скачать книгу бесплатно
– Погоди, – вдруг встрепенулся Николай Сергеевич. – Так ты, получается, втихомолку ладил?! Я же говаривал: бросить занятие это!
– Что, – усмехнулся князь, услышав последнюю фразу, – не любо, когда кто-то по своей воле дела творит, а?!
– Так чего скажешь, а?! – повторил вопрос трудовик.
– То и скажу, – насупившись в ответ, пробубнил старик, – что ты, Никола, говаривал, нелепица получается.
– Так почему ослушался?! Почто не бросил?!
– Ты, Никола, говаривал, что нелепица получается, – упрямо повторил Лель. – Бросить чтобы дело это, не было уговору, – помолчав, добавил он.
– А?! – задорно расхохотался князь.
– Тьфу на тебя! – выругался в ответ пришелец. – И ведь правда: не было уговору бросать! А листы сложить кто надоумил? – Лель молчал, по обыкновению своему, что-то там обдумывая.
– Отвечай! Или ты на язык так же валок, как и на дела спор? – подался вперед Владимир Андреевич.
– Вон, – кивнул старик на притихших пацанов. – Им совсем негожие листы отдали; все одно – пустое.
– Ну, Никола, – усмехнулся князь. – Все у тебя как по маслу, даже без тебя самого! Так, глядишь, и серу придумаешь как делать!
– Они и догадались. Как? Богу одному и ведомо, – закончил наконец мастеровой.
– Погоди, погоди, – снова взвился Николай Сергеевич. – А как на мокрую доску прессовали-то?!
– Ты вот чего, Никола, – не желая больше слушать этот странный спор, задумчиво прогудел Дмитрий Иванович. – Люд собирай да диковины делать обучай. Тверд тебе в помощь, да харч казенный. Бери-бери! – усмехнувшись, глядя на замахавшего руками пенсионера, подбодрил Донской. – На свои небось кормишь-то?!
– Ну, на свои ежели так, и что? – тот лишь пожал плечами. – В одной лодке плывем; дело единое творим. А ты меня отблагодарил так, что хоть теперь до смерти жить припеваючи.
– А род как? – нахмурившись, отвечал муж. – Вам с Аленкой еще мальцов растить!
– Твоя правда, – отвечал трудовик.
– То-то же! – и, обращаясь к сопровождавшим, добавил: – Харчем отныне обеспечивать все артели Николины. А ему, – кивком указал он на притихшего пенсионера, – пять рублей серебром. Хотя, восемь, – тут же передумал муж, – все ведь одно на диковины свои потратит! А теперь – в палаты княжьи, да после Никола в мяч ножной потеху устроить обещал. И стрельбы! Из орудий, – насупившись, напрягся вдруг Дмитрий Иванович. – Когда?
– Да Бог с тобой, Дмитрий Иванович! Не все разом-то! Дай хоть бы и пяток дней на стрельб подготовку да пороху пуд; пристреляться бы.
– Так ведь по ночам, – неожиданно проснулся Лель. – Пока все спали, над котлом-то общим паром морили. И обратно – под плинфу, – помолчав, закончил ремесленник. – Не было уговору, чтобы бросать. Не серчай почем зря, – под дружный хохот упрямо повторил мужик.
– Черт с тобой! – держась за живот, резюмировал Великий князь Московский. – Пять тебе дней на стрельб подготовку. Четверть пуда получишь! Не укупишься ведь с тобою.
– Помилуй, Дмитрий Иванович! – взмолился в ответ Булыцкий. – Мало ведь будет! Хоть полпуда дай!
– Денег откуда взять?
– Так ведь чугунки… – пользуясь благодушным настроением собеседника, продолжал торговаться учитель. – Вон, с них одних серебра сколько пришло?
– А ну и сколько? – враз посерьезнел правитель. – А ну, Гордейку в хоромы кликните! Нехай и скажет, сколько.
– Дозволь, князь, слово молвить, – рядом с правителем вырос невысокого роста коренастый бородач.
– Говори давай, Дмитрий Михайлович[34 - Дмитрий Михайлович Боброк-Волынец – безудельный князь, боярин и воевода великого князя Дмитрия Донского.], – сквозь смех отвечал тот.
– Дозволь науку эту для сотни хотя бы испробовать. Чудно ведь, да и толк есть. В сече, сдается, дельной будет.
– Вот и испробуй, – в знак согласия кивнул правитель. – А там и решим: дело или нет.
Глава 3
Впервые, наверное, со времени попадания в прошлое Булыцкий почувствовал себя как дома. Здесь, на импровизированной трибуне, наблюдая за первой в истории человечества футбольной баталией двух подготовленных им же команд во главе с Василием Дмитриевичем, с одной стороны, и сыном кузнеца Гойко[35 - См. книгу вторую: «Тайны митрополита».] – с другой.
Ладные ребятки. Горластые, сообразительные, амбициозные. Гойку, вон, Николай Сергеевич поперву старшим в артель по производству валенок готовил, да приметил, что тот и здоровьем задался, и смекалкой. А главное – все ему мало. Нового только и успевай подавать; и ведь все как орешки щелкает! Освоил технологию производства валенок да других обучил и расставил – так и скучно ему сделалось. Николай Сергеевич чутьем преподавательским выбрал его да решил парня во всех делах попробовать. И в литье, и в производствах диковин, наблюдая: а к чему же пристроить лучше. Впрочем, тот, новые дела осваивая, и старых не бросал, везде поспевая. Вот как дал князь добро на организацию потешных команд, так и сразу позвал Булыцкий паренька. А что, мол, выйдет из затеи той?
И ведь неплохо получилось-то! Княжич, рассказы про военачальников великих слушая, все старательно запоминал, а запоминая – и выводы делал. А сделав, в играх начал комбинации какие-то придумывать, и так и эдак пацанву расставляя. А кому с ним тягаться? А некому, как оказалось. Вот Гойке и поручил, команду доверив.
Тут долго, правда, не ладилось. Княжий сын все-таки. Как против него переть? Ух, сколько времени потратил трудовик, увещевая: «Игра то! Просто игра! Как… Как вон лапта! Ты, с княжичем если в лапту схлестнуться доведется, тоже в поддавки пойдешь?!» Гойко отрицательно мотнул головой.
– Ну так и ножной мяч; в чем разница?!
– Ну, то лапта, а то – мяч ножной, – озадаченно отвечал парень.
Поняв, что в лоб здесь не взять, Булыцкий по-другому пошел: просто начал учить премудростям игры да матчи устраивать, следя, чтобы и Васька, и Гойко обязательно в разных командах оказывались. Один раз, другой, третий. Входя во вкус и помаленьку вникая в правила, начал сын кузнеца осторожно народ переставлять, за игрой противника наблюдая. Оно ведь и самому потеха, и Ваське – интерес. Княжичу-то быстро наскучило голы клепать, противника беспомощного команду в пух и прах разбивая. А тут – на тебе: азарт просыпаться начал, как только с игроком достойным столкнулся. А с азартом и забывать пацанва стала про титулы-то. Ух, схватки тут начались!!!
Так, сперва на поле футбольном, затем – за партой начали собираться огонь-ребята, которых, под присмотром священнослужителя, обучал пенсионер наукам. Результат? Князя великого Московского гуртом спешили – раз! Вместе с будущим Великим князем Московским люди росли, способные воспринимать и развивать появившиеся стараниями Булыцкого технологии – два! Новый род регулярных войск создали – три! А еще – стараниями преподавателя земли Дмитрия Ивановича не иначе как Русь Великая звать стали, пусть бы и земель пока тех и малость самая! Но, как рассудил учитель, пускай с юношества привыкают да отчизной своей гордятся. В общем, и Булыцкому, чувством патриотизма переполненному, – радость и Дмитрию Донскому – отрада.
И вот теперь, сидя на стульце, облаченный в добротный тулуп зимний да в валенки ладные обутый, Николай Сергеевич с азартом наблюдал за игрой. Мяч, правда, не прыгучий совсем, ну да ребятне даже и такой – за радость. Вон, как гоняли задорно!
Устроившись поудобней, представил Николай Сергеевич себе, что он – дома, на кухне, в своем любимом кресле телек смотрит. И хорошо ему так стало! Разве чего и не хватало, так это кружки горячего крепкого чаю с травами. Терпкого и забористого! Ох, как стосковался пенсионер по напитку этому! И пусть взвары, которые сейчас пил учитель, были, конечно, полезней, да и во многом вкусней, а все равно: нет-нет, да просила душа чайку! Чтобы аж зубы сводило! Впрочем, то уже мелочи, и без которых можно было насладиться матчем, тем более что незадолго до этого послушал он отчет Гордейки, рассказавшего, что только в соседние княжества сторговали чугунков на неполных двести рублей! И при том, что на Восток еще и не отправлялись купцы! А раз так, то еще подарок: с легкой руки Великого князя Московского, довольного отчетом ключника, получил он полпуда пороха для пушкарей обучения.
Пацанва, о чем-то там своем перекрикиваясь, под восторженный рев собравшейся вокруг толпы гоняла по полю, тщетно пытаясь поразить ворота друг друга туго набитым тряпьем и сверху надежно обмотанным веревками тюфяком. С колокольни, отслеживая по движению солнца время, бесновался, болея за команду Гойки, Слободан. Даже князья, и те, поддавшись настроению, вовсю орали, подбадривая команду Василия Дмитриевича. Вот только закончилось все это не очень здорово. Уже перед самым ударом била, извещавшего о том, что время истекло, Гойко, ловко обыграв замешкавшегося защитника, точным ударом отправил мяч в «девятку». Ох и посерел князь, поняв, что команда отрока его проиграла. Ладно еще, Булыцкий вовремя увидал смену настроения правителя, да вклиниться поспешил.
– Дмитрий Иванович, игра это! Забава! Ты, князь, напрасно осерчал так!
– А не твоего ума забота, – бросил в ответ тот.
– Как не моего?! – поспешил встрять пенсионер, нутром своим почувствовав, что дело принимает опасный оборот. – Забаву ту я принес, и забота, стало быть, – моя. Ты, если осерчал за что, так и мне поперву предъяви!
– Что, Никола, лукавишь опять?! – с трудом сдерживая гнев, прошипел Донской.
– Да Бог с тобой, Дмитрий Иванович! – горячо перекрестился пожилой человек. – Вот он я, как есть перед тобой! Хоть раз обманул тебя?! Единожды хоть душою покривил?!
– Твоя радость, что нет!
– А чего недобр так? То, что Василия команду одолели, маешься?! Так и делов-то?! Сегодня…
– Я того пекусь, – грубо перебил его правитель, – что княжьего сына ремесловый без роду и племени обставил!
– А ты, князь, видать, хотел, чтобы только именем твоим победы доставались, а? – поняв, в чем дело, забыл про чин, вспылил преподаватель. – Вон, Мамая оно не испугало! В бой повел армию против твоей, хоть и не чингизид и ни Тохтамышу, ни, тем паче, тебе – не ровня! И не твоя ежели бы смекалка ратная, да отвага удалая, да не полк засадный, кто знает, как бы оно там сложилось!
И то, что Васька сейчас проиграл, то и ему наука на будущее: что не так сделал, да где чего попеременить в грядущих баталиях, смекать начнет! А простолюдин обставил, так я ли виноват?! Боярские отроки ни учиться не хотят, ни в полки?! Ко мне кто пришел, так и слава Богу! То, что ты отрока своего отдал, так и поклон тебе за то земной! – угомонившись, пенсионер в ноги поклонился правителю.
– А место свое не забыл, а?! – просипел в ответ Дмитрий Иванович. – Ты, кажись, тоже из безродных, чтобы на великого князя голос повышать!
– Да с пор недавних самому князю Московскому родственником прихожусь, – оскалился в ответ Николай Сергеевич. – По его же собственному наказу. Или забыл?!
– Да не запамятовал пока! А воля княжья сегодня одна, а завтра переиначиться может! Или не веришь?!
– Верю. Отчего же, – понимая, что снова погорячился, Булыцкий начал сбавлять обороты. – Только ты сам посуди, если с сызмальства приучать пацаненка к тому, что перед ним – все ниц без боя… А если Тохтамыш придет или хуже – Тимур? Я же за то пекусь, чтобы как лучше!
– Как князь скажет, так и лучше! – отрезал Дмитрий Иванович, разворачиваясь спиной и тем самым показывая: разговор окончен. – Васька! Васька, сюда поди! – окликнул он княжича. – Васька, где ты есть?! – гневно прикрикнул князь, однако, увидав отрока, что-то оживленно обсуждающего с Гойко, так же быстро успокоился. Ребята уже вовсю рисовали что-то на снегу, активно разбирая ход игры. Со всех сторон их уже облепили шумные футболисты. Активно жестикулируя, они настолько углубились в разбор, что и не услышали зова Дмитрия Ивановича.
– Вот видишь, князь, – почувствовав удобный момент, снова встрял Булыцкий. – Проиграл, так и то – наука. Ладно Гойке, а не Тохтамышу! Тот вон тоже не по годам смышлен. Все подметит, все приметит, да потом еще и пояснит! Сегодня так, а завтра, глядишь, и княжич одолеет.
– Ох, и лукав! – без сил развел руками Дмитрий Иванович. – Ох, и бестия самовольная!
– Покорным будь, кто знает, как бы оно там все обернулось, – поняв, что беда миновала, успокоился пришелец.
– Десять дней, и еще одна игра! – обрубил Донской. – Боярские, говоришь, не идут? Пришлю.
– Добро, князь, – склонился в ответ пенсионер и, выпрямившись, продолжил: – Прости, что поучать берусь, да я потому и в полки набираю безродных, что ратую за толк с людины. Хоть бы и род за спиной велик, а сам по себе дадон, то и толку? А как смышлен, ты ему хоть и ремесла поручи, а хоть и дружину. Сдюжит ведь да Руси во славу дела творить начнет.
– Лепо глаголишь, – ухмыльнулся князь. – Да только дела твои не всегда со словами сходятся.
– Будет порох. Ведать не ведаю, как да откуда, да все одно чую: будет!
– Так ты, мил человек, чтобы думка веселее шла, в порубе посиди денек-другой. Глядишь, что удумаешь, а? – оскалился князь, видимо, все еще держа злобу за проигрыш сына.
– Не мое про порох обещание было, но твоя воля, – выдохнул Николай Сергеевич. – А живот мой – в твоих руках.
– Твоя правда, – кивком подзывая скучающих рядом стражников, Донской коротко распорядился: – В поруб! Тулуп дайте, а то, неровен час, околеет прежде, чем пороху даст.
– Благодарю тебя, князь, – склонил голову Булыцкий.
Второй раз оказался пенсионер в земляном мешке, и не сказать, что это ему нравилось. И если первый раз – по дури собственной, да еще и хмелем подгоняемый, то теперь буквально на ровном месте. Ратуя за новинки, он вдруг оказался в капкане. Неспособный дать такой необходимый сейчас порох, он, сам того не желая, попал в немилость к Великому князю Московскому. И что самое паршивое, как выкрутиться – ведать не ведал Николай Сергеевич. Ну, не химик он! Не химик! Хотя князя это беспокоило меньше всего на свете.
Оказавшись один, он, чтобы скоротать время, принялся так и сяк прикидывать, как же ту головоломку разрешить. Хотя толку, конечно, было мало… Ведь если и были какие-то знания, то все равно они были на уровне обрывков из книги Жюля Верна да каких-то там случайных всплесков о том, что смесь сухой деревянной пыли и воздуха – смесь ох какая небезопасная! Вроде даже на каких-то там деревообрабатывающих комбинатах от этой пыли то ли пожары, то ли взрывы. А может, и не так все.
Тут еще и сон вспомнился – тот самый, где Сергий Радонежский что-то там про волю княжью рассказывал. Мол, исполнится, как четверых Иуд пути пересекутся. А кто таковые Иуды те, да откуда возьмутся, да что за воля, ну хоть убей – вспомнить не мог! А может, и сон тот – так, очередная муть воспаленного воображения. Может, и не было ничего, а он сам себя накрутил на ровном-то месте… Кутаясь все сильнее в тулуп, Булыцкий задремал.
– Никола! Никола! – привел его в чувства чей-то голос.
– А? – вздрогнул тот, мгновенно просыпаясь.
– Жив, соколик. Цел, милый. – Учитель тут же узнал голос Алены. Неведомо какими правдами и неправдами, она сумела пробиться к порубу и теперь, сдерживая душившие ее рыдания, звала супруга.
– Аленка! – Пенсионер попытался подскочить на ноги, но тут же со стоном повалился на холодный пол; затекшие от неудобного положения ноги отказались слушаться.
– Что с тобой, милый?!
– Затек весь, – проворчал тот, теперь уже медленно поднимаясь на ноги.
– Вишь, цел муженек твой! Князь беречь велел, – вклинился в разговор чей-то грубый голос. – Передавай харч свой да ступай себе с Богом.
– Хоть взглянуть на голубчика дозвольте! – взмолилась женщина.
– Вон, – в свете факела увидав лицо подковылявшего пенсионера, кивнул бородатый детина. – Гляди, да ступай себе. Князь хоть дозволил, да долго не велел.
– Ой, Никола! – едва завидев супруга, женщина едва не бросилась вниз, однако ее вовремя поймал за руку тот самый ратник.
– Не велено! – оскалился тот. – Меня в грех не вводи! Княжью волю исполняю, а что поверх нее, так и не мое дело. Дозволено харч оставить да повидаться, оставляй, а большего, прости, не положено, – смягчившись, закончил мужик.
– Отведай, соколик, – растирая слезы по щекам, верная супруга опустила вниз котомку с теплым изнутри кувшином. – Согрейся. Тверд говорит: недолго тебе здесь маяться. Ну и слава Богу. Без тебя-то и на душе – тоска и в сердце – боль, – сбивчиво, торопливо, словно бы опасаясь чего забыть, тараторила супруга.
– Передала, и ладно, – мягко отстранил ее стражник. – Ступай домой. Ступай, – возвращая назад потревоженные бревна, прокряхтел детина. – Скоро уж муженек твой вернется. Не кручинься почем зря. Сам князь говаривал, что ненадолго это, – продолжал тот утешать страдалицу.
Вздохнув, Николай Сергеевич принялся на ощупь изучать содержимое котомки. Помимо деревянной ложки, кувшина с теплыми боками заботливая Аленка положила в котомку краюху хлеба, пару лучин, кусок бересты и огниво. Чуть помаявшись и подпалив берестяную заготовку, а от нее – лучину, пенсионер принялся за трапезу. Там, отужинав и пригревшись, снова заснул. Впрочем, и в этот раз ему не дали поспать, достаточно бесцеремонно разбудив посреди ночи.
– Ну, Никола, – наверху его уже поджидал Дмитрий Донской, – любо в порубе сидеть?
– Не любо, – ежась от холода, мотнул головой учитель.
– Другой раз уже вольницы такой не будет: женка с харчем, тулуп. Сразумел, о чем я?
– Сразумел, – кивнул пожилой человек.
– Домой его, – развернувшись, князь кивнул стражникам, стерегшим яму. – Нехай отогревается.
Придя домой, Булыцкий без сил упал на лавку и, как был, в одежде разом провалился в сон, очнувшись раз лишь: когда Никодим со Жданом перетаскивали его на заботливо расстеленную Аленкой кровать.
Мягкая перина[36 - Перина на Руси появилась значительно позже и во многом благодаря усилиям Петра Первого, ратовавшего за европейский уклад жизни. Здесь – очередная новинка от пришельца из грядущего.] не умягчила беспокойного сна. Опять, как и по осени, кошмары мучить начали пожилого человека. Туман, волхв, читающий непонятные заклинания, и тень неизвестного, поджидающего пенсионера за каждым углом и за складками длинного не то плаща, не то накидки, не то рясы прячущего отточенный до блеска нож. И как ты ни бейся, и куда ты ни беги – все равно не спрятаться от него было. Всю ночь ворочался, а наутро, как очнулся, так совсем себя разбитым почувствовал. Настолько, что и подняться не смог, а так и остался лежать, то и дело проваливаясь в тяжкое забытье.
– Поднимайся, Никола, – подсела рядышком Аленка. – Я баньку с утра стопить наказала; как раз самый жар. Ступай, смой с себя сор да усталость. Я отваров наготовила из тех, что от Евпраксии[37 - Евпраксия – внучка киевского князя Владимира Мономаха, увлекавшаяся народной медициной, в том числе и изучением целебных свойств русской бани. Собирала различные целебные травы, на основе которых готовила лечебные отвары.] остались; хвори разом отпустят. Ступай, – мягко улыбнулась она мужу. – И я скоро подойду.
С трудом поднявшись и вяло переставляя ноги, Булыцкий поплелся к небольшому срубу, стоявшему рядом с домом. Баня. Русская. Гордость Николая Сергеевича, отказавшегося от посещения общественной посадской, а повелевшего отдельную срубить на своей земле рядышком с домом. Так, чтобы после мытья сразу же в тепло родных стен! Поухмылялись тогда над ним, да попусту. Потом же и на поклон приходить начали вчерашние высмеятели: мол, Николай Сергеевич, дозвольте попариться? Пускал, конечно. Жалко, что ли? Да и сам время от времени присоединялся. Оно и веничками грязь с усталостью выбить – дело доброе. Особенно если кто на себя растопку возьмет. Ну и послушать, о чем люд гутарит да как живет. Опять же самолюбие потешить; ведь обратил внимание трудовик, что мужики-то бельишко исподнее-то приняли, найдя, похоже, ладным его.
Вот и теперь, едва только пригревшись, расслабился, как дверка раздевальни приоткрылась, и внутрь скользнула Аленка. Ловко обогнув пышущий жаром очаг[38 - Имеется в виду баня по-черному, в которой вместо каменки использовался открытый очаг. Такая баня натапливалась достаточно долго.], она присела на мостки.
– Не кручинься, – припав к плечу мужа, прошептала она. – Печаль – грех великий, хворями караемый. Все, что делается, то и слава Богу. Хвалу воздай да как щепь плыви себе по течению, – прошептав это, женщина резко поднялась на ноги и, зачерпнув из одной из трех заготовленных заранее бадеек, щедро полила докрасна раскаленные камни.
Ух, как пар взвился! Секунда, и вот он уже плотным жарким одеялом расстелился по телу пожилого человека. В нос ударил густой запах разнотравья, среди которых пришелец разом признал терпкую полынь и вязкий хмель.
– Ты, Никола, – Алена опустилась на колени рядом с мужем и, вымочив в том же отваре лубяной пучок, принялась поливать спину супруга, – дел ладных множество несчетное сотворил, а еще боле грезишь. А ведь и десятину не всякому сдюжить дано из того, что ты уже сладил. А ты все бежишь и бежишь, – мягкими движениями массируя спину и плечи мужчины, продолжала она. – Так и не приметишь много. – Липовый лубок скользил по коже, расслабляя мышцы. – Ты не серчай, да муж, хоть и голова, да все одно без женки рядом – что холм в поле чистом: могуч, широк, но одинок. Как женка рядом, так и лад приходит. Вон, кто из мужей поумнее, так те и к женщинам своим прислушиваются, хотя бы и не на людях. Кто поглупее, так те и Бога не побоявшись, рукоприкладством грешат. У купцов знатных да бояр грозных, а паче у князей великих вон жены в уважении да почете. А как у смердов, так и – беда, – негромко продолжала она.
– Ты все к чему это? – снизу вверх поглядев на женщину, простонал трудовик.
– А к тому, – оскалилась в какой-то неестественно-колдовской улыбке, ответила та, – что женили тебя тож не просто так! Князю секрет тот ведом, как и то, на что ему ты. Под крылом Руси Московской объединить земли соседние да правителем единоличным стать, за родом своим власть навеки закрепив.
– А я при чем здесь? А ты?
