скачать книгу бесплатно
Ровно за два часа до вылета «Боинга-737» авиакомпании «Трансаэро», зафрахтованного для совершения чартерного рейса группой туристических фирм, динамики зала ожидания аэропорта пробулькали о начале таможенного досмотра и пограничного оформления пассажиров. Граждане засуетились, подхватывая сумки и покорно выстраиваясь в очередь. Некоторые спешно заполняли декларации, консультируясь с бывалыми соседями.
Начальник дежурного пограничного наряда, купив в киоске сигареты, возвращался на рабочее место. Пересекая зал, он, подчиняясь профессиональной привычке, мимоходом разглядывал пассажиров. Из общей людской массы его цепкий взгляд выделил эффектную пару – подтянутого мужчину с фигурой атлета и провожавшую его молодую женщину. Коротко стриженная брюнетка, прилипнув к спутнику, что-то тихо говорила ему, как бы уговаривая остаться. Непроизвольно пограничник сравнил девушку со своей опустившейся женой – вечно брюзжащей каргой с необъятными формами. Позавидовав крепко скроенному красавцу, он подумал, что нет никакого смысла оставлять такую куколку дома и шастать по заграничным курортам в поисках сомнительных приключений.
Вдруг участок его мозга, заполненный тысячами фотографий с оперативных ориентировок на преступников, которых надлежало задержать, выдал тревожный импульс. Лицо девушки затесалось каким-то образом в хранящуюся под черепной коробкой картотеку. Зрачки пограничника сузились, фокусируя зрение на безупречно правильных чертах лица брюнетки. Под черепом зашелестели невидимые листы с грозными предписаниями: при обнаружении немедленно информировать представителя ФСБ… разыскивается Интерполом… принять меры к задержанию.
Лысина начальника интенсивно выделяла пот. Ему пришлось снять фуражку и обмахнуться головным убором, словно веером. Природный компьютер, натренированный годами службы, не дал сбоя и выудил нужную информацию. Пограничник, игнорируя повышенное внимание пассажиров к своей персоне, облегченно рассмеялся раскатистым баском. В смиренно взирающей на своего спутника девушке он узнал восходящую звезду столичной журналистики Дарью Угланову, специализирующуюся на скандальных расследованиях. По материалам ее статьи, посвященной бардаку и коррупции, процветающим в главных международных аэропортах Москвы, пресс-центры Таможенного государственного комитета, Федеральной погранслужбы и прочих заинтересованных контор опубликовали ряд опровержений, а газету с фотографией смелой журналистки сотрудники зачитали до дыр, передавая из рук в руки. Магия печатного слова состоит в том, что люди любят читать о себе даже нелицеприятные вещи. Пропесочив служивый народец, оберегающий границу, журналистка, не зная того, снискала у них нечто вроде популярности.
Начальник, рассекая почтительно расступающуюся толпу, поспешил к подчиненным. Заходя в кабины, он сообщал женщинам с зелеными погонами прапорщиков, готовившимся к проверке документов:
– Девочки, хахаль Углановой бока прогревать летит.
– Той самой… – заахали прапорщицы.
Начальник нахмурил кустистые брови, изображая высшую степень озабоченности.
– Повежливее с журналюгами. Может, мужик задание получил компромат на нас накопать.
Делиться наблюдениями с таможенниками он не счел нужным. Застарелое соперничество двух служб, призванных блюсти интересы государства, обязывало его поступить подобным образом, и если судьбе угодно вылить на таможенников ушат помоев, то так тому и быть – постановил пограничник.
Очередь сокращалась. Таможенники проводили досмотр спустя рукава. Среди туристов редко попадались контрабандисты. Контингент мелких предпринимателей, выкроивших деньги, чтобы вывезти семью в Европу, подозрений не вызывал. Крутилась вертушка, пропуская пассажиров. Диктор призывал опоздавших поторопиться.
Мягко улыбаясь, Святой высвободил свой локоть из пальцев девушки. Он не переносил долгих прощаний, особенно перед рискованными предприятиями.
Подхватив сумку, он чмокнул Угланову в щеку:
– Пожелай мне удачи.
– До свидания, Святой. Я рада, что в репортаже о тебе не поставлена точка. Дай знать, когда устроишься.
Девушка отступила на шаг, открывая путь к вертушке. Энергично встряхнувшись, Святой пристроился за спиной почтенной дамы, успевшей водрузить на голову плетеную шляпку, и направился вперед. Забежав сбоку, Угланова приподнялась на цыпочки и крепко поцеловала его в губы.
– Я никогда тебя не забуду! – горячо прошептала она.
Святой, легонько отталкивая журналистку, отшутился:
– Не позволю. Не надейся. До скорого, Дарья… Даст бог, свидимся!..
Надменный таможенник отодвинул распотрошенный чемодан, принадлежавший даме в соломенной шляпке. Вяло, точно осенняя муха, он покопался среди вещей Святого, наморщив нос, изучил декларацию и обвел жирной линией графу суммы валют.
– Разрешение на вывоз имеете? – простуженно просипел неприятный инспектор.
Зеленоватый листок сертификата банка лег на стойку. Святой подал документ молча и попутно подумал, созерцая натянутые лица пассажиров, проходящих контроль: «Откуда в нас неистребимый страх? Почему выезжающий за границу ощущает себя потенциальным преступником? Хорошо, что в детях уже нет этой рабской покорности и они способны резвиться даже перед таможенными держимордами».
Вялый таможенник достал смятый носовой платок. Громко высморкался, не отпуская пассажира. Проделав процедуру, он милостиво позволил:
– Проходите, уважаемый. Не задерживайте.
Оставался последний барьер, чья прочность определялась зоркостью глаза пограничников и мастерством гравера.
Войдя в узкий коридор между двумя кабинами, Святой подал паспорт. Стараясь сохранять нейтральное выражение лица, он следил за действиями симпатичной белобрысенькой прапорщицы с редкой челкой. Контролер ФПС просмотрела служебный блокнот, сверяя серию и номер паспорта.
– Коноплев Дмитрий Сергеевич? – строго переспросила блондинка.
– Он самый.
– Летите в Италию?
– Куда довезут! – решил побалагурить Святой.
– По индивидуальному туру? – официальным тоном продолжала прапорщица.
Бывавший в переделках похлестче, чем паспортный контроль, Святой тем не менее ощутил нервное покалывание в кончиках пальцев рук.
– Точно так!
Двери в кабину распахнулись, пропуская начальника смены. Офицер, склонившись к девушке, что-то быстро прошептал ей на ухо. Белобрысая прапорщица, моргнув, подняла глаза, пожирая взглядом Святого. В ее глазах блеснули искорки любопытства, а паспорт перекочевал к старшему по званию.
«Кажется, влип, – решил Святой. – Сейчас закружится карусель. Где же облажался гравер? Какую закорючку повернул не в ту сторону?»
Въедливо изучив разлохмаченную книжицу, начальник пограннаряда с ехидцей в голосе заметил:
– Господин Коноплев, где вы паспорт храните? В холодильнике или в духовке кухонной плиты?
Прапорщица коротко хихикнула, поднеся к губам сжатый кулачок. Ее скудная челка рассыпалась слипшимися сосульками.
– Простите, не понял? – Святой, выражая искреннюю заинтересованность, придвинулся к стеклу кабины.
– Бережнее с документами надо обращаться. Посмотрите…
Нагнувшись так, что половина лица стала невидимой для людей с зелеными погонами, Святой, скорчив скорбную физиономию, разглядывал развернутый документ, прижатый к стеклу.
Отвратительное пятно, вобравшее в себя все цвета радуги, походило на клеймо, оставленное нечистоплотным животным, опорожнившимся на бумагу.
«Перестарался гравер с маскировочной мазней. Нагадил лишнего», – выругался про себя Святой.
Занудливо растягивая слова, пограничник продолжал нравоучение:
– Паспорт, между прочим, основной документ, удостоверяющий вашу личность. В следующий раз, господин Коноплев, мы будем вынуждены не пропустить вас. Потрудитесь обменять паспорт на новый и хранить его в надлежащем месте.
Демонстративно шлепнув книжицу на стол, офицер удалился. Клацнул механизм штампа, оставившего фиолетовую отметку контрольно-пропускного пункта. Дорога из России была открыта…
Когда самолет выруливал на взлетную полосу, прапорщицы, пользуясь перерывом, судачили за чашечкой кофе, расслабляясь перед очередным оформлением.
– Вздрючил майор мужика журналистки! – прихлебывая ароматный напиток, делилась блондинка. – Отчитал, как пацана, а тот даже слова поперек не сказал. Стоял навытяжку перед Петровичем… Без выпендрежа…
Гул турбин взмывающего в небо «Боинга» проник через стены служебного помещения. Прапорщица, сделав паузу, похрустела печеньем. Толком не прожевав, она прошепелявила набитым ртом:
– Классного парня Угланова себе отхватила. Только зря отпускает его шастать по курортам. Перехватят в два счета…
Городок с домами под черепичными крышами сразу очаровал Святого. Старая часть Сан-Стефано-дель-Сантино, еще сохранившая средневековый колорит, казалась иллюстрацией из книги сказок: узкие, мощенные стертым тысячами подошв камнем улочки, цветники на балконах, прикрытых пестрыми тентами, источники воды, обложенные плитами пожелтевшего мрамора, овощные лавки с говорливыми продавцами, нахваливающими товар. Курорт на востоке Абруцци, исторической провинции Италии, был идеальным местом для изгнанника. Затерявшись среди туристов, можно было спокойно прогуливаться, не дергаясь при встрече с полицейским из-за давно просроченной визы. Владелец крохотной гостиницы не лез с расспросами, неизменно высказывая восхищение мудрым решением постояльца продлить свое пребывание.
По утрам Святой просыпался с тяжелым чувством неопределенности. Он распахивал окно, усаживался на подоконнике и созерцал черепицу крыш, покрытую зеленоватым налетом. Выпив кофе, который ему, как уважаемому клиенту, дочь хозяина приносила в комнату, Святой отправлялся на пристань. Чтобы бросить якорь в Сан-Стефано-дель-Сантино, требовалась основательная зацепка. Стопка банкнот уменьшалась в объеме. Срок визы истек. Вынужденное безделье – худший вид пытки для деятельного человека – действовало на нервы. Первоначальная расслабленность и давно забытое чувство покоя сменялись хандрой.
Святой устраивал заплывы на длинные дистанции, доводя себя до полного изнеможения. Возвращаясь, долго отлеживался в укромном уголке дикого пляжа, куда забредали только влюбленные парочки. Однажды, направляясь в гостиницу после изнурительного морского марафона, Святой вдруг передумал и решил повременить с ужином. Бесцельно поплутав по улицам старого города, он вышел к собору. Вечерело. Туристы заполнили уютные ресторанчики и пиццерии. Оркестрики, капеллы, музыканты-одиночки наяривали то зажигательные, то меланхолические мелодии, отрабатывая гонорары, заплаченные хозяевами заведений.
Святому хотелось тишины. Массивные двери собора, покрытые резьбой, изображающей сцены из Библии, были открыты. Зайдя внутрь, Святой постоял минуту, давая глазам привыкнуть к полумраку. Несколько набожных прихожанок, молившихся под сводами храма, оторвавшись от разговора с небесами, оглянулись на пришельца и тут же вернулись к своему занятию. Высказав Богу свои просьбы, женщины одна за другой покидали собор. Из неприметной двери возле алтаря вышел храмовый служка, горбун неопределенного возраста, недовольно фыркнул на задерживающегося посетителя и по-крысиному юркнул обратно.
Пройдя сквозь колоннаду, Святой осмотрел могилы местных феодалов, захороненных в нишах стен, надгробные плиты с барельефами и скорбными эпитафиями напоминали о бренности жизни. У саркофага, стоявшего перед одной из ниш, Святой остановился, пытаясь разобраться в надписи. Какой-то представитель знатного рода, носивший титул графа, пал в расцвете лет на поле сражения. Его статуя в рыцарских доспехах возлежала на крышке саркофага, высеченная из темно-серого мрамора. Каменные руки графа сжимали рукоять двуручного меча.
– Простите, – Святой обратился к горбуну-служке, вынырнувшему из-за колонны, – вы говорите по-английски?
Горбун вжал подбородок в грудь:
– Немного…
– Я скверно знаю латынь. Переведите мне окончание эпитафии! – Свою просьбу Святой подкрепил купюрой в пять тысяч лир.
Подобревший служка, видимо, выучивший наизусть все надписи на усыпальницах, дребезжащим голоском пробубнил на плохом английском:
– После смерти от нас ничего не остается, кроме чести.
Тысячеголосое эхо под куполом повторило фразу:
– …ничего не остается, кроме чести…
Горбун посторонился, уступая дорогу странному экскурсанту, продолжившему осмотр в глубокой задумчивости. Святой шел, повторяя про себя запавшие в душу слова, согревающие сердце. Он многое потерял: друзей, имя, оболганное продажным правосудием, но только не честь. У алтаря, в восточном приделе храма, Святой сбавил шаг перед статуей патрона города великомученика Стефана. Каменотес, трудившийся над изображением небесного покровителя лет семьсот тому назад, не был слишком искусным скульптором. Великомученик получился насупленным, с грозно выпяченным подбородком и совершенно не смиренным выражением лица. Мимоходом бросив взгляд на статую, больше похожую на памятник разбойнику-барону или предводителю кровавого крестового похода, чем на образ пострадавшего за веру праведника, Святой тихо, словно немного стесняясь своего панибратского обращения к святому великомученику, прошептал:
– Хоть бы ты помог, приятель. Мы же с тобой вроде как тезки. Только ты на небесах, ближе к Господу, а я на грешной земле.
Перекрестившись по-православному, Святой направился к дверям собора, сопровождаемый горбуном, что-то лопочущим скороговоркой. Ступая по холодному каменному полу, рассеченному полосой света, струившегося из приоткрытого проема дверей, Святой не мог отделаться от ощущения, что статуя великомученика смотрит ему в спину.
На следующий день он познакомился с Дэвидом Стерлингом.
Вообще-то отношение в Сан-Стефано-дель-Сантино к русским (а таковыми считали любого туриста из стран, некогда составлявших Советский Союз) было особенным. Их уважали за грандиозные траты в эксклюзивных магазинах, удивлялись чудовищному количеству спиртного, выпиваемому в один присест, побаивались за разгульный нрав после возлияний. В свод устных преданий городка молва записала ставшую легендарной драку, когда представитель далекой России, повздорив в ресторане с перебравшими скандинавами, за три минуты нокаутировал шесть человек. Пока официанты вызывали полицию, русский выскочил на улицу, купил у зеленщика тележку, утрамбовал на нее скандинавов и увез к себе в отель. По слухам, недавние противники прониклись к россиянину таким уважением, что несколько суток не выходили из номера и беспробудно пили, закусывая спаржей, апельсинами и прочим ассортиментом тележки зеленщика.
Впрочем, такие воспоминания оставила первая волна туристов, нахлынувшая из меняющей свой облик страны. Затем состоятельные русские, быстро разобравшиеся, что к чему, перестали отличаться от европейцев, хотя экстравагантных типов, швыряющих щедрые чаевые официантам, среди них по-прежнему хватало.
Все вышесказанное не относилось к нелегальным эмигрантам, желающим подзаработать. Этот сорт людей, без скидки на национальную принадлежность, местные откровенно не любили, находя их нахлебниками, повинными в безработице. Албанец ли, югослав или иной чужеземец из какой-нибудь нищей страны мог получить исключительно грязную работенку с мизерной оплатой у скупого хозяина, желающего сэкономить на дешевой рабочей силе в обход закона.
Со Святым англичанин повел себя иначе, по-джентльменски. Для начала он наведался в мэрию и побеседовал по-дружески с ее главой. Затем нанес визит вежливости начальнику карабинеров, намекнув на нежелательность слишком придирчивой проверки документов у своего нового помощника.
Почетному гражданину Сан-Стефано-дель-Сантино никто из представителей власти не отказывал. У стражей порядка хватало проблем с ворами-гастролерами, с осевшими на побережье албанцами, сбивающимися в бандитские шайки, а также с продавцами «дури», бесперебойно снабжающими ею почитателей наркотического кайфа. Мэр города, пропустив со Стерлингом по стаканчику вина пятилетней выдержки, выбор одобрил:
– Русские порядочнее, чем эти дикари-албанцы или вороватые румыны. Но почему бы вам не нанять югославов? Они такие покладистые…
Первое время старик приглядывался к Святому, доверяя исполнение мелких поручений вроде ремонта крыши виллетты, чистки бассейна, мойки машины, которую, несмотря на преклонный возраст, англичанин водил сам.
Постепенно они привыкали друг к другу – два человека, принадлежавших к разным мирам. Вечерами Стерлинг приглашал Святого на бокал коньяку, превращая эту процедуру в настоящую церемонию. Он регулировал кондиционер, доводя температуру в помещении до двадцати одного градуса по Цельсию, накрывал стол зеленой скатертью, а если темнело, заменял ее на белую, выставлял бокалы из тончайшего стекла, напоминающие тюльпаны с распустившимися лепестками. Плеснув на донышко «Курвуазье», старик смотрел через идеально прозрачное стекло, оценивая цвет напитка, а затем вдыхал аромат крепкой жидкости, освобождающейся из стеклянной неволи. Спустя минуту Стерлинг делал маленький глоток, смакуя коньяк.
Присутствовавший при этой церемонии Святой каждый раз вспоминал ветеранов своей Родины – бедное, забытое старичье, получавшее убогие подарки ко Дню Победы, продающее за гроши ордена и медали, добытые кровью, влачившее жалкое существование в ожидании смерти как избавления от постылой жизни, недостойной победителей. От таких мыслей на душе становилось тошно, и Святой залпом опрокидывал коньяк, после чего следовала целая лекция Стерлинга о способах получения максимального удовольствия при употреблении божественного напитка.
Блаженно жмурясь, старик бормотал:
– Начинайте дегустацию глазами, полюбуйтесь цветом, прозрачностью и чуть маслянистой консистенцией коньяка. Повертите бокал в руках, заставляя улетучиваться нежный аромат. Когда ваше обоняние утонет в нем, настанет черед для губ и языка. Наслаждайтесь букетом.
Не желая обижать своего покровителя, Святой следовал указаниям англичанина, признавая его правоту в области вкуса. Потом наступал черед неторопливой беседы обо всем на свете. Человек с богатым прошлым, Стерлинг, сохранивший живой, острый ум и интерес к окружающему миру, нашел в Святом достойного собеседника, умеющего слушать.
Воспоминания – страсть пожилых людей, особенно если их прошлое было наполнено яркими событиями, рискованными ситуациями и встречами с неординарными людьми. Дэвиду Стерлингу было чем поделиться. Более того, именно в событиях полувековой давности Святой обнаружил причину странной для англичанина симпатии к русским. Предшествовала этому банальная перестановка мебели в достаточно скромном для состоятельного человека жилище.
– Дружище, помогите передвинуть чертов гроб. – Мистер Стерлинг подпирал плечом высоченный, до потолка, шкаф из красного дерева, занимавший четверть комнаты.
Святой запротестовал:
– Вдвоем нам не справиться. Надо позвать кого-нибудь.
Критически осмотрев антикварную мебель и упершись руками в стенку шкафа, он все же попытался сдвинуть его с места.
– Не поддается!
Старик порывисто распахнул дверцы и принялся доставать вещи.
– Сейчас разгрузим! – приговаривал Стерлинг, вышвыривая костюмы и висевшие на плечиках рубашки.
Посередине комнаты рос холм из одежды. Святой, зная, что упрямого старика бесполезно отговаривать, молча наблюдал за опустошением хранилища. Внезапно англичанин будто натолкнулся на невидимое препятствие и замер в глубине шкафа, скрытый до поясницы дверцами и стенками.
– Мистер Стерлинг… Что-то случилось? – Святой подошел поближе.
Старик не отвечал, что-то рассматривая в сумрачных недрах громоздкого шкафа. Наконец он зашевелился, громко чихнул, наглотавшись пыли, и с величайшей предосторожностью извлек парадный мундир оливкового цвета. Встряхнув френч, Стерлинг развернул его лицевой стороной к Святому. Под левым карманом пестрел прямоугольник орденских колодок. Англичанин расстегнул потемневшие латунные пуговицы, снял мундир с плечиков, бережно уложил на стул. Под оливковым френчем скрывался полиэтиленовый мешок, которым обычно заботливые хозяйки укрывают шубы от моли. Подрагивающими руками, выдающими волнение, старик снял шуршащий мешок. Внутри него оказалась неказистая, выгоревшая на солнце роба, сменившая окраску хаки на почти белую. Куртка напоминала Святому «афганку» – полевую форму одежды в российской армии. Он коснулся выбеленной солнцем и потом ткани, понимая, что прикасается к истории.
Заштопанная в нескольких местах широкими мужскими стежками, куртка явно побывала не в одной передряге. Судя по отношению хозяина – Стерлинг смотрел на нее затуманенными воспоминаниями глазами, игнорируя парадный мундир с пестрыми ленточками регалий, – эта истрепанная одежда давно стала реликвией.
На правом боку Святой разглядел застиранное бурое пятно, оставленное кровью. Вспоротая, по-видимому, осколком ткань была зашита черными суровыми нитками. Точно так же пришит поблекший нарукавный шеврон: орел, заключенный в круг, распростер крылья над автоматом «томпсон» – оружием британских парашютистов, а внизу под ним композицию дополняли два вертикально стоящих снаряда. Над кругом располагалась дуга, составленная из букв, идущих вслед за одной-единственной цифрой.
Святой бережно подхватил рукав куртки, переместив ладонь под шеврон. Напрягая зрение, он прочитал вслух:
– «Намбер уан Лонг Рэйндж Демолюшн Скуадрон…» Номер один Истребительный отряд дальнего действия. – Святой машинально перевел надпись на русский язык.
Читая немой вопрос в глазах своего молодого собеседника, Стерлинг аккуратно сложил куртку, жестом попросил следовать за ним. Перейдя в комнату, служившую гостиной, он приспустил жалюзи, придвинул плетеное кресло к круглому столу, на который выставил пузатую бутылку. Нарушая железный распорядок – до ужина англичанин не брал в рот крепких напитков, – Стерлинг разлил коньяк, но вопреки обыкновению не стал дегустировать, а выпил в русском стиле, одним глотком.
Откинувшись на спинку кресла, старик уперся взглядом в потолок. Выдержав паузу, он заговорил:
– Знаешь, как по ночам холодно в пустыне?! Холод пронизывает до костей даже под шерстяным одеялом… Я оказался в Египте после рождественских праздников, в самом начале сорок второго года. Зеленый, необстрелянный юнец, воображавший войну романтическим приключением с погонями и перестрелкой. – Стерлинг пригубил коньяк. – Наше положение было паршивым. Мы, попросту говоря, драпали, как перетрусившие крысы, и гибли под гусеницами германских танковых дивизий…
Любимец Гитлера, командующий Африканским корпусом генерал Роммель, чехвостил наши войска в хвост и в гриву. Его танки рвались через Ливийскую пустыню в глубь Египта, намереваясь затем пробиться через Палестину в Ирак, куда шли на соединение немецкие армии, захватившие Северный Кавказ и юг России.
Пальцы Стерлинга вычерчивали схемы, направления ударов, разорванные немцами оборонительные линии. Со стороны он мог показаться безумным художником, воплощающим на поверхности стола свои буйные фантазии.
– Мы испытывали панический страх перед Роммелем. Солдаты запугивали друг друга легендами о Лисе Пустыни, танки которого появлялись внезапно и неуклонно выполняли намеченное, а когда отходили, по сторонам дороги, прикрывая их, стояли эти ужасные пушки восемьдесят восьмого калибра! Низкие, отлично замаскированные среди барханов за сухими кустами, они прошивали снарядами броню наших танков, как лист бумаги. Танки горели, словно спичечные коробки! – Стерлинг передернул плечами, взволнованный воспоминаниями.
