скачать книгу бесплатно
– Ира, Ира, ты что! – схватили её за плечи, стоявшие рядом люди. – Нельзя так, Господь услышит.
– Ах Господь! – завыла она. – Пусть слышит! Слышишь меня, да?! Ты сыночка моего почему не поймал? Не успел, говоришь? Да потому что нет тебя! Не-е-е-т!
– Это судьба, – зачем-то сказал всем Паша.
К нему подошел отец Лёхи. Он был без лица и глядел куда-то мимо всех.
– Попрощались, теперь уходите отсюда, – коротко сказал отец. – Уходите!
Пашка, посмотрев ещё разок на накрытого в гробу с головой друга, развернулся и кивнул остальным: «Пошли»…
О судьбе Паша ещё раз сказал всем в пятницу на сходке руферов, которая была посвящена их разбившемуся товарищу.
– Парни, Свиф был классным пацаном, – старался подобрать нужные слова Паша. – Он, как бы, с нами сейчас. Ну, как бы, он уехал надолго, его забанили в играх, но мы знаем, что он есть. Теперь мы должны, мы обязаны круто заруфить в память о нём.
– А что будем руфить, Пабло? – поинтересовался один из парней.
– Кран, – сцедил через щербинку в зубах слюну Пашка. – На новостройке залаз сделаем.
– Ни фига себе!
– Не дрожи, Байт. Всё будет чётко! – осадил занывшего товарища Пабло.
Байт больше не возражал. Да никто – ни невысокий Лихой, ни Типа с бритым черепом, не возражали – Пабло у них за главного. Так получилось само собой – они его не выбирали. Просто из всей их руферской компании Пабло был самым отчаянным. Самые опасные залазы делал именно он, поднимаясь на крыши по дрожащим ступеням пожарных лестниц, балансируя на узких рёбрах бетонных плит, стоя со смартфоном на самом краю манящей вниз пропасти. Будто страх перед высотой был вырезан у Пабло вместе с ненужным аппендицитом ещё в раннем детстве.
– А как попадём?
– Бабуля моя там горбатится, скоро на пенсион.
– А она согласится провести?
– Я её уломаю, отвечаю…
Вечер обещал Шуре быть нескучным, и весь день домашние дела валились у неё из рук. В голове и так рисовались самые жуткие картины, когда, бродя по поселившемуся вместе с ней на старости лет в доме интернету, она наткнулась на сообщение о гибели мальчишки в их городе, сорвавшегося с крыши, и ей тут же кольнуло в самое сердце.
– Как Шотик мой, господи! Нет, пусть себе дуется, – набрала номер внука Шура. – Алло, Пашенька! Не выйдет ничего, внучек ты мой. Там охрана и всё такое…
– Ба, ты меня подставить хочешь?! – задребезжал в мобильнике голос внука. – Ты же сказала! Я пацанам уже обещал, прикинь да! Ваще, чё я делать буду, чё пацанам теперь скажу! Ба, ты меня убила!
– Чего я сказала? А парень тот, который грохнулся? Ты мне не говорил ничего. Ты его знал?
– Знал. Это друг мой, – спокойно ответил Паша. – Ладно, я тебе расскажу. Мы с ним договорились, если что случится с ним или со мной, то второй, в память о друге, сделает залаз. Понимаешь?
Пашка придумывал на ходу и поэтому врал нескладно, но Шура, сглотнув подкативший к горлу комок, верившая внуку безоглядно, уже дрожала от страха.
– Как случится? Что случится?!
– Да ничего не случится, ба, – поняв, что перегнул палку, всё так же тягуче протянул Пашка. – Я прошу тебя, очень прошу.
– С соседних домов заметят и полицию вызовут? – всё ещё робко возражала Шура.
– А давай вечером, чтоб уже темно?
– Ты что?! Совсем уже?
– Ба, ну очень надо. Мы страховаться будем, и ты рядом.
– Ой, не знаю, – обречённо вздохнула бабуля. – Ладно, но только один раз. Ты меня понял? Один!
– Ба, я тебя обожаю! – снизошёл до признания в любви Паша. – Мы с пацанами будем. Давай в субботу вечером, лады?
– Ещё и с пацанами?! Мать вашу… – выругалась на ребёнка бабуля. – Ох, чую, наживём мы проблем на одно место.
– Не боись, всё ровно будет, – успокоил внук. – Мы ж не больные…
*********
– По мишеням огонь! – раздалась отрывистая команда, выдавленная хриплым, почти старческим, голосом.
Гулкое эхо начало метаться по школьному тиру, словно прячась от выстрелов. Выстрелы то грохотали один за другим, то сливались по два-три вместе. Пабло – знатный снайпер в компьютерных стрелялках – снова элементарно мазал из «мелкашки». В момент выстрела волнение начинало бить его по рукам мелкой дрожью, оба глаза почему-то закрывались, и очередная пуля уходила в «молоко». Лежавший рядом Байт тоже мазал, каждый раз поправляя слетавшие от отдачи с носа очки. Седой военрук Тимофеич невозмутимо сидел с видавшим виды биноклем в руках и время от времени подносил его к глазам.
– Ну куда вы целитесь, куда? – досадливо вздыхал он. – А если война, вас же шлёпнут, и бздануть с перепугу не успеете?
– Твою мать! – каждый раз психовал Пашка, проклиная свою беспомощность перед этим, почти выжившим из ума, отставным майором.
Пабло не выносил насмешливого отношения к себе, тем более со стороны какого-то военрука. На стрельбах он ловил себя на мысли, что хочет развернуть ствол винтовки и выстрелить военруку прямо в ненавистную голову. Он так ясно представлял эту картину, что, когда ярость проходила, Пабло становилось не по себе. Он боролся с этим желанием, но каждый раз оно возникало снова.
На уроках БЖД всегда стоял такой шум, словно учителя не было в кабинете вовсе. Воспринимая всё это не то с недюжинной мудростью, не то с обречённостью, Тимофеич каким-то чудесным образом оставался работать в школе, с трудом конкурируя с молодыми преподами, самозабвенно рассказывая о гражданской обороне и ядерном ударе, за что и удостоился клички Ядрёный.
– Зона поражения зависит от мощности ядерной бомбы, – не обращая внимания на бесчинствующих учеников, вещал Ядрёный. – Первую бомбу американцы сбросили в 1945 году на японский город Хиросиму…
Тимофеича держали, очевидно, за былые заслуги, хотя время его давно вышло. Пабло с товарищами открыто измывался над Ядрёным, как мог, но тот, казалось, обладал пуленепробиваемой выдержкой.
– На кой мне эти ваши бомбы, Сергей Тимофеевич? – провоцировал Пашка Ядрёного. – В двадцать первом веке всё будут решать компьютерные технологии. Вы знаете, что такое компьютер?
– Я слышал, Павел, слышал, – загадочно улыбался Тимофеич.
– Слышали? Но не видели, да? – под гогот одноклассников язвил Пабло.
– У Вас всё, Павел? – всегда подчёркнуто вежливо уточнял военрук.
Пацанские потасовки, случались на уроках регулярно. Помимо прочего, возникали они из-за желания парней обратить на себя женское внимание. Всегда сидевшая на первой парте классная примадонна Ника, как обычно демонстрировала из-под недопустимо короткого школьного платья свои шикарные ноги. Собственно говоря, самого платья над закинутыми друг на дружку Никиными ногами почти не было видно, и запретный плод, грозивший вот-вот открыться похотливому мужскому взору, был стыдливо прикрыт прозрачным белым фартуком с рюшками. Школьные мужчины – педагоги и ученики – с трудом заставляли себя не смотреть на Нику, как на Медузу Горгону, но только не военрук Тимофеич.
– Вот смотришь на молодых девчонок, – однажды безо всякой конкретики, разглядывая ноги Ники, отчубучил Ядрёный. – На улице минус сорок, а она в тонких чулочках чешет. Тут впору штаны ватные, понимаешь, надевать, а им рожать ведь ещё.
Намёк был настолько ясен, что класс прыснул от смеха, а гордая Ника даже успела обидеться, покраснев от гнева, на солдафона-военрука. Невозмутимый же Тимофеич вдруг озорно прикрыл один глаз, словно целясь из невидимого оружия в коленку Ники.
– Все, у кого по стрельбе «неуд» в субботу на пересдачу, – разрядил он обстановку, и тишину школьных коридоров разорвал звонок. – Жду в тире, бойцы…
*********
Пашке приснился странный сон. В этом сне к нему пришёл дед Шота и, взяв за руку, повёл вверх по какой-то лестнице. Там, Пашка опять увидел чёрное небо с висевшей в нём большой и непонятной штуковиной и длинный белый луч, медленно ползущий над ними. Дед повернулся к внуку и сказал что-то бессмысленное.
– Событие ещё не произошло, но уже случилось… Вас там ждут, очень ждут…
Пашка хотел переспросить деда, о чём он говорит, но внезапно перед ним возник Ядрёный. Он почему-то был в кожаной лётной куртке, перетянутой ремнями, и держал в руках тот самый предмет из предыдущих Пашкиных снов.
– Что это у Вас, Сергей Тимофеевич? – спросил его Пашка.
– А Вы разве не знаете, Павел? – ответил военрук вопросом на вопрос. – Зайдите, я Вам расскажу.
Через секунду Пабло открыл глаза, и сон закончился. Он прокрутил в голове сказанную дедом бессмыслицу.
– Чёрт, погода что ли сменится? – подумал Пабло. – Надо бабе сказать. Чтобы деда помянула – видно он просит.
Пашка перевернулся на другой бок, и неожиданно какой-то внутренний не то голос, не то ещё что-то, начал записывать в его мозг текст:
«…Берлинская операция, завершившаяся 2 мая 1945 года, поставила точку в самой кровопролитной войне, которую знало человечество, и ознаменовала собой полную победу Красной Армии над немецким вермахтом. А 7 мая в предместье Берлина Карлсхорсте был подписан Акт о полной и безоговорочной капитуляции фашистской Германии…» Пабло замотал головой, пытаясь выбросить это наваждение, но оно не проходило. Паша, наконец, смирился и попытался вслушаться, пока незаметно для себя не провалился в сон…
********
В классе стояла гробовая тишина, так что было слышно противно жужжавшую на оконном стекле муху. Учитель истории, до сих пор слушавший вместе с классом доклад Пабло, обернулся к ученику и снял очки.
– Сегодня Вы всех нас очень порадовали, Павел, – удивлённо сказал историк. – Я всегда догадывался о Ваших способностях. Вы хорошо подготовились в этот раз.
– Да, – кивнул Пабло. – Я подготовился.
– Позвольте полюбопытствовать, юноша? – с интересом разглядывая ученика, спросил учитель. – Вы давно интересуетесь военной тематикой?
– Недавно, – немного помедлив, ответил Пашка. – Но меня это почему-то очень волнует.
– В своём докладе к олимпиаде Вы затронули тему воздушных бомбардировок «Люфтваффе», – преподаватель взял в руки работу Пабло. – Здесь есть совершенно неожиданные подробности. Скажите, Вы много читали об этом?
– Да, я собираюсь продолжить эту тему и дальше, – уверенно ответил Пашка.
– Ну что же, садитесь, Павел, «отлично»! – и учитель одновременно со звонком поставил отметку в журнал…
Пабло вышел из кабинета истории и нос к носу столкнулся с Никой.
– Привет, тебя в школе уже второй день нет, – стараясь не выдать свой интерес к девушке, развязно спросил Пашка. – Как жизнь, красавица?
– Пойдёт, – примадонна была в явно неважном расположении духа с припухшими от бессонницы, но всё такими же красивыми глазами.
Ника быстро пошла по коридору. Пабло, проводив её взглядом, задумался и затем направился в другой конец коридора к кабинету БЖД.
– Да! Входите, входите! – услышав стук в дверь кабинета, крикнул военрук.
– Можно, Сергей Тимофеич? – вырос на пороге Пашка и приложил сомкнутые пальцы к виску, шутовски символизируя военное приветствие.
– Разрешите! Так звучит лучше, не правда ли? – повернул в его сторону голову Тимофеич. – К пустой голове…
– Да знаю я, и не пустая она – это щас без разницы, – войдя, прикрыл за собой дверь Пабло. – Я к Вам по делу.
– Присаживайтесь, коли так, Павел, – указал на стул военрук.
– Даже не знаю с чего начать?
– Ну тогда, как всегда в таких случаях – с самого главного, – улыбнулся Тимофеич.
– Расскажите мне подробнее про ядерную войну, – выдержав паузу, зачем-то попросил Пашка и сам удивился, что после странного сна на ум ему пришло именно это.
– То есть, как всё? – остановил взгляд на какой-то невидимой точке на потолке военрук.
– Вообще всё что знаете, Сергей Тимофеич, – поглядел в ту же точку, будто стараясь поймать там взгляд Тимофеича, Пабло. – Я хочу сделать доклад. Для участия в олимпиаде.
– В олимпиаде? – тяжело поднялся со своего стула военрук Ядрёный. – Олимпиада – это хорошо. Давно у Вас этот интерес к этому?
– Да Вы не волнуйтесь, я просто хочу знать, как это может произойти, – успокоил военрука Пабло. – Ну в теории, как это выглядит?
– Выглядит плохо, – туманно ответил Тимофеич. – Скажем так, очень плохо.
– Я понимаю, – кивнул Пашка. – Сергей Тимофеич, когда ядерную бомбу сбрасывают с бомбардировщика, ну как в Хиросиме, она взрывается и…?
– И всё, больше ничего, – Пабло показалось, что Ядрёный задумался.
– Просто интересно, если вдруг кто-то, какой-то безумец, решил уничтожить весь мир, – Пабло тоже принял задумчивую позу.
– Какие-то странные вещи Вы говорите, Павел, – взгляд военрука сменился и стал подозрительным. – Хорошо, я дам Вам кое-какую литературу по ядерному оружию.
– Я кое-что нашёл в интернете, но там мало, – посмотрел на него Пабло.
– Интернет – это хорошо, – почему-то улыбнулся Ядрёный…
*********
Большой старинный дом в центре города был всегда тёмно-серым. Даже в самую что ни на есть солнечную погоду, он мрачно вырастал перед глазами прохожих всей своей пятиэтажной серостью, ловя на стенах их нехорошие взгляды. Особо мнительные вообще старались обходить дом стороной, и тогда он будто следил за ними, выглядывая углами из-за других домов, задрав покрытую треугольной крышей голову над старым городом.
Было около двух часов дня. Город уже отобедал в своих бесчисленных маленьких кафе, где, казалось, всем и всегда хватает места, и торопился жить дальше. Хаоса не было, а напротив, все подчинялось какому-то, организованному неведомо кем, строгому порядку. И порядок этот был установлен вовсе не властями, и даже если бы власти захотели изменить его, то у чиновников ничего не получилось бы. По делам летели большие и маленькие аэрострайды, спешили толстые и худые люди. Некоторые говорили на ходу по виртфонам, чуть замедлив темп, и не замечали, как их, на мгновение раздражаясь, обходят другие, двигающиеся в попутном потоке. Все спешило, сворачивало, переходило, заходило и выходило из дверей зданий. Посреди всего этого круговорота выделялся один высокий и уже немолодой человек со странной старомодной причёской, одетый в почти вышедшее из моды короткое пальто. Он не спеша шёл по улице, как будто прогуливаясь. В руке у человека болтался небольшой кожаный портфельчик, словно взятый им на прогулку исключительно для солидности, но на самом деле лишь добавлявший несуразицы его виду. Он то и дело оборачивался, провожая оценивающим взглядом молодых девушек в коротких блестящих юбках и брюках, задирая голову, вчитывался в висящие в воздухе у зданий буквы рекламных слоганов, будто очутился в этом городе впервые в жизни или очень давно здесь не был. Человек прошёл ещё квартал и свернул к серому дому. Подняв глаза, он всё так же внимательно прочитал название организации, одобрительно кивнул головой и, открыв тяжёлую дверь, скрылся внутри.
В тёмном узком коридоре никого не было. Человек, всё также болтая портфелем, что-то напевая себе под нос, шёл, озираясь на таблички у дверей кабинетов. Наконец, он нашёл нужную табличку, показал самому себе на неё пальцем и постучался в дверь.
– С возвращением, что ли, Николай Николаевич? – человек с маленьким лицом, в затемнённых очках на таком же маленьком прямом носу пожал руку только что вошедшему в кабинет человеку со старомодной причёской. – Так что скажешь?
– Что скажу? Пока всё идёт по нашему плану, дорогой ты мой Сергей Александрович, – не оставив никаких намёков на возможность оспорить сказанное, плотно уселся гость в кожаный диван и вытянул ноги. – Почти всё.
– У тебя идиотская привычка всегда что-то не договаривать, – напрягся человек в очках. – Это ведь касается всех.
– Ты серьёзно? – взглянул исподлобья Николай Николаич. – Я откровенен со всеми вами так, как не откровенен с женой.