скачать книгу бесплатно
– Деньги у меня в левом кармане куртки, – подсказал инженер. – Там немного.
– А кто тебе сказал, что нам нужны деньги? – раздался голос из-за спины.
И тут Доморадов почувствовал, как что-то острое и тонкое впилось ему в основание шеи. Инъекция отозвалась мгновенной болью, а затем в голове произошло помутнение. Бетонный фонарный столб внезапно изогнулся змеей, склонился к земле, и Александр даже не понял, что падает.
Низкорослые мужчины в черном подхватили обмякшее безвольное тело под руки и поволокли вдоль проезда к машине с открытым багажником. Тяжело пыхтя, они закинули туда грузного Доморадова. Кореец с забинтованной правой рукой склонился над ним, чтобы расслышать ровное дыхание. Крышка багажника захлопнулась. Легковая машина неторопливо тронулась с места, то и дело мигая рубинами стоп-сигналов.
Благополучно миновав шлагбаум при въезде, корейцы вырулили на улицу. Ехали не торопясь, соблюдая абсолютно все правила дорожного движения. И только за городом позволили себе разогнаться.
Свет фар выхватывал из темноты ярко-белую разметку, машина летела по дороге. Наконец автомобиль свернул на гравийку, ведущую к побережью. Скрипнули тормоза, погасли огни, смолк двигатель. Кореец с забинтованной рукой вышел из машины и, достав фонарик, несколько раз моргнул им в сторону моря. Наступило напряженное ожидание.
В ночи прорезался ответный луч. Наконец низкорослые корейцы скупо улыбнулись. Из темноты на веслах выплыла надувная моторка, ткнулась носом в берег. Захрустела галька. Торопясь, корейцы вытащили из багажника бесчувственного Доморадова, поволокли его на пляж; раздели, абсолютно голого засунули в спальный мешок и закрыли молнию. Действуя уже вчетвером, они погрузили инженера в надувную лодку, и та без единого всплеска вновь исчезла в темноте. Кореец забинтованной рукой вытер вспотевший лоб.
Машина развернулась на пятачке перед пляжем и понеслась к поселку. На окраине автомобиль свернул к воротам, возле которых красовалась надпись «Изготовление нестандартных металлоконструкций». Залаяла собака, но, признав своих, тут же смолкла. Зазвенели ключи, приоткрылись железные ворота небольшого цеха. Вспыхнул тусклый свет. Старательно заперев дверь на засов, корейцы взялись за дело.
В углу под всяким тряпьем лежал мертвый мужчина, примерно одной комплекции с Доморадовым. Корейцы торопливо стали облачать его в одежду инженера. А затем включили гидравлическую гильотину для нарезки металлических листов.
Гудели электромотор и масляный насос, выдвигались и втягивались блестящие штоки гидроцилиндров, зловеще лязгали гигантские ножницы гильотины, расчленяя мертвое тело. Все, по чему можно было бы уверенно опознать человека: голову, кисти рук, ступни – вновь забросали тряпьем. Расчлененный труп загрузили в две большие сумки, вытащили их на улицу. Пес, почуяв запах мертвого тела, жалобно заскулил и забился в будку.
…Била тугая струя из шланга, смывая с гильотины и бетонного пола следы крови. Свет в цеху погас. Звякнули ключи в замке, и машина с двумя тяжелыми сумками в багажнике покинула территорию мастерской по изготовлению нестандартных металлических конструкций.
А через три дня на столе в морге судмедэкспертизы лежали выловленные в море фрагменты тела. Сохранившиеся на них части одежды, а также некоторые вещи, найденные в карманах, однозначно свидетельствовали, что принадлежат они пропавшему инженеру Александру Доморадову. Сказать что-либо точно про причину смерти было сложно. Возможно, бедняга сперва утонул – ведь в тканях были обнаружены следы алкоголя, – просто свалился в воду. Во всяком случае, расчленена была уже мертвая плоть. Заключение патологоанатома свидетельствовало, что, скорее всего, труп Доморадова порубило на куски винтами одного из кораблей.
* * *
Еще в советские времена журналисты любили писать о странах и городах контрастов. Обычно этот термин употребляли, когда речь шла о западном мире. Ведь идеологически выдержанный писака или фотокорреспондент, блаженствующий на командировочные в загнивающих «каменных джунглях», обязательно должен был отыскать какой-нибудь негатив. А отыскать-то не так-то просто, когда вокруг небоскребы, полчища машин, магазины ломятся от изобилия товаров, и даже пособие по безработице в несколько раз больше зарплаты советского инженера. Однако голь на выдумки хитра. Вот и выкручивались.
Поступает к главному редактору «Правды» или «Известий» фотография центра Нью-Йорка. А ушлый журналист, переславший ее, уже и подпись придумал: «Нью-Йорк – город контрастов, из-за небоскребов не видно обветшавших домов». Теперь такую фотографию с подобной подписью не стыдно и на первую страницу главной партийной газеты поставить. Все идейно выверено.
Однако советская пресса упрямо не хотела замечать контрасты в социалистических государствах, самым одиозным из которых и поныне остается Корейская Народно-Демократическая Республика, или, проще говоря, Северная Корея. Странное дело – на Корейском полуострове живет один народ. Но контраст между Югом и Севером такой, что и оценить его сложно. Южанам повезло – попали они в американскую сферу влияния и стали одной из самых богатых наций в регионе. А вот северные корейцы под руководством мудрого и великого вождя Ким Ир Сена при поддержке коммунистических советников из СССР и Китая стали строить социализм по образцу Сталина и Мао со всеми вытекающими из этого последствиями.
Практически весь мир сильно изменился с тех пор, но только не Северная Корея. Она воистину сделалась страной контрастов. Тут случались годы, когда от голода умирали миллионы людей, но при этом в стране вовсю форсировалась и форсируется программа создания военных ракет, способных доставлять ядерные заряды. Правда, ракеты эти почему-то летят совсем не в ту сторону, куда их запустили… Одна, например, чуть во Владивосток не угодила. Однако народ горд своим мудрым и любимым руководителем. Не у каждого хватит духа перечить великим державам. А Северная Корея словно специально нарывается на неприятности и международные санкции. Есть и другие поводы для гордости – стоят по всей КНДР бронзовые памятники ее создателю и вечному руководителю Ким Ир Сену. И неважно, что он уже давно умер, передав власть своему сыну. Но официально великий вождь и до сих пор считается руководителем страны, бессмертным и несменяемым. Ну, чем не контраст? А есть и другие.
В столице, Пхеньяне, имеются даже небоскребы. Вот только лифты в них не предусмотрены. И местный водопровод не в состоянии подавать воду на верхние этажи. А в них люди живут, ходят пешком по лестницам, воду ведрами носят, а на балконах еще умудряются свиней и кур держать, чтобы с голоду не загнуться, потому как все распределяется по карточкам. Ну, разве что по решению трудового коллектива передовику производства могут позволить купить себе в год не одни трусы и две пары носков, а двое трусов и три пары носков. А уж если ваша семья имеет возможность каждый день на завтрак питаться яйцами, то вы уже относитесь к тому слою общества, который на Западе принято называть средним классом.
А еще в Северной Корее очень любят масштабные зрелища. У них даже оперный театр самый лучший в мире – в смысле оборудования. Там настоящий горный водопад на сцене можно устроить и морское сражение организовать. И это при том, что первый светофор в Пхеньяне появился чуть больше десятилетия тому назад. А к чему светофоры, если машин раз-два и обчелся? На них только высшее руководство страны разъезжает.
Но опера – это на любителя, не каждому она с голодухи понравится. А потому несколько раз в год для северокорейского народа организуют парады и отмечают на стадионах праздники, типа дня рождения Ким Ир Сена с масштабными театрализованными массовыми действами…
Если в городе вывешивают флаги, значит, случился праздник. В этот день весь Пхеньян прямо-таки пестрел флагами, бумажными фонариками и кумачовыми лозунгами, прославлявшими мудрое руководство и идеи «чучхе». «Чучхе» – это, кстати, совсем и не ругательство, а принцип существования государства, которое обозначает опору во всем только на собственные силы – мол, и продовольствием сами себя обеспечим, и промышленными товарами. Вот только иногда незадачи случаются – люди от голода мрут. Тогда корейское руководство с Западом торг устраивает. Дескать, давайте, присылайте нам гуманитарную помощь, мешки с рисом везите, тогда мы свою ядерную программу попридержим, не станем свою атомную бомбу создавать. Гуманитарку дадут, сотни тысяч жизней спасут, а после нового урожая Северная Корея вновь за старое – новую ядерную программу разворачивает или артобстрел соседних островов наладит. Приловчилось руководство жить в условиях «осажденной крепости», есть чем с богатым Западом торговаться…
Обычно в Пхеньяне уличное освещение гасят рано, еще до полуночи, и тогда из космоса северная часть полуострова кажется космической черной дырой на фоне освещенной Южной Кореи, Японии и Сингапура. Но в праздник можно позволить себе и пошиковать.
Солнце уже давно скрылось за горизонтом, а все фонари и подсветка зданий в Пхеньяне пылали вовсю. Горели и прожектора на осветительных мачтах главного стадиона. Народу в нем собралось видимо-невидимо – ни одного места свободного, ведь приглашения строго по трудовым коллективам, по разнарядке идут. Не придешь – можно и в трудовой концентрационный лагерь угодить.
На футбольном поле красивые кореянки в разноцветных полушелковых платьях танцуют, руками машут, ветер гоняют и поют про свою счастливую жизнь. За ними такие же счастливые дети выйдут и тоже петь начнут. Над головами у всех лазерное шоу и вспышки фейерверка. Противоположная от правительственной трибуна специально обученными студентами заполнена, у каждого набор на палочки натянутых разноцветных шелковых полотнищ. По команде «дирижера» они их перед собой поднимают – и складываются из шелковых полотнищ разные картинки: то портрет великого вождя Ким Ир Сена, то герб КНДР, то горный пейзаж… Любота!
Попасть на кульминацию государственного праздника на стадион – это огромное счастье для простого корейца. Сюда только лучших из лучших допускают – передовиков производства. Они на обычных местах сидят. А есть еще и гостевая трибуна, туда уже только по персональным приглашениям крупные чиновники заходят, партийные, военные деятели и представители трудовой интеллигенции. Но существует и «Поднебесная». Там сам Любимый Руководитель восседает с приближенными – первые люди в государстве.
Ранее адмиралу Пак Нам Чхолю, командующему подводными кораблями Восточного флота КНДР, никогда прежде не приходилось сидеть на правительственной трибуне да еще рядом с самим Любимым Руководителем. До этого его место было на гостевой. А вот теперь почему-то выпало такое счастье, и даже сам руководитель государства почему-то ласково посмотрел на него, блеснув стеклышками интеллигентских очков. Что может означать такое возвышение, Пак Нам Чхоль не знал, хотя и сделал для своей страны немало – конечно же, в мерках доступного ему финансирования. Ведь нет у Северной Кореи ни своих подводных атомоходов, ни даже приличных дизельных субмарин. В основном бывшее советское и китайское старье, купленное по цене металлолома, – только для военно-морского парада и годится.
Мелькали в ночном небе разноцветные лазерные лучи. Вспыхивали, разворачивались тигровыми лилиями сполохи фейерверка. Самые красивые кореянки кружились на футбольном поле в синхронном танце. Но не об этом великолепии думал северокорейский адмирал, а все гадал, почему это вдруг сегодня оказался среди небожителей.
И тут сам Любимый Руководитель – невысокий, круглолицый, коренастый, одетый в скромный полувоенный френч – тронул Пак Нам Чхоля за плечо и негромко предложил:
– Пройдемте, товарищ адмирал, в комнату отдыха, – и сразу же поднялся сам, неторопливо двинулся к малоприметной двери.
Сопровождали его два телохранителя.
Адмирал вздрогнул и двинулся вслед. Мысли его метались. Любимый Руководитель вел его не в комнату отдыха, предназначенную для других восседавших на правительственной трибуне, а в свою личную, только для него и предназначенную.
Один из охранников предупредительно открыл дверь. Второй, пропустив Любимого Руководителя, не сделал и шагу дальше. Адмирал глубоко вздохнул, переступил порог и тут же замер в благоговейном страхе. Нет, не изысканность интерьера поразила его – тут-то как раз все было просто, хоть и со вкусом. Широкий кожаный диван, стол с фруктами и легкой закуской, с десяток кожаных же кресел-бегемотов и большой жидкокристаллический экран на стене. Но в одном из кресел почему-то восседал еще один Любимый Руководитель – спину держал прямо, словно палку проглотил. Это не укладывалось в голове, ведь Руководитель должен быть один, а их два… И только потом в воспаленном мозгу мелькнула догадка – двойник.
Повинуясь жесту главы государства, двойник поднялся, взял со стола стакан с водой и с отсутствующим видом проследовал мимо адмирала к выходу. Пак Нам Чхоль даже дыхание задержал, ненавязчиво провожая его глазами. Все движения, покачивания телом и даже легкое прихрамывание было повторено за настоящим главой государства точь-в-точь.
Двойник со стаканом воды вновь появился на правительственной трибуне и занял свое почетное место. Никто и не заметил подмены.
– Присаживайтесь, адмирал, – предложил Любимый Руководитель, указывая на одно из кресел.
Сам же глава государства расположился на кожаном диване. Показная скромность мгновенно улетучилась. Взгляд из-под очков стал хитрым, словно сверлил собеседнику душу. Одну ногу Любимый Руководитель закинул на другую, затем передумал, раздвинул колени и раскинул руки по широкой кожаной спинке дивана.
Пак Нам Чхоль сидел на самом краешке кресла, почти не перенося на него тяжесть тела. Он именно присел и напряженно ожидал, что же поведает ему всесильный хозяин.
– Вы неплохо служите нашей коммунистической родине, – глава государства скользнул взглядом по наградным планкам на груди адмирала. – Я впечатлен тем, как вы развиваете на высоком посту проект своего предшественника.
Пак Нам Чхоль в знак благодарности кивнул. Оказывается, он сделал правильный выбор, поставив на развитие небольших субмарин, способных доставлять группы диверсантов. Эти подлодки были просты и дешевы в изготовлении, а операции, проводимые при их помощи, во многом напоминали приемы ведения войны японцами в сороковых годах. Это были те же самые камикадзе. Подлодки подходили к южнокорейским судам или побережью и совершали диверсии. Диверсанты, а их готовили в основном из числа молодых женщин, обычно гибли. А потом начинались дипломатические ноты и споры: кто виноват, кто первым напал… и у северокорейского руководства появлялись очередные козыри и предметы торга в спорных территориальных вопросах и в неурегулированных до конца взаимоотношениях с Южной Кореей. Условия жизни в «осажденной крепости» Любимый Руководитель умел использовать на «сто двадцать процентов», представляя диверсии как сознательные провокации южан.
– Я оценил ваше старание, адмирал, – негромко говорил глава государства, но при этом его тихий голос проникал в каждую клеточку мозга Пак Нам Чхоля. – И в порядке самокритики должен признать, что партийное руководство недостаточно внимания уделяло развитию нашего подводного флота. Вы готовы взяться за его переоснащение?
– Естественно, готов, – адмирал даже подался вперед. – Но для этого потребуются средства, технологии… Я готов составить записку. На чье имя?
Любимый Руководитель чуть снисходительно улыбнулся. Ему нравилось ставить подчиненных в тупик.
– Я не сомневался в вас и именно поэтому пригласил сегодня сюда. – Пухлые руки с короткими пальцами чуть приподнялись над спинкой кожаного дивана, словно самый могущественный северянин хотел обнять просторное помещение, лишенное окон. – Великие идеи «чучхе» предполагают опору во всем на собственные силы, – с прежней улыбкой вещал Любимый Руководитель. – Но иногда бывает не грех кое-что позаимствовать или, проще говоря, украсть у соседей. Так дешевле. По информации, которая мне поступила, русские закончили разработку и создание уникальной подводной лодки. Небольшая дизельная субмарина, так называемая «атакующая подлодка» или же «Hunter-Killer», то есть «убийца авианосцев», или SSN, по натовской классификации. Главное ее достоинство – почти полная «невидимость», этакая подводная технология «стелс». На ней можно абсолютно безнаказанно подходить к вражеским кораблям и уходить незамеченным. Есть еще много других интересных характеристик, с которыми вас познакомят подробнее мои помощники…
Любимый Руководитель явно говорил то, что подготовили ему референты. По большому счету он мог сразу свести адмирала с одним из своих помощников, но, озвучивая важное государственное дело, руководитель страны как бы демонстрировал, что он в курсе всего, разбирается во всем. И это поднимало его в глазах подчиненных.
– … короче говоря, адмирал, наши военно-морские силы проводят учения в районе спорных с южанами островов, по которым вопрос все еще не урегулирован. Это демонстрация силы. А русские в это же время проводят обкатку своей новой субмарины. Они не избегнут искушения поинтересоваться ходом учений, и в вашу задачу входит обнаружение этой новой подлодки, и какими угодно способами – подчеркиваю, какими угодно – ее захватить. В случае, если это не удастся и русские наши намерения раскроют – нужно просто уничтожить субмарину, чтобы избежать дипломатического скандала. Но это на крайний случай. Командующий учениями моим распоряжением будет подчинен вам. Сложная задача? – И без того узкие глаза Любимого Руководителя сделались еще уже, растянулись в улыбчивом прищуре.
– Учитывая технологию «стелс»… – развел руками Пак Нам Чхоль.
– У нас есть одна зацепка – русский инженер, проводивший ходовые испытания субмарины. Не буду вдаваться в подробности, но нам удалось имитировать его гибель и похитить из России. Кое в чем он уже сотрудничает с нами. Должен сотрудничать и с вами. Зовут его Александр Доморадов. Можете обещать ему все, что угодно, даже невозможное. Где надо – припугните, ведь для других он уже мертв. Главное, чтобы он помог вам завладеть субмариной.
Любимый Руководитель уже не стал спрашивать согласия адмирала на подобную грязную работенку. В его стране такое не было принято. Ты или исполняешь решение партийного руководства, или же идешь в расход.
Дверь, ведущая с трибуны, открылась, в нее важно зашел двойник. Он молча поставил пустой стакан и сел в кресло – спину вновь держал прямо, словно палку проглотил. Глядел не на присутствовавших, а куда-то в пространство, сквозь стену. Любимый Руководитель подал знак адмиралу, и вдвоем они вернулись на трибуну. Никто из гостей так и не заметил долгого отсутствия главы государства. А на футбольном поле кружились в танце северокорейские красавицы. В ночном небе разгорались огненные цветы фейерверка…
Глава 4
Испытание самой последней разработки российских оборонщиков – атакующей подлодки – подходило к концу. Сверхсекретная субмарина хоть и не числилась еще в составе ни одного из российских флотов, но уже имела свое имя. Идея назвать ее неброско «Щукой» принадлежала контр-адмиралу Нагибину. А почему бы и не назвать чудо современной техники в честь легендарных советских субмарин времен Второй мировой войны из серии «Щ»? Подлодки этой серии моряки любовно называли «щуками».
Позади остались доставка «убийцы авианосцев» во Владивосток, ночной спуск на воду, где доживают свое, ржавея у пирсов, списанные атомные ракетоносцы, и короткие проводы в первый поход – как и положено, произведенные под Андреевским стягом и коротким напутствием «крестного» этого проекта – контр-адмирала Нагибина. А затем «Щука» скрылась в туманной темноте.
Автономные испытания в Японском море уверенно подтверждали один за одним технические параметры, а в чем-то даже превосходили их: «скорость хода», «предельная глубина погружения», «бесшумность».
Командиру подлодки кавторангу Дулову только и оставалось, что трижды поплевать через левое плечо и суеверно добавить: «чтоб не сглазить». И вот когда программа испытаний оказалась исчерпанной, пришло время открыть очередной конверт, хранившийся в сейфе. Кавторанг озадаченно прочитал приказ – прибыть в подводном положении в заданный квадрат в расчетное время, осуществить всплытие и ожидать, сохраняя радиомолчание. Зачем это надо сделать, почему выбран квадрат в открытом море и чего именно следует ожидать – так и оставалось загадкой. Но во флоте, как и в вооруженных силах вообще, приказы не обсуждаются, их следует выполнять. А потому, когда Дулов появился на центральном посту, он скомандовал:
– Подъем на перископную глубину. Влево на двадцать градусов. Курс…
Штанга перископа скользнула вверх. Кавторанг раскрыл ручки и припал к новенькой резиновой маске, все еще пахнущей бактерицидной пропиткой. В пределах видимости не находилось ни одного судна.
Солнце уже клонилось к западу. По большому счету можно было идти в надводном положении на работающем дизеле, параллельно заряжая аккумуляторы. Заодно экипаж смог бы подняться на палубный настил и подышать свежим воздухом. Но опять-таки приказ нельзя нарушить, хоть и не чувствуешь необходимости его выполнять.
– Поднять шноркель, – отдал приказ командир.
Есть у субмарин такое хитрое приспособление – выдвижная телескопическая труба. Лодка остается на перископной глубине, а вот конец трубы поднимается над волнами. Можно и помещение проветрить, и запасы воздуха пополнить, и на дизель перейти.
Штурман уже обсчитал новый курс и доложил, что «Щука» прибудет в заданный квадрат к двум часам ночи.
Командир подошел к акустику, сидевшему за отдельной выгородкой. Лицо моложавого мичмана было напряженным. Он придерживал указательными пальцами закрепленные на голове большие наушники; глаза прикрывали солнцезащитные очки, через щеку тянулся бугристый, давно заживший шрам.
– Ну, что там у нас? – как-то совсем по-домашнему поинтересовался кавторанг, тронув мичмана Прошкина за плечо.
– Слышу только море, товарищ командир. Чисто и на воде, и под водой.
– Перейти на дизель, – отдал приказ кавторанг.
Заработали мощные двигатели, стала ощутима легкая вибрация.
Акустик «Щуки» был уникальным человеком. Наверное, подобного ему не имелось ни в одном военно-морском флоте мира. Вот уже два года, как Прошкин ослеп. Случилось это во время пожара на атомном ракетоносце, где он тогда проходил службу. Естественно, его, как инвалида, списали на берег. Но молодой подводник не сдался и через год тренировок уже пытался доказать военврачам, что вполне может вернуться на службу в военно-морской флот на должность акустика. Конечно же, от него отмахивались – никто из медиков не хотел брать на себя такую ответственность. К счастью Прошкина, о странном инвалиде по зрению доложили контр-адмиралу Нагибину. А Федор Ильич любил людей упорных, неординарных, ставивших перед собой недостижимые цели. Он первый отнесся к Прошкину с полным пониманием. Скидок на увечье не делал, его интересовала только профессия. Вот тут-то и оказалось, что слепота обострила слух у мичмана до сверхъестественных возможностей. Он безошибочно определял людей по звуку их дыхания, мог передвигаться в незнакомом помещении, ориентируясь на не слышное для обычного уха эхо, отраженное предметами. Правда, от финального эксперимента, предложенного самим Прошкиным, Нагибин отказался. Тот уверял, что может вести машину по городу в часы пик, лишь бы это был кабриолет, что позволяло бы различать звуки. И чем больше машин вокруг – тем лучше, легче ориентироваться, кто разгоняется, кто тормозит перед светофором, кто трогается. И когда Нагибин подбирал экипаж для будущей подлодки, он и предложил Дулову кандидатуру необычного акустика.
«Если согласишься, не пожалеешь», – пообещал контр-адмирал.
Теперь у командира субмарины отпали последние сомнения. Он был уверен, что Прошкин просто не способен ошибиться. Он даже услышит, как маленькая рыбешка проплывет мимо «Щуки», и непременно назовет ее вид и размер.
Аккумуляторы уже были заряжены, запасы воздуха пополнены. Субмарина прошла последние мили и оказалась в заданном квадрате. Стрелки на часах, как и обещал штурман, показывали два часа ночи. И хоть Прошкин вновь подтвердил, что других кораблей и судов поблизости нет, Дулов все же поднял перископ.
Ночь стояла туманная. Горизонт не различался, небо сливалось с морем. Небольшие волны прокатывались над лодкой, то и дело брызгая в объектив перископа. Дулов скомандовал «всплытие». Тихо загудели насосы, прокачивая балластные цистерны, наполняя их воздухом. Субмарина медленно всплыла и закачалась на волнах.
Какое это удовольствие – отдраить люк и почувствовать, как свежий морской воздух врывается в легкие! Дулов прекрасно понимал, что значит для экипажа, хоть на короткое время, выбраться из тесного нутра подлодки под открытое небо, дышать полной грудью, иметь возможность смотреть вдаль, а не в переборку, до которой рукой подать. А потому внутри «Щуки» остались лишь те, от кого зависела жизнедеятельность субмарины.
Туман понемногу густел, наплывал клочьями. Командир со старпомом стояли у боевой рубки. Экипаж прогуливался по палубному настилу, звучали негромкие разговоры. Звуки тонули в тумане, как в вате.
Кавторанг Дулов настороженно относился к своему заместителю-старпому. Он не мог еще точно сформулировать, что именно его не устраивает в капитане третьего ранга Олеге Решетникове. На первый взгляд более исполнительного человека было бы трудно отыскать. Не зря же Нагибин рекомендовал его командиру в заместители. Дулов любил людей инициативных, неординарных. Именно таким и был Решетников. Вот разве что слишком рьяно он относился к исполнению инструкций и предписаний.
– Игорь Игнатьевич, – негромко обратился старпом к командиру. – У меня есть на примете отличный акустик…
Решетников вопросительно посмотрел на Дулова, ожидая, как он отреагирует на вступление.
– Возможно, твой протеже и отличный специалист, но я целиком и полностью удовлетворен работой мичмана Прошкина. Так что подыщи другую субмарину, где с личным составом напряженка.
– Зря вы так, товарищ командир, – перешел на официальный тон Решетников. – Я же о деле пекусь. Мичман Прошкин идеален в штатной ситуации. А если, не дай бог, ЧП? Скажем, пожар, когда каждая пара рук на счету, а судьбу экипажа решают секунды.
– Типун тебе на язык, старпом.
– Инструкции и правила не от хорошей жизни пишут. За каждой строчкой и положением десятки загубленных жизней стоят.
– Старпом, – командир повернулся к Решетникову лицом. – Лет шестьдесят тому назад тебя бы назвали паникером и отправили бы в расход. А что насчет инструкций, то я могу тебе на досуге показать с десяток, которые одна другой противоречат. Другого экипажа у меня для тебя нет. Ясно?
– Ясно, товарищ капитан первого ранга, – вздохнул Решетников.
– Не так шумно вздыхай, Прошкин-то море слушает. У него от твоих вздохов в ушах заложит, да и подлодку нашу демаскируешь…
Старпом передернул плечами, демонстрируя, что лично к Прошкину он ничего не имеет и уважает его настойчивость, но подплав – это не благотворительная организация.
Внезапно Дулов почувствовал необъяснимую, почти мистическую тревогу, словно за ним из тумана наблюдал кто-то невидимый. Этого быть не могло «по определению». Акустик обязательно определил бы подходящий к ним корабль или судно по звуку двигателя. Конечно же, радар «Щуки» был выключен, чтобы не засветиться, но работал пассивный сонар – он бы уже точно засек чужой радар.
– Почудилось, – чуть слышно произнес кавторанг, обращаясь к самому себе.
– Вы что-то сказали, товарищ командир? – поинтересовался старпом, но ответа не дождался.
Внезапно в тумане по левому борту ярко вспыхнул прожектор, его свет лизнул палубу субмарины. Члены экипажа застыли в изумлении, ожидая приказа. Световое пятно покачивалось, приближаясь.
– Что такое? – Брови Дулова поползли вверх.
Командовать «погружение» было слишком поздно. Из тумана выплыла небольшая деревянная яхта под косым парусом. Еще немного, и она бы врезалась в борт субмарины. Но столкновения не произошло. На яхте натужно заурчал стартер, застучал двигатель, вода за кормой вспенилась. Судно неторопливо повернулось и стало к «Щуке» боком.
– Твою мать, – прошептал старпом.
– Отставить, – почти беззвучно промолвил командир. – Если что, говорить буду я, и только по-английски. – Он покосился на мокрый Андреевский стяг над кормой подлодки; тот лишь угадывался в тумане и вполне мог сойти издалека за любой другой флаг. Ну, а поскольку на рабочих комбинезонах экипажа «Щуки» не было знаков различия, то можно было попытаться в случае чего представиться кем угодно – хоть американцами, хоть новозеландцами. Приличный английский был для всех членов экипажа обязательным.
Прожектор на яхте продолжал освещать подлодку. Из-за него было невозможно разглядеть и флаг, под которым она ходила. Пауза явно затягивалась. То ли капитан яхты совсем обалдел, чуть не врезавшись посреди открытого моря во всплывшую подлодку, то ли боялся, раздумывая, стоит ли высовываться на палубу. Вполне могло оказаться, что субмарина принадлежит КНДР, а с этими отморозками лучше не пересекаться даже в нейтральных водах – потопят, не задумываясь.
Дулов проклинал эту ночь. Надо же было такому случиться, чтобы повстречать парусную яхту, которую ни один акустик в мире не может услышать, да еще чтобы она шла без бортовых огней и с выключенным радаром!.. Это был для него огромный прокол как для командира. Бездарно засветил секретную субмарину, с яхты ее уже могли сто раз сфотографировать и снять на видео.
«Как минимум «неполное служебное соответствие» светит, – успел подумать Дулов и добавил в сердцах: – Придется килограммы бумаг писать, объясняя случившееся…»
И тут на палубе яхты обозначилось движение. Прожектор ушел в сторону, на мачте вспыхнул фонарь. Командир «Щуки» меньше всего ожидал увидеть контр-адмирала Нагибина, но это был именно он – Федор Ильич стоял у борта и спокойно смотрел на застывший экипаж субмарины. Матросы уже спускали с яхты штормтрап.
– Поднимайтесь ко мне на борт, товарищ кавторанг, – не очень приветливо приказал контр-адмирал.
Пришлось повиноваться.
Нагибин и Дулов сидели в небольшой каюте. Яхту покачивало, но понять это можно было лишь по тому, как переливается минеральная вода в пластиковой бутылке на столе. Настоящий морской волк скорее ощутит дискомфорт на твердой земле.
– Я уже ознакомился с шифрограммой по предварительным итогам испытаний, – негромко проговорил контр-адмирал. – Впечатляет. Экипаж поработал на славу.
– Я хотел бы…
