скачать книгу бесплатно
В Воспитательный дом принимались «безродные» младенцы, сироты-подкидыши, дети-инвалиды в возрасте до десяти месяцев. Поступление ребенка в Воспитательный дом проходило весьма оригинально, без бюрократических процедур и опросных листов. Человек, принесший ребенка, обычно звонил в дверной колокольчик, дверь в прихожую открывалась, после чего сверху на веревке спускалась корзина, в нее принесший укладывал ребенка и уходил. Корзина же поднималась в приемный покой Воспитательного дома. Нередко процедура заменялась банальной передачей ребенка дежурному швейцару у дверей.
Ежегодно в Воспитательной дом поступало от трех до восьми тысяч детей. Для выкармливания младенцев администрация Воспитательного дома постоянно нанимала более девяти тысяч кормилиц. После девятимесячного периода ребенка отдавали в добропорядочное семейство, но при этом продолжали наблюдать за его содержанием, воспитанием и здоровьем вплоть до его женитьбы или замужества. Указом императора, финансирование Воспитательного дома производилось либо за счет дохода столичных театров, перечисляющих администрации 10 % своей прибыли от каждого спектакля, либо отчислений части денежных доходов от продажи игральных карт.
Прекрасный лазарет, открытый при Воспитательном доме, принимал неимущих рожениц. Приходящих туда рожать женщин не спрашивали, кто они, откуда прибыли, кто отец ребенка. Появившийся же на свет младенец становился воспитанником этого учреждения и приобретал статус свободного гражданина России. Всех приходящих беременных женщин принимали круглосуточно, отводили в родильный зал к опытным повивальным бабкам, коим строго воспрещалось расспрашивать рожениц, кто они и откуда. В случаях, если роженица не хотела, чтобы ее запомнили в лицо, то им дозволялось рожать в черных масках. Кроме повивальных бабок, в госпитале Воспитательного дома работало шесть дипломированных опытных лекарей-акушеров.
Руководитель столичного Воспитательного дома граф И.И. Бецкой каждый год регистрировал увеличение числа «безродных» младенцев, приносимых разными лицами в приемное отделение. Проанализировав возможные причины подобного «поветрия», добрейший Иван Иванович в очередном правительственном рапорте на имя патронессы организации, императрицы Марии Федоровны, вынужден был указать две основные причины подобного роста. Первая из них относилась к младенцам, родившимся в семьях крепостных родителей, которые оставляли своих детей в Воспитательном доме, ради того чтобы они обрели свободу. Попавший сюда ребенок терял родителей, но получал статус свободного российского гражданина. Вторая же группа рожденных в Воспитательном доме младенцев и подкинутых к его дверям относилась к родителям свободных законнорожденных детей и отчужденных от родительского попечения, семейного быта не по причине крепостной зависимости или нищеты, а для того чтобы этим поступком вывести своих детей из сословия, к которому они принадлежали, и предоставить им таким образом возможность продвинуться по гражданской службе выше своего первоначального состояния. Все знали, что дети-подкидыши, отдаваемые в семьи, могли найти в будущем реальную поддержку своих высоких патронов по Воспитательному дому, в котором, между прочим, практиковалась возможность некоторым наиболее способным воспитанникам завершить образование в столичных гимназиях или иных учебных перспективных заведениях. Правда, внезапно, в декабре 1837 г., правительство императора Николая I категорически запретило принимать питомцев Воспитательного дома не только в гимназии, но и в учебные заведения более низкого уровня.
Со временем в столице, на левом берегу реки Мойки, формируется довольно солидный комплекс корпусов петербургского Воспитательного дома. Кроме дворца Разумовского (дом № 48) в него включается дом № 50, купленный некогда казной у богатого столичного купца, поставщика Императорского двора Г.Х. Штегельмана, построившего в конце XVIII столетия на левом берегу Мойки двухэтажный особняк по проекту архитектора Растрелли. Наконец, третий особняк под № 52, так же как и дом Штегельмана, был возведен на рубеже XVIII–XIX столетий для богатого фабриканта Битерпажа.
Дворец Штегельмана, набережная реки Мойки, 50
Сегодня старинная усадебная постройка Г.Х. Штегельмана, расположенная в глубине парадного двора, смотрится довольно импозантно и внушительно. В глаза бросаются три солидных ризалита, причем средний выступ здания по существу является удобным подъездом к главному входу старинного особняка. Подобную солидную внешность дом приобрел после его продажи первым хозяином и его перестройки новым владельцем в стиле модного раннего классицизма. На его старом фасаде появляются украшения в виде лепных барельефов (античных ваз). Его первый хозяин – поставщик Императорского двора, являлся хорошим приятелем придворного зодчего Ф.Б. Растрелли, и тот, по-дружески «разрываясь» между заказами царского двора и строительством дворцового особняка графа А.Г. Строганова, проектирует в 1750-х гг. для Г.Х. Штегельмана прекрасный дом в своем любимом стиле русского барокко. Отечественные архитекторы тогда поражались (и удивляются до сих пор) не только великому таланту мэтра архитектуры, но и его неистощимой энергии и работоспособности. Зодчий в те годы почти одновременно завершил постройку Строгановского дворца и усадебного дома Штегельмана.
В ноябре 1763 г. владелец барочного каменного особняка Г.Х. Штегельман скончался. После его смерти в популярной столичной газете «Санкт-Петербургские ведомости» с некоторым временным перерывом появилось два объявления. Одно о смерти именитого петербургского купца, дне и месте его захоронения, а другое о продаже купеческого особняка на набережной реки Мойки, 50. Особняк продавала вдова поставщика императорского двора: «Бывшего придворного фактора (руководителя торговой конторой. – Г. З.) Штегельмана жена, вдова, продает каменный дом, состоящий на Мье реке, со всеми службами и с садом, в коем каменные оранжереи с разными фруктами и притом пруд с рыбою; желающие оный дом купить, о цене договориться могут с оною г. Штегельманшою».
Покупательницей особняка придворного «фактора» оказалась сама российская императрица Екатерина Великая. Особняк вошел в список казенных дворцовых зданий и был отведен под временное жилье (Мраморный дворец еще не построили) графу Григорию Григорьевичу Орлову, фавориту Екатерины II, одному из организаторов государственного переворота 1762 г.
Перед переездом Г.Г. Орлова в усадебный особняк на Мойке в нем сделали косметический ремонт, перепланировку некоторых жилых помещений и покраску фасада здания. Поселившись на Мойке, фаворит прославился роскошными балами, маскарадами и богатыми пирами, на которых присутствовала императрица и высшая столичная знать. Историки отмечали, что «людям той эпохи свойственна была детская непосредственность, и невольно поражаешься, читая, как престарелые вельможи в лентах и орденах могли весело играть в горелки или прыгать на одной ножке, а после этого важно шествовать в Сенат заниматься государственными делами».
Как и императрица Елизавета Петровна, Екатерина II любила маскарады, дававшие ей возможность переодеваться в мужской костюм. Императрица охотно посещала такие праздники. В Камер-фурьерском журнале сохранились множественные записи о посещении Екатериной II балов, маскарадов и застолий в доме графа Г.Г. Орлова на набережной реки Мойки: «27 декабря 1765 года. Вчерась ввечеру Ее Величество изволила быть у графа Григория Григорьевича Орлова в Штегельманском доме, что на Мойке, там, как сказывают, компания была человек около шестидесяти. Ее Величество возвратиться изволила в час по полуночи. Ужин там был, танцы, песни, пляски и святошные игры. Гости часа в четыре по полуночи разъехались».
В августе 1780 г. граф Г.Г. Орлов из особняка на Мойке переехал в Мраморный дворец. Все те же «Санкт-Петербургские ведомости» сразу же опубликовали объявление дворцовой конторы, обращенное к строительным подрядчикам, «желающим исправить нынешнем временем в Штегельмановом доме, состоящем в ведомстве конторы строения домов и садов, в главном корпусе и флигеле разные работы».
Осенью 1780 г. Императорская контора строений приступила к серьезной перестройке особняка Штегельмана. Считают, что весь комплекс перестроечных работ проводился под личным контролем бессменного директора конторы архитектора Ю.М. Фельтена.
Очередным обитателем ведомственного особняка после окончания капитальных ремонтных работ в здании оказался граф Фридрих Ангальт, приглашенный на службу в Россию Екатериной II, поручившей ему пост директора Сухопутного кадетского корпуса. Граф Ф.Е. Ангальт посвятил себя воспитанию будущих офицеров. Приступив к работе в 1783 г., Федор Евстафьевич вплоть до своей смерти в 1794 г. отдавал все свои знания и опыт заботам о своих подопечных. Расходуя собственные средства, граф укомплектовал корпусную библиотеку, организовал новейшие учебные кабинеты, значительно повысил эффективность работы по овладению кадетами военными практическими навыками, укреплению их физического здоровья и рациональному режиму в свободное от занятий время. Кадеты искренне уважали и любили своего патрона.
Директора Сухопутного кадетского корпуса люто ненавидел Г.А. Потемкин, обвиняя старого вояку во всех смертных грехах. Князь неоднократно жаловался императрице, требуя его отставки и замены генерал-майором Паленом. Однако Екатерина II не сочла целесообразным удовлетворить просьбу светлейшего князя Г.А. Потемкина и оставила Ангальта на посту директора корпуса.
20 мая 1794 г. граф Фридрих Ангальт скончался. Опустевший после его смерти особняк на набережной реки Мойки (граф не имел семьи) перешел к новому, весьма необычному постояльцу. В огромный усадебный дом перевели из каземата Петропавловской крепости руководителя польских повстанцев Тадеуша Костюшко, взятого в плен после подавления народного мятежа.
Переезд для мятежного поляка организовала Екатерина Великая, 19 сентября 1795 г. она известила своего хорошего знакомого барона Гримма, рассказывая в письме о Костюшко: «Он все хворает, поэтому я и поместила его в доме Штегельмана, где прежде жил покойный граф Ангальт; при доме небольшой садик, и там он может гулять. Он кроток, как овечка…»
Арестованному предоставили несколько комнат в первом этаже. Польский мятежник жил там под охраной пехотного майора, составлявшего ему компанию за обеденным столом и во время прогулок в саду. Костюшко много читал, рисовал и освоил токарные работы по дереву.
Из русского плена Тадеуша Костюшко освободил император Павел I. Павел Петрович потребовал одного – честного солдатского слова не воевать больше против России, щедро одарил поляка и позволил уехать в Америку.
Федор Астафьевич Ангальт
Особняк же на набережной реки Мойки, 50, Павел I милостиво пожаловал графу А.Г. Бобринскому, а уж тот через несколько месяцев передал пожалованный ему земельный участок на Мойке и старый дом под Опекунский совет петербургского Воспитательного дома.
Откупленные особняки на набережной Мойки (дома № 50 и № 52) по распоряжению директора Императорской конторы строений архитектора Ю.М. Фельтена перестроили для различных служб Воспитательного дома по проектам зодчего П.С. Павлова, в традициях позднего русского классицизма. При этом центр дома № 52 украсили портиком из шести ионических колонн. Под треугольным фронтоном здания прикрепили барельеф с изображением эмблемы Воспитательного дома на воротах со стороны набережной реки Мойки – пеликан, кормящий пятерых птенцов. Издавна изображение пеликана, кормящего своим телом голодных детенышей, стало традиционным символом европейских монастырских приютов для сирот. Существующая легенда гласит, что пеликан – единственное из существ в животном мире, которое якобы разрывает свое тело, чтобы накормить умирающих от голода птенцов. А когда силы покидают пеликана, птица рвет свое сердце, чтобы голодные птенцы насытились его кровью… Распространение этой легенды по всему миру породило всюду оригинальную традицию изображать пеликана на эмблемах детских больниц и сиротских приютов как своеобразного символа самоотверженной родительской любви и заботы о потомстве.
В 1868 г. перед домом № 52 на набережной реки Мойки торжественно установили памятник И.И. Бецкому с выбитой на его пьедестале надписью: «Иван Иванович Бецкой, по мысли которого основан Екатериною Великою Воспитательный дом в 1770 году». Бюст для памятника скопировал (в увеличенном виде) скульптор Н.А. Лаверецкий с мраморного бюста работы Я.И. Земельчака (1803 г.). Высота бюста – 1 м, высота постамента – 1,9 м.
Пусть читателя не удивляет более ранняя дата основания Богоугодного заведения. Первый Воспитательный дом действительно организовали и открыли в столице в 1770 г. Но тогда он находился не на Мойке, а в стенах Смольного монастыря. Позже его перевели в бывший дворец сестры Петра Великого – цесаревны Натальи на Шпалерную улицу, а затем он уже окончательно расположился (в 1798 г.) в перестроенном дворце Разумовского на левом берегу реки Мойки.
В 1837 г. Воспитательный дом преобразовали в Сиротский женский институт, с 1885 г. именовавшийся Сиротским институтом Николая I. Он предназначался для дочерей чиновников военной и гражданской службы – круглых сирот и полусирот всех вероисповеданий. В своем составе учебно-воспитательное учреждение имело школу для подготовки нянь, фельдшерское училище, специальное отделение, выпускающее квалифицированных домашних учительниц и педагогов сельских школ, а также преподавателей гимнастики, танцев, музыки и даже французского языка. При всем этом Николаевский сиротский институт впервые в России организовал учебное отделение для глухих, возглавляемое в 1880-х гг. основателем отечественной школы сурдопедагогики А.Ф. Остроградским.
Круглые сироты содержались на казенный счет, а за содержание полусирот вносилась плата – 300 рублей в год. Девочки получали здесь образование по программе средних женских учебных заведений. Им прививали необходимые практические жизненные навыки, обучали различным полезным ремеслам и конкретным профессиям. Обычно воспитанницы старшего, практического класса допускались к преподаванию в младших классах института. Позже для особо одаренных девушек при институте открыли музыкальное учебное отделение.
В период с 1829 по 1834 г. здание дворца Разумовского и домов по набережной Мойки № 50 и № 52 вновь капитально перестраивают внутри. Перепланировку помещений проводят уже с учетом специфики и нужд Сиротского института императора Николая I.
В 1881 г. в Петербурге было создано товарищество «Электротехник», предложившее городским властям на свои средства организовать освещение Невского проспекта и ближайших к нему зданий. Городская дума приняла это предложение, несмотря на протесты хозяев керосиновых и газовых компаний, заключивших ранее долгосрочные договоры на освещение столичных улиц газом и керосиновыми фонарями.
Товариществу тогда даже выделили конкретное место возле Казанского собора для строительства электростанции. Однако против электричества неожиданно выступило духовенство, посчитавшее, что это новшество противно Богу. Вето святого Синода категорически запретило возведение электростанции вблизи Казанского собора. Однако энтузиасты товарищества «Электротехник» во главе с инженером А.А. Троицким и будущим изобретателем радио А.С. Поповым заявили тогда: «Не даете участка на земле, построим сооружение на воде, на Мойке».
Менее чем за три месяца тогда смонтировали электростанцию на речной барже, стоящей неподалеку от Зеленого (Полицейского) моста напротив Сиротского института. Первая петербургская электростанция на барже, мощностью 95 киловатт постоянного тока 30 декабря 1883 г. впервые дала электроток фонарям Невского проспекта, осветила помещения его магазинов, Благородного собрания, Городской думы и здания Сиротского института имени императора Николая I.
В 1903 г. на базе Сиротского института по решению руководства Ведомства учреждений императрицы Марии Федоровны организуется первое в России учебное педагогическое учреждение – Императорский женский педагогический институт.
После Октябрьского переворота 1917 г. на обширном земельном участке, занимаемом ранее зданиями столичного Воспитательного дома, Сиротским институтом имени императора Николая I и Императорским женским институтом (дома №№ 48, 50, 52 и 54) постепенно формируется огромный учебный комплекс сооружений, занимаемый сегодня Государственным педагогическим университетом имени А.И. Герцена. История возникновения этого первого советского высшего учебного заведения, как показали исследования историка Р.Н. Яковченко, оказывается тесным образом связана не только с комплексом старинных зданий на набережной Мойки, но и с улицей Гороховой. И действительно, газета «Петроградская правда» в ноябре 1918 г. опубликовала государственное постановление, известившее петроградцев: «В Петрограде учреждается Высший педагогический институт под названием „Третий пед. Институт“, пользующийся всеми правами, полномочиями и преимуществами учебных заведений».
Новое высшее учебное заведение назвали «Третьим», поскольку существовавшие до революционных событий Женский педагогический институт и Учительский институт почти одновременно с «Третьим» петроградским вузом соответственно переименовали в «Первый» и «Второй» педагогические институты города на Неве.
Торжественное открытие первого советского педагогического института состоялось 17 ноября 1918 г. в 12 часов в помещении упраздненных учебных курсов Раева, размещенных ранее на Гороховой улице в доме № 20. Гороховую улицу переименовали в 1918 г. в Комиссаровскую, а позже в 1927 г. – в улицу Дзержинского. Новый педагогический вуз на Комиссаровской, 20, открыли при непосредственном содействии и участии советского государственного и партийного деятеля, наркома просвещения А.В. Луначарского и писателя А.М. Горького.
Приехавший из Москвы на торжественное открытие этого института нарком А.В. Луначарский обратился к студентам и преподавателям Третьего педагогического института с добрыми напутствиями: «Нет человека счастливее, чем учитель, потому что он является мастером, который лепит гибкую человеческую глину и придает ей форму более совершенную, чем та, которую отлили обстоятельства…»
Позднее на набережной реки Мойки, 40, в честь этого памятного события – основания Педагогического института – установили мемориальную доску с текстом государственного декрета: «Декрет. В Петрограде учреждается высший педагогический институт под названием „Третий педагогический институт“, пользующийся всеми правами высших учебных заведений. Народный комиссар просвещения А.В. Луначарский. Торжественное открытие состоялось 17 ноября 1918 года». Текст государственного декрета выгравировали на металлической пластине.
В год открытия нового вуза его помещения не отапливались, случались регулярные перебои с освещением. Студентки и преподаватели: будущие академики В.В. Струве, Е.В. Тарле, Б.Д. Греков, В.Л. Комаров, Ю.М. Шокальский, А.Е. Ферсман, О.Д. Хвольсон и другие – не раздевались в аудиториях, сидели в пальто и шубах. Шефом этого института многие годы оставался А.М. Горький, пытавшийся помочь дирекции вуза наладить его работу. В день 50-летнего юбилея писателя его избрали почетным членом Ученого совета института.
Первоначально «Третий» педагогический институт на бывшей Гороховой улице в доме № 20 располагал тремя факультетами: гуманитарным (со своими отделениями – словесным и историческим), физико-математическим и естествознания. Через год в нем дополнительно организовали факультет иностранных языков. Институт сразу же занял лидирующую позицию в развитии школьного дела. Его 60 талантливых преподавателей не только создавали оригинальные учебные программы для школ, новые учебники и учебные пособия, но и стали руководителями повышения квалификации первых советских педагогов.
В фондах музея истории нынешнего Педагогического университета им. А.И. Герцена бережно хранятся уникальные исторические документы, среди которых особое место занимают мемуары и дневниковые записи преподавателей и питомцев этого вуза. Целый ряд воспоминаний неожиданно объединяет, казалось бы, совершенно неожиданная и весьма далекая для будущих педагогов тема – авиация.
В 1920-е гг. Герценовский педагогический институт активно шефствовал над эскадрильей, где служил будущий знаменитый летчик Валерий Павлович Чкалов. По окончании Московской школы высшего пилотажа, а затем Серпуховской школы воздушной стрельбы и бомбометания в июле 1924 г. В.П. Чкалова направили в ленинградскую Первую Краснознаменную эскадрилью, сформированную из бывшего отряда летчика П.Н. Нестерова. В этом соединении В.П. Чкалов прослужил 4 года, после чего в 1929-1930-х гг. выполнял обязанности летчика-инструктора Ленинградского отделения Осоавиахима.
Тема авиации стала главной в воспоминаниях выпускницы педагогического факультета ЛГПИ им. А.И. Герцена 1925 г.
Ольги Ореховой – жены В.П. Чкалова. Шефство над ленинградской эскадрильей познакомило и связало студентку Педагогического института и отважного летчика.
Ольга Эразмовна вспоминала: «Мы, студенты Герценовского педагогического института, проводили среди красноармейцев культурно-просветительную работу». На одном из концертов для летного состава студентка заметила, как во время ее сольного выступления дверь в зал приоткрылась и в него осторожно вошел коренастый, крепко сложенный летчик, привлеченный ее пением. Дальше совершенно разные по характеру и по выбранной каждым из них профессии люди больше не разлучались.
Их семейная жизнь началась в феврале 1927 г., когда В.П. Чкалов переехал в семью Ореховых на Теряевскую улицу Петроградской стороны.
В фонде исторического музея Герценовского университета сегодня хранятся книги О.Э. Ореховой-Чкаловой, в которых рассказывается о Чкалове – летчике и человеке.
В 1954 г. к Педагогическому институту им. А.И. Герцена присоединили «Второй» институт иностранных языков, а через три года – в 1957 г. – в него влился Педагогический институт им. М.Н. Покровского. Число студентов увеличилось вдвое. Учитывая сложившуюся ситуацию, решением Ленинградского исполкома Педагогическому институту им. А.И. Герцена передали угловой дом № 54/18 по набережной реки Мойки и улице Дзержинского (ныне – Гороховой). В нем разместили два факультета института – русского языка и литературы и исторический.
Последний в этом ряду угловой дом на набережной Мойки и Гороховой улице завершал комплекс учебных корпусов будущего Петербургского педагогического университета. Напомню, что земельный участок с капитальными каменным зданием ранее откупила казна, чтобы в 1818 г. разместить в его стенах первое отечественное Училище для глухонемых детей.
В этом специфическом учебном заведении обучались сто мальчиков и 50 девочек. Им преподавался курс основ русского языка, арифметики, истории и географии. В училище имелись прекрасные для тех лет производственные мастерские, позволявшие привить детям навыки в освоении разнообразных ремесел.
Памятник К.Д. Ушинскому
До 1918 г. в этом учебном заведении существовали два разных отделения. В первом из них обучались дети из «благородных» семей, а второе комплектовалось «простолюдинами». Для каждого из двух отделений разрабатывалась отдельная учебная реабилитационная программа, были различными повседневная форменная одежда и питание.
30 июня 1961 г. в парадном дворе педагогического вуза открыли памятник выдающемуся педагогу Константину Дмитриевичу Ушинскому (1824–1871). Бронзовая фигура, выполненная по модели скульптора В.В. Лишева, установлена на постамент с цоколем и базой из серого гранита, спроектирована архитектором В.И. Яковлевым. Высота фигуры – 3,5 м, высота постамента – 2 м.
За заслуги в подготовке кадров институт в 1966 г. награжден орденом Трудового Красного Знамени, а в 1991 г. удостаивается нового статуса – Государственного университета.
Огромную работу по оказанию шефской помощи Красной армии и в подготовке молодежи к воинской службе выполняла кафедра военной подготовки Герценовского института, созданная в 1926 г. На этой кафедре с 1936 г. студентов обучали профессии военных летчиков-наблюдателей (летнабов) и авиационных штурманов. В те годы отделение военно-воздушной подготовки в институте возглавлял майор Платон Сергеевич Сергеев, бывший прапорщик летного подразделения Императорской армии. После окончания Великой Отечественной войны П.С. Сергеев преподавал тактику ВВС в Военно-воздушной академии.
Среди сотрудников кафедры в 1920-х гг. выделялась фигура лаборанта Бориса Петровича Лазарева, потомственного дворянина, выпускника Пажеского корпуса и Академии генштаба, дослужившегося в 1916 г. до чина генерал-майора, имевшего большое количество боевых наград, включая «Золотое оружие» за храбрость. После революционных событий 1917 г. был командующим Закаспийской армией и комендантом Константинопольского гарнизона, но по личному вызову М.В. Фрунзе в 1924 г. вернулся в Россию. Он являлся близким другом Н.П. Нестерова и летал с ним в одном боевом экипаже.
Сегодня в историческом архиве Педагогического университета им. А.И. Герцена сохранился текст марша студентов отделения военно-воздушной подготовки тех далеких лет, он полон юношеского романтизма, любви к Родине и невероятной жажды подвига:
Распластаны крылья в петлице
И звезды над парою глаз.
Мы сами – разумные птицы,
И крылья с рожденья у нас.
Мы словом деремся на суше,
А бомбой гремим в небесах.
Никто наш порыв не потушит,
Никто не заронит в нас страх.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
