Приложение к книге «Изобретение жизни»

скачать книгу бесплатно


АКТ 3

«Три сестры» – Убить барона. «К жизни нужно относиться серьезно».

Диагноз: Бунт. Бунт против жизни. Бунт против такой жизни. Бунт против смерти.

АКТ 4

«Вишневый сад» – ЖИЗНЬ СМЕШНА. Здоровое сознание не выносит, не выдерживает другого к ней отношения.

Диагноз: Прощание с недожитым или с уже ненужным!!!

В общем, содержание этих записок целиком в названии глав, можно было бы все остальное и не писать вовсе. Однако для пытливых и беспокойных сердец следует описать способ, который обнаруживает естественные связи между практически всеми пьесами Чехова.

А также – в последовательности этих пьес-актов просматривается изменение во взглядах, изменения в отношении к жизни Чехова и драматурга, и просто человека.

АКТ 1 с половиной

«Леший» – О пользе смерти любимого близкого человека!!!

«Дядя Ваня» – Между «кое-как» и «по-настоящему».

Диагноз: Игры с жизнью.

Несовпадение. Раздрызг.

Анализ обстоятельств и поступков персонажей на разных сюжетных уровнях:

…ощущение естественной близости,

…ощущение возможной близости,

…ощущение фальшивой близости.

Конфликт между «естественной близостью» и «возможной близостью». Или невозможность «подлинной близости»?

Страшная бездна близости, настоящей близости (какая она?). А если «как-нибудь», «кое-как» – то легче и, может быть, приятнее.

Елена Андреевна старого мужа, возможно, любит, но проблемы с близостью, а с доктором близость нужна, но проблема с чувствами, с порядочностью. Пойди, разберись.

Четвертый акт «Лешего». Все, что не получалось в присутствии Жоржа, получилось после его самоубийства. Препятствие самоустранилось. Его потребность в «настоящем», в «подлинном» и есть препятствие для «кое-как», «как-нибудь». «Как-нибудь» – реально, «настоящее (не кое-как)» – неуловимо.

«Кое-как» – компромисс. Ну, чуть-чуть приврал, ну, недоделал чуть-чуть, ну не выполнил…

Конфликт между «кое-как» и «по-настоящему».

В четвертом акте «Дяди Вани» тоже все встает на свои места: красота появилась и исчезла, и угроза растаяла. Осталось то же, что и было, какое-то «кое-как». Настоящее не получилось, будем скучать дальше.

Из простой необходимости просто жить, выживать – люди воюют друг с другом. Война постоянная и привычная. Война, без особой надежды на победу, и без особого страха поражения и без особого желания перемирия и передышки. Тотальная, перманентная, бесконечная война всех со всеми.

Посреди этой войны – островки любви, островки нормального бескорыстия. Хорошая погода и… невесть откуда – легкое настроение.

И кажется что войны нет, а есть – нелепое недоразумение, глупая чепуха и неряшливая недоделанность!

Или – скука! Что пострашнее. Мучительнее. «Если доживу до шестидесяти, то осталось тринадцать лет, – чем их заполнить?!»

В скуку ворвалась красота и исчезла.

Волшебство и необъяснимость того, что все это есть! Надо в этом как следует пожить! Все вместе – чудо, мерещится небо в алмазах, наблюдаемое из моря скуки.

Отчего не получается жизнь?

Как, в общем, нечисты наши отношения.

И как мы боимся близости – близких, честных крепких отношений.

Близость, честность, искренность мешают, без них проще, легче.

Отказ! от близости у всех. Из-за того, что нечисто, от того, что опасно, что сложно!

Приличные люди отказываются от близости из подозрения – подозревают себя в нечистоплотности.

Отказаться от близости – отказаться от жизни. Прозябание.

В этом первом с половиной акте попытка участвовать в жизни, несмотря на ее настырное коварство.

АКТ 2 «Чайка» – Короткое замыкание между искусством и жизнью. Соединение – взрыв!

(«Гамлет» как структурная основа «Чайки»).

Диагноз: Игры со смертью

Фантастические умирающие цветы и растения, которые мерещатся Треплеву – обиталище Мировой души через сто тысяч лет, и мебель, и вещи 1896 года. Контраст мелиховского быта и треплевского спектакля – как внешнее выражение главного конфликта – трагического противоречия, между искусством и жизнью.

О чем думает Треплев, когда целует Нину? О пьесе, о спектакле. О чем думает Треплев, когда сидя за столом пишет пьесу? О Нине. Мысли о Нине не дают писать пьесу. Мысли о пьесе не дают целовать Нину.

Нужно попытаться соединить. Жизнь и искусство соединяются в Треплевском спектакле, как два оголенных провода под высоким напряжением. Короткое замыкание – два выстрела, первый неудачный, второй – вроде лопнувшей склянки.

«Я съедаю собственную жизнь» – говорит Тригорин.

Жизнь без красоты, без искусства, без цветов, без успеха – тоска, ужас, холод, смерть. Но, и искусство – смертельно.

Жизнь в искусстве без тепла, уюта, любви, без друзей, без дома… – пытка. Но, и жизнь – смертельна.

Искусство смертельно для жизни, а жизнь смертельна для искусства.

АКТ 3 «Три сестры» – Убить барона. Зачем? «К жизни нужно относиться серьезно».

Диагноз: Бунт. Бунт против жизни. Бунт против такой жизни. Бунт против смерти.

Протест резкий, сильный: «Снег идет. Зачем!!!» Зачем все так устроено! Нескладно! Ужасно? Прекрасно? «Одним бароном больше, одним меньше».

Похороненные заживо.

АКТ 4 «Вишневый сад» – ЖИЗНЬ СМЕШНА[1 - Античная общность происхождения трагедии и комедии из одного источника. Античная и средневековая пародия.]. Здоровое сознание не выносит, не выдерживает другого к ней отношения.

Диагноз: Прощание с уже не нужным!!!

Ненужное!!! Прощание. Прощание с жизнью. Прощание с ненужной жизнью.

Ненужно все: сад, имение, прошлое (Гриша), будущее (Париж). Забытый ненужный Фирс в ненужном доме с ненужным садом.

Смешно! Жизнь смешна, если уже не нужна. Осмеяна, если очень нужна, но уходит.

Форма спектакля: каждый по очереди входит в транс (напр.: «…дорогой, многоуважаемый шкаф»), и начинает свой танец, постепенно, крещендо. Все остальные тоже постепенно и по очереди включаются и доходят до полного подчинения солисту. Двинул пальцем солист – две, три фигуры в кульбите, потом остальные, потом все вместе.

Потом пытаются сообразить: зачем это все было нужно.

Итого.

Такая последовательность вполне естественна. Четыре попытки, четыре способа попытаться жить.

Первый способ – это попытка избавиться от жизненной фальши. Не получилось!

Второй способ сильнее – это попытка превратить жизнь в искусство, а искусство в жизнь. Попытка соединить их в одно целое. Не получилось!

Третий способ – бунт, восстание, разрушение. Получилось?

Последний способ – попрощаться с тем, что осталось. Стоит ли прощаться с пепелищем?

Бывает ли так, чтобы к сорока с небльшим лет жизнь стала ненужной, а прощание с ней комичным. Всяко в этой жизни бывает. За какие-то два десятилетия он побывал уже и Студентом и Ионычем, и Княгиней и Архиереем, и Треплевым и Тригориным – почитайте, кем он только не был, сколько жизней успел прожить! Эти превращения могли бы быть бесконечны, если бы не чахотка.

Лысая певица в Thе?tre de la Huchette

Письмо А. Г. Кигель

Дорогая Аллочка!

О «Лысой певице» писать труднее, чем о «Трех сестрах», не потому что у сестер волосы растут нормально, а потому что спектакль в La Huchette восхитительно хорош. Я очень боялся нафталиновой атаки. Правда, ведь – больше 50 лет по четыре-пять раз в неделю, ой-ёй-ёй. Однако, даже маленькая Танюшка, знающая по-французски только merci, весь спектакль, не отрываясь, смотрела на сцену горящими глазками и иногда победоносно и злодейски хохотала. А ведь на «Трех сестрах» проспала у меня на руках полтора акта.

Ну вот, наконец о спектакле, но слегка издалека.

…Если звонят, то это значит, что за дверью кто-нибудь есть!

…Нет!!! если звонят, то это значит, что за дверью никого нет!!!!!

Когда-то Игорь Борисович Дюшен, пересказывая нам на занятиях, тогда еще неопубликованные, свои переводы Йонеско, сообщил, что все искусство бывает трех видов: рациональное, иррациональное и эмоциональное. Конечно, драматургии театра абсурда положено было пребывать по иррациональному ведомству. Правда, во мне уже тогда колыхались сомнения на эту тему, но обаяние великолепного Дюшена было неотразимо, и абсурд оставался абсурдом. Тогда и мечтать было глупо увидеть то, о чем он говорил. И вдруг чудо, я сижу в La Huchette, балдею и абсолютно ясно вижу, что на сцене творится нечто иррациональное, рациональное и эмоциональное одновременно! А абсурд притаился и сидит у меня в печенках, вылезая наружу только тогда, когда я начинаю что-то понимать.