скачать книгу бесплатно
– А где на всех зубов найти – как пел Высоцкий.
– Точно. Спрос опережает предложение. Шедевров не хватает. Но рынок же из-за такой безделицы не должен страдать. Нет Репина, так будет. Нарисуем. Нет яиц Фаберже? Сделаем.
– А что такое перелицовка – ты в курсе?
– Есть две основные категории поддельщиков по живописи. Одни берут старый холст и даже старые краски, а потом выдают на-гора Шишкина-Поленова или, что гораздо проще в исполнении, авангардистов двадцатых годов. Другие перелицовывают картины. Наши нувориши безумно задрали ценники на русскую живопись девятнадцатого века. Вот и покупают жулики полотно западного пейзажиста, а художник из кружка «шаловливые ручки» убирает подпись чужеземного супостата и выводит закорючку родного русского художника аналогичной школы и периода. И цена автоматом вырастает в десять раз.
– В десять, – хмыкнул Шведов. – А в тридцать не хочешь?
Он пригубил коньяк и продолжил:
– Эдуард Кононенко, бывший цеховик, а ныне прожжённый коммерсант, тот, кого киллер не добил. Он коллекционер живописи. Фанатик русского пейзажа девятнадцатого века. Повадился покупать Киселёва – был такой пейзажист в позапрошлом веке. Покупал много и упорно. Однажды пригласил к себе на Рублёвку известного эксперта. От него и узнал, что Киселёвых в его доме теперь больше, чем в Третьяковской галерее и Русском музее, вместе взятых.
– И все фуфловые, – кивнул Платов.
– Ну да. Эксперт тот залез в каталоги и нарыл, что все до единого эти «Киселёвы» ещё недавно выставлялись на международных аукционах под другими подписями. Кононенко эти шедевры прикупил у супружеской четы. Эта парочка приехала два года назад из Питера и теперь держит здесь «Галерею классического искусства».
– Кто такие?
– Левицкие. Рубен и Ирина.
– Не слышал о них.
– У них ограниченный круг клиентуры. Главным их покупателем был Кононенко. Узнав, что его накормили фуфляками, наш бизнесмен решает, что его друзья-галеристы, такие вежливые и возвышенные, тоже стали жертвами ушлых пройдох. Он двигает к ним: мол, беда стряслась, давайте думать, как быть. В ответ от Ирины Левицкой сначала слышит невнятицу – мол, дополнительные экспертизы надо, то да сё. Ну что ж, экспертизу провести нетрудно. Технологическая экспертиза даёт однозначно – была перелицовка. Мало того что подпись не родная, так ещё части пейзажа, типа мельницы, которые никак не вписываются в пасторальные русские просторы, просто замазаны. Кононенко опять к галеристам: «Надо вопрос решать. Деньги не требую сразу, давайте придём к какому-нибудь взаимовыгодному решению». И длятся эти переговоры пару месяцев. В конечном итоге потерпевшего посылают в пешее сексуальное путешествие в лучших традициях – мол, купил фуфло, теперь оно твоё.
– Так откровенно и послали?
– Открытым текстом. Он пообещал кинуть заявление в полицию, в ответ выслушал от Ирины, что его самого посадят, потому что он уже сидел, ему не впервой. А Кононенко, человек со связями, с одними нашими большими генералами пересёкся, пожаловался на боль душевную. В результате мне этот материал сплавили.
– И что ты выяснил?
– Через Интерпол мы узнали, что перелицованные картины на аукционах скупал некто Омаров Роман Олегович. В арт-бизнесе личность известная. Кличка Носорог, полукриминальный тип, близкий к грузинской диаспоре. Он же ввозил картины в Россию, кстати, под их истинным названием и авторством. То есть перелицовывали их здесь.
– А кто организовывал искусствоведческую экспертизу?
– Пока ещё не выяснили. На твою помощь рассчитываем, как это аккуратненько провернуть.
– Носорог с Левицкими в группе работал?
– Трудно сказать. По слухам, Носорог – профессиональный перелицовщик. На него работают и художники, и эксперты. А Левицкие – обычные барыги. Берут вещь за три копейки и за сто рублей впаривают лоху.
– Обычно так и бывает, – отметил Платов. – У одних есть вещь. У других клиенты. И то и другое – капитал.
– В общем, дальше мы спокойно работаем по материалу. Доказуху потихоньку подтягиваем – и объяснения, и экспертизы, и прослушка. Жулики дёргаются. Понимают, что так просто всё это с рук им не сойдёт. И тут я узнаю, что Кононенко едва не стал жертвой покушения.
– Считаешь, его заказал кто-то из этих жуликов?
– А других вариантов нет. Притом с равным успехом мог заказать и Носорог, и Левицкие. Когда два миллиона долларов на кону.
– В переходе из-за пятидесяти рублей могут финкой пощекотать.
– Понимаешь, Валер, дело это интересное и совершенно для меня новое. В ГУБЭПе я то рыбным хозяйством занимался, то казино, то Чечнёй. А ты специалист. Нужные бумаги на руководство вашего главка организуем. Поработаем?
Платов на секунду задумался, потом с готовностью кивнул:
– Поработаем.
Он представить себе не мог, во что только что ввязался.
* * *
Всероссийский художественный научно-реставрационный центр имени академика Грабаря располагался на улице Радио, прямо напротив Следственного комитета России. Под это учреждение культуры отдали историческое здание бывшего туполевского КБ – оно до сих пор напоминало самолётный ангар. Раньше ВХНРЦ располагался на Большой Ордынке в здании церкви, за которую разгорались нешуточные бои с верующими, в итоге искусствоведов выселили в нынешнее здание, находившееся в аварийном состоянии. За немалые деньги его отреставрировали, а потом лихо спалили, притом с человеческими жертвами. Бывший завхоз умудрился так удачно попилить бюджет на реконструкцию помещений, что объект культуры федерального значения сгорел как спичка, и никакая система противопожарной безопасности не помогла, потому что была дешёвая и бракованная.
Директор ВХНРЦ встретил гостей в просторном кабинете с длинными полками по стенам, заставленными толстыми фолиантами по искусствоведению, а также потрескавшимися иконами. С ним Платов раньше сталкивался – это был старый минкультовский чиновник, хитрый, кручёный, испытывающий не слишком здоровую привязанность к старому доброму коньяку.
– Вне зависимости от целей визита рад вас видеть, – энергично пожал директор руку Платову на правах старого знакомого, потом поздоровался со Шведовым.
– Взаимно, – шаркнул вежливо ножкой Платов, нацепляя дежурную улыбку. – Мы проводим мероприятия по розыску похищенных произведений искусства. Надо посмотреть, какие вещи сдавались на экспертизу.
Шведов тут же положил на директорский стол папку с запросом из МУРа на ознакомление с документами.
– Скрывать нам нечего, – не слишком искренне произнёс директор. – Проверяйте.
Особого беспокойства визит полиции у него не вызвал. Не в первый и не в последний раз. Так издавна сложилось, что, помимо реставрационной деятельности, Центр Грабаря подрабатывает проведением атрибуций (искусствоведческих исследований) для физических и юридических лиц. Экспертиза Грабаря при реализации живописного произведения так же необходима, как гарантийный талон при покупке телевизора. В Москве не так много заведений, дающих экспертизы, – Научно-исследовательский институт реставрации, Третьяковка, Музей имени Пушкина. Поэтому тут постоянно трутся сотрудники правоохранительных органов, пытаясь найти похищенное.
Директор поставил каллиграфическую резолюцию на бумаге. И сухая, строгая заместитель по науке повела их в административную часть, где в огромном гулком помещении три молоденькие девчушки самозабвенно барабанили по клавишам клавиатур.
– Вам за какой период? – спросила миловидная блондинка, прочитав бумагу и сообразив, что от неё требуется.
– За последние два года, – заявил Платов, усаживаясь на жёсткий тяжёлый стул с высокой деревянной спинкой.
– Что-то конкретно ищете?
– Нас интересуют вещи, схожие с похищенными.
Оперативникам отвели огромный стол. Сотрудницы свернули лежащее на нём полутораметровое живописное полотно, стряхнули крошки – судя по всему, стол служил не только для раскладывания картин, но и для чаепитий. И стол быстро начал прогибаться под тяжестью учётных книг, пухлых томов с цветными копиями экспертиз, фотографиями живописных полотен.
– Сколько же в Москве делается экспертиз, – с некоторым удивлением отметил Шведов.
– В Грабаря арт-дилеры со всей России съезжаются. Но всё равно – это свидетельство, что объём продаж только по живописи значителен.
– А налогов с гулькин нос, – проснулся в Шведове борец с экономическими преступлениями.
Найти необходимые документы было делом пары минут. Но тогда сотрудники Грабаря сразу поймут, зачем приходили оперативники. И вполне могут слить информацию жуликам. Поэтому операм надо делать вид, что они действительно ищут ворованное.
Заключение на первую картину Платов нашёл через полчаса. Кто сдавал? Роман Омаров. Носорог! Попался, который кусался!
Через час нашли все картины. Пять сдавал на атрибуцию Носорог. Две – Рубен Левицкий.
Платов заложил обрывками бумажки закладки на трёх десятках экспертных заключений, чтобы нужные им затерялись в общей куче.
– Как бы нам эти листы отксерить, – попросил он блондинку.
Вскоре Шведов втискивал в свой фирменный кожаный портфель целую кипу ксерокопий документов.
– Ну что, круг замкнулся, – торжествующе произнёс Шведов, садясь в машину. Сжав победно кулак, он объявил: – Вот теперь где они у нас.
– Цепочка спаялась, – кивнул Платов, поворачивая ключ в замке зажигания. – Эти трое и картины сами находили. И перелицовывали. И экспертизы заказывали. Если бы цепочку растянули ещё на пару участников, вопрос доказывания был бы сложнее.
– Да как же, возьмут они лишних людей в дело, – усмехнулся Шведов. – Каждое новое звено – это сразу прибыль меньше… Итак, кто покупал, ввозил картины и сдавал на экспертизу – мы знаем. Теперь вопрос вопросов – кто их перелицовывал.
– Да кто угодно. Талантов у нас немало. – Платов поглядел в зеркало заднего вида, намереваясь тронуть машину с места. И тут в его кармане зазвонил телефон.
– Валерочка, ты хочешь моей смерти? – послышался в трубке знакомый журчащий голос.
– Хотел бы – убил бы, – хмыкнул Платов. – Без жалости и сочувствия… Не дуйся, шучу.
– Я тоже тебя люблю. Скупой мужской любовью. Таки мы встретимся или нет?
Иосиф Кац уже третий день просил о срочной встрече, по старой привычке отказываясь говорить по телефону. «Если бы я хотел, чтобы при нашей беседе присутствовал КГБ, я бы их пригласил в гости, но разговор для двоих», – так комментировал свой застарелый комплекс. Платов уже третий день его динамил – не мог найти ни одной свободной секунды.
– Встретимся, Йосик, конечно встретимся. – Платов посмотрел на часы. – Через часик. Где-нибудь в центре.
– Давай в «Экседре» на Китай-городе. Я тебя покормлю. Потому что ты вечно голодный. – Платов бросил телефон на заднее сиденье.
– Срочное что-то? – полюбопытствовал Шведов.
– Да антикварщик один на встречу набивается.
– Тогда расспроси его о наших клиентах.
– Непременно.
* * *
Кац никогда не был агентом или доверенным лицом. Его отношения с Платовым можно скорее назвать как взаимовыгодный симбиоз, когда одни помогали друг другу, исходя из своих резонов. Так, Кац сильно помог при работе по группе Аксельмана, там он являлся потерпевшим.
Судя по перевозбуждённому состоянию, у Йосика в очередной раз возникли какие-то проблемы. Большинство из них обычно сводится к тому, что «мерзкие ползучие насекомые опять зажилили деньги, их надо всех расстрелять по законам военного времени, и ты, Платов, мне обязан в этом помочь». Или он с кем-то хочет посчитаться за обиды. Что-то оживились антикварные деятели в последнее время.
Кац уже расположился за столиком в углу. Он предусмотрительно устроился на диванчике, так как был широк в кости, чрезвычайно дороден и одного стула для его туши в полтора центнера было маловато. Он внимательно изучал меню, что-то сладко нашёптывая себе под нос.
– По пивку? – с места в карьер предложил он, завидев Платова.
– Я за рулём, – ответил тот, присаживаясь.
– Ох, эти законопослушные менты. Ну, тогда по хорошему обеду. И по кофейку вдогонку.
Вызвав официанта, Кац долго тыкал пальцем в различные блюда, дотошно выясняя их качество и количество. Так, рулетики, разносолы…
Сделав обильный заказ, он задумчиво уставился куда-то в стену, думая о чём-то о своём, о потаённом.
Платов вывел его из нирваны:
– Ну и что у тебя за проблемы?
– Да темно, как у негра сам знаешь где, – очнулся Кац. – Знаешь таких Левицких? Муж и жена.
– Что, знакомые? – как можно равнодушнее поинтересовался оперативник.
– Валерик, ты не представляешь, какие это поцы. – Урождённый одессит Кац обладал специфическим говорком и привычкой к вечному зубоскальству. – Грязные фуфломёты!
– Не все же так кристально чисты, как ты, Йосик, – насмешливо произнёс Платов.
– Вот нехорошо меня корить ошибками молодости, Валера.
– Молодости, – хмыкнул Платов. Кацу было уже под шестьдесят, а история, когда он погорел, пытаясь всучить коллекционерам поддельного Сурикова, произошла всего год назад. Он вовремя сумел урегулировать отношения с потерпевшими, потерял деньги, но со статьи соскочил.
– Приехали эти лимитчики в Москву года два назад, – начал повествование Кац. – И за это время поднялись лямов на десять евриков. Теперь у них две квартиры в элитных домах. Галерея. Прикид экстра-люкс. Такое можно сделать честно в нашей стране?
– Чем они тебе не любы?
– Знаешь, они нашли себе дойную корову. Бизнесмен такой есть по кличке Цеховик. Накормили его фуфлом на два миллиона долларов. Когда он им предъяву сделал, они его послали. А он человек непростой. Я бы на их месте его не посылал.
– Почему?
– Потому что кончится всё уголовным делом. Он вполне может написать заяву. И тогда тряхнут всех – мало не покажется.
– Твоя-то забота какая?
– Они Цеховику этюд Поленова продали. Так это мой Поленов. Деньги они мне за него полностью так и не отдали. Но дело не в этом. Если полиция в это дело встрянет, меня тягать начнут.
– Фальшивый Поленов?
– Настоящий! Наверное, единственный подлинник, который Левицкие за всю трудовую жизнь продали. Но я вашу контору знаю. Хоть ты сто раз прав, быстро виноватым станешь.
– От меня что хочешь?
– Если разборка начнётся, поможешь?
Платов пожал плечами и внимательно посмотрел на собеседника. За Кацем был грешок при малейшем дуновении ветра в его сторону впадать в панику с криком «Всё кончено!». Похоже, сейчас был именно такой момент.
– Мне насвистели, что Левицкие в честь Цеховика какую-то большую подляну замутили, – продолжил Кац.
– Что, мочить решили?
– Это слишком радикально, Валера. Даже для этих поцев. Они всё больше по провокациям.
– Какую они провокацию могут устроить?
