скачать книгу бесплатно
– Как? – спросил один из Кошкиных, выныривая из темноты.
– Чего «как»?
– Он? – дополнил вопрос второй Кошкин, появившийся рядом с близнецом.
– Лежит. Чего ему…
– Долго… – протянули Кошкины хором, усаживаясь возле костра.
– Вы на картошку особо пасть не разевайте, – на всякий случай напомнила Ирина, – надо и честь знать!
– А мы это…
– Принесли…
– Вот! – Кошкин открыл помятый дипломат, с которым никогда не расставался, и извлек из него две банки консервов и раздавленный батон, – Вот.
– И где ж вы это все взяли? – украсть Кошкины не могли по нескольким причинам сразу, это Ирина знала твердо.
Первой причиной было то, что ни в один магазин их просто не пускали. Мыться Кошкины еще время от времени умудрялись, но вот стирка была выше их понимания. Соответственно, запах их всегда сопровождал невыносимый.
Вторая причина заключалась в том, что Кошкины просто не могли додуматься до того, что можно брать чужое. Видно в детстве, кто-то накрепко вбил им в головы, что воровать нельзя. В результате, максимум криминала, на который могли решиться Кошкины, это без спроса порыться в мусорнике.
– Так где взяли жратву? – повторила свой вопрос Ирина.
– На свалке, небось, нашли? – съязвил Тотошка.
– Не…
– Сейчас врежу по башке, – предупредила Ирина.
– Там, того, машина…
– Застряла в яме… это…
– Мы толкнули… Вот.
Оба брата замерли, истощив свои интеллектуальные и эмоциональные силы рассказом.
Если природа действительно отпустила братьям один мозг на двоих, то, спохватившись, отвалила им физической силы на четверых, а то и на пятерых. Никто толком не представлял себе, на что способны близнецы. И все как-то не подворачивался повод, чтобы это выяснить.
– Большая машина? – спросил Тотошка.
– Зеленая.
– С кузовом.
– Ладно, жрать пора, – сказала Ирина, – готово.
Кошкины с готовностью подвинулись к костру.
– Миску свою тащите, – скомандовала Ирина.
– Вкусно тут у вас пахнет! – раздался из темноты голос Доктора.
– Ступай с Богом! – Ирина замахнулась черпаком.
– Брось, Ирина, я в складчину, – Доктор помахал палкой колбасы и бутылкой.
– Что в посуде? – живо заинтересовался Тотошка.
– На этикетке сказано – водка. Русская.
– На этикетке! – Ирина налила варева из кастрюли в три побитые эмалированные миски и в притащенный Кошкиными небольшой тазик, – прошлый раз вон тоже было написано – водка. Чуть дуба не врезали!
– Обижаете, мадам, – сказал Доктор, – эту колбасу и этот напиток, я позаимствовал из весьма респектабельного места.
– Позаимствовал! Поймают тебя когда-нибудь, и убежать не сможешь, развалина старая.
– Как мой пациент? – поинтересовался Доктор.
– Все также, лежит себе молча и глаз не открывает. Только пеленки ему меняю. Вот ведь нашли на свою голову. А все этот козел старый, подберем да подберем!
– Не ной, старая, – Тотошка, кряхтя, встал с ящика, который служил ему стулом, и направился к шалашу, – Щас, стаканчики возьму и выпьем, за здоровье и выздоровление.
Кивнули все, даже Кошкины, которым водки, на всякий случай, никогда не наливали.
Доктор открыл консервы, заработанные братьями, порезал хлеб и колбасу. Кошкины принюхивались к запаху из тазика, но не ели, ожидая, когда приступят остальные. Эта сцена повторялась из вечер в вечер и стала своеобразным ритуалом.
– Ирина! – донесся из шалаша голос Тотошки, – ты нашего постояльца не передвигала?
– Чего? – не поняла Ирина.
– Постояльца, нашего, говорю, ты как оставляла – головой к выходу или ногами?
– Ногами. А чего?
– Так он лежит головой. И на животе.
– Иди ты!
– Сама иди, курица. Иди вот и посмотри.
– Чего мне смотреть. Ты сам лазил в шалаш последним. Небось, и переложил, черт суматошный!
– Ничего я не перекладывал. А щас он лежит головой к двери.
Ирина вскочила с места:
– И вправду, что ль?
Кошкины почти ничего из разговора не поняли, но на всякий случай тоже встали.
– И капельницу из руки вынул, – сказал Тотошка.
– Такое бывает, – спокойно прокомментировал Доктор. – Теперь нужно просто положить его обратно.
– Не нужно, – сказал незнакомый голос.
– Тебя не спрашивали, – автоматически отреагировала Ирина и замерла.
Голос действительно был незнакомый и молодой.
– Не надо перекладывать, – повторил голос, – мне так удобнее.
– Здравствуйте, – сказал Тотошка, – доброе утро.
Глава 3.
В здании клуба пахло гарью, сыростью и строительными материалами. Ремонт велся стремительными темпами, потому, что рабочим сообщили – САМ желает, чтобы новое приобретение заработало как можно скорее. И рабочие, и те из обслуги клуба, кто уцелел после взрыва и увольнений, великолепно понимали, что САМ не любит когда его желания исполняются медленно.
Работа кипела. Уже практически были заменены все стекла, содрана и частично заменена облицовка, завезена новая мебель и даже обновлены запасы выпивки в барах. Трудилась группа дизайнеров, которые должны были переделать главный офис согласно требованиям Геннадия Федоровича.
Эти требования были изложены лично Геннадием Федоровичем в краткой беседе с дизайнерами, причем общий смысл беседы сводился к двум простым принципам: если все будет как надо и быстро – за ним, Геннадием Федоровичем, не заржавеет, если же что-то будет не так, то…
Второму моменту заказчик уделил особое внимание и очень живописно, в деталях и подробностях описал, что именно ожидает работников в этом случае. Беседа закончилась двумя обмороками у нервных и утонченных оформителей. И еще тем, что продолжительность рабочего дня дизайнеров с того момента, совершенно добровольно, без всякого принуждения со стороны заказчика, приблизилась к двадцати часам.
Даже перекуры и перерывы на кофе были практически изжиты дизайнерской группой.
Но в этот день с самого утра дизайнеры не могли работать. Они вынуждены были жалко ютиться в уцелевшем казино, с легким ужасом поглядывая на часы. И к запахам пожарища и ремонта прибавлялся запах отчаяния.
Личные телохранители Геннадия Федоровича, по его распоряжению погнавшие группу художественной интеллигенции прочь от кабинета шефа, во всем этом коктейле запахов отчетливо улавливали еще и тонкий, но очень колоритный аромат неприятностей. За время работы на Геннадия Федоровича, телохранители, как и вся близкая обслуга, поняли, что от этого аромата голова болит у всех, поэтому, на всякий случай, держались от двери кабинета в почтительном отдалении.
Чтобы, ни дай Бог, не услышать хотя бы словечко из тяжелого разговора, который в настоящий момент вел их шеф, уважаемый Геннадий Федорович.
Кстати, на протяжении всего тяжелого разговора Геннадий Федорович не был ни уважаемым, ни, собственно, Геннадием Федоровичем.
– Что, Гиря, мозги совсем салом заплыли? Или со своими девками память прогулял? – вопросы были заданы человеком, весь вид которого ясно говорил, что он, во-первых, имеет право задавать такие вопросы именно таким тоном, а, во-вторых, что он привык задавать именно такие вопросы и именно таким вот обидным тоном.
– Андрей Петрович… – начал было очередную попытку Гиря, но Андрей Петрович в очередной раз пресек ее.
– Ты, Гиря, просто мелкий зажравшийся сявка. И не надо здесь топорщить пальцы и демонстрировать авторитет. Ты мелкий, зажравшийся сявка, – Андрей Петрович говорил негромким, ленивым голосом барина, заставшего лакея за дегустацией барского коньяка.
Было во внешности Андрея Петровича что-то этакое, заставлявшее всех при первом же знакомстве очень внимательно его выслушивать и очень серьезно относится к сказанному. Этакий сплав номенклатурной уверенности и аристократической брезгливости.
Один журналист, в очень узком кругу, естественно, сказал, что Андрей Петрович похож на полковника КГБ с комсомольско-партийным прошлым в отставке. В законе, добавил второй журналист, и определение приобрело философскую законченность.
Все: и друзья, и враги,(а такие тоже были), – соглашались, что Андрей Петрович ИМЕЕТ ПРАВО. Причем, если употреблять эту фразу в юридическом смысле, то ударение делалось на «имеет», отчего фраза приобретала двусмысленный неприличный оттенок.
– Тебе что, урка мелкая, было сказано? – Андрей Петрович наконец перевел взгляд с литой бронзовой пепельницы на лицо собеседника, и тот понял, что ему разрешено отвечать.
– Ну… Взор… – Гиря откашлялся, – Взорвать машину возле клуба.
– Взорвать машину… – Андрей Петрович устало прикрыл глаза, – машину… Это такая железная штуковина на четырех колесах.
– Да…
– Что ты говоришь? – Андрей Петрович снова открыл глаза, – Ты со мной согласен? Ты знаешь, что такое автомобиль?
– Ну…
– Тогда, если ты такой умный и образованный, объясни, почему вместо этого ты взорвал здесь все! Все! – Андрей Петрович немного повысил голос, и Гиря вздрогнул, как от крика.
– Понимаете, Андрей Петрович…
– Понимаю. Тебе просто очень нравится, когда все горит и взрывается. Ба-бах! – Андрей Петрович взмахнул рукой. – Для того, чтобы заставить хозяина этого заведения продать свою недвижимость, достаточно было ста граммов обычного тринитротолуола. Или, говоря проще, тола, динамита, взрывчатки. Сто граммов в ворованной машине. Вместо этого…
– Я подумал, что так будет лучше, без базара, сразу. Он как раз в тот же вечер и согласился. Сразу и бумаги подписали…
– Бумаги подписали? А что, без всего это фейерверка он не подписал бы бумаг? Ведь с ним же уже работали, нужно было просто подтвердить серьезность наших намерений. Маленький взрыв, который потом легко было бы списать на несчастный случай, на хулиганство, на черта и дьявола… Тихий, домашний взрыв без покойников и инвалидов.
Андрей Петрович ударил ладонью по крышке письменного стола.
– И этот твой идиотизм теперь аукнулся по всей стране, до самой любимой столицы. Да что там по всей стране! Мы даже попали в новости западных информационных агентств. Прославились. И все благодаря глупости одного чугунноголового!
Гиря промолчал. Он был виноват, и ничего тут теперь не поделаешь. Но ведь он хотел как лучше. Быстро и хорошо. Гиря всегда хотел, чтобы было быстро и хорошо. Еще когда даже не мечтал ни о чем большом, еще до первой ходки в зону. Ему нравилось использовать свои возможности по максимуму. И чем больше становились возможности, тем больше ему нравилось их максимально использовать. Часто это его заводило в неприятности. Вот, как с этим проклятым клубом.
– Что теперь прикажешь делать? – спросил Андрей Петрович.
– Чего тут делать… Через пару-тройку деньков закончу ремонт клуба. Потом восстановлю стоянку, сквер, поставлю киоски. Это… Потом, потихоньку начну строить рынок. Проект…
– Ты мне скажи, Гиря, эта хохма со стеклами – правда? – почти ласково спросил Андрей Петрович.
– Со стеклами? – Гиря поежился, – Ну, что я заранее подготовил?
– Значит, правда… – со странным выражением лица протянул Андрей Петрович, и Гире показалось, что в кабинете стало холодно.
– Я хотел как лучше…
– Лучше, – Андрей Петрович прищурился, – А скажи, Гиря, что мне должно помешать пришить тебя прямо в этом кабинете? Вышибить тебе то дерьмо, что ты таскаешь между ушами?
– Я исправлю! Честно, исправлю. Я…
– Слушай сюда, – голос Андрея Петровича стал жестким и властным.
В кресле уже сидел не расслабленный барин, а хищник, способный разорвать любого, кто встанет на его пути.
– Слушай сюда, – Андрей Петрович достал из портфеля пластиковую папку и бросил ее на стол перед Гирей, – Здесь лежат документы, по которым ты купил этот клуб не вечером после взрыва, а вечером накануне. За сутки до взрыва. Все оформлено и заверено нотариусом.
