Восставший из пепла

скачать книгу бесплатно

Восставший из пепла
Роман Валерьевич Злотников

Вечный #2
Для того чтобы понять, что дар многоумного Творца – митрилловый клинок, который рубит камень, сталь и даже келемит, – не самое главное оружие Вечного, нужно всего ничего: получить дипломы нескольких университетов Симарона, стать «мороженым мясом» и человеком-крысой в штольнях Рудоноя, возглавить крестьянский мятеж на убогой планетке Варанга, где правит зарвавшийся барон, вспомнить, что значит быть благородным доном, и сделаться мегамиллиардером на Нью-Вашингтоне. А в итоге выяснить, чем отличается месть от возмездия. Но Иву, бывшему Счастливчику, и этого недостаточно – его космический путь более долог и извилист, чем тот, что замыслил для него Творец…

Роман Злотников

Восставший из пепла

Пролог

– …И на этом, уважаемые господа, позвольте мне завершить свою лекцию. – С этими словами профессор Эмундссен изящным движением, отточенным в многократных повторениях, деактивировал световую указку, уменьшив ее до размеров мизинца, и отключил визиэкран, в одно мгновение сузив область сосредоточения внимания слушателей до одной лишь кафедры из селурийского малахита, на которой он, так сказать, имел честь пребывать. – У кого будут вопросы?

Ив окинул взглядом небольшую аудиторию на шесть десятков посадочных мест, в которой вольготно расположилось около дюжины слушателей, живописно сгруппировавшихся в разнополые пары, и усмехнулся про себя. Профессору вряд ли стоило рассчитывать на вопросы. Курс Эмундссена не пользовался сколь-нибудь заметной популярностью среди студентов Симаронского университета, так что, скорее всего, эти парочки собрались здесь, просто чтобы всласть нацеловаться в затемненном зальчике и заодно получить лишние часы в зачетке. Видимо, это знал и сам профессор. Потому что он тут же опустил голову и, состроив на лице скучающую мину, протянул руку к загрузочной щели видеопроектора. Картридж с видеоматериалом, которым профессор пользовался во время лекции, с легким жужжанием выскочил наружу. В этот момент стены аудитории мелко задрожали, раздался характерный утробный грохот. Это один из тяжелых крейсеров объединенной эскадры, присланной добрым десятком государств для защиты такого светоча науки и культуры, каким всегда считался Симарон, пронесся над самыми крышами университета. Профессор покосился на потолок, поморщился и сурово, но несколько брезгливо сжал губы. Всем было известно, насколько профессор не любит войну и военных. И, судя по взгляду, который он бросил в сторону удалявшегося звука, этим проклятым милитаристам сильно повезло, что они устроили шум уже после того, как он закончил лекцию. Гримаса выглядела так уморительно, что кое-кто из студентов захихикал. Профессор вздрогнул и, попытавшись вновь напустить на себя непроницаемо величественный вид, что, впрочем, ему совершенно не удалось, повернулся к мгновенно умолкнувшим студентам.

Любая собака в университете знала, что у профессора Эмундссена с кафедры социоантропологиии чрезвычайно скверный характер. И ни один студент, будучи в здравом уме и твердой памяти, не пожелал бы предоставить ему возможность лишний раз это продемонстрировать, тем более на себе. Дабы не затягивать неприятную паузу, профессор быстро щелкнул выключателями и, грозно оглядев столпившихся внизу немногочисленных слушателей, изобразил нечто вроде снисходительного кивка:

– Ну что ж, поскольку вопросов нет, позвольте откланяться.

Он снова придал своей физиономии столь знакомое всему университету высокомерное выражение, всем своим видом показывая, что утратил какой бы то ни было интерес к хилому, малограмотному стаду, до того момента изображавшему из себя его слушателей, и, вальяжно повернувшись, принялся складывать в кофр только что извлеченный картридж и портативный рекордер с записями лекции. Проделав все это, он окинул обширный пульт придирчивым взглядом, проверяя, все ли выключено, и, слегка скривившись, начал неуклюже спускаться с кафедры по крутым ступенькам.

В Симаронском университете свято блюли традиции, и то, что здесь называлось кафедрой, было именно кафедрой, а не каким-то новомодным невидимым силовым пультом, в котором лектор нелепо висел в воздухе, поддерживаемый обратным гравитационным вектором, как, по слухам, было принято в Ломоносовском, или глупейшим образом летал туда-сюда с помощью проектора обратной гравитации перед сфероэкраном, указывая студентам высвечиваемые на нем наиболее важные детали, словно некий херувим в костюме, как это было сделано в Нововашингтонском университете. Впрочем, и на Симароне некоторые аудитории были оборудованы подобным же образом, чего профессор Эмундссен категорически не одобрял. Если студент не хочет учиться – никакими новомодными штучками его к этому не принудишь. А если хочет, то ему довольно самого учителя и в крайнем случае старого доброго голопроектора со световой указкой.

Когда профессор спустился с кафедры, парочки уже поджидали его внизу, протягивая зачетки. Профессор, морщась, приложил к каждой свой личный магнитный кодер, зафиксировав таким образом, что данные студенты присутствовали на его лекции. При этом по его лицу было видно, что он с большим удовольствием устроил бы этим личностям что-нибудь вроде хорошенького аутодафе. Однако количество слушателей влияло на его рейтинг, а эти, как ни крути, отсидели-таки лекцию от начала и до конца. Так что профессор скрепя сердце отметил присутствие всем подавшим зачетки и, повернувшись к Иву, который спокойно стоял чуть поодаль, ворчливо пробормотал:

– Ну, а где ваша зачетка, молодой человек? Или вы думаете, что я буду целый час торчать в аудитории, дожидаясь, пока вы соизволите ее достать?

Ив улыбнулся и покачал головой:

– Извините, профессор, у меня и так достаточный рейтинг посещения, к тому же я – аспирант профессора Шкаличека, а он может быть несколько недоволен тем, что он называет «пустой тратой времени на пацифистские бредни».

Эмундссен изменился в лице и побагровел, на мгновение показалось даже, что он вот-вот взорвется, однако он справился с собой и принужденно рассмеялся:

– Что ж… хотя в таком случае весьма удивительно, что вы, аспирант этого осл… хм, стойкого милитариста, решили посетить мою лекцию.

Ив пожал плечами:

– Мои интересы простираются несколько дальше, чем… Вы позволите? – Ив ловко перехватил профессорский кофр, за мгновение до того с некоторой ленцой покинувший уютную подмышку Эмундссена и устремившийся к твердому полу из камгорского гранита, и подхватил профессора под локоть. – Странно, что нет ассистента.

– Я его выгнал, – резко заявил профессор, – и запретил появляться в аудитории, пока я ее не покину. – Он возмущенно вскинул голову. – Этот юноша не дает себе труда бриться по утрам, а уж как у него несет изо рта!..

С этими словами профессор, освобожденный от большей части своего груза, с достоинством повернулся и двинулся к выходу из аудитории, не потрудившись даже убедиться в том, что Ив следует за ним.

– Так вот, молодой человек, поскольку, как я понял, вы проявляете истинный интерес к моим идеям в области адаптации социальной психологии различных разумных рас, хотя, возможно, и не разделяете моих взглядов на нынешнее развитие контактов с разумной расой, которую некоторые крет… э-э… уважаемые коллеги называют враждебной, я мог бы уделить вам несколько больше времени.

Ив, уже успевший догнать профессора и пристроиться к нему с левой стороны, слегка наклонил голову, изобразив на лице искренний интерес. Но профессор не обратил на эти ужимки ни малейшего внимания. Он вещал. Под неумолчное журчание монолога, источавшего самодовольство, они покинули аудиторию и подошли к открытому глидеру, которыми на территории университета могли пользоваться только профессора, деканы и члены ректората. Ив аккуратно сложил профессорские вещи на заднее сиденье. Эмундссен придирчиво осмотрел их – в должном ли порядке разложены – и, повернувшись к Иву, закончил наконец свою речь:

– Посему я жду вас сегодня вечером в своей лаборатории, скажем, часам к пяти…

Ив сокрушенно вздохнул:

– Прошу простить, профессор, но сегодня у меня семинар.

Эмундссен недовольно поморщился и спросил несколько раздраженным тоном:

– Тогда завтра?

Ив изобразил на лице скорбную мину:

– К сожалению, вечер у меня свободен только в четверг.

Профессор недовольно дернул щекой, однако сдержался и, усевшись на сиденье глидера, сварливо пробурчал:

– Ну что ж, в четверг так в четверг.

Когда машина профессора, заложив крутой вираж, скрылась за верхушками стройных сосен, Ив позволил выражению скорби сползти со своей физиономии и досадливо поморщился. В общем-то, идеи профессора его интересовали. То, как обстояли пока что дела на войне, которую, хотя энциклика Иеронима XII уже была опубликована, еще почти никто не называл Конкистой, можно было охарактеризовать одним словом – избиение. Больших конфликтов было не так уж много, но при всяком столкновении Враг делал с кораблями людей все, что хотел: некоторые просто уничтожал или брал на абордаж, другим – немногочисленным – позволял ускользнуть. Создавалось впечатление, что миры людей до сих пор не пали только потому, что Враг почему-то этого пока не желал. Однако Ив прекрасно знал, что спустя полтора столетия картина резко изменится, ведь то время, из которого он был переброшен Творцом в прошлое, судя по вычисленной Ивом динамике развития конфликта, было отделено лишь кратким отрезком от конца этой войны, причем конца, победоносного для людей. И с полгода назад ему вдруг пришло в голову, что пора уже сейчас подумать о том, как жить дальше и что делать с Алыми князьями ПОСЛЕ войны.

Ив поднял глаза, еще раз бросил взгляд на верхушки сосен, за которыми скрылась машина профессора, и усмехнулся. Вряд ли профессор приглашал его для высокоинтеллектуальной беседы. Скорее всего, Эмундссен из-за своего несносного характера лишился всех своих ассистентов. И основным занятием Ива будет вовсе не обсуждение передовых идей профессора, а банальное сидение за консолью да нудная загрузка профессорской директории Большого университетского биокомпьютера ворохом скучной статистики, от которой ни одному социопсихологу никуда не деться. При всем при том это открывало доступ как к личной директории профессора, так и к нему самому. А человеку, у которого в запасе тысячи, а может, и десятки тысяч лет здоровой жизни, можно и поскучать некоторое время, хотя, конечно, никто, даже Творец, не может сделать так, чтобы ему это занятие понравилось.

Семинар не принес ничего интересного. Все, что с таким жаром обсуждали аспиранты, Иву было уже давно известно. Следующие несколько дней тоже прошли в привычных делах, в череде которых значились и традиционная аспирантская пятничная попойка, и субботнее катание на глиссерах над саванной южного континента в компании с весело визжащими обнаженными студентками. Все это за девять лет пребывания на Симароне надоело Иву донельзя. Поэтому он не удивился, поймав себя на том, что с нетерпением ожидает четверга. Конечно, вряд ли профессор откроет ему пароль доступа к своим наиболее важным файлам, но ведь Ив в свое время наловчился взламывать даже военные коды, которые, кстати, были совершеннее нынешних на полторы сотни лет войны, а уж профессорский-то… тем более с его собственной консоли…

Четверг не обманул его ожиданий. Хотя круг его обязанностей оказался именно таким, как он и ожидал.

Профессор Эмундссен, встретив его даже не на пороге дома, а уже у дверцы своего глидера, недовольно проворчал:

– Почему так поздно, я чуть не уехал, – но, заметив на лбу Ива капельки пота, выступившие, между прочим, вовсе не из-за спешки, а скорее от жары, смягчился и с обычным апломбом добавил: – Ладно, будем считать, что это только в первый раз. Код доступа в директорию – «Неандертал-66». У консоли найдете восемь папок с материалами. Извольте успеть до полуночи.

С этими словами он отвернулся и уселся в машину. Спустя минуту профессорский глидер скрылся за деревьями. Ив усмехнулся: «Что ж, все, как и следовало ожидать» – и двинулся внутрь профессорского бунгало.

Загрузку поддиректории Ив закончил часа за два, несколько подивившись тому, что профессор, похоже, даже не подозревал о простеньком, но надежном сканирующем поле, которое было в его консоли, после чего вплотную занялся личными файлами профессора. Как он и предполагал, код доступа был примитивен, а система контроля вообще отсутствовала.

Слишком многие считали исследования профессора пацифистской чепухой, чтобы у него появились деньги на разработку индивидуальной компьютерной защиты. А стандартные системы могли сдержать лишь хакеров, да и то лишь тех, кому исполнилось года четыре, не больше. Так что к полуночи Ив успел ознакомиться со всей информацией, хранившейся в личных файлах профессора, и пришел к выводу, что, хотя по большей части это был всякий статистический хлам, кое-какие идеи все же стоили того, чтоб над ними подумать. Хотя вероятность хоть какого-то использования этих идей в ближайшие полторы сотни лет была минимальна. Даже в качестве основы для дискуссий.

Вот почему, уже за полночь неторопливо шагая по темному скверу, живописно освещенному лишь мягким светом двух лун Симарона, Ив подумал, что, пожалуй, настала пора прощаться с Симароном. Он провел здесь девять лет и за это время умудрился получить дипломы магистра по гравифизике, истории, философии, политологии, экономике и финансам и еще полдюжины специальностей и был в одном шаге от того, чтобы стать доктором гравифизики. Если бы он, конечно, в один прекрасный день пожелал этого. И все же, честно говоря, Ив не чувствовал в себе каких-то коренных перемен. Приобретенные знания помогали ему просто немножко лучше разбираться в привычных вещах, о которых он и до этого знал немало. По сути дела, он оставался все таким же – крепким фермерским сынком со смазливой внешностью и достаточной долей удачи, озабоченным чаще всего тем, как бы набить брюхо да при случае задрать юбку какой-нибудь молодке. Ну и, конечно, Ив по-прежнему был не прочь подраться и зачастую даже не пользовался при этом своими особыми способностями, чтобы не перебивать вкус хорошей драки. При этом ему было свойственно и чувство некоторой ответственности за происходящее, что, по сути дела, и побудило его поступить в аспирантуру.

После первых пяти лет, когда были молниеносно захвачены около десятка окраинных систем, война по какой-то причине словно бы привяла, людские массы и национальные правительства несколько оправились от охвативший было всех паники и привычно занялись междоусобными сварами. Однако Ив знал, что это затишье, получившее в дальнейшем название Десятилетие покоя, должно было скоро кончиться. И время после него было столь знаменито страшными, кровавыми битвами, что впоследствии получило название Годы вдовьего плача. Так что оставшиеся несколько лет необходимо было использовать с максимальной выгодой. Это и было одной из причин, почему он так надолго задержался на Симароне.

То, что были проиграны все уже состоявшиеся битвы, объяснялось тем, что человечество было пока еще слишком плохо вооружено. Поскольку принцип дистанционной многолучевой фокусировки гравитационных полей еще не был открыт, Ив, поступив в аспирантуру к профессору Шкаличеку, который не только был известным гравифизиком, но и имел серьезные связи в военных кругах республики Таир и Содружества Американской Конституции – главных спонсоров Симаронского университета, искусно подкинул ему пару идей, которые профессор теперь уже считал своими собственными. Потом Ив некоторое время работал под чутким руководством профессора Шкаличека в его лаборатории, доводя до ума прототип многолучевой гравитационной пушки, прообраза тех орудий, с которыми он так успешно управлялся полторы сотни лет спустя. Однако уже месяц назад Ив пришел к выводу, что все идет прекрасно и профессор вполне может закончить работу без его помощи. К тому же Шкаличек вцепился в него мертвой хваткой, требуя, чтобы Счастливчик опубликовал наконец свои материалы, поскольку, по его мнению, дальше тянуть с этим было просто непозволительно. Однако сие никак не входило в планы Ива – ему не хотелось светиться, да к тому же – что, возможно, и было главным – стало лень заниматься подготовкой публикаций. Кроме всего прочего, Иву порядком надоела молодая жена профессора, который, как и множество профессоров до него, имел глупость жениться на собственной студентке. Поначалу все было сладко и даже несколько пикантно, однако белокурая Эвис на поверку оказалась порядочной стервой. По правде говоря, Ив догадывался об этом еще до того, как впервые стянул трусики с ее крепкой попки, но догадываться о чем-то и испытывать это на собственной шкуре – далеко не одно и то же. И вот теперь он чувствовал, что его терпение на исходе. Так что по всему выходило, что на Симароне он задержался слишком долго.

Ив свернул на дорожку, ведущую к кампусу. Он по-прежнему занимал ту же комнату, что и в бытность свою студентом, и за девять лет она стала для него чем-то вроде настоящего дома. Он оброс кое-какими вещами, а шпага обрела постоянное место в постельном ящике под силовой тахтой. Какое-то время она висела на коврике над тахтой, но, доведенный до крайности предложениями продать шпагу и идиотскими вопросами типа: почему это он, беря с собой эту странную штуку даже при кратковременной отлучке, при этом ни разу не появился в университетском фехтовальном обществе, Ив вынужден был снять шпагу со стены и водворить ее на ныне уже ставшее привычным место в ящике.

Лесок поредел, за деревьями засверкали огоньки, а потом показался кампус. Его окна призывно горели в темноте. В последние два года на Симароне была введена строгая экономия энергии, освещение осталось только на центральных улицах больших городов. Корабли Врага уже несколько раз были замечены в системе Симарона, пару раз их отгоняли даже с геостационарных орбит над планетой, и это явно предвещало скорую битву, которая затем осталась в исторических анналах как единственное крупное сражение Десятилетия покоя. Вот почему существенная часть энергостанций была напрямую подключена к накопителям, в которых собиралась энергия для питания планетарного щита и планетарных мортир. И хотя эти устройства в прошлом не спасли ни одну из девятнадцати планет, подвергшихся нападению, ничего лучшего у военных не было и они обреченно готовились к битве, которую уже заранее считали проигранной. Ибо человеку, что бы ему ни говорил его разум, свойственно кидаться в драку, даже если, кроме поражения, его явно ничто не ждет. К тому же Ив знал из исторических хроник, что к началу битвы за Симарон Шкаличек успеет не только закончить прототип многолучевой пушки, но и наладить производство таких орудий и даже пульсирующего варианта силового щита, что позволит Симарону продержаться в полной блокаде почти шесть лет. А это даст столь необходимое время другим государствам, чтобы провести перевооружение своих флотов. Ибо с падением Симарона закончится и Десятилетие покоя. Осада Симарона станет переломным этапом войны. Если до этого все, свершенное Врагом, можно было характеризовать словом «захват», то после это стало уже Завоеванием, притом кровавым.

Занятый своими мыслями, Ив с трудом сдержал икоту, когда его несколько более совершенные, чем у прочих, органы чувств вдруг ошарашили его сообщением о том, что впереди, за густыми кустами шиповника, притаилось пять человеческих особей мужского пола, не так давно изрядно принявших на грудь и потому заполнивших окрестности сильным запахом дешевого пива, дорогого бренди и терпкого пота возбуждения. Ив на мгновение задержал шаг, прикидывая, кто бы это мог быть, потом мысленно усмехнулся. Скорее всего, это была очередная компания Йогера Никатки.

Несколько месяцев назад на одном барбекю у них произошло небольшое столкновение из-за одной чрезвычайно сексапильной девицы, которая сильно заинтересовала Никатку, но отдала предпочтение Иву. Йогер Никатка, любимое и единственное чадо главы одного из великих кланов Таира и, соответственно, владелицы гигантского промышленно-финансового конгломерата, не привык к отказам, а потому пришел в бешенство. Девицу он впоследствии все-таки захомутал и всласть над ней поизмывался, а вот с Ивом вышла осечка. Йогер, парень не из мелких, к тому же неплохой спортсмен, пару раз попытался разобраться с Ивом, так сказать, по-мужски, но оба раза сел в лужу. В первый раз Ив просто слегка стиснул ему руку и, сохраняя на лице видимую всем окружающим милую улыбку, сообщил, что не дерется по пустякам. Сняв с руки гипс, Никатка предпринял вторую попытку выяснить отношения с Ивом, на сей раз уже с помощью двух дюжих дружков. Ив не был деликатен, как в прошлый раз, и Никатке пришлось оплачивать лечение и своих друзей тоже, причем в числе требуемых медицинских услуг было полное восстановление челюстей. Впрочем, Никатка мог позволить себе и платиновые челюсти для всех троих. Однако, как все «золотые мальчики», он был порядочный жлоб и терпеть не мог лишних расходов, тем более на других. Спустя месяц после второй попытки профессор Шкаличек влетел в лабораторию странно взъерошенный и, изменив своему обыкновению прямо с порога обрушивать на присутствующих шквал ругани, лишь взглянул на Ива бешеными глазами и молча указал ему рукой на дверь своего кабинета. Оказалось, Никатка не успокоился и решил на этот раз расправиться с Ивом с помощью своей могущественной мамочки. Однако все ее усилия разбились об упрямство профессора. Шкаличек никому не позволял трогать своих людей, а его исследования были настолько важны для военных, что даже неистовой госпоже Свамбе-Никатке пришлось отступить. И вот теперь, судя по всему, неугомонный Йогер решил сделать еще одну попытку.

Ив остановился прямо перед засадой и на какой-то миг удивился, почему это заговорщики остаются недвижимы, тупо глядя на него и как бы сквозь него, – но только на миг. Он усмехнулся, вспомнив о том, что автоматически скользнул в боевой режим и скорость его восприятия намного превышает обычную. Ив снизил скорость, оставшись, однако, в режиме восприятия, несколько превышающем обычный для человека, и тут его ударил по ушам визгливый голос Никатки:

– …те его!

Ив насмешливо пожал плечами:

– Не стоит быть таким эмоц…

Он отпрянул в сторону, а на том месте, где он только что стоял, сверкнул энерголуч. Слово, конец которого он услышал, было не «бейте», а – «убейте». Ив сделал несколько резких бросков из стороны в сторону, кляня себя за глупость и стараясь вновь выйти на боевой режим. Что пока не очень-то получалось. Он чувствовал себя полным болваном, но хуже всего было то, что он растерялся. Судя по движениям нападавших, это были не просто дюжие громилы, а профессионалы, в то время как он вел себя подобно неуклюжему медведю. Движения нападавших были стремительны и экономны, Ив же никак не мог поймать ритм и просто молотил руками по сторонам, прыгая туда-сюда и стараясь ускользнуть от лучей. Ведь, хотя он двигался намного быстрей нападавших, для того, чтобы повернуть ствол лучевика, не надо много времени. В общем, это был сплошной позор. Слава богу, он довольно быстро кончился. До него вдруг дошло, что если его шкура смогла достойно противостоять келемитовым когтям Алых князей, то уж с лучевиком карманного калибра она как-нибудь справится. И в следующее мгновение он просто отпрыгнул назад.

Когда скорость его восприятия снова упала до обычного уровня, то первое, что он услышал, был звериный рев Йогера Никатки, которому один из его головорезов, неудачно развернувшись при падении от неуклюжего тычка Ива, отрезал лучом левую ногу и низ живота. Ив несколько мгновений тупо смотрел на отрезанный оковалок со слегка подрумяненным срезом, из которого даже не сочилась кровь – лучевой пистолет запаял все перерезанные кровеносные сосуды и лимфотоки. Ив вздохнул. Да, пора было прощаться с Симароном.

Часть I

Путем Вергилия

1

Дождь лил всю ночь, и к утру глинистая дорога превратилась в цепь огромных луж, притом некоторые вполне могли претендовать на то, чтобы именоваться озером. Ив выбрался из мокрого прошлогоднего стога, в котором провел ночь, и, максимально обострив восприятие, настороженно осмотрелся. Вокруг на расстоянии пяти миль не было ни единой живой души – естественно, человеческой, поскольку всякой иной живности было более чем достаточно. Ив передернул плечами и, скользнув в режим ускоренного восприятия, резко встряхнулся, словно большой лохматый пес, вылезший из воды. С грубого камзола и накидки, которую, очевидно по какому-то недоразумению, толстый лавочник в космопорту всучил ему как непромокаемую, взмыли капли воды и сенная труха. Ив улыбнулся: когда-то он мог вызывать в себе эту способность только в минуту гигантского нервного напряжения, когда его жизнь была под угрозой, а сейчас, поди ж ты, ему просто не захотелось тратить время на то, чтобы слегка почиститься. Ив хмыкнул и неторопливо двинулся вперед, разогрев верхний слой кожи до шестидесяти градусов, чтобы одежда побыстрее просохла.

Ив родился на Пакроне в семье фермера, не то чтобы богатого, но и не бедного, лет через пятьдесят после начала Конкисты, как впоследствии люди стали называть долгую войну со страшным Врагом, которая к тому времени лишь разгоралась. Как и многие его сверстники, он хотел учиться, стать студентом. Но как-то так получилось, что стал он… воином, благородным доном, членом сословия наемных солдат, которые продавали свое умение и свою шпагу тем, кто мог заплатить. Это была честная сделка, ибо шла война и воины требовались многим, а благородные доны почти никогда не обманывали своих нанимателей, потому что Врагом в этой войне были чужаки, сообщество, во главе которого стояли существа, словно явившиеся из мифов или кошмарных снов. Демоны, или Алые князья – невероятные создания с прекрасными, могучими крыльями за спиной, алой кожей и рогами надо лбом, – могли заворожить и подчинить себе любого человека и были убеждены в том, что их предназначение – властвовать над человечеством. Как они уже властвовали над множеством рас и разумных видов. И, судя по упорству, с каким они воевали, пришельцы не намерены были позволить людям стать исключением. Семьдесят пять лет Ив провел в душных отсеках кораблей или за пультами боевых рубок, несясь сквозь пустоту в составе абордажных команд или отбиваясь от вражеских абордажников в тесных корабельных коридорах. За необычайную везучесть, позволявшую ему почти невредимым возвращаться из самых серьезных рейдов и сражений, он получил прозвище Счастливчик.

В то время среди благородных донов, да и всех остальных представителей рода человеческого, имевших дело с оружием, бытовала легенда о Вечном, Сыне Божьем, посланном, чтобы, как говорил известный в среде благородных донов сказитель и менестрель дон Сивый Ус, «убедиться в том, что не оскудели люди верой и мужеством, что они достойны и далее продолжать род свой и нести правду Господню иным мирам и народам. И когда твердо уверится Вечный в том, что это так, тогда и позволит ему Господь явиться в своем истинном обличье и повести людей на последнюю битву. И воссияет после сего светоч истинной веры и величия Человека, и наступит во Вселенной Царство Божие. А до тех пор, памятуя о том, что Он всегда среди людей, надо честно сражаться во славу рода человеческого и на погибель врагам его, дабы не усомнился Вечный в доблести и мужестве людей и не покинул бы их в час последней битвы». Верили в нее люди или нет, но о том, кто умер достойно, говорили: «Хорошая смерть, Вечному бы понравилась».

Так и жил благородный дон Ив по прозвищу Счастливчик, коротая время между нанимателями и рейдами, пока военная судьба не занесла его на Зоврос – мир, первым подвергшийся нападению Врага. Именно здесь было место, когда-то послужившее Вратами, через которые пришли во Вселенную Алые князья. В том рейде он встретился с Творцом. Кем или чем было это существо, Ив не знал до сих пор. Скорее всего, Творец был тем, кого люди обычно считали Богом, но как же он отличался обликом и поведением от того, о ком повествовала Библия… Творец и сделал Ива неким подобием Вечного из легенды. Он наделил его силой, необычайной жизнеспособностью и прочими чудесными качествами, которые, как Ив понял уже тогда и сохранял поныне это убеждение, отнюдь не делали его достойным именоваться легендарным Вечным. По-видимому, так считал и сам Творец. Потому что, когда Ив попал в его измерение во второй раз, он окинул свое творение скептическим взглядом и вынес заключение: «Какой-то однобокий Вечный получился: гора мышц, мешок удачи, изрядная доля интуиции и наперсток интеллекта». И Творец решил, как он сам выразился, предоставить Счастливчику дополнительное время. Так Ив вновь оказался на Зовросе, планете, с захвата которой и началась Конкиста, и как раз в день нападения Врага. То есть за полтора века до своего времени. Он знал о том, чему еще только предстояло произойти, и догадывался, что ему самому суждено сыграть свою роль во многих из грядущих событий. Однако его время еще не пришло, так что он решил воспользоваться благоприятными обстоятельствами с максимальной для себя пользой. Так он оказался в знаменитом Симаронском университете.

Свои встречи с Творцом Ив вспоминал часто и всегда с улыбкой. Еще бы! Как это говорится? «Неисповедимы пути Господни»?.. Но чтобы Господь всеблагой и всемогущий в ответ на вопрос: «Что мне надо делать?» – пожал плечами и сказал: «А хрен его знает, сам разберешься», – это, знаете ли…

Посмотрев на небо, Ив прибавил шагу. Часа через полтора выглянуло солнце. Ив покосился на свои ноги – сапоги были облеплены грязью. Он остановился, нарвал травы, тщательно очистил их и перешел на другую сторону дороги. Это, впрочем, совершенно ничего не изменило, поскольку грязи там было не меньше, и скоро его сапоги снова превратились в облепленные глиной неподъемные колоды. С той стороны, куда Ив направлялся, потянуло потом, навозом, горелой изоляцией, прогорклым маслом и бог знает чем еще. Все эти десятки запахов означали одно – близость человечьего жилья. Впрочем, оно было не так уж и близко. Будь Ив такой, как все люди, он унюхал бы эти ароматы лишь через пару-тройку миль, не раньше. Ив вздохнул: Варанга и спустя полтора века оставалась захолустьем, хотя и была какое-то время из-за войны, сильно сократившей в числе миры людей и доступные им маршруты, перекрестком торговых и армейских путей. Но это было недолго, сейчас же… Однако Иву как раз и требовалось именно такое местечко, чтобы немного отсидеться подальше от хватких рук мадам Свамбе-Никатки. Конечно, у него были все основания полагать, что в своем стремлении покарать его ей ни за что не удастся добиться желаемого результата, поскольку, как он уже сам убедился, единственным внешним воздействием, которому оставался доступен его организм, было употребление горячительных напитков. Однако, пораскинув умом, он пришел к выводу, что мамаша Йогера будет довольно настойчива в своих устремлениях, а раз за разом терпеть ее наскоки может быть не только накладно для его кошелька, но и обременительно для его нервной системы. Поэтому Ив решил удариться в бега. К тому же он пока не был готов обнародовать свои способности, поскольку, согласно легенде, Вечный как-никак был благородным доном, а таких в настоящее время почти не было в наличии. Да и те, что были, называли себя каперами, а не благородными донами. Что ж до него, то он пока что был всего лишь аспирантом Симаронского университета. Вот почему, пока Йогер приращивал себе новую ногу и восстанавливал нервы в лучших клиниках республики Таир, Ив поспешил убраться с Симарона. Предварительно демонстративно пробив себе в кассах маршрут аж до Нового Петербурга, потому что, по его прикидкам, это должно было показаться мамаше Никатке чрезвычайно разумным решением с его стороны. Ведь человек с его набором дипломов мог рассчитывать на теплое местечко в любом цивилизованном обществе, а русский император к тому же был известен своей неприязнью к иностранцам, незаконно сующим свой нос в его дела. Так что, доберись он до Нового Петербурга и устройся на работу в какой-нибудь имперской структуре, что, в общем, не выглядело невозможным, мадам Свамбе-Никатке осталось бы только кусать себе локти от досады. Ведь даже и она не могла себе позволить раздражать русского императора. Впрочем, в этих столь гладких умозаключениях, вполне доступных уму среднего аспиранта, был некий нюансик, который мог остаться не замеченным этим аспирантом, но только не благородным доном, имевшим за плечами немало так называемых операций по умиротворению и хорошо знающим, на что способны венценосные особы, когда речь заходит о так называемых государственных интересах или интересах короны. Мадам Никатка была фигурой, в чьих возможностях было потрафить императору, например сбросив цену в какой-либо сделке или передав императорским спецслужбам лакомый кусочек информации, так что существовала вероятность того, что при некоем гипотетическом развитии событий имперская тайная канцелярия будет рада сама преподнести его голову мадам Свамбе-Никатке на блюдечке. Все это не позволяло Иву всерьез надеяться на благополучное избавление, а поднятая им суета с покупкой билетов, осторожные намеки, перешептывание с тщательно отобранными «доверенными лицами» и подчеркнуто скрытный, а потому замеченный массой народа набег на магазин путеводителей – все это было предназначено лишь для того, чтобы у как можно большего числа людей создалось впечатление, что он отправляется именно на Новый Петербург. Единственное, чего он опасался, так это – не переборщил ли он. Ведь вряд ли мадам Никатка наймет какую-нибудь дешевую «грязную контору», как называли агентства, оказывавшие услуги деликатного свойства, а Ив не был столь опытен в подобных делах, чтобы все его действия выглядели стопроцентно убедительными. И никакие его способности не могли возместить отсутствие этого опыта.

Ив вздохнул и снова перешел на другую сторону дороги. Как все было просто там, на полторы сотни лет вперед, пока он не провалился в то странное место, где встретился с Творцом. Там Враг, здесь доны, а если ему приходится туго, то рядом всегда шпаги друзей, ну а когда возникали какие-то проблемы где-то наверху, то – даже если это было ему не по душе – его это не касалось.

Тут Ив поскользнулся и не шмякнулся в лужу только потому, что мгновенно скользнул в боевой режим и оттолкнулся ногой от моментально затвердевшей воды. Он сделал несколько шагов вперед, спасаясь от брызг, медленно поднимавшихся с поверхности воды, а потом запоздало ощупал все вокруг сузившимися глазами. Нет, со столь нахальным использованием своих способностей пора было кончать. Он слышал, что в таком захолустье, как это, вполне могли и за не столь откровенные выкрутасы отказать в приюте или даже побить камнями, что, впрочем, для него было бы не столь уж большой неприятностью, но пойдут слухи… Развитие ситуации зависело от дремучести местной публики и настроения приходского священника. К тому же сейчас даже до такого захолустья дошли известия о войне, Враге и его физических особенностях, так что всякий путешествующий должен быть крайне осторожен. И уж тем более он, наверняка преследуемый агентами «грязной конторы», если не нескольких сразу. Недаром он не рискнул воспользоваться своей кредитной картой, и, чтобы получить наличные, ему пришлось заложить в припортовом ломбарде единственную вещь, которая показалась приемщику достаточно ценной. К сожалению, этой вещью была шпага. В результате Ив остался без нее, это впервые за последние восемьдесят лет, и потому чувствовал себя голым. Договор залога был составлен сроком на пять лет, а Ив рассчитывал разрешить свои проблемы максимум за год-два, но все равно, когда он, получив деньги, протянул шпагу приемщику, у него было такое чувство, будто он лишается существенной части самого себя. Хотя, если взглянуть с другой стороны, это был достаточно разумный ход, ведь шпага, кроме всего прочего, была серьезной приметой, так как все, знавшие Ива сколь-нибудь хорошо, наверняка были уверены, что уж что-что, а шпагу он не выпустит из рук никогда. Так что решение на время расстаться с ней казалось ему и разумным и неизбежным. Хотя это ему почему-то очень не нравилось, очень.

Ив обогнул ствол поваленного дерева и настороженно замер. В придорожных кустах кто-то был. Он чуть усилил обоняние и слух и удовлетворенно кивнул. Трое, нет, четверо. И собака. Ив скинул с плеч дорожный мешок со сменой белья, утер рукой лицо, хотя оно вовсе не было потным, и повернулся к кустам:

– Эй, вы там, у вас что, принято таиться от добрых людей по кустам?

Некоторое время в кустах было тихо, потом ветки зашевелились, и на дорогу выбрались трое крупных, кряжистых мужиков, одетых во что-то среднее между ливреей и униформой. Они застыли на месте, недобро глядя исподлобья на Ива. Четвертый и собака не показывались. Что ж, вполне разумная предосторожность. С минуту все молчали, потом самый здоровый, с сединой во всклокоченной бороде, разлепил толстые губы и ворчливо произнес:

– А почем я знаю, что ты добрый?

– А почем ты знаешь, что я злой? – возразил Ив.

– А так спокойнее, – справедливо заметил мужик.

Ив усмехнулся и кивнул головой:

– Пожалуй, ты прав.

Мужик несколько мгновений не сводил с Ива пристального взгляда, потом хмыкнул:

– Из Варанги идешь?

Ив кивнул.

– Беженец?

Ив сделал неопределенный жест, который с некоторой натяжкой можно было назвать утвердительным. Мужики, оторвав глаза от Ива, перемигнулись и опять уставились на него. Повисшее молчание и на сей раз нарушил старший.

– А шел бы ты, парень, в другую сторону, – сказал он неприветливо.

– Это почему? – удивился Ив.

Старший то ли вздрогнул, то ли пожал плечами и после минутной паузы пояснил:

– У нас тут не любят всяких…

Ив качнул головой и, стараясь, чтобы его голос звучал несколько униженно, сказал:

– Мне и всего-то нужно – стол да постель…

Мужики снова быстро переглянулись, и Иву показалось, что двое явно замышляют что-то недоброе. Старший, однако, еле заметно качнул головой и, повернувшись к Иву, с деланным равнодушием пожал плечами:

– Ну, как знаешь. Мое дело – предупредить.

Все еще немного помолчали, потом мужики повернулись и бочком двинулись обратно в чащу, а Ив, проводив их взглядом, принялся снова месить дорожную грязь.

Как только поваленный ствол скрылся за поворотом дороги, Ив скользнул в придорожные кусты. Он отбежал от дороги, залез под упавшую сосну и, бросив на мокрую землю плащ, лег, укрывшись от нескромных взоров густыми еловыми лапами. Как оказалось, предосторожность не была излишней. Вскоре по опушке леса на другой стороне дороги, громко бухая сапогами, пробежал парень с большой лохматой собакой на коротком поводке. Напротив того места, где Ив свернул в чащу, собака на мгновение притормозила, натянув поводок, но парень ругнулся сквозь зубы и рванул поводок, собака послушно потрусила следом. Ив удовлетворенно кивнул. Четыре человека с собакой – не слишком ли много для простого дозора, хотя и недостаточно для серьезного сопротивления на случай внезапного появления врага. Поваленное дерево – не препятствие для глидера или тяжелого армейского краулера, разве что для беженцев… Ив поднялся с земли, решив, что надо уходить. Скоро парень поймет, что потерял след, и повернет назад. Только в обратную сторону он, скорее всего, пойдет по этой стороне дороги и на сей раз будет внимательнее к своей собаке, так что, если Ив хочет попытаться его обмануть и избежать схватки, шанс только один. Ив высунул голову из-за кустов и, быстро осмотревшись (благодаря своему обостренному восприятию Ив слышал, как парень, уже скрывшийся за поворотом дороги шагах в сорока впереди, шлепал сапогами по мягкой траве), шустро перескочил через дорогу и побежал следом за парнем. Судя по всему, пес был не специально выведенной и хорошо обученной ищейкой, а обыкновенной деревенской дворнягой, разве что чуть умнее других да нюхом поострее. Да и парень явно не производил впечатления крутого розыскника или большого интеллектуала. Вполне возможно, что, когда пес унюхает след Ива и потянет за собой хозяина, тот решит, что он пытается его повести по их же собственному старому следу, а результат будет таков – пинки псу и никаких неприятностей для Ива. Но как бы то ни было, подобная манера встречать прибывающих вдали от деревни наводила на определенные размышления. Ив утвердительно кивнул самому себе и, чуть снизив восприятие, углубился в лес.

Там он затаился и стал ждать. Минут через пять из-за поворота снова донесся топот, слышимый даже обычным ухом. Ив сощурился, всматриваясь. По другой стороне дороги приближалась «сладкая парочка». Ив приник к сосновому стволу и замер, стараясь не дышать. Когда парень с псом пробегал мимо того места, где Ив пересек дорогу, пес опять попытался вильнуть в сторону, но хозяин сердито пнул его под ребра и потянул за собой. На его взмокшей туповатой физиономии был написан страх, а, судя по изношенной униформе, он отнюдь не принадлежал к верхушке славного воинства, стоявшего дозором на дороге. По-видимому, исчезновение преследуемого (а после увиденной сценки Ив уже не сомневался в том, что ему удалось оторваться, хотя бы на какое-то время) создавало проблемы не только для пса, но и для парня. При этой мысли Ив усмехнулся и, подождав, пока парочка скроется за поворотом, вскочил на ноги. Пройдя какое-то расстояние по лесной дороге, прихотливо извивавшейся среди деревьев, он свернул в чащу, прибавил шагу и устремился вперед так быстро, что его вряд ли смог бы кто-нибудь догнать, не считая, конечно, первой восьмерки участников финального марафонского забега Олимпийских игр.

Примерно через полчаса он оказался на лесной опушке, где и остановился неподалеку от покосившейся жердяной изгороди, окружавшей, судя по всему, довольно крупную деревню, дворов на пятьсот, не меньше. Примыкавшие к изгороди усадьбы, в свою очередь, были обнесены каждая особой тесовой оградой, виднелись лишь крытые соломой двускатные крыши, весело поблескивавшие отсветами солнечных коллекторов на одном из скатов. Ну еще бы, кто же откажется от дармовой энергии, да и солома у крестьян бесплатная, можно хоть каждый год менять, все равно ни к чему ее не приспособишь, потому как надо быть дураком, чтобы, имея коллектор, не иметь на заднем дворе тысячегаллонного томсоновского размножителя адаптированной хлореллы. Ив огляделся. Там, где он стоял, околица подходила к самому лесу, а с другой стороны, где в деревню вливались две дороги, по одной из которых он и шел из космопорта, тянулись поля. Ив постоял еще немного, раздумывая и в то же время сосредоточенно вслушиваясь, всматриваясь и даже внюхиваясь в залитую полуденным солнцем деревню. Все было спокойно и даже как-то… умиротворенно. Но тогда зачем и почему была устроена засада у дороги? Ив перебирал в уме всевозможные варианты разгадки, не в состоянии остановиться ни на одном. Деревня как деревня. Коровы, свиньи, лошади, многофункциональные тракторы, бесматкоровые колонны, от которых в полуденной жаре плыл навозный запашок. Из домов доносились привычные звуки. Нигде не было слышно ни крика, ни ругани, кроме одного дома, стоявшего довольно далеко от Ива, где ссорились двое, явно муж и жена. Насколько можно было понять, супруги разошлись во мнениях относительно приемлемости количества домашнего бренди, употребленного главой семьи. Ив хмыкнул и уменьшил остроту восприятия. Всякий раз, когда он становился невидимым свидетелем таких сцен, ему было как-то неловко, как будто он подсматривал в замочную скважину. Оглянувшись по сторонам, Ив со вздохом двинулся к деревне… Он пришел сюда, чтобы спрятаться здесь, пока не отстанет от него погоня, вероятно уже пущенная по его следу мадам Свамбе-Никаткой. И поскольку главным мотивом, побудившим Ива высадиться на Варанге, было казавшееся вполне логичным предположение, что такого многократно дипломированного человека, как он, вряд ли станут искать в такой глуши, надо было как-то устраивать свою жизнь на ближайшие полгода-год.

Ив остановился у длинного дома, скорее напоминавшего большую ригу, на одном конце которого, судя по дошедшему до его настороженных ушей сквозь толстые бревенчатые стены позвякиванию посуды, было жилье, стало быть, остальное предназначалось для хозяйственных целей. Коллектор на крыше дома был совсем маленький, а чана – размножителя хлореллы – не было видно вообще. Впрочем, может быть, он внутри? Ив оглядел двор, испещренный подсыхающими лужами, ограду с подгнившими столбами, черные растрескавшиеся стены дома из огромных древесных стволов геномодифицированной лиственницы (любой другой материал при здешних суровых зимах потребовал бы слишком много энергии для обогрева, да к тому же стоил бы намного дороже, чем могли себе позволить крестьяне), и переступил через рухнувшие жерди ограды.

В отличие от других дворов, здесь собаки не было, что также свидетельствовало о бедности хозяев. Он снова слегка усилил восприятие – стало слышно, что в доме разговаривают двое. Один голос принадлежал женщине, причем молодой, определить же принадлежность второго голоса – надтреснутого, сиплого и вместе с тем несколько визгливого – было довольно трудно, хотя определенно можно было сказать, что человек этот нездоров. Ив пожал плечами: бедный дом, больной хозяин, полное запустение – чем не вариант. Можно было надеяться, что здесь будут рады лишней паре рабочих рук. Не сразу. Когда рассеется первоначальное недоверие. А оно рассеется, ведь эти руки достанутся им так дешево. Ив готов был работать за еду и ночлег, хотя, по правде говоря, он подозревал, что вполне может обходиться без пищи и сна, во всяком случае довольно долго. Полной уверенности в этом не было, поскольку единственным пока подтверждением этого могла служить лишь трехдневная оргия, которую устроила их студенческая группа по окончании основного курса. После трех дней непрерывного секса и двенадцати литров отличного бренди он был свеж, как мартовский ветерок. По крайней мере физически, потому как во всех остальных отношениях чувствовал себя словно выжатый лимон, слава богу, что хоть алкоголь на него по-прежнему действовал, а то бы… Ив улыбнулся своим воспоминаниям и направился через двор к дому, старательно выбирая места посуше и все же принеся к самому порогу огромные комья грязи, налипшие на его сапоги. Дверь была не заперта. Ив пару раз стукнул по выщербленному косяку и, не дождавшись приглашения, отворил дверь и вошел внутрь.

Лишь тут он понял, почему на его стук никто не ответил. Дверь была сделана из деревянных плах почти с ладонь толщиной и обита изнутри овечьими шкурами, кроме того, за ней располагался небольшой темный тамбур. Подойдя ко второй двери, Ив на миг остановился, раздумывая, стучать или нет, потом решил, что не стоит – ведь все равно он уже вошел. К тому же эта массивная дощатая дверь, обитая какими-то лоскутами, из-под которых во все стороны торчала пакля, вряд ли пропускала звук лучше входной, так что он просто отворил ее и шагнул в комнату. Там царил полумрак. Когда Ив, преодолев низкую притолоку, выпрямился, то увидел мужчину в потертой душегрейке и молоденькую девчонку, сидевших за самодельным столом, сбитым из разнокалиберных струганных досок. Дверь со скрипом захлопнулась, они вздрогнули и повернулись в его сторону.

Ив поспешно улыбнулся:

– Добрый день, прошу прощения, но я стучал… – Он замолчал, ожидая реакции.

Невысокая плотная девушка, почти девочка, с простоватым лицом, кожа на котором была слегка попорчена, очевидно какой-то болезнью, смотрела на него испуганно, а взгляд мужчины неопределенного возраста, в драной душегрейке мехом наружу, странных войлочных сапогах, с намотанным на шею шарфом, выражал скорее раздражение, хотя и с некоторой толикой страха. На какой-то миг Ива охватило предчувствие чего-то плохого, но он усилием воли подавил его. В комнате повисла испуганная тишина. Гость молча стоял у двери, а хозяева так же молча таращились на него из-за стола. Наконец мужчина не выдержал:

– Ты кто?

Ив снова улыбнулся, на этот раз стараясь сделать это так искренне и миролюбиво, как только мог, и ответил:

– Прохожий. – Поначалу он хотел ответить как-то покрасивее – сказать что-нибудь вроде: «Бродяга, из тех, кого носит по земле ветром», но вовремя вспомнил, как его папаша-фермер реагировал на подобную чепуху, и прикусил язык.