скачать книгу бесплатно
Акустик встал и несколько раз поприседал, разминая затекшие ноги.
– Не дают даже поспать, – недовольно пробурчал он. – Вот за что я не люблю кошек…
8
Капитан Грубозабойщиков последние 8 часов безотлучно находился на центральном посту. Прибрежные воды считались самыми опасными из-за риска наткнуться на затонувший корабль либо очутиться в сетях какого-нибудь траулера. Чтобы избежать подобных неприятностей, приходилось все время быть настороже. Грубозабойщиков не очень-то доверял своим помощникам – эта молодежь еще не нюхала пороха и нуждалась в постоянном присмотре.
Они погрузились на перископную глубину сразу после выхода из Видяевской бухты. Море было спокойным, видимость отличной. Ветер разогнал туман, и на горизонте показалось багровое солнце. Изредка в просвете рваных облаков от косо ниспадающих солнечных лучей вспыхивал по-северному серый клочок неба, и море обретало серебристый акварельный вид.
Приказав задраить главный люк, командир спустился в центральный. В середине его синим мертвенным светом мерцал экран локатора, на котором сверкала яркая, словно утренняя звезда, точка, обозначающая присутствие невдалеке траулера. Расположенный рядом экран гидрофона был пуст – донные отражения вносили неизгладимые помехи в звуковые волны, хотя в перископ траулер был ясно виден на расстоянии примерно сорока кабельтовых.
Сейчас была ночь. Лодка находилась в шестнадцати милях к северу от мыса Рыбачий вдали от морских путей. Теперь можно было расслабиться, переложив все обязанности на вахту.
Привычный красный свет – по ночам вся лодка погружалась в красный свет, чтобы одним можно было спать, а другим передвигаться по отсекам – струился из лампочки наверху, внося в сердце командира тревогу.
Траулеры были главной грозой подводных лодок. Их тянущийся на несколько километров трал представлял огромную опасность для лодки – не столько из-за возможности запутаться винтами в его сетях, сколько из-за опасности выдать свое местонахождение. С траулера не видно, что загребает их трал – рыбный косяк или лодку, – и рыбаки, возможно, даже еще и порадуются, почувствовав натяжение кормовых тросов, и только потом, когда вытащат на борт обрывки сетей, до них дойдет, какую рыбину они упустили. А водолазам с лодки придется долго рубить сети из толстых капроновых нитей, освобождая винты.
Грубозабойщиков посмотрел на экран гидролокатора. Позиция «Гепарда» четко обозначилась на ней светящейся точкой в центре координатной сетки. Его местоположение определялось внутренней навигационной системой, основанной на работе множества вертикальных и горизонтальных гироскопов, а также магнитов. Система заслужила уважение у подводников своей абсолютной точностью.
На мостике, небольшом возвышении у центрального пульта, освещенном мертвенным синим светом экранов, стояли старпом и штурман капитан-лейтенант Ревунков. Оба вглядывались в экран главного монитора, словно читали интересную книгу.
– Глубина? – спросил командир, подойдя к пульту.
– Семьдесят, – ответил старпом. – 30 метров под килем.
– Подойдет, – сказал командир. – Что дает пеленг?
– Траулер. 10 градусов по носу. Дальность неизвестна, но не более десяти миль.
Командир посмотрел на экран. Они приближались к краю континентального шельфа севернее Канина Носа. Еще несколько часов хода – и морская глубина даст им спасительное пространство для маневра. А пока приходилось опасаться этого дурацкого траулера. Положение осложнялось наличием на морском дне большого количества мусора – затонувших кораблей, кабелей, порванных сетей. Гринпис даже объявил Баренцево море свалкой отходов. За это моряки окрестили Гринпис морским дьяволом. Обходя трал, можно было врезаться в затонувшие еще во времена Второй мировой войны суда, торчащие на морском дне, словно памятники знаменитым союзническим конвоям.
Гидролокатор не мог обнаружить трал, но сам траулер с подстрочной таблицей данных ярким бликом сверкал на экране сбоку координатной сетки.
– Эх, тесновата квартирка, – вздохнул штурман. – Хотя бы метров двести – двести пятьдесят…
– Он зверски длиннющий, – выразил общую мысль старпом. Все знали, что трал мог тянуться за кормой траулера до двух километров в длину да еще метров по триста в стороны к отводителям.
– Рулевой, пять градусов влево, – приказал командир.
– Есть влево пять градусов, – тут же отозвался рулевой, радуясь, что для него нашлась работа.
«Лучше не рисковать и убраться подобру-поздорову, – подумал Грубозабойщиков. – Не дай бог, сети заденут акустическую антенну».
– Что-нибудь еще? – спросил он.
– Есть еще один контакт к северо-западу, удаление 20 миль, – ответил старпом. – Точно не лодка… Больше никого в радиусе пятидесяти миль.
Грубозабойщиков обвел глазами тесное помещение. Те, кто ловил на себе командирский взгляд, тут же отводили глаза в сторону. Командир всегда старался держать дистанцию между собой и экипажем, считая, что это способствует поддержанию порядка на лодке. Он никогда не был тираном, но любил субординацию, и его нынешний авторитет был завоеван не столько за счет придирок, сколько за счет им самим выработанной технологии руководства.
Старпом, стоя в одиночестве, наклонился над картой водного пространства между Кольским полуостровом и островом Медвежий. Баренцево море негласно считалось внутренним российским морем, и пока можно было надеяться, что чужаков не будет, но вдоль границы территориальных вод Норвегии и России в донный грунт была заложена цепь гидрофонов, составляющих систему «Зонт» – защиты и обнаружения неизвестных технических средств. Она тянулась и далее вдоль границы российских полярных владений вплоть до Шпицбергена. «Зонт» был способен заметить любую мало-мальски значимую лодку с мотором. Радарные системы надводных кораблей и патрулирующие в небе разведывательные самолеты завершали систему.
Дождавшись, когда командир подойдет к мостику, старпом приблизился к нему.
– Ну, и как вам этот новый инспектор, Владимир Анатольевич? – осторожно поинтересовался он.
– Думаешь, проверяющий?
– А то кто же…
– Мутный он какой-то, – откровенно признался Грубозабойщиков. – То доктор, то какая-то база слежения за американскими ракетами…
– Вот именно, – согласился старпом. – Прикажете изолировать?
– Нет, – командир какое-то время помолчал. – Присматривай за ним.
– Есть присматривать…
Неожиданно обернувшись, Грубозабойщиков увидел, что лица всех присутствующих на центральном повернуты к ним.
– Не будем сплетничать при экипаже, – поспешно добавил он, – поговорим позднее. – Командир повернулся к штурману: – Что с траулером?
Рыболовный трал все еще беспокоил его.
– Думаю, идет с чистой кормой, – ответил штурман. – Должно быть, в порт.
– Хорошо. Я буду в каюте. Если что, доложить, – и с этими словами командир покинул центральный.
9
Дроздов проснулся вялым и сонным, как бывает всегда, когда переспишь. Часы на переборке показывали девять тридцать утра. Значит, он спал шестнадцать часов кряду.
В каюте было темно. Он встал, на ощупь отыскал выключатель, зажег свет и огляделся. Тяжкороба не было, тот, очевидно, вернулся в каюту после того, как он уснул, а ушел, когда он еще не проснулся.
Кругом царила полная тишина, майор не смог уловить никаких признаков того, что они движутся. Безмолвие и покой, прямо как в собственной спальне. Что случилось? Задержались с отплытием?
На скорую руку ополоснувшись над раковиной, он решил, что бриться не стоит – женщин-то все равно нет, – надел рубашку, брюки, обулся и вышел из каюты.
Неподалеку, по правому борту, виднелась дверь. Дроздов заглянул внутрь. Это была офицерская кают-компания.
Один из офицеров неторопливо подбирал с огромного блюда бифштекс, яйца, жареную картошку, лениво перелистывая журнал. Это был человек примерно его возраста, крупный, склонный к полноте. Темные, коротко остриженные волосы тронуты на висках сединой, лицо умное, жизнерадостное. Заметив майора, он встал, протянул руку.
– Доктор Дроздов, если не ошибаюсь? Добро пожаловать в нашу кают-компанию, Андрей Викторович. Моя фамилия Кузнецов. Присаживайтесь.
Дроздов торопливо поздоровался и тут же спросил:
– В чем дело? Почему мы стоим?
– Ну, народ, – с притворной укоризной сказал Кузнецов. – Все куда-то спешат. Знаете, к чему это приводит?
– Извините, мне надо к капитану… – Дроздов повернулся, чтобы уйти, но его собеседник положил ему руку на плечо.
– Не волнуйтесь, Андрей Викторович. Мы плывем. Присаживайтесь.
– Плывем? Я ничего не ощущаю.
– Вы и не можете ничего ощутить на глубине ста метров. Возможно, двухсот, – дружелюбно добавил Кузнецов. – Я в такие детали не вдаюсь. Этим занимаются другие. Проголодались?
– И где мы сейчас?
– Слева Греция, справа Швеция…
– Не понял юмора.
Кузнецов заулыбался:
– Ко времени последней ориентировки мы уже порядком просунулись в котловину Амундсена и находились примерно на широте старины Франца-Иосифа. – Он откинулся на спинку стула и крикнул: – Геннадий!
Откуда-то, видимо, из буфетной, появился матрос в белой куртке, долговязая, тощая личность со смуглой кожей и длинным мрачным лицом. Взглянув на Кузнецова, он многозначительно произнес:
– Еще жареной картошки, ваше благородие?
– Ты же знаешь, я никогда не беру добавку, – с достоинством возразил Кузнецов. – Во всяком случае, на завтрак. Вот, может, Андрей Викторович…
– Здравия желаю, – приветствовал Дроздова Геннадий. – Завтракать? Сейчас соорудим.
– Ради бога, только не жареной картошки, – вмешался Дроздов. – Есть вещи, которые я не в состоянии вынести с утра.
– Извините, соленых огурцов не держим. Может, «шти»?
– Суточные?
– Самые что ни на есть общепитовские, – с пафосом воскликнул Геннадий. – Наши родимые, наши неизменные, наши непревзойденные… Из прошлогодней капустки.
– Дайте лучше чаю.
Матрос кивнул и удалился.
– Насколько я понимаю, вы – доктор.
– Собственной персоной, – кивнул Кузнецов. – Кстати, приглашение еще одного опытного специалиста ставит под сомнение мою профессиональную репутацию.
– Я здесь только пассажир. Не собираюсь с вами конкурировать.
– Знаю, знаю, – откликнулся тот поспешно.
Чересчур поспешно, чтобы Дроздов сообразил: к этому приложил руку Грубозабойщиков. Видимо, приказал не досаждать доктору Дроздову. Майор снова подумал о том, как поведет себя командир, когда они доберутся до буровой и суровая реальность разоблачит его легенду.
Тем временем Кузнецов, улыбаясь, разлил из фляжки по маленьким рюмкам.
– Прямо с утра? – спросил Дроздов.
– А чем еще здесь заниматься нашему брату? Здесь и одному-то врачу делать нечего, а двоим и подавно. У меня каждый день установлены приемные часы, так хоть бы какой-нибудь прыщик! Разве что после прибытия в порт после длительного плавания на следующее утро кое у кого побаливает голова. Моя основная работа заключается в контроле за уровнем радиации и загрязнением воздуха. Работенка – не бей лежачего. Самое серьезное, что мне пришлось лечить за последнее время, – ожог пальцев сигаретой, когда наш кок заснул на лекции.
– На лекции?
– Надо же что-то делать, чтобы не свихнуться от безделья. – Глаза у него повеселели. – Хорошо еще, спирт спасает… А еще у меня есть одна левая работенка, точнее – хобби: ледомер. Потом я вам его покажу.
В этот момент в кают-компанию зашел матрос и пригласил Дроздова к капитану.
Длинный проход, дверь с крепкими запорами – и они очутились на центральном посту.
Центральный пост, по мысли конструкторов, должен был быть самым просторным помещением на лодке. Но любому постороннему показался бы тесным этот небольшой отсек 6 на 6 метров, сплошь заставленный оборудованием. В его середине стоял главный стол с горизонтально расположенным плоским плазменным экраном, высвечивающим карту Северного Ледовитого океана. Сбоку торчали три массивные трубы перископов с хромированными окулярами – главным и двумя поисковыми. Рядом находился процессор Центрального информационного пульта – ЦИПа с мигающими экранами мониторов. За стендами, оборудованными множеством датчиков с подрагивающими стрелками, сидело с полдюжины дежурных офицеров, следивших за состоянием турбины, гидравлической, электрической и прочих систем лодки. В сложной иерархии приборов главным был глубиномер.
Единственным посторонним предметом в помещении был красочный плакат советских времен «Товарищи подводники! Шире социалистическое соревнование за отличные показатели в боевой и политической обстановке!»
Грубозабойщиков ждал Дроздова у радиорубки.
– Доброе утро, Андрей Викторович. Как спалось?
– Шестнадцать часов проспал без задних ног.
Что-то явно произошло: Грубозабойщиков не улыбнулся.
– Пришла радиограмма насчет буровой. На расшифровку уйдет пара минут.
Дроздову показалось, что Грубозабойщиков и так прекрасно знает, о чем она.
– А когда мы всплывали? – уточнил майор, зная, что радиоконтакт в подводном положении невозможен.
– С тех пор, как прошли Шпицберген, ни разу. Сейчас держимся строго на глубине в сто метров.
– Но радиограмма получена по радио?
– Принимать сообщения мы можем и на глубине. В Полярном расположен самый мощный в мире радиопередатчик, использующий сверхнизкие частоты, для него связаться с субмариной в подводном положении – пара пустяков… Пока мы ждем, познакомьтесь с моими ребятами.
Он представил Дроздову кое-кого из команды центрального поста, причем командиру, казалось, было совершенно безразлично, офицер это или матрос. Моряки на центральном с головой ушли в свои приборы. Кажется, для них ничего не существовало, кроме этих циферблатов, шкал и индикаторов, отрешающих людей от всего мирского. Сколько майор ни бывал на подводных лодках, всякий раз удивлялся собранности подводников. На надводном корабле притомился от вахты – можно в иллюминатор взглянуть. Вон чайка резвится, вон островок на горизонте, вон шквалистое облачко по небу ползает. Полюбовался – какую-то разрядку получил. На лодке перед тобой только цифры, стрелки, риски и вентили. Куда головой ни крути – всюду они.
Дроздов незаметно следил и за командиром лодки. До чего заметна разница с командиром крейсера! На крейсерах командиры с горделивой осанкой, с орлиным зрением, настроенным на океанские дали, в щеголеватой фуражке, в ловко сидящем реглане и с непременным биноклем на шее. Не спутаешь ни с кем! Ну, а командир подлодки привык «складываться», ныряя в рубочный люк или переборочные двери, оттого чуть сутулится; он нетороплив, осмотрителен, говорит и даже командует, не повышая голоса, будто, повысив, рискует утратить основное преимущество своей лодки – скрытность. Он постоянно в кожаных перчатках, так как привык держаться за рукоятки перископа и не хочет при этом замазаться гидравлическим маслом.
Грубозабойщиков подвел майора к сидевшему у перископа юноше, похожему на студента.
– Капитан-лейтенант Ревунков, – произнес командир. – Обычно мы почти не обращаем на него внимания. Но подо льдом он станет самой важной персоной на корабле. Наш штурман. Ну, что, Геннадий, где мы сейчас?
– Здесь, – Ревунков ткнул пальцем в самую северную точку, высвеченную на карте Баренцева моря.
Грубозабойщиков остановился, чтобы взять у подошедшего матроса радиограмму, внимательно прочел ее. Потом дернул головой и отошел в дальний угол. Дроздов последовал за ним. Командир по-прежнему без улыбки глянул ему прямо в глаза.
– Мне очень жаль, – сказал он. – Евгений Холмогорский, начальник дрейфующей буровой… Вчера вы сказали, что он ваш близкий друг?
