banner banner banner
Его Лесничество
Его Лесничество
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Его Лесничество

скачать книгу бесплатно

Его Лесничество
Степан Зозулин

Сонный город прислушивается к отдаленному рычанию Зверя.

Взрослым чудится крадущаяся в ночи Война. А детям и не остается ничего, как принять на веру их страхи. Детство заканчивается слишком быстро, брошенное на алтарь разбуженному родителями божку.

Вчерашние дети остаются наедине с миром, живущим по недетским законам.

Сможет ли кто-то защитить их там, где не сумели взрослые?

Степан Зозулин

Его Лесничество

Игра 1. Прятки

Дети взрослеют во время войны.

Дети взрослеют во имя войны.

Дети взрослеют, в том нет их вины.

Дети взрослеют. Те дети – уж мы.

Считалочка

0. Джи и Ром ищут клад

#1

За окном стоял март, и Рому было немного страшно.

Нет, проснулся он, разумеется, не от страха. Джи строго-настрого запретил ему бояться. Я пока что присмотрю за тобой, – говорил он. – Но, чур, не бояться, договорились? И они договорились. Родителям было пока что не до них. А Ром только и думал, сумеет ли он переждать это вечное пока что, которое стало самым длинным промежутком времени.

Он часто переспрашивал у Джи, долго ли они будут братьями, на что Джи без запинки отвечал на веки вечные.

А Ром про себя – чтобы не расстраивать брата – добавлял: пока что.

Так вот, проснулся он вовсе не от страха, а от звучавших неподалеку голосов. Страх приплелся мгновением позже, когда Ром заново начал мысль, которой перед сном оканчивал многие вчерашние дни. Он обдумывал возможную жизнь без родителей. По всему выходило, что такое вполне возможно.

Иногда он хитрил и подолгу не засыпал, подслушивая родительские разговоры. А иногда разыгрывал шпиона, перебираясь по утру в родительскую постель отходить ото сна. В такие минутки можно разжиться кое-какими сведениями.

Ром приоткрыл правый глаз и устремил зрачок к отцовскому столу.

Отец сидел в пол-оборота, отвернувшись от разбросанных бумаг, и беседовал с мамой. Та восседала рядышком на низком табурете, бывшем когда-то детским стульчиком. Глядела на мужа снизу-вверх. И задавала обычный их разговор.

– Ты бы отдохнул.

– Ты же знаешь, я не могу.

– Тогда перекуси немного.

Отец с видимой неохотой взглянул на край стола, где ютился скромный поднос с дымящейся кружкой и ломтиком серого хлеба.

– Ром еще спит. Проснется, и ему нечем будет позавтракать.

– Не беспокойся, у нас есть еще.

Как только мать соврала, отодвинувшийся было страх снова подполз ближе. Расположился со всеми пожитками прямо на впалой Ромовой груди. Но пока он трясся изнутри, родители уже переменили тему. Мать молчала, а отец сидел в пол пол-оборота, намереваясь вернуться к работе. Его остановила просьба матери, которую Ром пропустил мимо ушей.

Она еще раз робко попросила: Скажи, что меня любишь.

И отец без запинки отвечал: Я тебя люблю. Сообщая Рому такую уверенность в начавшемся дне, что

Ром проснулся и стал потягиваться на кровати, всколыхнув горку одеял над собой.

Отец, завидев шевеление в углу, встрепенулся; рука матери соскочила с его колена, сработав как тумблер. Настроение переключилось в рабочий режим, и она приняла командование на себя:

– Ничего, ничего, сиди работай.

Это отцу. И тут же в сторону кровати:

– А ты поднимайся, сынок. Все уже давно встали.

Ром понял, что рассчитывать на большее не приходится, и раскопался из теплой постели.

Отопление пока что не отключали, но припустили на самый нижний порог. Только чтобы трубы не замерзали, а люди могли кое-как существовать в бетонных квартирах.

Но мальчонка, спавший в байковой пижаме, залатанной на локтях и коленях, под утро распарился в плену одеял. И когда скинул ноги на линолеум, аж поежился и вскинулся мелкой дрожью от самых пят.

– Иди, ешь скорее, пока у матери вода не остыла, – сказал отец.

Он ослушался жены и наблюдал за пробуждением сына, пока та вышла из комнаты и отправилась по делам на кухню.

Ром улыбнулся, но не очень-то искренне. Белобрысая голова с коротко остриженными волосами и оставленной торчать челкой так и вытягивала из отца улыбку. Ром казался хитрющим пацаненком – настолько хитрым, что сумел бы запросто обхитрить кого угодно. Начиная с себя. Потому отец и улыбался, что видел наперед затеи младшего сына.

А вот Ром с недавних пор отца побаивался и предпочитал не оставаться лишний раз с ним наедине. Уж больно часто мать его одергивала.

Отца-нельзя-отвлекать-и-лишний-раз-беспокоить.

Сотый окрик и Рому хватало ума понять!

Мелкий двинулся по дуге от тапочек к двери. Он походил на пугливую собаку. Ту удерживал хозяйский поводок, а окружность для Рома расчерчивал собственный взгляд, устремленный на отца.

Тот, кстати, не казался таким уж злым и неприветливым. Напротив, улыбался. Но улыбка выходила с кривцой, – так и дополняла материн наказ.

Вытолкала Рома за дверь вместе с тапочками, которые остались у него в руках.

#2

Наспех позавтракав, он предстал перед старшим братом.

Тот даже не поздоровался. Рому пришлось прочистить горло, стоя посреди комнаты, чтобы заметили его присутствие.

Нет, на звук он не обернулся – такого от Джи не дождешься. Зато едва заметно повел плечами, как будто в комнате вдруг похолодало.

Ром ринулся закреплять успех.

– Что делаешь?

– Дела. Чего тебе?

– Родители заперлись в комнате.

– И?

– И-и… что ты делаешь?

Куинджи отложил в сторону карандаш. Его аккуратно постриженная голова на секунду задержалась в верхней точке, где он незаметно для брата цыкнул, а потом повернулась вслед за телом в сторону Рома.

– Ты уроки все сделал?

Задав вопрос, он откинулся на табурете, поднял правую ногу и сцепил руки в замок под коленкой. Таким же закрытым казалось в этот момент его лицо с зачесанными на бок русыми волосами. Густые ресницы вроде бы и распахивали в нетерпении глаза, но лучи выстреливали из них прямо в надвинутые брови. Рикошетили в стену и потолок. Не зря отец, когда еще считался в семье шутником, метко прозвал Джи за его напускную взрослость бабулёнком.

Только вот у Рома-то все было схвачено!

– Сделал, – ответил он.

– А по дому? – не отставал Джи.

– Да.

– И позавтракал? Со стола убрал? Зубы почистил?

– Да, да, да, – ответил Ром, а на последнем вопросе еще и открыл настежь рот, демонстрируя, очевидно, чистоту зубов.

– Я все равно занят! – оборвал ликование брат.

Но поворачиваясь обратно к столу, он успел вовремя заметить, как осветившееся, было, лицо Рома тускнеет, а форма рта принимает угрожающий вид. Верхняя губа чуть подскакивает к носу и начинает трепетать, как листок на ветру. Пока видно это движение, – еще куда ни шло. Но стоит губе остановиться – жди беды. Ром примется скандалить. Да еще так, чтобы было слышно в соседней комнате.

Родителям и так не позавидуешь, а тут еще мелкий. Как будто не понимает ничего в свои девять.

Ну ладно, почти девять

Несмотря на эти мысли, Джи не сердился на брата. Если бы не Ром, он бы тоже не знал, чем заняться. Только, в отличие от мелкого, мог позаботиться о себе сам.

– Ладно, сиди рядом, – сжалился он. – Только не болтай, а то ничего не получится.

Ром расчистил табуретку, стоявшую возле кровати, и приставил к столу. Перед старшим братом лежал раскрытый материн ежедневник. Младший знал книжицу наизусть: коричневая обложка “под кожу” с рыжеватым теснением Бухгалтерия-80 и таким же ярким срезом. Это при том, что страницы были спокойного желтоватого цвета. А закладка – коричневая – под цвет обложки.

Святая святых Куинджи. В ней брат хранил загадочные записи, которые раз от разу делал за этим самым столом.

На открытом развороте была начертана карта. С кучей обозначений и перекрестьем, вцарапанным в бумагу красным карандашом. И такой же красной пунктирной линией, ведущей к намеченной цели.

Ром склонился так низко, что чуть не касался бумаги носом. Кто знает, быть может, если бы он до неё докоснулся, – уж не перенесся бы прямиком в нарисованный черной пастой лес; не оказался ли на островке посреди столь же черного озера; не ослеп ли под лучами палящего черного солнца.

Последнее особенно возмутило мальчонку.

– И где ты видел черное солнце?

Джи отложил карандаш, которым как раз заштриховывал кудлатые обводы облаков. Ещё раз присмотрелся к бумаге, словно на самом деле хотел обнаружить досадный изъян. Но в последний момент парировал:

– Это вражеская территория. Как бы я, по-твоему, её изобразил?

Теперь пришёл черед Рома отстраняться от рисунка, переменять угол зрения и наново всматриваться в чёрные штрихи.

По его лицу, ставшему в миг курносым, Джи сделал вывод, что нужного эффекта он достиг: брат заинтересовался. И даже больше! Пришел в неописуемый восторг. С дозволения Куинджи взял в руки карандаш и набросал в самом начале пунктирной линии человечка из палочек и кружочка. Сказал:

– На месте этого солдата я бы поскорее отправился к своим.

Куинджи одним движением перехватил у брата карандаш и обозначил рядом человечка поменьше.

– Хорошо, что он тут не один! – торжественно заключил он.

Ром обернулся на брата и одними глазами сообщил, что и он рад этому обстоятельству. А Джи уже вовсю дирижировал затеей.

– Но прежде, чем наши герои перейдут линию фронта и попадут к своим, – в возникшей паузе из живота Джи разнеслось предупредительное урчание, добавившее его словам еще больше веса, – они должны выполнить секретное задание и добыть документ государственной важности.

Глаза Рома округлились. Он вскочил с табурета и бросился к кровати. На коленях склонился перед ней и стал шарить рукой возле ножек. Извлек пару крупных клочьев пыли, но среди неё – своё сокровище. Жестяную банку из-под леденцов монпансье. Картинка на банке изображала катание на коньках на сельском пруду. Ром посетовал про себя, что картинка не самая подходящая.

Тут уж все зависит от Джи

– Как думаешь, Джи

Последний вдох и выпалить скороговоркой:

– Могли вражеские офицеры хранить документ государственной важности в такой вот коробке?

Задавая вопрос, он как бы вверял своё детское воображение во власть старшего брата. И принял бы любой ответ.

Но как же хорош был сегодня Джи!

– Думаю, вам стоит запрятать коробку получше, полковник.

Куинджи вскочил на ноги, вытянулся во фрунт и отдал честь так и застывшему у кровати Рому.

– Трубите сбор, мой друг, мы отправляемся в поход!

#3