скачать книгу бесплатно
– Как она вам? – решила я вмешаться. – Миленькая, правда?
Свекровь взглянула на меня с некоторым недоумением.
– Думаю взять к себе в услужение, – продолжила я, невинно улыбаясь, – такая хорошенькая, смотреть приятно.
Не знаю, как тут со вкусами у пресветлых леди, но судя по тому, как скривилась Эллиситорес, эту конкретную девушку красивой она не считала. Но и открыто спорить со мной поостереглась.
– Звезда моя… – осторожно начала было пресветлая.
– Не обсуждается. – Моя улыбка стала шире и лучезарнее.
И мы друг друга поняли мгновенно.
– Как пожелаешь, звезда моя, – пролепетала Эллиситорес.
– Спасибо, пресветлая матушка, – в тон ей ответила я.
Нам обеим понравилось. Мне – ее покладистость, ей – мое обращение.
Далее мы прошли в гарем, и мне понравился ассортимент. Ассортимент был широк, внушителен и наделен многочисленными достоинствами. Для лучшего лицезрения всего масштаба имеющегося ассортимента прелестницы – и виденная мной в предбаннике гарема девушка внешне уступала тут поголовно практически всем – выстроились в ряд. Такой изысканный, одетый лишь в драгоценности, откровенно смущающий меня обнаженными телами ряд.
Прикрыв «ассортимент» бокалом вина, дабы избавить себя от лицезрения выставленных на показ частей тела, я сдержанно спросила у пресветлой:
– Простите, озаренная сиянием, не могли бы вы поточнее сообщить, в чем конкретно я могу оказать вам посильную помощь?
Взглянув на меня, как на самое недогадливое существо в мире, Эллиситорес с легкой ноткой раздражения ответила:
– Указать на тех, кто имеет шансы привлечь внимание моего сына, звезда моя.
М-да…
Я постояла, глядя на вино и не глядя на голых девушек, потому что не знаю, как им за себя, а вот мне за них было стыдно.
– Звезда моя, тебя что-то смущает?
Голые женщины!
Но вслух любезно-учтиво-лживое:
– Эти украшения – совершеннейшая безвкусица.
– О! – воскликнула пресветлая. И тут же с энтузиазмом предложила: – Приказать снять их?
Только не это!
И я уже собиралась было намекнуть Эллиситорес, что была бы рада увидеть девушек в чем-нибудь более существенном, чем украшения… но не успела.
В следующее мгновение распахнулась дверь, являя на пороге обители разврата собственно того, ради кого в этой задрапированной обители разврат и ставился во главу угла. Но почему-то с появлением главного действующего лица вместо разврата здесь воцарился ужас, причем жуткий, и все прелестницы разом рухнули на пол, еще и согнулись, так что прикрыли все смущающее меня, позволив окинуть взглядом предбанник гарема… И тут я поняла странное – здесь были зеркала. Здесь повсюду были зеркала. Множество зеркал во всю стену, в которых должны были отражаться эти наложницы. Много, много зеркал… Ныне задрапированных тканью.
– Во дворце траур? – поинтересовалась, игнорируя появившегося кесаря и, будем откровенны, не совсем трезвой походкой направившись к ближайшему зеркалу.
Чтобы вздрогнуть, едва оно вдруг взорвалось тысячей осколков, изодрав прикрывающую его ткань и не коснувшись меня ни одним кусочком стекла.
Наверное, следовало остановиться, но я, движимая каким-то странным чувством, медленно направилась к следующему – оно взорвалось сверкающей россыпью, как и первое. Та же участь постигла третье, четвертое, пятое, шестое, седьмое, восьмое, девятое зеркала… А я, совершив круг, вновь вернулась к двери, подошла к императору и почему-то спросила:
– Вина, мой кесарь?
Он молча, глядя мне в глаза, отобрал у меня бокал, и тот исчез, словно его и не было.
А затем меня вдруг накрыло странное ощущение, словно здесь вообще никого больше не было, только я и кесарь. Я и он. И ничего между нами, включая едва ли не подрагивающий от напряжения воздух, этот мир, мой мир, звезды… вообще ничего. Я и он… Жуткое ощущение. И жуткое осознание.
– Зеркала закрыты из-за меня? – спросила вслух, хотя прекрасно понимала, что, задай я этот вопрос мысленно, была бы услышана.
Но я спросила вслух, на их, светлом языке, краем зрения отмечая, как вздрогнула Эллиситорес, невольно подтвердив мое предположение.
– Что ж, – я стоически перенесла и это, – надеюсь, хотя бы родной… в смысле, не родной отец узнает меня при встрече.
– Едва ли, – разрушил остатки моей надежды великий и бессмертный.
Я встретила очередной удар судьбы, даже не пошатнувшись. Есть вещи, о которых внутренне догадываешься, просто стараешься не думать… Вот и я старалась не думать, почему еще в Рассветном мире моя кожа стала бледнее на порядок… И почему тот же Юранкар не призналал во мне человека до тех пор, пока я не сняла покров с головы…
– Так, – медленно произнесла я, – сегодня будет скандал.
– Сегодня я занят, нежная моя, – мгновенно ответил кесарь.
Неодетые девушки заметно оживились, даже перестали смотреть исключительно в пол и подняли осторожные взгляды на нас. Эллиситорес же начала зорко высматривать, на кого падет взгляд кесаря. Но его взгляд упорно держался на мне, к нашему общему со свекровью и девушками искреннему сожалению.
– И чем же вы будете заняты, позвольте поинтересоваться? – собственно, поинтересовалась я.
Кесарь смотрел на меня совершенно без улыбки, холодно и даже зло. Я – в упор на него.
– Ты пьяна, нежная моя, – тихо произнес он.
Безразлично пожала плечами и, развернувшись, направилась к выходу. Впрочем, дойдя до дверей, обернулась и произнесла на языке элларов:
– Пришлите ко мне вашего секретаря.
– Зачем? – холодно спросил император.
– Внесу в ваше сегодняшнее расписание мою истерику, ваше императорское величество.
Ледяной взгляд в ответ.
– А вы полагали, что двадцатиоднолетняя девушка, пусть даже это и я, безразлично воспримет изменения в собственной внешности? – возмущенно спросила, повысив голос. И завершила уже совершенно спокойно: – Истерика неизбежна. Но так как в данный момент мне есть чем заняться, мы перенесем ее на время ужина. И мне совершенно плевать, заняты вы сегодня или нет. Ко всему прочему, я планирую как минимум три скандала. Для первых двух повод уже имеется, для третьего – найду. Жду вашего секретаря. Доброго дня, мой кесарь. Пресветлая матушка, полагаю, теперь, когда ваш сын имеет возможность сам лицезреть весь представленный ассортимент, я вам уже не требуюсь.
Высказав все это, я вышла в преддверье разврата, в котором рабов мужского пола уже не наблюдалось, взглянула на ожидавшую меня бывшую любовницу кесаря и приказала:
– За мной.
И, несмотря на то что ее мечта, цель и идея фикс находилась сейчас совсем рядом, девушка поспешила за мной, с опасением поглядывая на двери в гарем, которые захлопнулись, едва я вышла. Что, впрочем, неудивительно – кесарь всегда считал, что разврат и я вещи несовместимые, даже срамную книгу отобрал в свое время. Так что да, я совершенно не удивилась.
Удивление вызвало иное – мы с моей новой знакомой едва ли шагов на сто отошли от входа в гарем, как оттуда, распахнув двери, выскочила Эллиситорес и, едва сдерживая слезы, опрометью бросилась в сторону витой лестницы, что для леди даже в моем понимании было не слишком приемлемо, а стражники так вообще потрясенно застыли. Но оружие не выронили – молодцы, хвалю.
А вот затем случилось страшное.
Отдаленный крик и алые брызги, окрасившие противоположную от дверей стену, трех застывших стражей и пол… Я даже не вскрикнула, в отличие от сжавшейся возле меня девушки. И не содрогнулась, в отличие от стражей.
Я просто поняла, что терпеть далее не намерена!
– Отправляйся в мои покои, скажи рабыням, чтобы нормально одели тебя, – приказала рыжей.
И уже собиралась пойти… убить кесаря, к примеру, как девушка, вдруг рухнув на колени, схватила меня за полу платья и торопливо зашептала:
– Нет, нет, пожалуйста, пресветлая императрица, есть лишь одно преступление, за которое он не щадит никого, не…
Договорить она не успела – в галерею вышел кесарь.
Высокий, выше всех присутствующих стражей в доспехах, неотвратимо надвигающийся на меня, словно ледяная глыба… Хотя о чем это я? Да любой айсберг по сравнению с кесарем просто образец теплоты, обаяния и нежности!
– Твое красноречие поражает, нежная моя, – продолжая идти ко мне, насмешливо произнес кесарь.
Он улыбался. Ласково. Убийственно ласково. А в его глазах за вечными льдами бушевало ледяное пламя ярости. Кесарь был взбешен. Взбешен настолько, что с его приближением по стенам галереи поползли черные трещины, заставившие в ужасе застыть стражников. Впрочем, они и так не дышали с момента появления императора. И у меня в целом складывалось ощущение, что в Эрадарасе в принципе дышать перестали с появлением кесаря!
Все, кроме меня.
Потому что лично я внезапно поняла, что, несмотря на пугающее приближение супруга, едва сдерживаюсь от вполне обоснованной злости. И я не знаю, что это – вино или мое терпение истощилось окончательно, но, не дожидаясь приближения кесаря, в данный момент являвшегося олицетворением самой смерти, я разгневанно высказала:
– Да сколько, к демонам, можно всех убивать направо и налево?!
В гнетущей тишине мой голос разлетелся словно крик, но это не остановило ни меня, ни продолжающего идти ко мне императора.
– Вы! – вот теперь это был почти крик. – Вы монстр! И внешне, и внутренне, и морально, и вообще абсолютно и полностью! Для вас чужая жизнь – пыль под ногами, вы ее даже не замечаете! Вы… вы готовы убивать без жалости и сожаления! Вы…
Кесарь медленно подошел ко мне, так близко, что, тяжело дыша, я невольно касалась вздымающейся грудью его тела, так же медленно наклонился, пальцем подцепив за подбородок, вынудив практически запрокинуть голову, и издевательски поинтересовался, глядя мне в глаза:
– А много ли сожаления испытала ты, нежная моя, глядя вчера на останки лорда Ларвейна?
По спине прошелся холод.
А потом такой жар, и это был уже не гнев – меня охватила ярость:
– Смерть владетеля Лунного дворца была необходима и неизбежна. Он стоял на пути развития Сатарэна, я отдала приказ убрать его с дороги! Это исключительно политическое решение, и у него были объективные причины!
Кесарь улыбнулся и, склонившись почти к самым моим губам, тихо произнес:
– А почему ты решила, что я убиваю без причины?
Он задал вопрос на оитлонском, и мое сердце на миг дрогнуло, впитывая слова родного языка, как тепло солнечного луча, но я подавила этот отклик железным усилием воли и тихо ответила, исключительно на языке пресветлых:
– Потому что с самого моего детства я знаю вас как безжалостного убийцу, не щадящего никого и ничего вокруг, убивающего за малейшую провинность и даже не за неповиновение – за один лишь намек на него. Помнится, однажды вы сказали, что не нуждаетесь в оправданиях – так их и не существует! Ни единого оправдания для вашей чудовищной и не поддающейся пониманию жестокости. А что касается лорда Ларвейна, помнится, он начал первым, предприняв попытку организации моего убийства. Так что, по большому счету, я лишь нанесла удар, не дожидаясь, пока владетель Лунного дворца меня убьет. Пытались ли вас убить мои служанки, эти несчастные девушки в гареме, или, к примеру, Тэхарс?! Сильно сомневаюсь! Так что не стоит даже пытаться нас сравнивать, мой повелитель! Мы разные. Вы разрушаете, я созидаю. Вы – смерть, я – приемлемое существование для тех, за кого несу ответственность! Вы – монстр, а я просто вынуждена отдавать приказ об устранении тех, чье дальнейшее существование может стоить моей империи слишком многих жизней!
И развернувшись, я покинула кесаря, ощущая безумное желание попинать хоть что-то, раз уж пинание супруга возможным не представляется.
* * *
В императорскую канцелярию практически ворвалась, даже дорогу нашла сама и с первого раза. Войдя, торопливо пересчитала своих служащих, игнорируя их общее пожелание мне сияющего дня, и, лишь осознав, что все на месте, облегченно выдохнула.
– Утро не задалось? – лениво поинтересовался сидящий у окна в темном, словно подчеркивающем его расу кресле Адрас.
И я пошла к нему. Остановилась в двух шагах, сцепив руки за спиной и глядя в окно.
– Мм-м, – протянул принц, – все так плохо?
– Если учесть, что «хуже некуда» наступило с момента появления в этом мире, то, полагаю, термин «плохо» можно уже не использовать вовсе, – тихо ответила я.
– Понятно, – кратко ответил принц Мрака.
Едва ли ему было что-то понятно, но от его попытки поддержать мне стало немного легче. К сожалению, только немного. Глядя в окно, я заметила движение внизу, опустила взгляд и застыла – несколько стражников вытаскивали из озера в саду доспехи. Пустые доспехи. Тех стражей, что еще только вчера охраняли дверь нашей общей с кесарем спальни… Тэхарс был прав, абсолютно прав, сказав: «Сегодня полетят головы». Кесарь никому не простил вторжения Акьяра во дворец. Даже тем, кому просто нечего было противопоставить принцу Ночного ужаса. Абсолютно нечего. Но оправдания императора не интересовали, чужие жизни – так же… О Великий Белый дух, я надеюсь, Акьяр никогда больше не сумеет проникнуть сюда, иначе Араэден половину прислуги изничтожит в приступе неконтролируемой ярости.
Адрас, поднявшись, встал рядом, так же сцепив руки за спиной, проследив за моим взглядом, мрачно произнес:
– Кьяр.
– Вам известно, что он был здесь вчера?
– Я вызывал императора, – просто ответил принц.
И удостоился моего более чем удивленного взгляда.
– Новое магическое образование в заброшенной шахте у гномов блокировало большинство каналов связи, я задействовал кровную, – совершенно спокойно пояснил Адрас. И так же безмятежно, словно говорил о чем-то совершено несущественном, продолжил: – Охрана дворца допустила ошибку. Они обязаны были реагировать на любые странности, но не предприняли никаких действий, едва вы пропали с порога собственной спальни. Наказание оправдано.
И он, повернувшись, прислонился бедром к подоконнику и, сложив руки на груди, посмотрел на меня. Не просто посмотрел – пристально всмотрелся, после чего вынес совершенно верное заключение:
– Вы не считаете его действия оправданными.
– Нет, – не видела смысла лукавить.
– Вы дитя иного, видимо, гораздо более доброго мира, – задумчиво произнес принц Мрака. – Нам с Араэденом пришлось выживать в этом, и мы знаем цену любой, даже кажущейся сущей мелочью ошибки.
Горько рассмеявшись, я указала на груду извлеченных из озера с плотоядными рыбами доспехов и недоуменно спросила:
– Неужели это справедливое наказание тем, кто просто не осознал сути происходящего?
Поведя плечом, Адрас протянул руку, и на ней вдруг появилось яблоко. Большое, красное, блестящее, сочное яблоко. Принц Мрака ловко, как фокусник, повернул его ко мне другой стороной, и я заметила маленькое пятнышко гнили. Оно было совершенно безобидным, видимо, просто на месте удара яблоко начало портиться.
– Как бы поступили в вашем мире с таким яблоком, Катрина? – спросил Адрас, допустив ошибку в произношении моего имени, но я не обиделась.
Взглянув на темного, просто ответила:
