скачать книгу бесплатно
– Но ведь его пытали казаки…
– Но позволили им это делать русские офицеры! Он потерял семью, потом прибился к пану Комарницкому, стал воспитателем его сыновей…
– Ну да, теперь он их научит всему…
В сенях что-то загрохотало, выругался ротмистр Чуев, распахнулась дверь, и гусар шагнул в комнату.
– Темно на дворе – хоть глаз выколи, – сообщил гусар, присаживаясь к столу. – В сенях на бочку налетел, ковш какой-то на голову свалился… Дикость и варварство, между прочим…
Вошел сержант, стал у дверей.
– А ляхи в конюшне нас ждут, – сказал ротмистр. – Я мельком глянул: костерок зажгли, в него какие-то железки сунули, накаляют. Веревочку через перекладину бросили – вроде как дыба… На меня оглянулись – разве что облизываться не стали… Ждут.
Капитан встал из-за стола – немного резко, словно отшатнулся… или испугался. Подумал, что после этих слов ротмистр бросится на него, но тот только вздохнул укоризненно.
– С другой стороны – слова лягушатник не давал… Все вроде честно и благородно…
Сержант одним движением выхватил пистолеты из-за пояса, направил их на русских. Капитан положил руку на рукоять своего пистолета.
– И чего тогда, спрашивается, нам все рассказывать? – Ротмистр толкнул локтем Трубецкого. – Чего это я им помогать буду? Пусть постараются, пусть вытаскивают из меня секреты… Ты как, Сергей Петрович, муки выдержишь? Огнем, раскаленной железкой? Дыбой? Вот, кажется, ничего такого в дыбе нет: веревочка через балку, руки за спиной связывают да этой веревочкой вверх тянут… А мало кто выдержит такую муку. Суставы выворачиваются, жилы скрипят да рвутся… Фу! Ты как – со мной, на мучения, или вежливую беседу продолжишь?
– Руки! – выкрикнул капитан, увидев, что гусар потянулся к столу.
– А не пошел бы ты к черту, друг любезный? – осведомился Чуев и взял со стола бутылку. – Уж выпить-то вы мне не помешаете?
Ротмистр выдернул пробку, понюхал горлышко и передернул плечами.
– Конечно, лучше бы шампанского выпить напоследок… Или паленки, но… – Гусар вылил содержимое бутылки в кружки себе и Трубецкому. – Отходную, как говорится?
– Я, пожалуй… – медленно протянул Трубецкой, принимая кружку. – Пожалуй, я с вами на пытку. Не пробовал никогда, интересно даже – справлюсь или нет…
Он врал, был у него в прошлой жизни такой неприятный опыт – и огонь, облизывающий кожу на руках, и лезвие, рисующее на груди затейливый узор. Тогда он выдержал. И даже выжил.
– Едкая гадость, – сказал Трубецкой, поднося кружку к губам. – Можно жемчуг растворять…
– И то верно, – согласился ротмистр. – Но ведь где наша не пропадала, князь? Ты как знаешь, а я…
Трубецкой одним движением руки сбил свечу со стола и, рухнув спиной на пол, быстро перекатился в сторону и встал на ноги. Получилось не так чтобы очень ловко, но ведь получилось же, не подвело новое тело.
Что-то крикнул сержант, грохнули сдвоенные выстрелы, пистолеты выбросили снопы огня. Пули ударили в глиняную стену, выбив сухие комья. Звук удара – чем-то твердым по мягкому. Ротмистр был ближе к сержанту, получалось, что с ним Чуеву и разбираться. А Трубецкому нужно найти капитана…
Было темно. Вдобавок к погасшей свече клубы порохового дыма заполнили комнату, превратив мрак в непроницаемую темноту. Трубецкой замер, вслушиваясь.
У капитана был пистолет, и если ошибиться, то Люмьер может всадить пулю… Тут всего-то пара шагов до него. Сержант свои разрядил, и сейчас с ним, кажется, борется ротмистр. Точно, борется. Не получилось вырубить с одного удара. Чем он там бил – бутылкой? Скамейкой? Попасть попал, но не оглушил.
Трубецкой левой рукой бесшумно снял с плеча плащ.
– Да господа бога… мать богородица… – сдавленным голосом выкрикнул ротмистр, противник ему достался неприятный, живучий и, наверное, умелый.
Глухой удар. Еще один. И еще…
От порохового дыма першило в горле, Трубецкой с трудом сдерживался, чтобы не закашляться. Нужно что-то решать… Скоро – очень скоро – на выстрелы в дом прибегут поляки, и тогда… тогда…
Слева от стола послышался щелчок. Капитан взвел курок. Все-таки кабинетная работа его подвела. Сержант держал оружие взведенным, поэтому смог выстрелить сразу, а капитан теперь был вынужден выдать свое местоположение…
Взмах плащом, ткань хлестнула капитана по лицу… по голове… пусть даже по руке – Трубецкой не мог разобрать, куда именно попал, но это было неважно, важно, что попал хоть куда-то. В темноте ведь не разберешь – что именно или кто ударил тебя, ты всматриваешься и вслушиваешься в темноту, понимаешь, что ошибка может стоить тебе жизни – одна крохотная ошибка, – а тут вдруг удар… толчок, прикосновение… А у тебя в руке – взведенный пистолет, а в крови – адреналин, и тело готово реагировать на опасность, не дожидаясь команды мозга…
Палец на спусковом крючке дернулся, вспыхнул порох на полке, грохнул выстрел… в замкнутом пространстве комнаты прогремел словно пушка… максимум, что смог сделать капитан, – это направить ствол пистолета в сторону врага… туда, где, как казалось капитану, стоял его враг…
Стоял, только на коленях, пригнувшись.
Пуля пролетела над самой головой, Трубецкой рванулся вперед, подхватывая край столешницы, опрокинул, поставил стол на ребро, а потом, выкрикнув что-то, приподнял и толкнул его вперед, припечатывая француза к стене возле окна. Капитан тоже закричал, но ни увернуться от удара, ни остановить его не смог.
Трубецкой прыгнул вперед, вытянув руки, вцепился левой рукой в плечо Люмьера… правой – за волосы, рванул на себя… Француз закричал от боли, попытался ударить, но не попал, кулак лишь слегка задел щеку подпоручика.
Еще один удар, на этот раз точнее, в висок.
Трубецкой рванул капитана за волосы, ударил затылком о стену. Еще раз. И еще раз. И еще… Капитан уже не сопротивлялся, а Трубецкой все бил и бил, потом, спохватившись, отпустил его – француз подался вперед и повис на столе.
Сабля. Трубецкой лихорадочно шарил по телу француза. Где она? Ремень, ножны… Пальцы наконец сжали рукоять, сабля скользнула из ножен, и Трубецкой шагнул туда, где ротмистр дрался с сержантом.
Стоны, звуки ударов, хриплое дыхание. Трубецкой протянул левую руку в темноту, пытаясь нащупать дерущихся, получил удар ногой и чуть не выронил саблю.
– Ротмистр! – выдохнул Трубецкой. – Где вы?
Хрип со стоном.
– Ротмистр!
– Внизу… – смог выдохнуть Чуев. Прохрипел.
Трубецкой упал вперед, на дергающиеся в драке тела, вцепился в верхнее, нашарил горло и сдавил.
Француз ударил локтем, попал в скулу.
– Мать твою! – вырвалось у князя.
Он ударил рукоятью сабли, гардой. Снова ударил.
Француз выругался, мотнул головой назад, пытаясь достать противнику ударом затылка в лицо, но не попал, рука Трубецкого сорвалась с горла сержанта, скользнула вверх, ко рту, и сержант тут же вцепился зубами в ладонь князя. Теперь закричал подпоручик, потянул на себя голову француза и лезвием сабли с силой провел по напрягшемуся горлу. И еще раз.
Тело француза дернулось, зубы стиснули ладонь Трубецкого и разжались. Князь оттолкнул сержанта от себя и встал на ноги.
В сенях что-то гремело.
– Чтоб тебя!.. – простонал ротмистр. – Как мне это все… Чтоб тебя…
– Поляки… – прохрипел, задыхаясь, Трубецкой. – Поляки…
– Сам… сам знаю… – Ротмистр толкнул чем-то Трубецкого. – В сторону, князь! На ту сторону двери…
Трубецкой увидел, что в щели под дверью мелькнул оранжевый отсвет – кто-то из поляков принес факел. Трубецкой стал около двери, прижавшись спиной к стене.
– Пан капитан! – крикнули из-за двери.
Судя по голосу – старший из братьев.
– Да… – ответил Трубецкой по-французски. – Русские пытались бежать…
– Помочь, пан капитан?
Трубецкой на секунду задумался: звать? Сказать, что помощь не нужна? Что поляки примут, а что их насторожит?
– Мать твою! – заорал вдруг ротмистр. – Курва французская! Я тебя! За князя! Мальчишку убил, лягушатник…
Дверь распахнулась, на пороге стоял Стась с пистолетом в правой и факелом в левой руке.
– Пан капитан…
Трубецкой замахнулся саблей от левого плеча, но ротмистр успел раньше. Стоя на коленях у самого порога, он не ударил, а ткнул, сунул клинок сабли мальчишке прямо под кушак. И, вставая на ноги, распорол тому живот.
Стась замер, слабо вскрикнув, ротмистр взял у него из руки пистолет и оттолкнул тело в сторону, припечатав выпавший факел ногой к полу. Снова стало темно.
– Нет… – крикнул Чуев и через несколько мгновений повторил, но уже гораздо тише. – Нет…
Захрипел жутко, словно горлом у него пошла кровь.
Трубецкой двинулся вслед за ротмистром через сени к выходу.
Перед самой дверью гусар замер, и Трубецкой натолкнулся на него.
– Что-нибудь по-французски… – прошептал Чуев. – Как бы не стрельнули…
– Жан! – негромко крикнул Трубецкой. – Открой дверь… Тут дышать нечем…
Ротмистр толкнул князя в сторону от дверного проема, сам упал на колено и толкнул дверь.
Оба поляка стояли перед крыльцом, Збышек навел свой гигантский кавалерийский пистолет левой рукой, в правой была сабля. Штефан целился из штуцера. Фигуры были едва различимы в неверном свете факелов, падающем из открытой двери конюшни.
Ротмистр выстрелил.
Вспышка на мгновение ослепила Трубецкого, и он не рассмотрел, попал Чуев или нет. Через секунду грянул выстрел в ответ, пуля ударила в притолоку.
– Вперед! – крикнул ротмистр, выкатываясь из двери.
Второго выстрела не было, кто-то из поляков не выстрелил сразу и теперь вполне мог всадить пулю в подбегающего противника.
Под ногами скрипнули ступени крыльца, одна доска просела, и Трубецкой чуть не упал, с трудом сохранил равновесие.
– Мальчишку бери! – крикнул ротмистр, бросаясь на Збышека. – Мальчишку…
Сталь лязгнула о сталь, краем глаза Трубецкой заметил искры, отлетевшие в стороны от ударившихся клинков, но князю было не до того – Штефан собирался стрелять. Ствол штуцера он почему-то перед этим опустил, а теперь медленно поднимал оружие навстречу набегавшему Трубецкому. И делал он это почему-то одной рукой – правой.
Наверное, пуля все-таки задела его левую руку, мелькнуло в голове Трубецкого. Нет, не успеешь… не успеешь…
Штефан выстрелить и не успел, смог только подставить ствол штуцера под удар сабли, рывком отвел ее в сторону, отступил. Парень не запаниковал, не струсил, просто штуцер был слишком тяжел, чтобы управляться с ним одной рукой.
Трубецкой ударил снова, и снова клинок скользнул по стволу штуцера. Штефан отпрыгнул, уронил штуцер на землю и одним отработанным движением выхватил из ножен свою саблю. И сразу же ударил слева направо, наотмашь. Трубецкой отбил удар, ушел в сторону, ударил в свою очередь, не попал – лезвие свистнуло над самой головой пригнувшегося поляка.
Словно огнем коснулись левой руки, над локтем – Штефан умудрился ударить два раза подряд, а Трубецкой позорно прозевал этот выпад, отскочил назад, пропуская очередной удар перед собой.
Парень неплохо фехтовал, сабля летала в его руках, меняя направление ударов, перетекая из хлестких взмахов в резкие выпады.
Все вокруг исчезло для Трубецкого, ничего вокруг больше не было – только клинок, вылетающий из темноты, и серый силуэт противника на черном фоне леса. Удар-удар-удар-удар-удар… Рука начинала неметь, пальцы, сжимавшие рукоять, теряли чувствительность, запястье на каждое движение отвечало тупой болью – князь, похоже, не был заядлым фехтовальщиком, не особо утруждал себя упражнениями. И теперь… удар – отскок – уход в сторону – удар… и теперь за это придется расплачиваться новому обитателю тела… и… наклон-выпад-уход-наклон… черт-черт-черт… Снова лезвие чужой сабли скользнуло по руке Трубецкого, неглубоко, но ощутимо…
Трубецкой закричал, опускаясь на колено, выругался со стоном и опустил саблю.
Штефан что-то выкрикнул, бросился вперед, замахнулся – он слишком хотел убить своего врага. Слишком хотел, забыл о старом правиле, о том, что тяжелораненого врага добивать не нужно, достаточно выждать, когда тот истечет кровью сам. Ему об этом неоднократно говорил Збышек, и отец многократно повторял, но этот московит, который, возможно, убил брата, подставился под удар, к тому же пуля пробила Штефану левое плечо и срочно нужно было перевязать рану… И московит опустил оружие и склонил голову, словно на плаху… одним ударом все можно закончить… одним ударом…
Штефан ударил. Сверху вниз, заходя чуть справа от коленопреклоненного московита. Отблески света из конюшни освещали открытую беззащитную шею. Удар – но рука вдруг замерла в воздухе, Штефан рванулся, но русский держал крепко, его пальцы сомкнулись на правой руке парня, чуть пониже запястья.
– Нет… – вырвалось у поляка.
И огненный клинок коснулся его правой подмышки, рассек плоть, разрезая мышцы и сухожилия.
Глаза московита перед самым лицом. Огонь, горящий в его зрачках. Его дыхание на лице.
Трубецкой широким движением от левого плеча почти отсек руку поляка, оттолкнул его и ударил по лицу, крест-накрест, толкнул ногой, воткнул саблю в грудь уже падающего, отпустил рукоять и обернулся к ротмистру.
Тот отступал к дому, с трудом отражая удары старика. Гусар уже не ругался, только тяжело дышал. Искры отлетали от клинков сабель, быстро гасли в полете. Чуев пока еще держался, но такой темп долго не выдержать, кто-то из противников скоро не сможет работать в таком темпе и допустит всего одну ошибку…
Трубецкой поднял с земли штуцер, тронул пальцем курок, проверяя, взведен ли, шагнул вперед, приставил ствол к голове поляка и выстрелил так, чтобы случайно не задеть Чуева.
Кремневое оружие очень капризно, после того как Штефан выронил штуцер на землю, тот вполне мог не выстрелить – порох с полки мог осыпаться, мог вылететь кремень из замка, и тогда выстрела бы не получилось… Трубецкой был готов к этому, был готов отскочить в сторону и ударить штуцером как дубиной.
Но штуцер выстрелил.
Грохот, слепящая вспышка, звук падения тела на землю.
– Господа бога… душу… – пробормотал ротмистр, опускаясь на землю. – Совсем меня этот старик… совсем уже почти…
От выстрела волосы на голове мертвого Збышека загорелись, несколько огоньков поползли по прядям, отражаясь в черной крови, вытекающей из проломленного пулей черепа.
Ноги поляка дергались, словно тот пытался ползти к своему врагу, чтобы продолжить схватку, пусть без оружия – вцепиться зубами в глотку. Пальцы разжались и царапали рукоять выпавшей сабли.
Ротмистр лег на спину и тяжело дышал, пытаясь восстановить дыхание. Трубецкой присел рядом, опершись на штуцер.
– Как-то вы… как-то вы, господин ротмистр, не слишком ловкий фехтовальщик…
