отдадим должное их мужеству. Они делали свою работу в невероятно тяжелых условиях. И не запятнали при этом своей совести.

К этому надо добавить, что многие достойные представители военно-судебного ведомства перед войной были репрессированы за то, что отважились протестовать против произвола и «смазывать» дела на «врагов народа», спасая их от эшафота. О них, занимавшихся «вредительством в области судебной политики» автором написана отдельная книга[31 - Звягинцев В. Е., Муранов А. И. Суд над судьями. Казань. 1993.]. Здесь же мы отметим, что такие судьи были и в годы Великой Отечественной войны. Оправдательные приговоры трибуналов по сфабрикованным контрреволюционным делам, как правило, вызывали жесткую и крайне болезненную реакцию со стороны сотрудников особых отделов, а позже – «Смерша». Таким военным судьям по инициативе военных контрразведчиков объявлялись взыскания и устраивались спецпроверки на политическую благонадежность. Их имена в лучшем случае фигурировали в грозных ведомственных приказах и директивах с грифом «сов. секретно». А в худшем – судьи оказывались сами по ту сторону судебного барьера.

Например, в директиве от 20 мая 1944 года «О недочетах при рассмотрении дел об измене Родине и пособничестве врагу» были подвергнуты жесткой критике судьи военного трибунала войск НКВД Воронежской области и прежде всего – председатель этого трибунала полковник юстиции Жагров[32 - Жагров Григорий Андреевич, 1981 г. р., из крестьян Владимирской губернии, участник первой мировой войны, георгиевский кавалер, с 1920 г. на военно-судебной работе, дату и обстоятельства смерти установить не удалось.].

Что же вызвало приступ ярости руководителей из центра? 58 оправдательных приговоров из 136, вынесенных Жагровым и его подчиненными в 1943 году в отношении «изменников» и «пособников» из числа воронежских крестьян. Все эти 58 оправдательных приговоров были признаны политически ошибочными и отменены Военной коллегией Верховного Суда СССР.

Военных судей подозревали в политической неблагонадежности не только в связи с рассмотрением ими конкретных дел. Многие из них храбро воевали, поднимали бойцов в атаку, возглавляли в тылу врага партизанские отряды[33 - Например, один из старейших судей В. А. Иванов, встретивший войну в должности председателя военного трибунала Киевского гарнизона, попав в сентябре 1941 г. в окружение, организовал в Переслав-Хмельницком районе Киевской области партизанский отряд, влившийся впоследствии в 8-е партизанское соединение им. Чапаева.], выходили вместе с частями из окружения. А потом, как и другие военнослужащие – проходили унизительные проверки в фильтрационных лагерях НКВД. Словом, военные судьи тоже испытали сполна все тяготы и лишения фронтовой жизни, ужасы плена и «справедливость» законов военного времени, которые им ранее приходилось применять.

Погибли в боях за Родину председатели и члены военных трибуналов П. Я. Белоусов, Л. В. Бычковский, Н. В. Васильев, Д. Я. Жуков, В. В. Зайцев, М. А. Исаков, Г. В. Демин, В. Ф. Костиков, П. А. Кузнецов и многие другие[34 - На страже социалистической законности, М., Воениздат, 1968, с. 38.].

Не все, конечно, были храбрецами и героями. Как и в любой другой части, встречались среди трибунальцев и трусы, и «разложенцы». Им не делали поблажек, наказывали и судили.

В докладной записке на имя начальника Главного управления военных трибуналов, написанной в августе 1942 года, сообщалось, что председатель военного трибунала 124-й стрелковой дивизии Дроздов и член этого же трибунала Рыбин за пьянство и дебоши были сняты с должностей, исключены из партии и осуждены[35 - Архив военной коллегии. Наряд №1—161. с. 100.].

Только из числа офицеров военных трибуналов Ленинградского фронта в 1942 году осудили 4 чел. Не всех, правда, обоснованно.

5 января 1942 года военный трибунал войск НКВД Ленинградского округа осудил за контрреволюционную пропаганду председателя военного трибунала 11-й стрелковой дивизии военного юриста 3-го ранга Федора Ивановича Мосина.

Фабула обвинения в приговоре суда лаконична: в сентябре 1941 года, во время прорыва немецкими войсками нашей обороны под Ленинградом, Мосин в разговорах с работниками трибунала допускал высказывания пораженческого характера.

Вину свою Федор Иванович не признал ни на следствии, ни в суде. Тем не менее, он получил 8 лет лагерей и бесследно исчез. Дальнейшая его судьба до сих пор не известна.

Дело Мосина было истребовано из Управления КГБ по Орловской области только в декабре 1969 года по личному указанию заместителя председателя Военной коллегии Верховного суда СССР генерала Д. Терехова. Вскоре был подготовлен протест, в котором ставился вопрос об отмене приговора по этому делу. В протесте приведены «контрреволюционные» высказывания Мосина о том, что положение 8-й армии и города Ленинграда тяжелое, части армии отрезаны от основных сил, и, возможно, придется переправляться через залив.

Мосин в суде не отрицал, что говорил об этом своим подчиненным. Но утверждал, что не находит здесь ничего контрреволюционного. Не нашла этого в его действиях и военная коллегия. В феврале 1970 года она прекратила дело за отсутствием в словах судьи состава преступления.

3. По данным судебной статистики

Архивные сводки 1941 года о судимости военнослужащих свидетельствуют, что, несмотря на горечь поражений и связанную с этим всеобщую неразбериху, отлаженный статистический механизм продолжал работать, скрупулезно фиксируя сведения об осужденных. Учитывалось не только их число, характер совершенных преступлений, но и социальное положение, партийность, воинское звание… Другое дело, что не все донесения с фронтов своевременно доходили до столицы, далеко не все арестованные в годы войны были затем осуждены, практиковались широко расстрелы без суда и следствия. 16 июля 1941 года правом расправы над нарушителями присяги и изменниками Родины Государственный комитет обороны наделил «командиров и политработников всех степеней», а 17 ноября 1941 года право внесудебной расправы получило Особое совещание при НКВД СССР. Только с учетом этих поправок, мы можем оценивать данные военно-судебной статистики.

Так, в сводке о судимости за первый год войны (с 22 июня 1941 года по 1 июля 1942 года), составленной начальником сектора статистики Главного управления военных трибуналов, сведения о количестве осужденных военнослужащих высшего и старшего начсостава выделены отдельной строкой: генерал-майоров – 12, контр-адмиралов – 1, дивизионных и бригадных комиссаров – 2, комбригов – 2…[36 - Архив военной коллегии, оп.1, д.198]. Затем идет по нарастающей перечень количества осужденных из числа полковников, майоров, лейтенантов, рядовых.

Между тем, как уже сказано, реальные цифры значительно выше. Только за первый год войны было арестовано более ста человек, относившихся к высшему командно-начальствующему составу. Большинство из них пошли под трибунал и были осуждены. Причем, 45 чел. приговорили к расстрелу, в том числе 34 генерала[37 - Приложение №3 – сводная таблица.].

В числе арестованных и осужденных в течение первого военного года: 4 бывших заместителя наркома обороны и ВМФ (Кулик, Мерецков, Проскуров, Левченко) 6 человек – командующие фронтами (округами), заместители и начальники штабов фронтов (Павлов, Кленов, Климовских, Пядышев, Тюрин, Глинский); 7 командармов (Дашичев, Долматов, Ермаков, Иванов, Качанов, Коробков, Собенников. Последний из них побывал и в должности комфронта. И это, не считая заочно осужденных в 1941 году военной коллегией за измену Родине командарма-28 генерал-лейтенанта В. Я. Качалова, погибшего 4 августа 1941 года и командарма-12 генерал-майора П. Г. Понеделина, захваченного в плен…

Важно заметить, что практически все из числа указанных лиц, осужденных трибуналами или репрессированных во внесудебном порядке, в настоящее время реабилитированы[38 - Исключение составили лишь несколько человек (М. Б. Салихов, С. К. Буняченко и др.).]. Во-первых, такая статистика наглядно показывает градус «эффективности» работы военной Фемиды. А во-вторых, дает основание утверждать, что попадание того или иного генерала в орбиту военной юстиции напоминало рулетку. Привлечение их к ответственности зачастую было делом случая, неблагоприятного стечения обстоятельств. Это могли быть – концентрация на вверенном участке обороны значительных сил противника, низкий моральный дух и существенный некомплект личного состава, выбитого в предыдущих боях. Эти и другие обстоятельства зачастую не принимались в расчет инициаторами арестов…

Судя по архивным статистическим сводкам, а также донесениям по линии командования, 3-х отделов и управлений (особых отделов), прокуратуры и других органов среди дел, рассмотренных военными трибуналами Красной Армии в течение первого месяца войны, преобладали дела о дезертирстве с поля боя. Так, подводя итоги первому месяцу боев, начальник политуправления Юго-Западного фронта докладывал своему начальству: «С 22 июня по 20 июля задержано 75 тысяч 771 человек военнослужащих, в том числе много командиров… Осуждено военным трибуналом 627 военнослужащих, в том числе начсостава – 48, младшего начсостава – 60, рядовых – 519. Из 627 осужденных военнослужащих приговорены к расстрелу 411 человек…»[39 - Цит. по книге – Скрытая правда войны: 1941 г., неизвестные документы.].

Обобщенные данные о преступности и судимости в РККА за первые месяцы войны приведены докладной записке от 8 февраля 1942 года, направленной прокурором СССР В. Бочковым И. Сталину: «За полгода войны военными прокуратурами Красной Армии было возбуждено 85.876 дел… Военными трибуналами осуждено 90.322 военнослужащих… Из общего числа осужденных военными трибуналами приговорены к ВМН – расстрелу 31.327 чел. и 58.995 к лишению свободы… В отношении 37.478 осужденных применена отсрочка исполнения приговора до окончания военных действий»[40 - Впервые опубликовано в еженедельнике «Коммерсантъ». №4 (958). 30.01.2012.].

В справке прокурора СССР, помимо дезертирства, обращено внимание на распространенность членовредительства (в основном, самострелов), а также «фактов самочинных и ничем не вызванных расправ над подчиненными». Подробнее об этом – в отдельной главе.

Необходимо сказать, что удельный вес осужденных военными трибуналами к высшей мере наказания с каждым военным годом снижался. Если в 1941-м это был каждый третий осужденный, то в 1942-м – каждый пятый, в 1943—1944 годах – каждый двенадцатый.

А теперь, чтобы в дальнейшем не возвращаться к статистическим данным, приведем несколько общих цифр о числе людей, осужденных военными трибуналами за весь период войны[41 - Впервые эти, ранее совершенно секретные сведения, были обобщены и обнародованы в книге В. Е Звягинцева, А. И. Муранова «Досье на маршала». М. Андреевский флаг. 1996 г. с.136—138.]. По данным военно-судебного ведомства за годы войны трибуналами было осуждено 2 530 663 человек. Из них за «контрреволюционные» преступления привлечено трибуналами к суду 471 988 человек (18,6%), за воинские и общеуголовные преступления, соответственно, 792 192 человека (31,4%) и 1 266 483 человека (50%).

Из 2,5 миллионов человек, попавших в годы войны под трибунал, более 1,5 миллионов составляли гражданские лица. Военнослужащих же только военными трибуналами Красной Армии в годы войны было осуждено 994,3 тыс. чел. Причем, каждый третий из них (376,3 тыс.) привлечен к ответственности за дезертирство.

Что касается мер наказания, примененных военными судьями по конкретным делам, то статистика такова: за четыре года войны к высшей мере наказания было приговорено 217 080 чел. или 8,9% от общего числа осужденных[42 - Фактически эта цифра была выше, поскольку она не включает лиц, расстрелянных на основании решений Особого совещания, наделенного таким правом 17 ноября 1941 г.]. Две трети из них составляли военнослужащие, к 422,7 тыс. солдат и офицеров была применена отсрочка исполнения приговора (примечание 2 к ст. 28 УК РСФСР), а 436,6 тыс. – осуждены трибуналами к лишению свободы[43 - Более подробные сведения приведены в таблице (Приложение №4).].

Динамика судимости по контрреволюционным преступлениям, приведенная в таблице (Приложение №4), показывает, что в 1941 году (фактически за полугодие) по 58-й статье было осуждено – 28732 чел. А в 1942 году количество «контрреволюционеров» уже в четыре раза больше – 112973 чел. Причем, до конца войны это количество оставалось на столь же высоком уровне. А в послевоенные годы – даже возросло. Но это уже тема для отдельного разговора. Здесь же надо заметить, что значительная часть лиц, привлеченных к ответственности за контрреволюционные преступления по ст. 58-й Уголовного кодекса, была осуждена трибуналами необоснованно. Хотя в процентном отношении удельный вес таких неправосудных приговоров бесспорно уменьшился. Война дала сотрудникам органов госбезопасности обильный фактический материал для приложения своих сил и возможностей, поскольку появились реальные шпионы и диверсанты, предатели и изменники. Но разбираться в этом (даже при наличии такого желания) было намного сложнее, чем в мирное время. Ведь дела слушались в упрощенном порядке, причем на второй-третий день после возбуждения уголовного дела[44 - Согласно докладной записке прокурора СССР В. Бочкова от 8 августа 1941 г. «более половины дел расследовалось в срок до 1 дня, а в срок до 5 дней были расследованы 80,6% всех законченных следствием дел».], что объективно вело к возрастанию вероятности судебных ошибок. А потому существенно усложняло работу военных судей. Вот что писал по этому поводу В. Васильковский, встретивший войну в должности председателя военного трибунала корпуса:

«Иногда приходится слышать от молодых судей о том, что во время войны осуществлять правосудие было легко, так как процессуальный порядок был несколько упрощён. Подобные суждения ошибочны. Обстоятельства, на которые ссылаются сторонники этой точки зрения, как на облегчающие судебную деятельность, наоборот, усложняют её и в первую очередь из-за резко возрастающей ответственности. Никакие ссылки судьи на войну, на её особые чрезвычайные обстоятельства не снимут с его совести неправосудный приговор».

Тем не менее, такие приговоры выносились. И немало. Прежде всего – по сфальсифицированным «контрреволюционным» делам. Самое удивительное, что репрессивный конвейер не остановился 22 июня 1941 года. Скорее, наоборот.

4. Конвейер продолжал работать

Война не стала поводом для остановки работы советской репрессивной машины. Она и после 22 июня продолжала методично истреблять командные кадры Красной армии, обескровленной не только довоенными репрессиями, но теперь уже и гигантскими потерями первых боев. Не остановилось и обезглавливание оборонных наркоматов – боеприпасов, вооружения и др.

Так, 26 июня 1941 года список арестованных работников наркомата боеприпасов во главе с бывшим наркомом комдивом И. П. Сергеевым[45 - На момент ареста – преподаватель академии Генштаба.] и его заместителем А. К. Ходяковым (арестованы 30 мая), обвиненных в создании «антисоветской организации», пополнился начальником отдела Д. А. Ирлиным и начальником управления Г.А.Толстовым.

В Главном артиллерийском управлении, вслед за заместителем начальника ГАУ генерал-майором Г. К. Савченко (арестован 19 июня), изъяли еще одного зама – генерал-майора технических войск М. М. Каюкова, а также начальника управления бригвоенинженера С. О. Склизкова, временно исполняющего должность председателя артиллерийского комитета ГАУ полковника И. И. Засосова, начальника 3 отдела военинженера I ранга И. А. Герасименко…

Первая военная неделя (в сравнении с последней предвоенной) оказалась еще более обильной на аресты высшего командного и начальствующего состава. 22 июня был арестован генерал-лейтенант Р. Ю. Клявиньш, 23 июня – генерал армии К. А. Мерецков[46 - Постановление об аресте К. Мерецкова было оформлено задним числом – 5 июля 1941 года.], 24 июня – генерал-лейтенант авиации П. В. Рычагов, генерал-майор И. Х. Паука, 25 июня – генерал-майор А. Н. Де-Лазари, 27 июня – генерал-лейтенанты авиации И. И. Проскуров и Е. С. Птухин[47 - Это наиболее вероятная дата ареста, в других архивных документах упомянуты как даты ареста Е. Птухина – 24 июня и 3 июля 1941 г.]…

Роберт Юрьевич Клявиньш стал генерал-лейтенантом РККА в декабре 1940 года. И тогда же принял командование 24-м территориальным (латышским) стрелковым корпусом. Этот корпус был сформирован в августе 1940 года, сразу после включения Латвии в состав Советского Союза и укомплектован военнослужащими из частей бывшей латышской армии. Они продолжали носить свою старую форму, нашив на нее лишь новые петлицы.

Советское руководство полагало, что части корпуса являются ненадежными и с началом военных действий многие военнослужащие могут перейти на сторону немцев. Поэтому в «превентивных» целях в июне 1941 года были произведены аресты.

13 мая 1941 года арестовали начальника артиллерии корпуса генерал-майора артиллерии А. Я. Даннебергса, 9 июня – командира 183-й латышской дивизии генерал-майора А. Н. Крустыньша, 19 июня – начальника штаба той же дивизии полковника К. А. Леиньша… А в первый день войны был вызван в Москву «на курсы» и тут же арестован Р. Ю. Клявиньш. 29 июля того же года военная коллегия приговорила его и других проходивших с ним по одному делу офицеров по ст. ст. 58—1б и 58—11 УК РСФСР к расстрелу. В приговоре утверждалось, что осужденные «являлись участниками антисоветской заговорщической организации, ставившей перед собой задачу свержения советской власти в Латвии путем установления организационной связи с командованием германской армии и организации восстания в момент начала войны фашистской Германии с Советским Союзом»[48 - Архив военной коллегии, надзорное производство №4н-0977/57].

Р. Клявиньш заявил в суде:

– Я всегда был противником фашистских настроений и к антисоветской организации не принадлежал.

Между тем, его доводы и аргументы судей вовсе не интересовали. 16 октября 1941 года Р. Клявиньш и другие генералы и офицеры были расстреляны[49 - Р. Клявиньш и другие лица, осужденные по этому делу, были реабилитированы военной коллегией 30 ноября 1957 года.].

Военный прокурор Главной военной прокуратуры майор Назаров, занимавшийся пересмотром этого дела в 50-е годы прошлого века, установил множество несуразностей и нестыковок, свидетельствовавших о явной фабрикации предъявленных фигурантам этого дела обвинений. В частности, Комаров, Родос, Лихачев и другие известные костоломы госбезопасности выбили у «заговорщиков» показания, что идейным вдохновителем «антисоветской латышской военной организации» был автор философского религиозного труда «Космософия»[50 - Космософия – познание вселенной чрез внутреннее созерцание.] Карлис Балодис, известный латвийский экономист, статистик и демограф. И никто из следователей даже не удосужился выяснить, что на самом деле автором этого труда была женщина – Эмма Апоре…

Профессор кафедры оперативного искусства академии Генерального штаба генерал-майор Иван Христофорович Паука – тоже латыш. Он проявил себя еще в годы гражданской войны, способствовал становлению М. В. Фрунзе как полководца. В 1920 году был начальником штаба Южного фронта и разрабатывал операцию по взятию Крыма. И. Х. Паука был обвинен в антисоветской деятельности. До суда он не дожил. Находясь под следствием, умер в тюрьме 23 мая 1943 года.

Основной причиной ареста старшего преподавателя военной академии химической защиты генерал-майора А. Н. Де-Лазари, судя по всему, явилась его фамилия. Германия вела войну в союзе с Италией, а древние предки Де-Лазари были итальянскими аристократами. Но его прапрадед еще в XVIII веке перебрался в Россию, а прадед уже воевал против Наполеона в русской армии. Надо сказать, что из-за иностранной фамилии в годы войны пострадал не только Де-Лазари. Среди таковых – профессор артиллерийской академии генерал-майор артиллерии П. А. Гельвих[51 - П. А. Гельфих считал себя русским, хотя по документам значился немцем, а родители по происхождению были шведами.], командир 6-й запасной артиллерийской бригады А. А. Вейс. Последний, не признав вину ни на следствии, ни в суде, прямо заявлял, что его «арестовали не за совершение преступлений, а как лицо немецкого происхождения»[52 - Отец у него был немцем, а мать русской.]…

Генералы К. А. Мерецков, П. В. Рычагов и И. И. Проскуров, арестованные на второй и третий день войны, судя по всему, должны были стать ключевыми фигурантами очередного грандиозного судебного процесса, организацией которого НКВД активно занималось в первой половине 1941 года. Все – Герои Советского Союза, участники боевых действий в Испании. Последний из них, генерал-лейтенант авиации Проскуров, в 1939 году перешел с летной работы на должность начальника Разведывательного управления РККА, но незадолго до ареста был снова переведен в состав ВВС РККА.

Вероятно, в ядро «заговорщиков» по этому делу должны были войти все предвоенные руководители Военно-воздушных сил страны. Кроме заместителя наркома обороны СССР, Героя Советского Союза генерал-лейтенанта авиации П. В. Рычагова[53 - На момент ареста – слушатель академии Генштаба.], это дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Я. В. Смушкевич[54 - На момент ареста – помощник начальника Генерального штаба по авиации.] и командующий войсками Прибалтийского Особого военного округа генерал-полковник А. Д. Локтионов[55 - На момент ареста – в распоряжении НКО.] (все трое в разное время возглавляли ВВС РККА).

Среди арестованных – начальник Управления ПВО Наркомата обороны СССР Герой Советского Союза генерал-полковник Г. М. Штерн, начальник Военно-воздушной академии генерал-лейтенант авиации Ф. К. Арженухин, начальник НИИ ВВС, начальник летно-испытательного центра генерал-майор авиации А. И. Филин и другие известные летчики[56 - См. Архив президента РФ, ф.3,оп. 24, д. 378, л. 196—211; Черушев Н. С. Удар по своим. Красная армия 1938—1941. М. Вече. 2003.].

Всего же в 1941 году было арестовано около 30 известных в стране военных авиаторов или командиров, имеющих непосредственное отношение к авиации. 8 из них были Героями Советского Союза. Большинство имело опыт боевых действий в Испании, в районе реки Халкин-Гол и озера Хасан или в Финляндии.

Принято считать, что официальным поводом для арестов военных авиаторов явилось большое количество ЧП с человеческими жертвами. Действительно в предвоенные годы ВВС РККА ежегодно теряли немало самолетов. В начале 1941 года, когда в летные части стали поступать новые скоростные самолеты и началось переучивание личного состава, количество катастроф еще более возросло. Объективно все это было вызвано бурным ростом советской военной авиации при недостаточной квалификации летчиков. Однако Кремль пришел к другим выводам. Л. Берия и В. Меркулов четко уловили негативное отношение вождя к руководству ВВС. Были отданы соответствующие распоряжения, отфильтрован старый компромат из дел 37—38 годов. После чего, сначала в оперативных справках сотрудников НКВД, а затем и в протоколах допросов, причины автокатастроф стали увязывать с контрреволюционной деятельностью мощной, законспирированной антисоветской организации, возглавляемой героями-летчиками.

10 мая 1941 г. в связи с неудовлетворительной боевой подготовкой Политбюро ЦК ВКП (б) приняло решение о снятии с должностей командующих ВВС Московского и Орловского военных округов Героя Советского Союза генерал-лейтенанта авиации П. И. Пумпура и генерал-майора авиации П. А. Котова. Последнего назначили преподавателем военной академии, и он избежал репрессий. А Пумпура обвинили в неправильном подборе кадров и протаскивании на должность своего помощника еще одного Героя Советского Союза – генерал-майора авиации Э. Г. Шахта. Он, по версии следствия, являлся «подозрительным человеком». Шахт был арестован 30 мая 1941 года, Пумпур – на следующий день.

В предгрозовом июне, помимо упомянутых Г. Штерна и Я. Смушкевича, были также арестованы генерал-лейтенант авиации П. А. Алексеев (пом. командующего ВВС ПриВО), генерал-майоры авиации А. А. Левин (заместитель командующего ВВС ЛенВО), П. П. Юсупов (заместитель начальника штаба ВВС РККА), комбриги А. И. Орловский (командир авиадивизии), И. И. Черний (начальник курсов усовершенствования командного состава ВВС), комдив Н. Н. Васильченко (помощник главного инспектора ВВС РККА) и другие военачальники. Кроме того, были сняты с должностей и лишены генеральских званий бывший начальник Управления кадров ГУ ВВС В. П. Белов и бывший начальник Липецких авиационных курсов И. В. Васильев.

После столь масштабного разгрома авиационных кадров, приведшего к оголению многих ключевых должностей, становятся более понятными и объяснимыми причины (а их немало) практически полного уничтожения нашей военной авиации в первые дни войны[57 - В первый день войны было уничтожено около 1200 самолетов ВВС РККА; только в частях ВВС Западного фронта – 738 самолетов, из них 528 на аэродромах.].

Казалось бы, первые трагические дни войны должны охладить горячие головы инициаторов расправы над авиаторами. Но этого не произошло. Ставка на страх перед репрессиями сохранилась. Вслед за П. Рычаговым и И. Проскуровым, уже после фашистского вторжения были арестованы: командующий ВВС Северо-Западного фронта генерал-майор авиации А. П. Ионов и командующий ВВС Юго-Западного фронта Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Е. С. Птухин, начальник штаба ВВС РККА генерал-майор авиации П. С. Володин, начальник Военно-воздушной академии генерал-лейтенант авиации Ф. К. Арженухин. Аресты продолжились и в июле: командующий ВВС Западного фронта генерал-майор авиации А. И. Таюрский (8 июля), командующий ВВС Дальневосточного фронта генерал-лейтенант авиации К. М. Гусев (11 июля)[58 - Это наиболее вероятная дата ареста, называются и другие даты.], начальник штаба ВВС Юго-Западного фронта генерал-майор авиации Н. А. Ласкин (12 июля).

Обращает на себя внимание, что в обвинениях, предъявленных этим генералам, помимо довоенного компромата об их участии в антисоветском военном заговоре, отсутствуют формулировки (помимо общих фраз о преступном руководстве войсками) о халатности и бездеятельности, допущенных в начальный период войны и повлекших уничтожение самолетов. Судя по всему, обвинения тогда еще не были окончательно сформулированы следователями, еще не приобрели своей завершенности…

Вал репрессий в отношении командного и начальствующего состава Военно-воздушных сил усилило неслыханное по своей дерзости событие, произошедшее 15 мая 1941 г. Мало кто знает и сегодня, что задолго до М. Руста немецкий самолет «Юнкерс-52», незамеченный постами наблюдения ПВО вторгся в советское воздушное пространство, беспрепятственно пролетел по маршруту Белосток – Минск – Смоленск – Москва и благополучно приземлился в центре столицы – на аэродроме в районе стадиона «Динамо».

По мнению П. Судоплатова это происшествие явилось последней каплей, переполнившей чашу терпения И. Сталина: «Это вызвало переполох в Кремле и привело к волне репрессий в среде военного командования: началось с увольнений, затем последовали аресты и расстрел высшего командования ВВС»[59 - Судоплатов П. Разведка и кремль. М. 1996. с. 139.].

Некоторые историки, например Б. Соколов, увязывают начало «заговора» с этим событием. Представляется, что утверждение Судоплатова о «последней капле» является более верным, поскольку идея «заговора героев» задолго до 15 мая витала в кабинетах Лубянки.

Не исключено, что по одной из версий сценаристов из НКВД, в процессе об очередном крупном «антисоветском военном заговоре» предполагалось задействовать не только авиаторов, но и командующих округов, представителей центральных управлений Наркомата обороны, руководителей военной промышленности, включая наркома боеприпасов И. Сергеева и наркома вооружения Б. Ванникова[60 - Арестованы, соответственно, 30 мая и 7 июня 1941 г.].

Центральной же фигурой заговора должен был стать один из наиболее крупных военачальников того времени генерал армии Герой Советского Союза К. Мерецков. 22 июня 1941 года – заместитель Наркома обороны СССР. 23 июня – постоянный советник при Ставке Главного командования. 24 июня 1941 года – просто арестант. Хотя нет. Сначала его не считали простым арестантом, поскольку допрашивали и избивали не рядовые исполнители, а костоломы весьма высокого ранга – сам нарком госбезопасности В. Меркулов и начальник следственной части НКГБ СССР Л. Влодзимирский…

Мерецков вписывался в тайные схемы НКВД по всем основным параметрам. Был советником в Испании, руководил выборгским направлением во время финской кампании. Тоже был Героем. А в августе 1940 года достиг вершины – стал начальником Генштаба. Между тем, обвинение Мерецкова в проведении подрывной контрреволюционной деятельности основывалось на показаниях обвиняемых, которые они давали еще в 1937—1938 годах. Из свежих «доказательств» в материалы дела добавили только показания, выбитые у Я. Смушкевича на допросе 21 июня 1941 года.

Казалось, что Мерецков обречен. И все же война спутала карты сценаристов кровавого террора. Публичный процесс не получился. Несколько «заговорщиков», в том числе Ванникова и Мерецкова, освободили из заключения в связи со складывавшемся на фронте положением, то есть в связи с острой необходимостью. Большинство же «участников антисоветского военного заговора» уничтожили без следствия и суда.

5. Внесудебная расправа

Часть высокопоставленных арестантов вывезли в Куйбышев и тайно расстреляли 28 октября 1941 года на окраине города, ставшего в те дни запасной столицей СССР.

Расправа была произведена на основании распоряжения Л. П. Берии №2756/Б от 18 октября 1941 года, которым предписывалось расстрелять 25 заключенных, в том числе 14 военных: генерал-полковников Г. М. Штерна и А. Д. Локтионова, генерал-лейтенантов авиации Я. В. Смушкевича, П. В. Рычагова, И. И. Проскурова и Ф. К. Арженухина, генерал-майора артиллерии Г. К. Савченко, генерал-майора авиации П. С. Володина, генерал-майора технических войск М. М. Каюкова, дивинженера И. Ф. Сакриера, полковника И. И. Засосова, бригинженера С. О. Склизкова, военинженера 1-го ранга М. Р. Соборнова (начальник опытного отдела Технического совета Наркомата вооружения СССР), майора авиации М. П. Нестеренко (заместитель командира полка особого назначения, жена П. В. Рычагова).

На тот момент это предписание являлось единственным основанием для расправы[61 - В 50-е годы все материалы в отношении расстрелянных героев были прекращены постановлениями Генерального прокурора за отсутствием состава преступления.]. Заключение об обоснованности расстрела за подписями Л. Берии, Б. Кобулова, Л. Владзимирского и прокурора СССР В. Бочкова было составлено задним числом.

Позже для «юридического» оформления внесудебных репрессий наделили Особое совещание при НКВД СССР правом принятия по контрреволюционным делам постановлений о расстреле. В постановлении ГКО-903сс, подписанном И. Сталиным 17 ноября 1941 года, говорилось: «Предоставить Особому Совещанию НКВД СССР право с участием прокурора Союза ССР по возникающим в органах НКВД делам о контрреволюционных преступлениях и особо опасных преступлениях против порядка управления СССР, …выносить соответствующие меры наказания вплоть до расстрела. Решение Особого Совещания считать окончательным» (Приложения №5 и 6).

29 января 1942 года Л. Берия направил И. Сталину список 46 арестованных, «числящихся за НКВД СССР». Среди них были 17 генералов и ряд крупных работников оборонной промышленности. Все они обвинялись во вредительстве и заговоре против государства. Вождь наложил лаконичную резолюцию: «Расстрелять всех поименованных в списке. И. Сталин».

13 февраля 1942 года Особое совещание НКВД СССР оформило это решение постановлением о расстреле генерал-лейтенантов авиации П. А. Алексеева, К. М. Гусева, Е. С. Птухина, П. И. Пумпура, генерал-лейтенанта технических войск Н. И. Трубецкого, генерал-лейтенантов П. С. Кленова, И. В. Селиванова, генерал-майоров авиации А. П. Ионова, Н. А. Ласкина, А. А. Левина, А. И. Филина, Э. Г. Шахта, П. П. Юсупова, генерал-майора танковых войск Н. Д. Гольцева, генерал-майоров А. Н. Де-Лазари, М. И. Петрова, комдива Н. Н. Васильченко, а также руководящих работников оборонных наркоматов во главе с наркомом боеприпасов И. П. Сергеевым.

Как видно, кроме уже упомянутых лиц, на этот раз во внесудебном порядке были расстреляны генерал-лейтенанты П. С. Кленов, Н. И. Трубецкой и И. В. Селиванов, генерал-майоры М. И. Петров и Н. Д. Гольцев[62 - О Н. Д. Гольцеве в следующей главе.]