скачать книгу бесплатно
Панакея. Книга 2. Российская федерация. Иштар. Любовь
Татьяна Зубкова
Международный фестиваль Бориса и Глеба
Роман «Панакея» охватывает период с XVI по XXI век и носит элементы как исторического романа, так и фэнтези. Как Панакея, дочь бога медицины, персонификация исцеления, так и женщины, героини романа, лечат и тело, и душу. Действие происходит в Российской Империи («Книга 1. Российская Империя. Пламя Табеты»), Советском Союзе и Российской Федерации («Книга 2. Иштар. Любовь» и «Книга 3. Гея. Земля»), Англии, Мальте, Израиле, Китае, Украине. Жизнь – это бесконечная череда событий, в которой все повторяется на новом витке и всегда есть Герои, воевавшие за честь Родины, и те, кто любил их.
Татьяна Зубкова
Панакея
Книга 2
Российская Федерация
Посвящается всем героям, а также тем, кто любил их.
Молитва благоверным князьям Борису и Глебу
О двоице священная, братия прекрасная, доблии страстотерпцы Борисе и Глебе, от юности Христу верою, чистотою и любовию послужившии, и кровьми своими, яко багряницею, украсившиися, и ныне со Христом царствующии! Не забудите и нас, сущих на земли, но, яко тепли заступницы, вашим сильным ходатайством пред Христом Богом сохраните юных во святей вере и чистоте неврежденными от всякаго прилога неверия и нечистоты, оградите всех нас от всякия скорби, озлоблений и напрасныя смерти, укротите всякую вражду и злобу, действом диавола воздвигаемую от ближних и чуждих. Молим вас, христолюбивии страстотерпцы, испросите у Великодаровитаго Владыки всем нам оставление прегрешений наших, единомыслие и здравие, избавление от нашествия иноплеменных, междоусобныя брани, язвы и глада. Снабдевайте своим заступлением страну нашу и всех, чтуших святую память вашу, во веки веков. Аминь.
Об авторе
Павлова Татьяна Васильевна
Имею высшее медицинское образование, заведую кафедрой патологии НИУ «БелГУ». Профессор, доктор медицинских наук, член Европейского общества патологов и ряда других обществ и организаций. Мною написано и опубликовано около 500 научных работ, в том числе 10 монографий. Под моим руководством защищено 30 кандидатских и докторских диссертаций.
Пишу художественную прозу и стихи всю жизнь. Публикуюсь под псевдонимом Татьяна Зубкова.
Я взяла фамилию моих предков с дворянскими корнями, живших когда-то в том числе и в Белгороде, куда я была приглашена для участия в основании медицинского факультета.
Мною опубликованы романы «Адам и Ева после ада» («Звонница», Москва, 2016), «Город имени ветра» («Издательство Интернационального Союза писателей», Москва, 2017) и ряд рассказов.
Пишу картины и устраиваю выставки.
От автора.
Часть 4
Иштар. Любовь
«Любовь – это… проявление бессмертного начала в существе смертном»
Платон
«Любовь – это энергия жизни»
Роберт Браунинг
Посвящается моей бабушке Елизавете Поликарповне Зубковой (Мишениной)
Глава 1
Последняя четверть ХХ века. Смайл
Я продолжала стоять на дороге. Судорога свела мою левую ногу, но я не упала. Осознание происходящего уже пришло ко мне. Видела я чётче, значит, давление несколько снизилось. Пот перестал бежать между лопатками: наверное, за столь короткий срок моё тело потеряло всю воду! Я не дёргалась – и вспоминала.
Всю мою историю до переезда в Россию я тщательно убрала в какие-то дальние уголки памяти, как стараются забыть о прежнем месте проживания переселенцы, обрубая концы, выбрасывая мешки фотографий, продавая и раздаривая вещи. Когда мой друг Борис эмигрировал в Израиль, он реализовал и преподнёс на память друзьям все свои картины, которые были слишком тяжелы, чтобы брать в самолёт. С собой он забирал: двух дочерей, русскую жену, документы, по четыре необходимых предмета быта: тарелки, кружки, ложки, минимум вещей. Также с ним уехали: так необходимые, но более дорогие на новой родине скатанные в рулоны холсты, кисти и краски. Пусковым моментом к переезду явился тяжёлый сахарный диабет у младшей дочери при проблемах с инсулином и диетической пищей на территории нищей Украины. Перед этим он, как последний бонус, чтобы остаться, окрестился. Но это не улучшило положение.
Мне и с вещами, и с памятью было несколько легче. К тому же ехать было ближе. Большинство предметов из моего гардероба я отдала соседке, которая работала волонтёром в организации, собирающей пожертвования для нуждающихся: таких было немало! Я и не представляла, что одежды у меня столько, пакуя в мешки. С собой брала: три пары обуви, несколько платьев и одно осеннее пальто, которое не выдержало тендер в моей новой жизни и было выброшено. За ним вскоре последовали и остальные тряпки. Уезжали со мной также ворохи научных бумаг, так как тогда ещё не всё было оцифровано, научные образцы, которые так и не стали трендом сезона и через много лет я выбросила все коробки с ними; фотографии, картины друга, а также самые дорогие мне сувениры. Оставляла немногих друзей, так как остальные к этому времени покинули Украину, старую собаку у друзей, чего мне долго не мог простить мой сын, дом в деревне, который из-за отсутствия денег у населения невозможно было продать, а также память о прошедшем. Увозила я и своего приятеля, почти мужа, так как пожениться мы решили после переезда. Именно он стоит теперь на дороге и целился в меня из автомата. Чуть больше, чем через год, когда я обрела свою родину, я обрела и любовь. О ней я и вспоминаю сейчас, стоя на дороге, чтобы она согрела, а лучше – спасла меня! Мне трудно поверить в то, что прошло уже столько времени!
Первая после переселения зима была очень холодной. Я мёрзла в новой квартире, в которой дуло из всех окон, как их не заклеивай, а «родные» радиаторы батарей почти не грели. Зябко было и на работе. Какой я тогда была? Почти такой же, как сейчас. Предпочитала «Шанель № 5», но для меня это было дорого. Хорошую новую игрушку для взрослых на четырёх колесах позволить себе не могла. Работы Ван Гога видела только в Эрмитаже. Хотя уже не курила, но повторяла фразу: «Для чашки кофе и сигареты всегда можно найти время». Мне было ближе к сорока. Рост – выше среднего. Цвет глаз у меня по-прежнему меняется в зависимости от обстановки: в эротических ситуациях они становятся зелёными, а когда градус отрицательных эмоций повышается – почти чёрными, но чаще они – ореховые. В то время была брюнеткой с волосами до плеч. Имела степень доктора наук по специальности «Фармакология». Разрабатывала новые направления в экспериментальной фармакологии. Только что получила кафедру. Точнее будет сказать: получила документально подтверждённое право её создать. Были и хобби: бегала не только во сне, плавала преимущественно в бассейне. Ещё не путешествовала, так как денег на это не было. В связи с новым местом работы мне презентовали квартиру на двоих с сыном, которую я тогда считала роскошной, а теперь – вполне приличной. Производила впечатление лёгкой, мало работающей, незаслуженно преуспевающей. А про кого говорят, что он преуспевает заслуженно?
Накануне временной точки «А» в этой love story вечером мы с друзьями сидели в клубе, хотя это случалось крайне редко. Вошла группа мужчин, явно военных, и один, с хрустальными глазами, так посмотрел на меня снизу вверх! Но его друзья, решили увести его куда-то, отсекли от меня. И – ушли. «А жаль!» – подумала я, подруливая к университету. Обычный коридор, лица, традиционное «здрасте!» – студентам, «здрасте!» – уборщице. «И вам тоже здрасте!» – опять студентам. «И вы здравствуйте! – гардеробщице. – Здравствуйте. Здравствуйте. Здравствуйте!» Ох! Устала! Хоть бы быстрее заскочить в кабинет и перевести дух! Такое впечатление, что я им здоровья желаю, а они из меня силы высасывают! Американский стиль «Smile!» – «Улыбайся!».
Усмехайся всегда. Ухмыляйся – хорошо тебе или выть хочется! Стиль, который только входит в нашу действительность, был близок мне всегда. В аспирантуре меня называли: «Девочка, которая всегда улыбается». А у меня проблем тогда было как личных, так и рабочих – не счесть. Но в рамках начинавшей вырабатываться американской манеры на вопрос: «Как дела?» – уже следовало отвечать, как в советских стихах тридцатых годов:
И когда оледенели два крыла,
У нас опять узнать хотели: «Как дела?»
И ответ донёсся краткий: «Всё в порядке!»
Так и стараемся жить: с русским духом стенания в душе и дорогой во всех смыслах голливудской улыбкой на физиономии! Дух компьютеров со «смайликами», с миллионами рожиц на гаджетах тогда ещё не вошёл в нашу действительность. Но всё равно: улыбалась, даже когда болела голова, были стёрты ноги плохими туфлями, когда оставалась одинокой, не было денег или даже, особенно гордо, под дулом автомата! Позже в обиход вошла фраза: «Не дождётесь!» – будто все всем желают зла! А может, это правда?! Но – улыбайтесь! По выстраданным глазам и неулыбчивым ртам нас узнают за границей! Мой личный статус вне России сильно возрос: раньше меня принимали за польку, теперь – за немку, и всё благодаря «Smile!» Поэтому – сушите бивни! Кто не умеет печь пироги – не спечёт и на бис! Сияйте белыми зубами везде и всегда! Не зря так дорога стоматология! И тогда мир начнёт улыбаться вам, а может – оскалится! На вопрос: «How are you?» – то есть как ты там, тётка: детки-подлецы опять хамят? Мужик, подлец, нажрался? Денег нет не то что на тачку новую – на еду? – не надо долго плакаться, а на равнодушный вопрос ответьте просто: «All right, Райка!» Правда, с именем, в отличие от вечно молодой, как и сама Орлова, комедии «Цирк», возможны другие варианты: «Танька, та, что громко плачет, Катька, та, что ходила с офицерами, Ольга, та, которую скоро полтора века любят в опере „Евгений Онегин“». Список можно продолжать до бесконечности. Или ещё до чего-то.
Как в анекдоте, который когда-то рассказывал мой папа: «Отец Никодим, отец Никодим! Сколько пива выпьете?! – До бесконечности, плюс три литра! – Так ведь бесконечность – это больше, чем три литра! – Кто её знает, эту бесконечность! А три литра – эти уж точно мои!» И действительно: кто представляет эту вневременность, даже после изучения физики-математики в школе и в вузе! В ответ на электронное письмо или СМС пошлите смайлик! Улыбайтесь! И мир, может, всё же станет лучше и добрее! Сожмите зубы, обработанные хорошим стоматологом и пастой, раздвиньте губы с гримом от «Ив Сен-Лоран», «Кристиан Диор» или что вам подходит по вкусу или кошельку, и – молчите! Время нытья, жалоб и длинных разговоров закончилось и у нас! Уйдите на фитнес или – к священнику. Многие уже пошли, так как последнему платить не надо, как и подруге, в отличие от психоаналитика или, как модно называть в современной стране, психолога (чаще самого – неудачника). В крайнем случае напейтесь в одиночку, как говорил мой бывший начальник: «Под одеялом». Но не плачьте даже в подушку, а – улыбайтесь! Признаюсь вам: это очень утомительно. Поступайте престижно! Моя старшая подруга, когда я защитила кандидатскую, сказала: «Теперь твой статус обязывает: иметь хорошую мину при любой погоде, бегать только в спортзале или в парке, а не за трамваем, мужчиной или кем-то там ещё, носить шубу и улыбку!» Нет её больше! И – очень жаль!
Памятуя о её словах, я красиво продефилировала до кабинета. Но когда замаячила спасительная вывеска с моим статусом, вставить ключ в дверь и сжать губы мне помешала уборщица, выпалив: «Можно полики помыть?!» Не перевести мне дух!.. «Конечно!» – вежливо так выдавливаю из себя. Итак, кофейку сразу не хлебнуть: привычка – с аспирантуры, когда все собирались дефицитную тогда «арабику» вкусить перед интеллектуальной работой. Её наш начальник менял у заведующей ресторана на лабораторный, на вполне пригодный для внутреннего употребления спирт. Пили её, душистую, себе в удовольствие – сваренную в жезле на спиртовке. Что там современная кофе-машина! Параллельно курили: шеф – трубку с голландским табаком, я – не фейковые «Мальборо». Мечтали о Нобелевской премии, и в этом было вполне рациональное зерно: в ведущем направлении были мы и американцы. Но нас в дальнейшем, вместе с иммунологической лабораторией и блоком информатики, сократил директор по наводке его заместительницы по науке.
А с моей уборщицей у меня долго была классовая вражда: мои пять-шесть пар обуви, преимущественно на громадных шпильках, под столом она пинала грязной тряпкой, приговаривая при этом: «Сколько же у неё туфель, если на работе столько стоит?!» Но теперь, после ряда моих одолжений ей, – уже не ворчала: «Какие туфельки! Мы вот их осторожненько переставим!» Ладить с людьми надо. Не хамить! Кстати, моей уборщице было лет пятьдесят и у неё высшее экономическое образование. Не скажешь: «Кто на что учился!»
Тему, которую мы тогда разрабатывали в только что созданной в Москве лаборатории в одном из НИИ, который до сих пор существует и теперь называется Институтом, кроме нас затронули американцы, причём значительно отставая от нас. Шеф был, как тогда говорили, «выездной» и «с языками». Основоположник целого направления. Свои монографии, пять «переводных» с английского и немецкого. Однажды мы хлебнули вечерком всё тот же, настоянный на калгане, грамотно, до сорока градусов разбавленный спиртик. Он теперь так облагорожен и реабилитирован благодаря известному фильму «Собачье сердце» – книгу мало кто из широких кругов населения читал, – в котором профессор Преображенский вещает: «А Дашенька правильно разведёт…» Итак, приняли. Самодельным сальцем на чёрном московском «Бородинском» хлебушке закусили. И шеф мечтательно так сказал: «Хочу в Париж!» А я, уже чуть-чуть захмелевшая, подыграла фразой из известного анекдота: «Опять?» Но он, оказывается, действительно два раза был там на конгрессах, что тогда было равноценно признанию в стоящем рядом новом собственном «Мерсе». Это сейчас этим не удивишь российских граждан!
Где она, эта аспирантура?! Ау! В прошлом. Почти в бесконечности. Где шеф? В Германии, и известен в очень узких кругах. В частности за то, что знает немецкий лучше немцев и воображает себя святее папы римского в науке. «Нобелевскую» уже вряд ли получит, потому что ни школы, ни своей лаборатории, ни учеников, ни друзей у него там нет и не будет. По большому, да и по малому тоже, счёту, мы там никому не нужны. Немцы считают себя носителями идей в мировой науке и культуре. Но это я тоже узнала позже. А шеф по-прежнему курит свой голландский табак, каким никого там, да и у нас теперь уже тоже, не удивишь. Вечерами заходит в шикарный супермаркет, где продаётся всё: от русской икры до немецких колгот отличного качества, покупает маленькую бутылочку шотландского виски Ballantines и выпивает. Как известно, этот напиток может быть только шотландским, как и осетрина первой свежести!
Глава 2
Пятьдесят стран для покупки обуви
Туфель у меня теперь много! Покупаю их в основном за границей, куда более-менее регулярно выезжаю на конгрессы, школы, стажировки и просто чтобы активно отдохнуть. Недавно пересчитала, что была уже более чем в пятидесяти странах. Есть и особые любимцы: Англию люблю. Редко завидую, но как-то была на стажировке в Оксфорде – необыкновенной красоты, комфортности и ауры город! А нагрузки на работе – скорее разгрузки от отдыха! Профессора одну-две лекции в неделю читают, и никаких коробок бумаг, мегабайт и киловатт не переводят! Ходят, такие расслабленные, по древнему городу и сидят в древних кофейнях. Когда пишут монографии – путешествуют, чтобы хорошо думалось. Любимая фраза англичан: «Весь мир – наша раковина!» А распродажи какие в Англии! Все коллекции – за 20–30 процентов идут! В одну из первых моих поездок мы с негритянкой, живущей в Лондоне, упоённо выбирали туфли. Вместо одной пары каждая из нас выбрала по три! И сколько будет двадцать процентов от трёхсот или пятисот фунтов? Задача для женщин. Мужчины всё равно скажут: «Дорого!» На недавний вопрос моего бойфренда, но уже без классовой ненависти: «Сколько же, дорогая, у тебя туфель?!» – я с ходу ответить не могла, а считать было лень! Основные шпильки на работе! А также: «кэжуал», шлёпки, ботинки, сапоги, сабо, две пары кроссовок, кеды. И так далее. Для покупки туфель хороша Австрия: там делают мою самую любимую обувь! Можно целый день на умопомрачительных шпильках бегать. Первую пару я купила за защиту докторской диссертации всё того же шефа. Денег было или на туфли, или на платье. У меня была ответственная миссия: стоять на сцене и включать и выключать свет во время показа слайдов. Мало кто сейчас об этом помнит! Как же на сцену, да без туфель, которые тогда стали единственно выходными: естественно, лодочки, на шпильке, кремовые! Как утром надела, так уже ночью сняла, протанцевав весь вечер. Проносила я их лет пять. Четыре года назад привезла из Вены, где была на конгрессе, пять пар, которые ношу до сих пор, правда, не единственные: ботинки, ботильоны, босоножки, туфли – и уже дома поняла: мало!
Испания, Португалия: красиво, мягко, стильно, но для меня – узкая колодка. Финляндия. На конгрессе докупила чемодан, чтобы вся купленная обувь поместилась! В воспоминаниях – лучшие сапоги первой молодости, купленные в аспирантуре. Но в первую же зиму мой бывший поставил в коридоре рядом с ними аккумулятор от машины, куда заливал кислоту. Было такое раньше развлечение по бедности, чтобы не покупать новый! Ядовитые капельки, неосторожно распылённые вокруг, разъели эксклюзивную пару на миллиметр! Я плакала. Но зиму – доносила. А где было взять другие в эру тотального дефицита!
Что-то забавное можно купить из натуральной кожи даже в Египте.
В России, как и, поверьте, во многих других странах мира, встречают по одёжке. Только вот в шпильках на Эйфелеву башню лазить не надо! Не знаю: это у русских от долгого дефицита или по каким-то другим, даже мне, женщине, непонятным причинам?! Или от желания русских женщин в любой части мира быть готовыми продать себя?! Я, например, видела такую русскую в горах Черногории у монастыря в скалах. Так и она как туда попала по горной тропинке?! Как у Ильфа и Петрова: «Как он туда попал и чем питается – неизвестно!» За границей я ношу хорошую спортивную обувь, иногда дороже моих шпилек! А когда вижу в своём отечестве особу женского пола, ковыляющую по улице на шпильках сантиметров так за двадцать, не фирменных, всегда хочется спросить: «Ну сколько же тебе за это платят?!» – наверное, я не понимаю, что девочка «на охоте» с гримасой муки на лице и поднятая над толпой, но, увы, не на Олимп! Мои студентки уже всё чаще, как европейские, стали носить кроссовки и джинсы. И ходить без открытого пупка с пирсингом зимой! Всё же ползём понемногу к цивилизации!
Итак, место действия: Франция, Париж, Эйфелева башня. Время действия: начало XXI века. май, двенадцать часов дня. Действующие лица: толпы туристов, в том числе и русских, осаждающие достопримечательность, которая подтверждает своим существованием слова: «Нет ничего более постоянного, чем временное!» – башня, построенная для Всемирной выставки, продолжает стоять уже больше ста лет, но несмотря на бухтение французов, что она совсем даже не украшает Париж, и даже не только каким-то одним своим боком, но и полностью, стала без всякого маркетингового хода символом столицы Франции! Тоже мне, красотка!
Передо мной на ажурной лестнице – ноги, красивые, надо сказать, ноги на высоченных чёрных шпильках. Русские – не сдаются! Напоминаю: чугунная ажурная лестница! Где-то там, далеко-далеко над шпильками – стринги и что-то наподобие раздувающейся юбки и голос на русском, вещающий: «Ты мне бар обещал!» – капризно. И тут я вспоминаю фразу из одной так называемой «дамской» передачи: «Если вы будете ходить дома на шпильках – муж вынесет помойку к мусоропроводу!» – цитирую почти дословно! Опять сбилась на шпильки, а у самой под столом пар пять. И дома – не считала… Спутник длинноногой в шпильках, такой весь из себя: с цепью и крестом, пропищал: «Будет тебе, французский шампусик, зайка!» – обозвав моющим средством благородный французский напиток. В это время женщина увидела вожделенные столики и то ли от счастья, то ли от желания попробовать исконно французский и безумно дорогой напиток, то ли от желания вытянуть наконец гудящие ноги утроила скорость и закричала:
– Вот он! – Рванула к столику, расталкивая всех, будто все столики Парижа будут сейчас заняты, плюхнулась на стул. Исконно советская, никак не искореняемая черта: занять всё, что можно, иначе не достанется. – Вот он! – тыкая пальцем в бар!
Кстати, в отдельных странах, например в Англии, это, то есть тыканье, вполне приемлемо! Не исключено что она, как и классик, просто любит завтракать на Эйфелевой башне, так как это единственное место, с которого она не видна?! Правда, я думаю, что даже для XIX века это большое преувеличение!
Французская обувь, если она не на заказ – а это мне не по карману, – не лучшая в мире.
Не были в Париже и не видели Эйфелевой башни? Не огорчайтесь! Один из мостов в Петербурге через Неву – плод, так сказать, труда того же инженера! Такая вот положенная на бок Эйфелева башня – это мост! Однако главным трендом города мост не стал, хотя и бегают по нему и люди, и машины, и даже иногда – лошади!
Финскую обувь в северной столице России не покупайте. Она в пять раз дороже, чем на её родине, которая, как известно, не за горами. И за новую модель выдают ту, что за границей на распродаже. Кстати, хотя это далеко не ХХI век, о Петре I – большой любитель всего немецкого.
Признаться, немецкую обувь люблю и я, в том числе фирмы Salamander. История и обувь переплетались неразлучно. Надо же в чём-то ходить по разным местам! Так, при Иване Великом ходили в сафьяновых и кожаных сапожках, шитых на Руси – и лаптях! Затем, с начала XVII века (недавно четырёхсотлетие отметили), пришла эра Романовых, которая длилась вплоть до февраля 1917-го. При Петре пошла обувь часто заграничная или нашими умельцами с их фасонов списанная: туфли – для людей с денежкой тонкие, кожаные или матерчатые, с каблучками разной формы, отдельные пары – с вышивкой, мужские часто с пряжками, домашние без задников, впоследствии превратившиеся в так любимые нами тапки, сапоги для господ и сапожки дамские! Всё это и сейчас надеть – загляденье!
В Таиланде покупаю только шлёпки. В Мексике и на Мальте – ничего. В Китае обувь плохая. Но не только для шопинга я путешествую!
Глава 3
Выстрелы под окном
Вернёмся всё же к событиям дня, когда я мечтала на кафедре спокойненько выпить чашечку кофейку. Пока у меня прибирали – пробежалась по кафедре: всех проверила и выстроила, а теперь могу и спокойно улыбку стереть и кофейку хлебнуть! За окном раздались какие-то хлопки, и я подумала: «Петарды, что ли, за окном взрывают! Совсем расслабились студенты!» – и от любопытства бросилась к стеклу. За окном, наверное, километров под сто, стартовал белый «жигулёнок» – надежда российского автопрома. Именно белая шестёрка, как ни банально это звучит в фильмах о милиционерах и полицейских. «Негры, что ли, за рулём?!» – мелькнула мысль. Я сразу не догадалась, что мужчины в салоне были в масках. И тут из машины пальнули по окнам. Я успела отскочить, но всё же мелкие стёкла порезали мне руки, порвали колготы. Но всё, кроме шока, было так, царапины! Без стука открылась дверь, и тут заскочил наш охранник, тот самый, что не узнал меня, бледный, дрожащий, и прошептал: «Врачи есть?!» Фармаколог я, честно говоря, а не врач. Но всё же пошла за ним.
Под окнами стояла кофейно-зелёная машина, развозящая деньги. На земле лежала наша милая бухгалтерша, которую я чаще видела в варианте «портрет» в окошечке кассы. Она была бледной, и под нею расползалась лужа крови. Ну, оказывать первую помощь – жизнь научила! Я смело убрала с её бедер платье и пережала рукой кровоточащий сосуд на бедре. А она причитала:
– Как же я буду эти девять миллионов отдавать?! Где я их возьму?! – заныла. – Как же я буду эти девять миллионов отдавать?! Где я их возьму?!! – повторила.
Успокоить её надо было быстро, и я сказала, уже усмехнувшись:
– Такие деньги уже не отдают! Вот если бы меньше миллиона – тогда хуже! – И это её почему-то сразу успокоило! Рядом, прижимая раненую руку, стоял охранник, так и не успевший достать оружие. Прибежал декан медицинского факультета. Увидел. Рванул к своей машине за жгутом и бинтом. Так мы и продержались минут двадцать-тридцать.
Первыми приехали собровцы. Командиру на вид было лет тридцать пять. На самом деле, как я узнала позже, ему было всего двадцать восемь. Он был среднего роста, в пятнистой форме, обезличивающей его, стриженный настолько коротко, что невозможно узнать цвет волос; со сдвинутыми бровями над несколько прищуренными глазами, что не давало возможности определить ни их цвет, ни даже выражение; с сильно сжатыми губами на неулыбчивом лице. Весь он напоминал пружину, зажатую сверху какой-то мощной рукой, что делало его как-то мельче и менее значительным. Забудься эта рука – и полетит он, направляемый энергией собственного тела, силой толчка – неведомо куда. И ещё неизвестно, в кого попадёт этот слепо несущийся снаряд, что натворит…
Смотрел он так, будто изучал сразу весь периметр. По этому взгляду, бросаемому как-то так через плечо, не поворачивая головы, осматривая полностью любое помещение, будь то купе поезда или зал кинотеатра, я узнавала всех мужчин схожих профессий. Взгляд его всегда был чуть исподлобья, при красивом высоком лбе с горизонтальными ранними морщинами. Как я узнала потом, смеялся он, стараясь не разжимать рта с выбитыми взрывом и вставленными зубами. От этой же травмы остался небольшой шрам между губ справа.
Этот мужчина в высоких зашнурованных ботинках с грубыми подошвами, с заправленными в них пятнистыми штанами и, в свою очередь, заправленной в штаны такой же тёплой курткой походил на пирата, пришедшего захватить корабль. Я лишь потом узнала, что пиратами были английские лорды, пекущиеся о том, чтобы обогатить своё гнездышко. Да, наверное, он и был современным флибустьером или его далёким потомком с горячей, достигающей точки кипения кровью. Всё остальное стало уже пресным и не грело его ещё молодые кости. Однажды на обследовании врач сказал ему, что для таких, как он, характерно особое строение надпочечников и большой выброс адреналина, и он наивно поверил, так как во всём, что было вне его виртуальной реальности боя, был совершенным ребёнком, оторванным от всего мира. Он гордился этой своей избранностью, бесхитростно оправдывая ею все свои поступки. Адреналин – гормон воинов. Таинственный секрет надпочечников, не вызывающий заболеваний при его максимальном выбросе. Адреналин – нейромедиатор страха. В концентрационных лагерях натаскивали собак на его запах. Он пропитывал всё человеческое существо и, кажется, сочился через поры кожи. При его наличии, не поддающемся контролю, убежать от лохматых серо-коричнево-чёрных чудовищ с мощными клыками, беспрекословно подчиняющихся и натренированных, как никакие другие породы собак, могли не самые бесстрашные узники, а, наоборот, наиболее обессиленные и от этого уже тупо-равнодушные, которым судьба, вдруг соблаговолив, кидала максимум, что могла дать: жизнь. Одарив, снисходительно не интересовалась в своём величии и щедрости, что они будут делать с ней дальше. А дальше был в лучшем случае стройбат. В худшем – свои концлагеря. И если совсем повезёт – жизнь, которая чаще всего их не принимала, а они её.
Мужчина, как оказалось, был «вчерашним»: с бара. Но я тогда не узнала его. Да и не до него было. Вечером мне надо было уезжать на защиту моего диссертанта в Москву.
Глава 4
Купе
Вечером я сидела в купе. Настроение было не самым лучшим. Я строила своё дело, а мой партнёр по фармакологическому бизнесу и постели подводил меня. Теперь я, скрепя сердце, или что там ещё, ехала на его защиту в лице научного руководителя. Он должен был стать моим третьим защитившимся учеником, и после этого, соблюдя всю бумажную волокиту, я могла сделаться настоящим, не по должности, а ваковским профессором. То есть получить ту бумажку, которую не ликвидирует ни тюрьма, ни сума.
Мой подопечный – именно тот мужчина, который сейчас целится в меня из автомата, стоя на дороге, а на нас сыпется мелкий, колючий и очень холодный снег.
В начале нашего с ним романа я была свободным, бедным, но уверенным в себе молодым доктором наук тридцати пяти лет от роду. Принимала зачёт у ординаторов, среди которых был и он. Затем мы разговорились. А через пару часов всё закрутилось: и роман, и обсуждение его будущей диссертации. Потом мы почти дошли до брака. Много в любовнике было странного и пугало меня: патологическая страсть к сестре, ревность к её при мне появившемуся сначала приятелю, а затем мужу, патологическая страсть к деньгам, которые не хотели, как водится при этом, идти к нему.
Все они занимались карате: отец-военный, мой приятель, сестра-студентка и её муж. Бойтесь людей, которые осваивают восточные искусства борьбы, особенно если это не связано с профилем их работы! Всё в жизни накладывает свой отпечаток. А такие увлечения – меняют душу, делая человека совершенно другим: изворотливым и лживым. Без этого – не выиграть! В секцию в десять лет его отвёл отец. Через год мальчик почти потерял зрение. Потом он отвёл его младшую сестру. Когда она выросла, то выясняла отношения с отцом при помощи ударов ног. Я хотела и сама пойти в секцию. Но он сказал мне: «Ничего не выйдет. Не тот характер!» Действительно, «не тот характер».
Теперь он, стоя на раздолбанной дороге, целился в меня из автомата.
С сестрой они подсчитывали, какое наследство останется от совсем ещё молодых родителей, когда они умрут! Как они продадут всё это и заживут роскошно! Был циничен. Однажды я спросила его: «Сколько стоит женщина?» «Бутылка вина и коробка конфет!» – ответил он не задумываясь. Себя я ценила несравненно больше.
Однажды выпив, начал плакаться:
– У меня давно нет заказов!
– Каких? – удивлённо спросила я.
– На людей… – протянул он.
– В смысле? – не поняла я.
– Убрать! – И тут я догадалась, а догадавшись, сразу поверила, что он был киллером.
– И сколько? – уточнила я.
– Могут дать до тысячи долларов. Но нет давно заказов! – грустно ответил он.
В то время я сама ходила с незарегистрированным пистолетом. При этом как-то не до конца поверила в сказанное знакомым киллером. Но ничего не проходит бесследно. И вот мы стоим друг против друга. Узнал ли он меня при его столь плохом зрении?
На предзащите его кандидатской диссертации он невпопад и неправильно отвечал на все вопросы. Я злилась, а потом жестоко взорвалась:
– Я понимаю, что ты слеп! Но не глух же! – кричала я в нашем гостиничном номере, оплаченном мной.
– Прости. Я ничего не слышал… Я оглох от волнения! – почти прошептал он.
Глохнувший от волнения и почти слепой от занятий боевыми искусствами, мой бывший любовник целился в меня из автомата! Потрясающе!
Я вспоминала.
На новое место работы он поехал в надежде на большие заработки, а больше от ревности к мужу сестры, которую любил как-то даже болезненно, с оттенком инцеста. Ещё от хотел доказать, что что-то представляет без отца, настаивавшего на объединении семьи под одной крышей. Он сильно, как к родному, привязался к моему сыну, и я очень ценила это. Но вскоре после переезда наша пара начала постепенно распадаться. Где-то замаячили признаки каких-то девочек-студенток. С одной из них он занимался сексом прямо в анатомке, рядом с заформалиненными и препарированными трупами, так как ночью там никого не было, а в общежитие, где он жил тогда, посторонних не пускали. Предпоследней каплей в наших отношениях было то, что, когда я купила старую «Бэху», он был несказанно уязвлён, что водить её буду я, а не он. Последней песчинкой, бабочкой, пушинкой, перевесившей всё, были его слова: «Ты даже деканом стать не смогла!»
Да. Не смогла. Хотя и представляли в министерстве как будущего декана. Хотя и смотрели на меня все так. Будущему декану купила место одна из группировок в надежде на помощь при поступлении. Не банды, естественно, а их деток, которые есть у всех! Но к этой кормушке его не допустили. Данная история закончилась через много лет, когда опекаемый деканом студент, став врачом, убил в приёмном покое подвыпившего пациента, который неадекватно обошёлся с его фавориткой. Этот видеоролик несколько дней крутили все СМИ страны.
Я изгнала своего приятеля-киллера из своей постели и дома. Когда забрала у него ключи от квартиры, он был необыкновенно оскорблён. Люди не понимают, что мягко, без скандала, с улыбкой на губах можно и убить! Что страшнее всего не крик, а спокойная, презрительная улыбка! Я всегда боялась таких, понимая их убийственность. Но надо было завершить все дела. Это было мерзко, больно, неприятно, но необходимо. «Работа – превыше всего», – этот лозунг спасал в сложных ситуациях. Потом, когда мы расставались, он сказал мне, как бы в назидание, две вещи: «Не ругай сына за то, что будет курить. А себя за то, что будешь платить любовникам!» Он не угадал: сын не курит, а меня любят не за деньги.
Но я забежала немного вперёд. В тот день я сидела в купе и ехала на нашу защиту. Как я тогда выглядела? Узкая, цвета хаки юбка из джерси, обтягивающий свитер из той же ткани. Волосы до плеч. Презрительно скривлённые губы. Детектив в дорогу. Стройные ноги, так как большие психические нагрузки требовали таких же физических в виде забегов и заплывов. В целом: стерва и супермодель в одном лице.
Они вошли, ввалились, заполнили купе: пять мужчин, двое из них были в «камуфляже». Один из них – тот самый, из бара и моей работы. Ватага с водкой. Как-то многовато для меня! Капитан произнёс слова, своеобразные для первого знакомства: «Мы вообще-то хорошие. Просто день сегодня такой!»
Мне, как водится, налили. Я, как положено, не отказалась, но тихонько вылила водку на пол. Они, как принято, повторили. Я, как решила, не протестовала, но отставила пластиковый разовый стаканчик. Мужчины, достаточно глазастые, увидели. Но, как положено культурным мужчинам с хорошей «выучкой», больше не предлагали. Сколько прошло: пять минут, десять? Капитан успел выйти вместе с другим мужчиной в камуфляже. Как я потом узнала, они «перетёрли» отношения после какой-то большой ссоры. Когда они вернулись, он решительно заявил мне:
– А номер телефона дадите?! – Это была вторая фраза, которую я услышала от него.
– Дам. Записывай! – неожиданно для себя самой произнесла я.
– Запомню! – ответил он.
– А твой?! – необычно быстро перешла я на «ты». При этом у меня, позор для деловой женщины, не оказалось самого маленького-премаленького блокнота в сумке. Я записала его номер телефона на обратном билете. Потом всё боялась именно этот экземпляр отдать проводнице.
– Я позвоню? – спросил он.
