скачать книгу бесплатно
– Вы-то откуда знаете? – насупился я.
Не то чтобы я недолюбливал Чиркаша, но его присутствие создавало массу неудобств. Его было слишком много. С его приходом, здоровенного, пузатого, напористого, сразу становилось тесно. Он излучал неуемный оптимизм, гармонично сочетающийся с крайней подозрительностью и гипертрофированной пролетарской принципиальностью, а также бескрайнюю твердокаменную самоуверенность.
– Так мой долг партийный – такое раньше всех узнавать. Что обо всем этом думаешь? – пристально посмотрел на меня Чиркаш, так что я отставил чашку. Допивать чай как-то расхотелось.
– Рановато выводы делать, – произнес я. – Скорый поспех – людям на смех.
– Попомни мои слова – это старообрядческая гниль, – сел на своего любимого конька Чиркаш. – Это от их религиозного мракобесия все зло у нас. Пока не выжжем эту скверну, так и будут дела нехорошие твориться.
Я только пожал плечами. И поспешно распрощался, сославшись на неотложные дела. А Варя принялась за пациента. Чиркаш три раза в неделю ходил к ней на процедуры. У него были большие проблемы со спиной после белогвардейских застенков. И в рабочем состоянии его поддерживали медикаментами и массажем.
С досадой отметил, что короткий разговор с Идеологом уронил мое ставшее было выправляться настроение. Ладно, бог с ним. У меня и правда сегодня еще кое-какие неотложные дела. Только освободившись с места происшествия, я подал условную весточку о срочной встрече с осведомителем Пономарем. И теперь мы должны были увидеться в укромном месте, на Спасской улице, вдали от чужих глаз.
Туда я и отправился, выйдя из больницы. И по мере приближения к цели, под стук трамвайных колес и в непередаваемом коктейле запахов, шума и тесноты деревянного вагончика, на меня накатывало все более дурное настроение. Я осознал, что холодное ощущение смерти за моей спиной вовсе не ушло. А только становилось сильнее. Я будто ступал на тонкий лед…
Глава 3
Я на ходу спрыгнул с подножки переполненного трамвая. На улице было многолюдно. Народ возвращался со смены. Кто-то растекался по шалманам, чтобы пригубить стопочку после рабочего дня. Кто-то благопристойно следовал домой, к семье. Обычная городская суета. Все накатанно и привычно. Только мне, сотруднику ОГПУ, в этой толпе известно, что в город воткнулось холодное лезвие. Оно уже пронзило грудь бедолаги на винном складе.
Я лавировал в толпе, прикидывая список вопросов. А их у меня накопилось много, и я надеялся, что хотя бы на часть из них Пономарь мне ответит. К стыду своему должен признаться, что изначально снял я с него предварительную информацию поверхностно. Не вдавался подробно, как ему удалось ее узнать, при каких обстоятельствах. Ухватил сведения о самом факте и ретиво побежал рыть носом землю. Эх, пока что мне, молодому балбесу, не хватает хватки, извините за тавтологию. Вон, видел я не раз, как старшие товарищи работают. Агента сразу досуха выжимают, до самой мельчайшей детали. А у меня все кавалерийские наскоки и презрение к мелким подробностям, которые часто и становятся залогом успеха. Не раз корил себя за эту поспешность, обещал исправиться – и вот опять.
Но ничего. Сейчас из Пономаря выжму все. Пусть до ночи буду пытать, но ясность в ситуацию он мне внесет!
Пономарь оперативно освещал всякие религиозные группировки. Он вечно ошивался около монастырей, старообрядческих общин, богомольцев и честно отрабатывал свой хлеб, предоставляя на них компромат. Где-то там подцепил и информацию об этой сделке…
Ощущение незавершенности угрозы и какого-то диссонанса так и не оставляло меня. Это утомляло, и я одернул себя. Все же волю чувствам давать нельзя. Ведь не раз случалось так, что они заводили меня в какие-то дебри, а на поверку оказывались пшиком.
Так что, расправив плечи, я пободрее зашагал вперед. Путь мой от трамвайной остановки лежал к кинотеатру «Луч». Потом я срезал дорогу через старые казармы, место хулиганское.
Встречавшиеся компании молодежи взирали на меня настороженно, а то и агрессивно. Я немножко напрягся, когда от одной из групп антиобщественных типажей отделился мелкий шнырь, из тех зачинателей скандалов, что подкатывают с наглым требованием: «Эй, шляпа, дай закурить». Но он тут же отчалил в сторону, демонстративно сплюнув на землю. Вообще, меня уже давно не задирали на улицах. Все же телесный объем, вес и самоуверенность придают тебе свойство ледокола, который спокойно ходит по любым льдам.
За казармами я перешел через каменный мостик, перекинувшийся через узкую речушку Даниловку, и очутился в Голландской слободе. Когда-то здесь действительно жили голландские купцы, край в то время процветал и стоял на торговых путях. Сегодня голландцев не осталось, зато сохранилась былая аккуратность, геометрически правильная застройка, брусчатка с электрическими фонарями. Сегодня здесь в двух-трехэтажных домиках располагались конторы речфлота и мясозаготовок, а также проживал всякий чиновничий люд невысокого полета.
Там, рядом с заколоченным досками костелом из красного кирпича, ждал меня Пономарь. Вон он прогуливается возле афишной тумбы – мелкий, тщедушный, с клочковатой бороденкой и шальными глазами. Одет в тряпье, на плече сума – ну чистый странник, такие до революции толпами бродили по всей стране. Сейчас их поубавилось, но тоже немало осталось – шатаются по подворьям, монастырям, питаются слухами, их же и распространяют. Эта внешне безобидная публика может быть весьма вредной в руках антисоветского элемента, умеет она подогревать народ разными небылицами и зажигать пламя недовольства. Но может быть и полезной в хороших руках, таких как мои.
И эти хорошие руки сейчас будут трясти бродягу Пономаря как грушу. Он наверняка сам не представлял опасность добытых сведений, иначе, при его пугливом характере, просто промолчал бы. И сейчас, узнав о кровопролитии, примется всячески отлынивать, искать причины, чтобы спрыгнуть и уйти в тину. Так что привлечь его к дальнейшей разработке будет крайне затруднительно. Но деваться ему все равно некуда.
– Ну заварил ты кашу, – сказал я, приблизившись к нему.
– Какую кашу? Где каша? – затараторил Пономарь.
– Да с этим твоим Саввой, – начал я.
И тут меня накрыло. Почти так же, как тогда, перед артобстрелом в украинской мазанке, только, понятное дело, без истерик и криков. Все внутри завибрировало: «Опасность! Смертельная!» И это в огромном городе, средь бела дня, а не в наполненном кулацкой нечистью ночном лесу! Конечно, это выглядело со стороны странно и даже дико. Но я, не раздумывая, повинуясь спасительному импульсу, рухнул на брусчатку, ударившись коленом и локтем так, что слезы брызнули из глаз.
Как-то приглушенно отозвалось: «Ну и дураком же я сейчас выгляжу». И следом кольнула болезненно-маразматичная мысль, плавающая в гамме раздерганных чувств, – лучше бы предчувствия сбылись, чтобы не смотреться жалкой пугливой тварью. Ну и накликал.
Первая пуля пролетела где-то совсем рядом. Прямо надо мной. И я знал, что предназначена она была именно мне. Уже потом слух различил грохот выстрела. Били откуда-то справа. По звуку – похоже, шмаляли из чего-то такого серьезного, типа «маузера».
– Ложись! – крикнул я Пономарю, но было уже поздно.
Еще один выстрел. И что-то грузно шмякнулось рядом. Потом это что-то пискнуло и затихло. Краем глаза я различил валяющееся на брусчатке тело Пономаря. Порыв кинуться к нему, помочь был тут же смыт чувством самосохранения. Сперва самому выжить надо!
Я перекатился, сумел достаточно ловко вскочить на ноги.
Грохнул еще выстрел, и по бедру будто горячая спица прошла. Но нога не подкосилась, не онемела. Не первое мое ранение, и на автомате я оценил его как поверхностное. Если ноги не подгибаются и бежать можешь, это не ранение, а пустяк. А сейчас бежать – это единственная возможность спасти свою драгоценную шкуру. И хорошо, что до арки двухэтажного дома рукой подать.
Отчаянным прыжком я укрылся за афишной тумбой. Только это так себе защита, хлипкая. Пуля «маузера» ее может и пробить. Поэтому надо рвать вперед.
Набрав дыхание, зигзагами, как заяц, бросился в арку дома… Шаг, другой… Быстрее!
Прислонился к обшарпанной стене, перевел дыхание. Выдернул из-за пояса «наган». Против «маузера», который бьет на километр, конечно, моя игрушка не тянет. Но и стрелок не будет там торчать вечно. Или убежит. Или решит подойти поближе и тогда напорется на мой вежливый ответный огонь…
Послышался милицейский свисток. Топот ног.
И я понял, что стрельба на сегодня закончена. Внутренний холод отступил. На его место пришла нервная пустота.
Вскоре я смотрел на тело Пономаря. Пуля аккуратно пробила ему голову.
Ну что, Александр Сергеевич, поигрался в бюрократа, пристроился в теплом кресле областного ОГПУ, пообвыкся с бумажной работой, так пора и честь знать. Опять ты на передовой, где пули свистят. И опять смерть рядом – собирает свой урожай…
Глава 4
Боже же мой. За что мне такие муки? То по трупам идти приходится. То рапорта писать и объяснения… Да, такого давно не было – два убийства за два дня фактически в моем присутствии.
Зато будто струна натянутая лопнула со звоном. И я осознал, что топор уже не висит непосредственно над моей головой. Но и не убран подальше, а скорее отложен, хотя враг может извлечь его снова в любую минуту. Ох, сказать, что все это мне не нравилось, – не сказать ничего. Я точно вляпался во что-то очень серьезное, и теперь в сторону уже не отойдешь.
Подстрелили моего осведомителя действительно из «маузера». Хорошая машинка. Послевоенный калибр девять миллиметров, эффективная дальность стрельбы до трехсот метров, но требует твердой руки и хорошей подготовки. Били метров со ста, притом снайперски. Стрелок выбрал позицию на балконе костела. Если бы не моя интуиция, то меня тоже положил бы. А так только ранил, да и то пуля всего лишь чиркнула по ноге. Считай, царапина – перевязал и забыл.
Стрелок сработал на оценку «хорошо». До пятерки недотянул, поскольку одна цель не была поражена. Но для диверсанта важно не только уложить цель, но и незаметно уйти с места акции. А отход был подготовлен настолько качественно, что мероприятия по преследованию, опрос местных жителей ничего не дали. Равно как и осмотр места происшествия.
Вопреки своему обыкновению, Раскатов не стал распекать меня, кричать и лупить кулаком по столу. Наоборот, пригласил садиться. Накатил коньяка в серебряные рюмки. И приказал:
– Пей!
Как у закоренелого спортсмена, отношение к выпивке у меня непримиримое. То есть практически не пью и от этого нисколько не страдаю. Поэтому начал отнекиваться.
– Тебе расслабиться надо, Сашок. Пей! – гаркнул начальник.
– Надо, – горестно согласился я и опрокинул в горло обжигающий напиток.
После второй рюмки, оценив мой вспыхнувший ярче обычного румянец на щеках, Раскатов удовлетворенно кивнул:
– Процесс излечения пошел… А теперь выкладывай, что думаешь?
– А что тут думать. Гарантию даю, что два убийства связаны между собой. Уверен, что у винного склада лиходей каким-то образом засек нас. При этом спокойно завершил кровавое дело. И спокойно ушел.
– Почему так думаешь?
– Скажете же, что поповские сказки. А я почуял там взгляд… И на площади почуял, иначе первая пуля мне бы досталось.
– Барометр ты наш… Продолжай.
– Осознав, что сделка на винном складе засвечена, неизвестный стал продумывать источники утечки. И вспомнил о Пономаре.
– Значит, между ними связь была.
– Должна была быть. В общем, проследил он за нашим осведомителем. Версию проверял, прикидывал, не потянут ли того в ОГПУ на разговор. И в яблочко попал – Пономарь как раз с уполномоченным и встретился.
– На тебе написано, что ты огэпэушник? – скептически полюбопытствовал Раскатов, законно предположив, что в темноте у винного склада если убийца и видел меня, то вряд ли бы рассмотрел достаточно хорошо, чтобы потом опознать.
– Значит, написано… В общем, решили враги устранить угрозу самым простым и радикальным методом – парой выстрелов из «маузера». Ну вот кем надо быть, чтобы сразу стрельбу открывать!
– Опытным и расчетливым врагом. Видимо, он сильно боялся, что осведомитель передаст нам еще какую-то информацию. И допускал, что эта информация уже у тебя. Потому решили положить вас обоих.
– Для меня непонятно, как Пономарь в такое осиное гнездо проник, – задумчиво произнес я. – Кто его, бродягу, к серьезным людям пустит?
– Случайно наверняка. Где-то что-то услышал, а потом попал под прицел. Нужно его контакты проверять, – выдал Раскатов начальственное указание, которое меня не слишком порадовало.
– В последнее время Пономарь терся при Свято-Троицком монастыре и Среднем подворье. Да и еще черт-те где. Но там что-то узнать маловероятно. Проходной двор.
– Все равно подработать надо.
– То есть дело мы себе берем? – задал я главный вопрос.
– А ты в угрозыск все сплавить хочешь? – усмехнулся Раскатов. – Дело по винному складу официально на них. Но неофициально… Такие казусы – это наша сфера. Я уже кое-кому сообщил. И не дай бог, если после этого гости столичные нагрянут.
– С чего это? – удивился я.
– А их такие факты, с пентаграммами всякими, сильно забавляют. Так что активнее надо работать.
– Нам хлеба не надо, работу давай.
– Вот именно. А для начала надо установить, кто такой этот Савва, – постучал мой руководитель пальцем по лежащей перед ним фотографии, сделанной в судебном морге. На ней был убиенный неизвестный парень.
– Если местный – установим. А если залетный… – с сомнением протянул я.
В принципе, установление личности – процедура отлаженная. Рассылаются запросы в соответствующие картотеки. Фотографии разыскиваемого помещают на стенды возле милицейских подразделений и разных государственных учреждений. Газеты еще есть. Все это должно работать как часы. Теоретически. Но фактически у нас, правоохранительной системы Страны Советов, отсутствует централизованный учет населения. После революции отменили паспорта как наследие тяжелого прошлого. Сегодня их заменяют трудовые книжки, справки из колхозов, удостоверения личности, которые вовсе не обязательны. Руководство ОГПУ не первый год проталкивает идею паспортизации населения, но пока успеха в этом не имеет. Так что беспаспортное население достойному учету не поддается. Контроль за ним ослаблен. Шатается народ где хочет, без пригляда. А ведь при ставшем уже очевидном усилении классовой борьбы, когда антисоветские организации растут как грибы, беспаспортный режим – это непозволительная роскошь. И как тут чего искать?
В общем, перспектива установления личности неизвестного ввергала меня в уныние. И даже если удастся зацепить что-то по учетам, это все очень долго. Пока почта дойдет. Пока отработают запрос. Пока ответ направят.
– Разрешите, товарищ начальник управления? – послышалось после вежливого стука.
– Заходи, – кивнул Раскатов гостю.
В кабинет зашел Казарян, заместитель начальника моего СО (секретный отдел). Это был приземистый, с борцовской фигурой и реденькими седыми волосами на голове армянин – он отличался веселым нравом, был хитер, как змей, и опытен, как черт. Под мышкой держал кожаную папку с документами.
– На подпись, Максимильян Данилович. Срочно.
Раскатов открыл папку и углубился в изучение документов. Один отложил в сторону, с чувством почеркав красным карандашом не понравившиеся ему слова. А на остальных поставил свою заковыристую подпись.
Казарян в это время, скромно примостившись на стуле, быстро и внимательно шарил глазами вокруг. Такая многолетняя профессиональная привычка – все видеть, замечать и анализировать, может, что и пригодится в работе. Его взор упал на фотографию на столе.
– Можно взглянуть? – Он потянулся к снимку. – О как! Младшего Агафонова прихлопнули!
– Кого? – встрепенулся я.
– Савву Агафонова. Это староверская семья в Нижнереченском районе, – пояснил Казарян. – Там у них село почти все семейное. Их фамилия у староверов весьма в почете. Власть они, конечно, не любят – притом как прошлую, так и нынешнюю. У них любая власть на Руси – от Антихриста. Присматриваемся к ним давно, но вроде вреда особого от них нет, так что гнездо не ворошим во избежание. А что там у них внутри их общины – одному Богу известно.
– Надо этих Агафоновых за цугундер взять! – запальчиво воскликнул я. – Пускай поведают, куда и зачем Савву этого посылали. И про книжечку, которую при нем нашли.
– Надо, – кивнул Раскатов.
– Ну так отправьте меня в командировку. Я готов. Как штык.
– Нижнеречье на самом отшибе области, – заметил Казарян. – Глухие закутки, там староверы еще со времен Петра Первого прятались от властей. Туда сейчас добраться целая проблема. Знаешь ли, Александр Сергеевич, трамваи туда не ходят. Только пароходом или вскачь. Да и народ летом часто на промыслах. Не уверен, что сразу Агафоновых найдешь. Скорее зависнешь там на месяц-другой.
– Разумно, – согласился Раскатов. – Вот что, Сашок. Телеграфируем районному уполномоченному, пускай справки наведет, народ подключит да поспрашивает об Агафоновых этих. И о Савве их. А потом уж ты на место отправишься, вцепишься своими зубками – молодыми да острыми.
– Все захваливаете, Максимильян Данилович.
– Я? Тебя?! А ну пошел работать, бездельник! – Раскатов грохнул по столу кулаком так, что чернильный прибор подпрыгнул.
Стол этот был легендарным. Уже много лет от избытка чувств Раскатов лупил по нему кулаком. И не упускал возможность напомнить мне, что с прошлого места службы в Углеградске он притащил два деревянных предмета – стол и уполномоченного Большакова, то есть меня.
В глазах Раскатова мелькнули смешливые искры, и я понял, что бил он сейчас по столу больше для порядка, чем для устрашения моей и так вечно устрашенной им натуры.
Я поднялся со стула, но тут Раскатов остановил меня жестом:
– В общем, так, заводи агентурное дело для установления и последующей разработки неустановленных сектантов. Как назовешь?
– «Индейцы», – брякнул я.
– Это еще почему? – удивился Казарян.
– Доколумбовские индейцы баловались человеческими жертвоприношениями.
– «Индейцы», – усмехнулся Раскатов. – Пусть будет так. Ну и чтобы по агентурному делу «Бобры» результат был.
– Будет, – вздохнул я.
Агентурное дело «Бобры» было заведено для разработки контрреволюционной организации «Русь Свободная». С ней давно надо было что-то решать. Только вот ждали курьера из Москвы, чтобы прихлопнуть всех разом.
В общем, планов у меня было громадье, в отличие от времени, которого вечно не хватало.
Но тут вдруг нам всем стало не до чего. А все Чиркаш, идейный наш обкомовский блюститель. Какой леший его тогда к нам принес? И накаркал такое, революционер пламенный!..
Глава 5
