скачать книгу бесплатно
Моя очередь включать иронию:
– Совершенствуешь навыки медвежатника?
– Паша, ты же знаешь: немецкие сейфы я вскрываю не корысти ради, а в качестве хобби. Из познавательного и спортивного интереса… – лопочет он. И стремительно переводит разговор на другое: – Пошли на балкон – покурим.
Возвращаемся в гостиную, выходим на узкий, но длинный балкон. Закуриваем. Юрка с Ирэн, которая по паспорту обычная Ирина, о чем-то спорят приглушенными голосами; я не вмешиваюсь – облокотившись на перила, затягиваюсь дымком и стараюсь думать о своем…
Не выходит. Шепот набирает децибелы и постепенно переходит в перебранку. Не слышать фраз, переключившись на созерцание дворовых достопримечательностей, попросту не получается.
– По-моему, наши отношения перестают развиваться.
– Ты права. Как насчет анального секса?
– Дурак…
Обычная светская болтовня о высоком.
Потом они вспоминают о Базылеве, выясняют отношения из-за какого-то бывшего футболиста… И мне становится очевидно следующее: наше юное дарование по фамилии Ткач давно уволено с нормальной работы и перебивается случайными или сомнительными заработками.
Затушив в пепельнице окурок, я решительно поворачиваюсь к Юрке:
– Значит, ты меня разводил, заливая про должность системного администратора?
– Та работа не стоила того хера, который я на нее положил! – в запале огрызается тот.
– Приручив собаку, человек навсегда потерял нюх. Теперь человек приручил компьютер и начинает терять мозг…
– Да пошел ты! – огрызается молодой засранец. – Чего ты лезешь в мою жизнь?!
Сплюнув вниз, интересуюсь:
– Какой у тебя этаж?
– Третий. А что, Павел Аркадьевич, с балкона меня выкинуть собираешься?
– Есть такая мыслишка. Но, думаю, низковато – разлет мозгов будет маленький. Не шедеврально.
– Не так страшна сила, как неадекватность ее владельца, – бурчит Юрка и на всякий случай отходит подальше.
Швырять его за борт я, конечно, не собирался, а вот хорошенько проучить за постоянное вранье и неуважение к старшим – страсть как охота. Расправу останавливает присутствие девицы да испуганные глазенки с тщедушным телосложением молодого авантюриста. Порой кажется, что его свалит легкий подзатыльник или безобидный щелбан. Еще в такие минуты мне вспоминается мать Андрея с Юркой – добрая, мужественная женщина, долгое время боровшаяся с раком и проигравшая эту борьбу.
– Ладно, на сегодня полет отменяется – зрителей многовато, – оглядываюсь на женские голоса, доносящиеся из комнаты. – Но учти на будущее, молокосос: выкинешь фортель – мозг буду чистить через нос. Или через левый глаз. Усек?
Молодежь в почтительном молчании проскальзывает мимо. У тети Даши что-то не клеится с приготовлением горячего блюда, и я, оставшись в одиночестве у перил с облупившейся коричневой краской, принимаюсь изучать прохожих под невеселые воспоминания чеченской войны…
* * *
За пару лет до начала второй чеченской кампании мы неплохо обжились в районе аэропорта Северный в Грозном. Состав нашей группы постоянно варьировался от тридцати до пятидесяти человек, и тем не менее нам отвели закуток в казарме для рядового и сержантского состава и три двухместных номера в общаге для офицеров. Официально здесь хозяйничала 46-я Отдельная бригада оперативного назначения. Мы, спецназ ВДВ, вроде сами по себе, но половину задач выполняли совместно с ними.
К 2005 году в обширном военном городке по соседству со штабом соединения постепенно отстроили казармы, офицерские общежития, кирпичную столовку и баню. К городку подвели электричество, газ, воду; открыли спортзал с современными тренажерами и даже возвели православную часовню.
Наш контингент регулярно менялся: честно отвоевавший три месяца народ убывал к месту постоянной дислокации десантно-штурмовой бригады – лечиться, отдыхать, продолжать службу. На смену приезжали свеженькие, полные сил и решимости ребята. Выполняемых здесь задач хватает: дежурства на КПП, заставах и взводных опорных пунктах; сопровождения транспортных колонн, ликвидация бандформирований и предотвращение терактов; разведывательные рейды и контроль обстановки в приграничных районах. Все это мы неоднократно проходили и отлично знаем…
Итак, в юном месяце феврале 2005 года мы с Андрюхой опять загремели в Чечню, на нашу обжитую базу в районе аэропорта. Холодное темно-серое небо, за окнами общаги носятся ветра и снежные плевки. Короче – тоска и вечное похмелье.
И вдруг навалилась неурочная работенка: по данным ФСБ, из Грузии на территорию Ингушетии собирается просочиться крупная банда кавказских отморозков, разбавленных арабскими наемниками. Командование объединенной группировки приказывает в кратчайший срок подготовиться и провести операцию по их перехвату и ликвидации на юге республики. Ликвидировать приказано пограничникам, подразделениям 46-й Отдельной бригады, и, в довесок, сватают нас.
Примерно в это же время и опять по линии ФСБ прилетела весть из другой части Ингушетии: на северо-западе республики у селения Кантышево засветился лидер ингушского джамаата, выходец из Кувейта – Абу Дзейт. По разведданным, ранее этот тип прошел подготовку в афганских учебных лагерях «Аль-Каиды» и был направлен в Боснию для организации серии терактов. Позже прибыл на Северный Кавказ. Здесь успел нарисоваться при нападении боевиков на Ингушетию. По некоторым сведениям, имеет косвенное отношение к теракту в Бесланской школе; участвовал в создании на Кавказе исламского «халифата». Короче говоря, международный террорист со стажем, координатор террористической деятельности на Северном Кавказе и просто большая сволочь, по которой давно плачет пуля со стальным сердечником.
У командиров шапки зашевелились – мозг начал работать. Натужно так, но уж как может. В общем, немного поскрипев извилинами, полководцы разбили нашу группу пополам: двадцать человек во главе с Андрюхой отправились к российско-грузинской границе, меня же послали с другой половиной ликвидировать Абу Дзейта…
16 февраля 2005 года рота внутренних войск, усиленная подразделением ОМОНа и моими парнями, окружила село Кантышево. Командовавшего операцией полковника постоянно дергало вышестоящее начальство – указания по радио сыпались одно за другим. В конце концов он послал всех в жопу, бросил рацию на сиденье «УАЗа» и начал действовать сам. И действовал, надо признать, грамотно: отрезал от Кантышево квартал с обозначенным на карте домом, перекрыл тяжелой техникой дороги, ведущие из села; выставил оцепление, кое-где разместил снайперов. Мне приказал под прикрытием омоновцев штурмовать строение с засевшими внутри бандитами.
Настоящий штурм состоялся позже. А ликвидация сподвижников Абу Дзейта, засевших в невзрачном кирпичном доме, оказалась делом быстрым и несложным. Трижды из дома шарахнули гранатометными зарядами, раз десять жахнули из СВД; потом были слышны исключительно автоматные очереди. Перестрелка длилась минут пятнадцать, после чего на любые наши действия ответом была тишина.
Ну и прекрасно.
Прошу у полковника БТР. Тот с пониманием задумки мигом его присылает. БТР таранит ворота с забором, а мои ребятки лихо просачиваются в окна и прочие дыры изрядно пострадавшего строения.
После ожесточенной перестрелки вдруг становится тихо. Только внутри дома слышатся крики.
На полу два окровавленных трупа. Третий «дух» схватился за живот, корчится на полу и орет, мешая чеченские и русские ругательства. Больше никого.
Сверяем рожи убитых и раненого с фото Абу Дзейта. Его среди них нет. Как сквозь землю провалился, сука…
– Мистика, – вытирает со лба пот полковник. – Не мог он проползти через наши кордоны!
Полковника немного жаль. Мужик вроде ничего: толковый, смелый – за спинами пацанов не прячется. Его ребята выносят на улицу мертвых, колют раненому «духу» сильное обезболивающее и укладывают затихшее тело на носилки. Орать и корчиться он перестал, но изредка посылает нам проклятия. Когда его проносят мимо, мой мозг отчего-то напрягается и с бешеным усилием роется в анналах памяти. И вдруг подсказывает: «Раскрой глаза пошире! Приглядись! Ты же видел эту смуглую бородатую рожу!»
Наморщив лоб, провожаю его взглядом и машинально делаю следом шаг… Меня осеняет в тот момент, когда замечаю окровавленную правую кисть, судорожно сжимающую рану на животе. На указательном и среднем пальцах кисти отсутствуют по две фаланги, и отсечены они не сейчас, не в этом бою, а гораздо раньше.
Эмоции от встречи со старым «знакомым» готовы вырваться наружу, но в ту секунду приходит другое озарение, помешавшее порадоваться встрече.
Наши парни бродят по дому, осматривают комнаты и мебель на предмет схронов и взрывоопасных сюрпризов. И вдруг мой слух улавливает особенность: в углу комнаты, где лежали трупы, имеется небольшое возвышение или приступок, покрытый ковриком – вероятно, место молитв Аллаху. Дважды бойцы ходили по этому возвышению, изучая стены и полки, а стук от каблуков тяжелых спецназовских берц становился звонче и отчетливее.
– А ну-ка, взялись! – Откинув коврик, хватаю за край приступка.
– Ого! – свистит полковник, обнаружив в приоткрывшейся черноте ступеньки. – Погреб, что ли?..
– Похоже…
Он хотел лезть первым. Но я остановил:
– Позвольте мне. Я все же помоложе.
Он повторил попытку стать на первую ступеньку. Я опять удержал.
– Ваш хлипкий бронник прошьет даже «ТТ». Подарите его своему начальству.
Невесело улыбнувшись, полковник уступил. А я направил ствол автомата вниз и начал осторожно нащупывать ногами темные ступеньки…
Секунд через пять внизу рванул фугас – так установили эксперты, изучавшие потом место подрыва. Под домом оказался специально оборудованный бункер для длительного проживания пяти-шести человек с соответствующим запасом провизии, воды, оружия и боеприпасов. Если бы мы не обнаружили странный приступок, то Абу Дзейт спокойно отсиделся бы в этом подземелье и, улучив удобный момент, ушел бы в горы к своим пособникам.
Мне повезло: до взрыва я не успел преодолеть и половины крутой лестницы. Или у араба раньше времени сдали нервы. В общем, осколками нашпиговало только мои ноги. Голова и ее содержимое получили приличную контузию от взрывной волны и обрушения внешней стены здания, но зато остались целыми.
Очнулся я на больничной койке на исходе вторых суток. О судьбе же второй группы и моего друга Андрея Ткача товарищи решились сообщить мне через пару недель – когда окончательно пошел на поправку…
* * *
Сидим дружной спаянной семейкой вокруг стола. Во главе Дарья Семеновна, довольная нашим вниманием и немного разрумянившаяся от рюмки водки. Юрка прикусил свой длинный язык и скорчил серьезную мину. Надолго ли?.. Его подружка вся из себя воздушно-гламурная; говорит медленно, куртуазно и непременно оттопыривает мизинчик, поднося к губам рюмашку. Ну, вылитая Рената Литвинова, только помоложе… Серафима выбрала место рядом со мной. Она больше молчит, грустно рассматривая серебристые пузырьки по краям наполненного минералкой бокала.
– Ты разливай, Пашенька, разливай, – изредка спохватывается тетя Даша, убегает на кухню и возвращается с очередной емкостью салата или жареной рыбы в кляре. – Помянем нашего Андрюшеньку и маму его – сестричку мою ненаглядную.
Разговор за столом стихает, и мы неловко воротим взоры от вытирающей слезы женщины…
У меня сложное чувство по поводу поминок Андрея. Иногда я не верю в смерть своего друга и разговариваю с ним, как с живым. А порой с тяжелым сердцем осознаю, что никогда больше его не увижу.
Из-за этой неопределенности мне не по душе это ежегодное мероприятие, смахивающее на поминки. Зачем поминать человека, если мертвым его не видели? Если нет свидетелей гибели и никто толком не знает, что произошло на перевале?
С другой стороны, останься он каким-то чудом в живых, – разве не подал бы весточки на протяжении четырех лет? Дарья Семеновна долго держалась и разделяла мои сомнения, но постепенно душевные силы иссякли, и ждать старшего из племянников она перестала. А возобновлять обсуждение столь тонкого вопроса не хочется – к чему расстраивать и ранить пожилую женщину? Потому я послушно наполняю рюмки с бокалами, но поминаю только маму Андрея и всех наших погибших товарищей.
– А как это случилось? – шепчет Ирэн, толкая Юрку в бок.
– Отвянь, – кривится тот.
– Ты мне никогда не рассказывал, как погиб твой брат.
– Ну и что! Тебе какое дело?..
Перепалка слышна всем присутствующим.
Удивляюсь бесцеремонности нынешней молодежи, но молчу – я здесь гость. Серафима вздыхает, нервничает и тоже молчит. Она тоже гость – все более редкий и менее значимый…
Наконец, подает голос мудрая тетя Даша:
– Павел, наш Юрий никогда не отличался деликатностью – Ирина, конечно же, ничего не знает. Ты не мог бы повторить свой рассказ о том дне, когда с Андреем произошло несчастье?
Я откладываю вилку, промокаю салфеткой губы и мельком гляжу на Серафиму. Не тяжело ли ей будет вторично услышать эту историю?
Словно отвечая на бессловесный вопрос, молодая женщина пристально смотрит на меня и кивает.
Соглашаюсь и я:
– Мог бы. Но хочу напомнить: меня в тот день рядом с Андреем не было. А эту историю мне довелось услышать от четверых выживших спецназовцев. Был еще пятый, но он… Он странным образом исчез.
Юрка морщит лоб:
– Э-э-э… Сейчас вспомню его фамилию…
На какой-то миг в гостиной тонкой стрункой натягивается тишина.
И вдруг, опережая мою мысль, в этой гулкой тишине звучит спокойный голос Серафимы. Она произносит фамилию так, будто только и делала, что повторяла ее каждый день.
– Волков. Фамилия того спецназовца – Волков.
Подивившись ее памяти, встаю из-за стола и, шагнув к открытой балконной двери, тяну из пачки сигарету.
– Точно – Волков. Был у нас такой старший сержант: здоровый, молчаливый, задумчивый. Надежный, как скала…
Младший Ткач огорчен сбоем в памяти и спешит реабилитироваться:
– Вспомнил! Сразу после той злополучной операции он написал заявление и уволился. Точно?
– Не совсем. Он не писал заявлений, а подал по команде рапорт. И уволился из армии не сразу, а месяца через три. С тех пор о нем ничего не известно. Ходили слухи, будто уехал к себе на родину и спился… Но это не имеет отношения к делу. Ладно, слушайте – рассказ долгий. Я бы назвал его проклятое место. Или день непредвиденных обстоятельств…
Глава пятая
Россия, Северный Кавказ,
район хребта Юкуруломдук
Февраль 2005 года
Человек романтичный сказал бы так: Крестовый перевал – это дорога, уходящее в небо.
Пунктуальный тип наверняка выразился бы суше и точнее: это один из наиболее удобных переходов через Водораздельный хребет Большого Кавказа. Территориально находится в Северной Грузии и соединяет долины рек Терек и Арагви. Название его пошло от креста на белокаменном постаменте, установленном в 1824 году на высоте 2379 метров.
Бог не наградил меня ни пунктуальностью, ни романтизмом. Поэтому скажу короче: Крестовый перевал – наивысшая точка Военно-Грузинской дороги. Это высокогорье, голые или заснеженные скалы, холод собачий, пронизывающий ветер и другие «прелести» для больных на голову любителей экстрима.
Впрочем, многочисленная банда из Грузии в Россию добираться по шоссе и не собиралась. Конечно, это решение показалось бы свежим и нетривиальным, но вместе с тем – чрезвычайно глупым. Банда планировала незаметно пересечь границу восточнее Военно-Грузинской дороги километров на десять-двенадцать по неглубокому ущелью Шан-чоч. Само по себе местечко на границе названия не имело, и, ломая голову над картами, кто-то из наших командиров наткнулся на крохотную надпись «Крестовый перевал». Чем не звучное название для предстоящей операции по ликвидации банды?
16 февраля 2005 года двадцать спецназовцев и стрелковую роту 46-й Отдельной бригады перебросили «вертушками» во Владикавказ; затем на закрытых грузовиках доставили по Военно-Грузинской дороге до окрестностей селения Джейрах. Оттуда наши ребята протопали пехом четыре часа по заснеженным тропам до точки встречи с пограничниками из Назрановского погранотряда. Воссоединившись, сборный отряд подбирался к нужному ущелью под покровом темноты и с максимальной осторожностью, выслав вперед две дозорные группы.
Прибыли затемно. Устали и прилично замерзли.
Ущелье довольно глубокое, его длина – полтора десятка километров. В низовьях покрыто смешанным лесом; по дну бежит узкая мелкая речушка, название которой по-ингушски звучит «Шан-хи», а официально на картах почему-то пишется «Шандой».
Разбили подобие лагеря. Расставив вокруг дозорные посты, передохнули, подкрепились и даже согрели чайку. Подполковник-пограничник собрал офицеров, кратко повторил задачу и, развернув карту, уточнил позиции для каждого подразделения. Судя по тому, как он жонглировал сложными в произношении местными названиями, эти края были ему хорошо знакомы. Он также поведал о датчиках движения, установленных рядом с тропой, посетовав при этом на зверье и погодные условия, часто становившиеся причинами ложных сигналов. Вкратце упомянул о тропах в соседних ущельях – Ляжги-чоч и Амаль-чоч; а также о необходимости послать в каждое ущелье по небольшой дозорной группе с рациями, чтобы иметь полную картину перед завтрашним боем. Говорил коротко, по делу и в целом производил впечатление грамотного профессионала.
17 февраля с первыми лучами солнца осмотрелись, нашли удобное место для встречи «гостей» – с прогалинами и обширными полянами средь смешанного лесочка на дне ущелья, с густым хвойником на обоих склонах. Слегка окопались в рыхлом снежке, навели марафет с маскировкой, а несколько малочисленных разведгрупп ушли к границе. Снайперы, расчеты ручных пулеметов и гранатометов «АГС-30» обустроили позиции, изучили секторы и прикинули дистанции до контрольных ориентиров. В общем, все по-деловому и буднично – как на учениях.
Задумка оригинальностью не отличалась. Да и чего ради городить огород, когда разведка предоставила исчерпывающие данные: «Банда пройдет ущельем Шан-чоч предположительно между семью и четырнадцатью часами 17 февраля сего года…» Все ясно, как божий день. Стрелковая рота в составе трех взводов растянулась на противоположных лесистых склонах. Два отделения пограничников для нейтрализации разведчиков из банды перекрыли ущелье севернее основной позиции, а остальные затаились на вершине гребня, почти у самого рубежа. Их задача – отрезать банде путь к отступлению в Грузию.
Ну, а мы – спецназовцы, почти сливаясь с небольшим выступом, остались с подполковником и двумя радистами, изображая из себя резерв ставки. На случай непредвиденных обстоятельств.
Капитану Ткачу скромная роль статиста в разгроме банды не нравилась. Не привык он – спецназовец до мозга костей – оставаться на вторых ролях, когда рядом решаются боевые задачи. Но приказ есть приказ, придется подчиниться. Ведь непредвиденные обстоятельства на самом деле случаются гораздо чаще, чем нам хотелось бы. Особенно на войне.
Так произошло и в этот раз.
