скачать книгу бесплатно
– Не будем винить Центральный комитет партии и председателеву дочь, – пробурчал Стольников. – Сами в задницу заехали…
Прислушавшись к звукам, доносившимся от клуба, и бросив взгляд на уходящую в лес дорогу, майор двинулся к машине.
– Кстати, – бросил он через плечо, уже подбирая куртку, – пришло время поздравить молодых.
Пьяные голоса орали частушки все громче и громче, и когда Мамаев выключил зажигание, почти уткнувшись радиатором в крыльцо клуба, они уже грохотали, раздражая слух. Пить, это было очевидно, здесь было что, с закуской проблем также не наблюдалось, поэтому сельчане из пятьдесят девятого года пили, ели, пели и плясали. Не все, конечно. Большая их часть сидела по дворам и подсчитывала, во что обойдется праздник председателю загибающегося колхоза…
«Победа» – с трудом прочитал Стольников название колхоза на табличке года эдак сорокового, и над вывеской: «Еще один петух откукарекал» – на листе ватмана. Эта вывеска была свежей.
На доброй свадьбе не бывает незваных гостей.
* * *
Председатель оказался не из интеллектуалов даже деревенского толка. Присутствующих он преувеличенно именовал «народом».
– Вона сколько доброго народу наехало!
Мутный самогон в дореволюционных штофах почему-то называл «беленькой».
– Или же вам, в связи со служебными обязанностями, красненькой? – В этом, по его мнению, заключалось различие состояния работника в выходной день от его состояния на службе.
А дочь свою, метнувшуюся к новым гостям, – «цыклетарем сельсовета», причем последнее звучало так, словно Стольникова и иже с ним знакомили не с визжащей прыщавой стервой с отсутствием разума в глазах, а с артисткой Любовью Орловой.
Молодая была высока ростом, худа, как Жанна перед сожжением, челюсть ее, украшенная двумя золотыми зубами, постоянно болталась от хохота, что с первого же мгновения знакомства с ней заставило майора поверить в переселение душ. Перед ним стояла молодая, совершенно не-управляемая лошадь.
Жених был невысок ростом, узок в плечах, на роль жокея подходил менее всего и зачем-то постоянно давил из себя, по-молодому неумело, улыбку. Саша и ему попытался найти подходящее сравнение и вскоре вспомнил, где подобные улыбки встречаются – чаще всего в зале суда, дабы успокоить родителей, сразу после объявления приговора. Во всей этой свадьбе чувствовалась какая-то плохо замаскированная фальшь, и вскоре Стольников догадался почему. Улыбка жениха, радостные прискоки молодой, очумевший от выпитого и ставший всем милым тесть, утонувшая в пляске свадьба с озорными похотливыми частушками – это самая настоящая липа. Улыбка была резиновой, прискоки со взлетавшей на воздух фатой – истеричными, а счастье председателя – плохо скрытым желанием разбить будущему зятю морду. Стольников пригляделся в поисках ответа и скоро его обнаружил. Основная и единственная причина того, почему малец «откукарекал», крылась в слегка выступающем животе молодой.
– Совет да любовь, – скромно поздравил майор всех присутствующих, не обращаясь ни к кому конкретно. Выполнив таким образом свой человеческий долг, он по-свойски подобрал локоток папы невесты и повел его вон.
Последним из зала уходил Баскаков. На самом выходе он остановился, подумал о чем-то, после чего обернулся и с улыбкой Мефистофеля приглушенно крикнул: «Горько!» И пропал из виду, не желая видеть зрелища, к коему призывал.
– …Я могу сам пойти!
– Нет, Семен Семенович, – мягко уговаривал его Стольников. – Не нужно таких жертв. Ценю вашу гражданскую позицию, но мне лучше увидеть того, кто ходит в лес, добывает дичь, возит из лесу дрова… Словом, знает эту местность как свои пять пальцев.
Этот короткий диалог состоялся сразу после просьбы майора подыскать человека, хорошо ориентирующегося в здешних местах.
– Да я!.. Да лучше меня!.. Я тут колхозы… – Председатель осекся, потому что даже сильное алкогольное опьянение не позволило ему сказать о том, что это именно он создавал в этом районе молодой Страны Советов первые колхозы. Плюс к этому по всему было видно, что в лес за дровами он не ездит. Стольников уже начал догадываться, что новоиспеченный тесть не совсем понимает, о какой дороге речь. – Я сейчас беру ружье, и мы идем.
– Куда? – подал голос уже догадавшийся обо всем Жулин. Бестолковый разговор ему надоел, и прапорщик, чтобы быстрее направить командира в нужное русло, решил взять вожжи в свои руки.
– На кабана, конечно. – И два глаза председателя, похожие на дно стакана с недопитой «беленькой», вразнобой мигнули. – Вы не представляете… А, как говорится, рядом с селом проходит миграционная тропа кабана. Они идут на пастбища… К травке… К угодьям… Там егеря. Я сейчас их кликну.
Стольников положил ему руку на плечо:
– Семен Семенович, а кто живет в том доме, с красной крышей? Мужик лет пятидесяти пяти, с бороденкой куцей?
Руководителя колхоза «Победа» пришлось «прокачивать» еще добрых четверть часа. Он не то чтобы не хотел говорить правду. Он ее знал и готов был поделиться, но состояние его, отягощенное несоответствующим его весу самогоном, заставляло тестя то бросаться в зал, то плакать, вспоминая юность какой-то Нади – дочери, вероятно, то кричать: «Я не позволю!» – то подозрительно вглядываться в лицо Стольникова и говорить: «А вот вы… да, вы, товарищ, документы, как говорится, имеете?»
Очень трудно в пятьдесят девятом году рассказывать о НИИ, полковнике Ждане, Другой Чечне и временах, когда ракеты есть даже у корейцев. Поэтому приходилось постоянно уходить от прямых ответов и варьировать. Что, разумеется, не могло оставаться вне подозрений постоянно. Тем более что председатель трезвел с каждой минутой.
– Как-то странно вы одеты, товарищи из райкома, – внезапно обнаружил он. – Что за одежда такая смешная?
Сам он был одет в серый мешковатый, явно не по размеру костюм, брюки которого были заправлены в сапоги. Воротник его белой рубашки был выведен на лацканы пиджака и отличался гигантскими размерами.
– Да ты вроде тоже в прикиде не от Армани, – заметил Лоскутов, который уже терял терпение.
– Странные вы, товарищи. А я могу позвонить в райком?
Ситуация стала угрожающей. Нужно было имя проводника, председатель не по своей воле делал все возможное для того, чтобы Стольников его никогда не узнал.
– Нам бы на улицу, – как-то нехорошо проговорил Баскаков, ковыряясь в ухе какой-то бронзовой головы на такой же бронзовой подставке. Отливали ее, наверное, большим тиражом и руками не самого лучшего скульптора СССР, а потому суровое лицо со слепым, но пронзительным взглядом было одновременно похоже и на Тимирязева без его знаменитой ермолки, и на Калинина со снятыми пенсне, и на Дзержинского в не самые лучшие дни его пребывания в Петропавловской крепости.
– А-а… – завопил председатель, когда за клубом ему врезал по печени Ключников.
– Тебе решение райкома, значит, похер? – грозно молвил Айдаров, опустив руки в карманы. – Кулак? Отвечать! Кулак?
– Да что вы, товарищи!.. Я советский человек! Из бедняков…
Рядом стояла металлическая бочка, доверху наполненная дождевой водой. В нее-то и опустил председателя по пояс Ключ. Головой вниз…
Стольников с равнодушным взглядом и спокойно покуривавший прапорщик стояли метрах в десяти от действа и предупреждали попытки вываливающихся из клуба лиц разыскать внезапно выпавшего из праздника тестя, свекора, кума и свояка. «Он на минутку вышел в сельсовет», – пояснял майор, ничуть не стесняясь своей роли на шухере. Проблема на минуту улаживалась, а потом, словно в непрекращающемся приступе дежавю, выходили все те же и спрашивали, где тесть, свекор и кум.
Через десять минут Ключников и его собеседник приблизились к машине. Председатель загнивающего колхоза «Победа» имел вид человека, который только что вышел из парной. Волосы влажны, тяжелое дыхание, усталая поступь. От опьянения остались лишь запах и внешний вид человека, выпившего не более ста граммов «красненькой».
– Я народ подниму, – неуверенно пообещал он.
– А я его положу, – сказал майор. – За контрреволюционный мятеж в период развитого социализма. И будет тебе свадьба с приданым, касатик.
Председатель ничего не понимал. Если товарищи из райкома, зачем бьют? Если бандиты, почему ничего не забирают?
– Вы, я вижу, уже в состоянии соображать, – заметил Саша. – А потому давайте знакомиться с самого начала. На вашу свадьбу пришли люди, отвечающие за безопасность будущего ваших внуков. Потому я вас спрашиваю: кто в деревне является лучшим знатоком этих мест вообще и вон той дороги, – он показал, – в частности?
Сказав это, Стольников вынул из кобуры «Гюрзу» и прижал ствол к голове председателя.
– А я разве не говорил?
– Нет.
– Ермолаич. Он живет вон в том доме с красной крышей. Пойдемте, я вас хоть с молодыми познакомлю…
– В другой раз.
Ермолаичу Стольников захотел оторвать воротник от фуфайки сразу же, едва вошел во двор. Это был тот самый мужик, с которым разведчики разговаривали на въезде в деревню. Формально Ермолаич был прав. Его никто не спрашивал о дороге, а на все остальные поставленные вопросы он ответил еще полчаса назад, с навозными вилами в руках. Но по существу выходило, что, если бы лучший в Гурьяново проводник соображал не как собака Павлова, а как здравомыслящий человек, это сэкономило бы группе майора тридцать минут.
Дорога, уходящая в лес вокруг Поверкиного пруда, была дорогой необычной. Она начиналась в деревне, но заканчивалась в лесу. Ровно через пять километров, то есть на том расстоянии, на котором председатель разрешал рубить для топки дрова. Тракт, наезженный сотнями тракторов, машин и подвод, упирался в лесоповал.
Кроме того, дорога имела несколько ответвлений, «потому как Стешкины, те, дураки, предпочитают осину, весь люд рубит березняк, а Хохленок, тот берет липу». По этой причине через четыре километра основной путь расходился в три стороны, «потому как каждому дураку ясно, что липа вместе с березой не цветет».
– Хорошо бы мы выглядели, углубившись в лес на четыре версты, – пробормотал Стольников, давя в себе неприязнь к Ермолаичу. – Как три богатыря на распутье. Я вот, к примеру, понятия не имею, какие дрова Ждан предпочитает.
– Товарищи, вы по какой линии будете? – вопросительно прищурился проводник. – Из лесничества?
– Из общества защиты диких животных.
– Вон оно как?
– Поведешь?
– Дык ить… Посмотри на двор, начальник. – Ермолаич повел грязным рукавом вдоль неплохо ухоженных и по-хозяйски прочно стоящих построек. – Все валится. А где денег на матерьял взять?
После этого председатель стал видеть некоторый резон в специфике общения неизвестных с отдельными представителями его малой родины.
– Да я тебя… – начал он, краснея от стыда за земляков.
– Что ты меня?! – взъярился дед. – В этом году какие-то суки корову зарезали, со стадом не вернулась – ты нашел?! Ты нашел?! Старуха чуть умом не тронулась!
– Это просто беспредел какой-то, – забормотал Стольников, проникая рукой куда-то под куртку и глядя на председателя. – Сами выделите товарищу корову и быка или мне письменно обращаться в райком партии с жалобой на председателя-оппортуниста?
– Товарищ!.. – заорал председатель. – Да что мы, сами проблему не решим?! Утром же получит и корову и быка!
– Я проверю… – Стольников посмотрел на председателя многозначительно и вынул руку из-за отворота.
– Слово коммуниста!
– Это дело. Старик, – он кивнул сельчанину, – поторапливайся!
Через двадцать минут, большая часть которых ушла на запуск стариковского трактора по кличке Трумэн, по дороге, ведущей в лес, двинулась странная процессия. Впереди шел грузовик «АМО», из капота которого, как из самовара, торчала дымящаяся несгоревшей соляркой труба. Следом ехал «ЗИС». Процессия направлялась в лес. Поскольку подобного идиотизма никто из местных доселе не видел, посмотреть вышли все, включая свадебных гостей.
– Не боись, – увещевал перед стартом Ермолаич, – четыре километра все будет нормально, а вот перед развилкой его трахома обязательно встанет. Колея узкая, так что если решит обратно податься, то это только задницей. Или развернуть машину руками. Ту «Победу» придется бросить, это я тебе авторитетно заявляю… Зря я ружье не прихватил?
– А кого это ты имеешь в виду? – тихо проговорил Стольников.
– Да ладно, сам в Смерше служил… Военного преступника преследуете?
Стольников улыбнулся:
– Да ты, оказывается, свой человек?
– Я те вот что скажу, товарищ из КГБ… Этот, за которым вы гонитесь, он прихватил с собою двоих.
– Что?
Саша сидел в Трумэне рядом с проводником, грохот был отменный, поэтому ему показалось, что он не расслышал.
– Я говорю, – повысил голос мужик, – двоих он из села прихватил. В качестве проводников. Я их знаю. Один контуженый, в первые же дни войны списали по ранению, а второй, гад, в полицаях под Винницей служил. У меня только пока доказательств нету. Сынок одного раскулаченного… Так вот, они с ним поехали, дорогу показывать.
– Значит, их уже трое…
– А чего этот, на «Победе», натворил? С немцами путался? Или с Америкой связался?
– И то и другое.
Саша увидел севшую на брюхо «Победу» ровно через полчаса. Дверь водительская и дверь задняя, правая, были распахнуты настежь, в замке зажигания торчал ключ. Соскочив с трактора и подбежав с «М16» к машине, майор осмотрел салон. Все стекла машины, включая и заднее, отсутствовали.
Труп хозяина машины был переселен из «Победы» в завершающий свой жизненный путь «Москвич» желтого цвета в самом начале погони, Саша это знал. Вот – мозги на стойках кузова, левом подголовнике и крыше салона слева. С этим все понятно, это останки того, кто был найден в багажнике под Войцеховкой.
– Их трое. Не исключено, что проводники вооружены. Ждан их чем-то взял, а это значит, что они ушли с ним сознательно и навсегда. Дед свидетельствует, что у одного темное прошлое. Поэтому стесняться они не будут. Здесь мы в безопасности, но как зайдем в чащу, ждите любой пакости.
Их дискуссию прервал короткий резкий звук. Им оказался свист меж редких желтых зубов, вырвавшийся только что изо рта Ермолаича.
– Туды подались! – кричал он Стольникову так, словно тот был глухой. И махал при этом в направлении Москвы, Новосибирска и Владивостока одновременно.
– А что там? – щелкнув зажигалкой, даже не прикрываясь – в лесу была тишь, словно на фотографии, – пробурчал майор. Он совершенно не был похож на человека, захваченного погоней. Или устал, или не видел перспектив.
– Вот человек! Садовая голова… – возмутился Ермолаич. – Говорю же тебе – лес. А километров через пятьдесят – трасса на Грозный. Только они туда не пойдут, если через наш сверток ехали.
– Это почему? – еще равнодушней спросил майор.
– До трассы два КПП, – пояснил проводник.
– Скажи-ка, любезный… – заговорил Лоскутов. – А волки или кабаны в лесу есть?
– А куда же они денутся? И волки есть, и секачи… Они сейчас лютуют. Волк в прицел лениво смотрит и от охотника с неохотцей отходит… Лето на исходе, осень скоро начнется, – высморкавшись, он потряс мелкой бороденкой. – Так-то.
– Смотри ты, как романтично, – саркастически ухмыльнулся Стольников. – «Волк от охотника с неохотцей отходит и в прицел смотрит с ленцой…» Веди поскорее! Ты корову будешь отрабатывать или нет?
– Да я для вас!.. – И проводник решительно направился в чащу. – Догоним, не сомневайся, товарищ!
Мысли в голову Стольникова лезли разные, все больше о том, как неудобно идти и что будет через час, если старик вдруг встанет и начнет озираться по сторонам: «Кажись, не туда попали». Но Ермолаич двигался уверенно, как лосось к месту своего нереста. Изредка останавливался, смотрел на небо, туда, где за серой полупрозрачной органзой пряталось тусклое солнце, чертыхался и шел дальше.
– А ты почему так уверенно идешь? – спросил майор. – Может, они в другом направлении двинули?
– Был бы тот, из «Победы», один, я бы и не знал, куда он двинул. Ведут его местные. Это я так, похвалился, что лучше меня тут никто дороги не знает… Тут многие знают, а этот, про которого я тебе рассказывал, – так лучше всех.
Через пятнадцать минут проводник остановился и выдавил:
– Правда он плохой человек или так, нашкодил?
– Убийца он, понял?
С недоверием поковырявшись палкой в траве, Ермолаич вынул из кармана пачку папирос.
– Минут через сорок нагоним. Ногу один из них повредил. Сначала еще след печатался, а сейчас вообще пропал. Второй несет его. Меня другое заботит… – продолжил он, попыхивая ароматным дымком. – Метров через триста тропа начнется.
– Думаешь, быстрее пойдут? – уточнил Стольников.
– Волчья тропа.
