скачать книгу бесплатно
Туся осекается, обнаружив у столба вместо положенного мужа Оличку. Озадачивается, обходит вокруг и оглядывает. И кладет свою сильную руку на хрупкое плечико.
Оличка. А!..
Туся. А?..
Оличка. А…
Туся. Ты чего – тут?..
Оличка. А?..
Туся. Тут, говорю, чего – а?.. Я у тебя спрашиваю: почему одна?.. Федя мой – где?.. А этот твой – где?..
Оличка молчит. Туся замечает порванную кофточку.
А-а-а-а-а – да неужели?.. (И, вдруг, как случается при озарении, закусывает кулак – наверное, чтобы не закричать.) А-а-а, это тебя так тот самый, который?.. Ай, ты подумай, какой же он сволочь… Так это который еще этим работает, этим?.. Который тебя на скамейке – того?.. Этим, подумай, работает, этим… (Тянется рукой, желая дотронуться, – Оличка шарахается, цепи натягиваются; да она и сама подобна струне: кажется, дотронешься – и зазвучит.) И привязал, ты подумай, сволочь такой… (Тянется – Оличка шарахается.) Не дрожи на меня – я же в юбке, как ты, дура, эй… Не боись, говорю! Отвяжу тебя, что ли, а то ты – как рыжая пудель, понимаешь, на цепи… (Оличка шарахается.) Не дергайся, говорю, отвяжу! (Решительно коленом припирает прикованную к столбу, звенит цепью.) Он же и проволокой перекрутил – гад… (Разматывает.) Ах, ты, сволочь какой… Не дрожи, говорю… Слава Богу, четырнадцать лет на кабельном поработала старшей мотальщицей, еще и не такие узелки развязывала… (Отбрасывает проволоку, принимается за ремень.) Стояла бы, честное слово, мешаешь… Подумай, нужна ты мне, честное слово, как насморк, замри… Все, замри, говорю, ну, замри!.. Все, говорю, все!.. Идиот ненормальный… Способ придумали новый: баб на цепи держать… (Дергает за цепь.) Как раньше уже и не могут… (Оличка дергается – Туся надежно держит в руках другой конец цепи.) Уже по-доброму разучились… Им теперь обязательно так надо!.. (Дергает.)
Оличка. Пустите меня…
Туся. Куда тебя пустить?
Оличка. Мне надо, пожалуйста…
Туся. Мало ли чего тебе надо… Мне, может, тоже надо!
Оличка. Я вас очень прошу…
Туся. Не проси, куда я тебя отпущу такую? Ты бы лучше спасибо сказала, что я пришла… А то бы свидетелей где бы взяла?
Очень издали несется глас Кошкина: «Оичка-ааа!..»
Оличка. Левочка… (Дергается.) Левочка!..
Туся (надежно удерживает). Брала бы свидетелей – где? Где брала бы?..
Зов издали. Оличка-ааа!..
Оличка. Пустите-пустите!.. (Рвется с цепи.) Левочка-ааа!.. (И зубами вонзается в Тусину руку; некоторых, бывает, что доведешь – они возьмут да укусят.)
Туся. Стервь!.. (Отталкивает Оличку.)
Оличка (падает, тут же, впрочем, встает, уносится). Левочка-ааа!..
Туся (обидно до слез). Ну, что за собака такая, прости… Сама ищи себе свидетелей – понятно!.. А я тебе никто – понятно!..
Вот так, оскорбленно ругаясь, Туся перемещается по парку, внезапно у скамейки обо что-то зацепляется, спотыкается, запутывается, падает, ругается пуще прежнего, поднимается; в руках – шианы; в сердцах отшвыривает и топчет; озирается по сторонам: поднимает штаны, внимательно разглядывает, опять отшвыривает.
Мне Федора искать, Господи… Я Федора потеряла, Господи…
Внезапно, как случается при прозрении, поднимает и уже более внимательно разглядывает штаны; перемещается под фонарь и разглядывает еще подробнее… задумывается; снова разглядывает; и даже разнюхивает…
Чего?.. (Озирается по сторонам.) Что? Чего?? (Обходит вокруг столба.) Ох, какой сволочь, ты только подумай… А эта, где эта?.. (Бегает вокруг фонтана.) Девка! Эй, девка! Девка!.. (Убегает.) А-аа!..
Прибегает Электромонтер и прямо к столбу. Олички не находит, растерянно озирается.
Монтер. Любимая… Боже, опять исчезла… О, как я устал, да сколько же можно… (Убегает.) Любимая-ааа!..
Возвращается Туся со штанами. И опять – в который раз! – разглядывает на свету покинутые панталоны. Вдруг, всхлипывает и утыкается в них лицом. А может, мелодию нашей ЛЮБВИ? Или – наших ПОТЕРЬ?.. И снова в порыве – о, наши порывы! – отшвыривает от себя штаны и тут же наскакивает на них и топчет ногами – страстно и яростно! Наконец, пошатываясь отходит, всхлипывает, обнимает столб – так стоит… Отдаленно, со стороны Туся в это мгновение напоминает Оличку… Близится зов Кошкина: «Оличка-ааа!..» И вот наконец-то он сам прибегает, в трусах, взбудораженный и взмыленный, по ходу спотыкается и запутывается в брошенных штанах. Впрочем, поднимается, потирает ушибленную ногу, влезает в штаны; торопится к Тусе, тянется к ней руками.
Кошкин. Со мною такое, Оличка!.. Я так вас искал, я вас так… (Тут замечает, что не Оличка перед ним.)
В этот миг откуда-то доносится слабое, как дуновение: «Левочка-ааа…»
(Вздрагивает.) Оличка…
Туся руками старшей мотальщицы решительно хватает его за волосы и прижимает к земле. Да так, что ни крикнуть и не взбрыкнуть, разве что постонать. Вопрос: кто услышит?
Туся. Кобелина распутный, этим работаешь… Этим ты, этим… Он у меня стихи читал, а ты его на что, пьяного дурака, уговорил… А разве ему меня мало?..
Появляется Электромонтер.
Монтер. Что, за что она вас?.. Эй, гражданка… (Дотрагивается до Туси – и зря.) Тетенька, тетенька… (Пытается даже разнять.)
Туся одной рукой попрежнему дожимает Кошкина к земле, другой же хватает за волосы Электромонтера. И тоже прижимает. Оба покорны в руках сильно страдающей женщины.
Туся. Покажу вам за что, кобели… На женщину, на порядочную… Он штаны, и еще он при мне… Покажу, как штаны – до смерти в гробу не забудете… (Дергает – оба вскрикивают.) И еще после смерти меня вспоминать… (Внезапно прислушивается.) Федя… (Отталкивает несчастных.) Федя мой… Феденька зовет… Федя-ааа!..
Мужчины, сидя на «собственных местах», со стонами раскачиваются из стороны в сторону, как два маятника Фуко. Вот так, по преданию, первобытные люди переживали поражение на войне или разорение дома…
Монтер. О-о-о, кто это?..
Кошкин. А-а-а…
Монтер. Ох, бабища… И хватка какая… Заметили хватку?.. (Мается.)
Кошкин. О-о-о… (Мается.) Она не виновата…
Монтер. Не виновата… (Мается.) Конечно, никто не виноват… (Внезапно замирает.) Что вы сказали?..
Кошкину, похоже, совсем не до общения.
Что вы сказали, повторите?
Кошкин. Я…
Монтер. Что – вы?
Кошкин. Виноват… Я очень виноват перед этой женщиной…
Монтер. Вы?..
Лев Николаевич мается.
Да кто она вам?
Кошкин. Как вам сказать… Я не знаю…
Монтер. Вы и перед этой виноваты?
Кошкин. А-а-а…
Монтер. Да кто вы такой, черт вас побери? Если вы ее не любите, если она вам не нужна, если для вас только эпизод – тогда зачем??
Кошкин. Вам же трудно, не надо…
Монтер. Не обо мне речь!.. Себя исключил!.. Считайте, что меня нет!..
Кошкин. Я не могу так считать, поскольку вы – человек…
Монтер. Довольно! Скажите: вы любите Оличку?
Кошкин. Я же убью вас своим признанием…
Монтер. Отвечайте, или я вас убью!
Кошкин. Хорошо. Люблю.
Монтер. Любите?
Кошкин. Люблю, да, только…
Монтер. Без только! Действительно любите или сознательно ломаете ей и мне жизнь?
Кошкин. Ах, как мне больно… (Мается.) Как больно то, что вы говорите…
Монтер. Не притворяться!
Кошкин. О-о-о…
Монтер. Почему вы опять ее бросили и сбежали? Как вы могли оставить ее одну? А если бы!.. (Вскакивает и сотрясает Льва.) Отвечайте!.. (Сотрясает.)
Кошкин. Больно, мне очень… Голова – как отдельно от волос…
Монтер. Да?..
Кошкин. О, да…
Монтер. Э-э, погодите… (Ощупывает Кошкина.) Ух, ты, котелок, в самом деле… Черепушка, как посмотреть…
Кошкин. Однажды ушибся…
Монтер. Нормально, однако, ушибли… (Ощупывает.) Так
больно?
Кошкин. Теперь уже нет…
Монтер. А раньше было больно?
Кошкин. Очень было больно…
Монтер (массирует ему голову). В детстве вас уронили, наверно… И даже, по-моему, как следует… Даже такое впечатление, как будто ребро на черепе… От уха до самой макушки…
Кошкин. Это меня били… Ой, пожалуйста… Люди…
Монтер. Люди могли и прибить… (Массирует.)
Кошкин. Меня бил один человек, но очень больно… В живот, по ребрам… по почкам, по печени… (Зажмуривается.) В диафрагму, в пах… ногами…
Монтер. Плохо ваше дело!
Кошкин. Очень больно…
Монтер. А вы молча терпели? И ничего?
Кошкин. Я не мог…
Монтер. С виду вы – так, ничего… По виду – могли бы… Это же надо без рук и без ног, чтобы дать себя в пах…
Кошкин. Когда он меня топтал, я думал об одном: я не знаю слова или способа, как ему объяснить, что мне очень больно… Что он жесток… Чудовищен… И еще тогда думал: пока я не знаю, как объяснить… пока я не знаю, как остановить – надо терпеть.
Монтер. Чушь какая!
Кошкин. Нет.
Монтер. Абсолютная чушь! Ему не объяснять – его бить надо. Смертным боем. Иначе он ничего не поймет. Иначе его никак не остановить. Это уж вы мне поверьте.
Кошкин. Нельзя бить человека. Каким бы он ни был…
Монтер. Человека? Он же чудовище! Да вы сами сказали – чудовище!
Кошкин. Сражаясь с чудовищем, берегитесь сами превратиться в чудовище. Кто-то сказал… Я много думал: наверно, я не смогу жить дальше, если мне доведется ударить человека…
Монтер (с отчаянием). О-о, вот к кому моя любимая!..
Издали доносится зов: «Федя-ааа… Фе-еденька-ааа…»
Что вы сказали?..
