скачать книгу бесплатно
Американец
Игорь Леонидович Гринчевский
Роман Валерьевич Злотников
Американец #1
Представьте, что ваша заветная мечта сбылась. Представили? Но у судьбы бывает странное чувство юмора…
Юрий Воронцов, наш современник, либерал и ярый сторонник американского образа жизни, внезапно попадает в «страну мечты».
Но не в наше время, а в период «безудержного накопления капитала» – 1895 год. И столкновение с реальностью выходит жестким, местами – жестоким. Возможно ли в ТОЙ Америке выжить, вырвать у судьбы шанс?..
Роман Злотников, Игорь Гринчевский
Американец
© Злотников Р., Гринчевский И., 2015
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
* * *
Глава 1
«Отдайте мне… изгоев, страстно жаждущих свобод»
[1 - Название главы, как и остальных глав данной книги, – это часть литературного перевода надписи на статуе Свободы. Надпись сделана по сонету Эммы Лазарус «Новый колосс» (здесь и далее – прим. авторов).]
Санкт-Петербург, 21 июня 2013 года, пятница, вечер
Дверь хлопнула глухо. Алексей раздраженно открыл ее снова и попытался хлопнуть изо всех сил. Увы, но удар снова вышел глухим. Солидная столетняя дверь из дуба закрывалась тяжело, но гулкого удара, способного выплеснуть раздражение, все равно отчего-то не получилось. Дедова квартира как будто отторгала настроение Алексея, не пуская в себя ни капли мелкого и суетного.
Чертыхаясь про себя, Алексей пошел в глубь квартиры, на ходу сбрасывая туфли. Нервное, мутное раздражение не отпускало, не давая взять верх привычной аккуратности. Первая пуговица пиджака расстегнулась легко, однако вторая упорно сопротивлялась. Алексей почти уже решил вырвать ее с мясом, однако к этому моменту он наконец добрался до зала, что и спасло любимый пиджак от надругательства.
Если вся квартира была пропитана дедом, то здесь, в зале, все было куда древнее. Здесь уже более века царил дух легендарного Американца, основателя рода Воронцовых. Именно он в свое время купил и обставил эту квартиру. По сложившейся в роду традиции она передавалась по наследству, всегда старшему отпрыску по мужской линии, и тот обставлял ее в соответствии со своими вкусами. Дед был уже третьим владельцем, со временем и Алексею предстояло владеть ею. Нередко он рисовал себе, как изменит здесь все, но зала… Залу он представить иной не мог. Она, казалось, диктовала, как вести себя, нашептывала что-то такое, что выходит за пределы индивидуального и формирует ту загадочную сущность, что называют «родовые черты». В зале казалось невозможным бросать одежду, в зале невозможно было даже представить многое из того, что он делал, думал и говорил в течение недолгого пути от Зимнего до Миллионной.
Алексей повесил пиджак в шкаф, вернулся к центру залы и мрачно покосился на накрытый стол. Шампанское, фрукты, сыр, свечи… Ничего не пришлось бы говорить, набор все сам сказал бы Лене. «Эх, Лена, Леночка… – вздохнул он, – все так хорошо начиналось…»
Все еще находясь под магическим действием залы, затем пошел обратно к двери, подбирая брошенные вещи и аккуратно размещая их на положенные места. Затем вернулся в залу, налил из бара немного коньяку, неторопливо выпил, нервно пригладил волосы, затем, словно набираясь мужества, глянул в зеркало. В отличие от большинства сверстников внешностью своей он обычно был доволен. Предок оставил роду не только характер, но и правильные черты лица, широкие плечи, крепкую фигуру, уверенный взгляд, словом, то, что позволяло надеяться на успех у женщин. Однако сегодня этого оказалось недостаточно. От этой мысли сердце снова защемило, и захотелось немного добавить.
Тем не менее вместо бутылки Алексей взял в руки мобильник. Нажатие пары кнопок, «быстрый вызов», и через пару мгновений в трубке раздались гудки. Два, три, пять, семь… Абонент не спешил отвечать. Алексей пал духом и почти уже дал отбой вызову, когда из микрофона раздался немного раздраженный и сильно удивленный старческий голос:
– Леша? Случилось что? Отдавая тебе ключи от квартиры, я никак не ждал, что вечером ты выберешь время пообщаться со стариком… Что произошло?
– Деда… – голос сорвался, – дед… Мы с Леной поругались…
– Скоро буду!
Дед, как всегда, решения принимал быстро и говорил твердо. Ни секундной заминки, хотя Алексей точно знал, что у деда не могло не быть своих планов.
Не прошло и четверти часа, как массивная дверь глухо бумкнула, из прихожей раздалась возня, и через пару минут в залу решительным шагом вошел дед. Окинул так и не убранный стол цепким взглядом, затем посмотрел на внука.
– Рассказывай!
– А что рассказывать? Начало ты и сам видел. Встретились с утра, да и пошли в Зимний. На юбилей. Четырехсотлетие династии, все торжественно…
– Ну да, но там, как я видел, у вас было все в порядке?
– Было. Лена, хоть и считает, что монархия – пережиток старины, но сам факт, что она приглашена на мероприятие такого уровня, ей льстил.
Санкт-Петербург, 21 июня 2013 года, пятница, середина дня
Да, Лене льстило, что она попала в число избранных. Именно избранных. Здесь, в Георгиевском зале Зимнего дворца, были, конечно, и те, кого пригласили «для мебели», представители бессмысленно-длинных, как она считала, аристократических родов, приглашенных только «за породистость». Но куда больше было военных, ученых, политиков и деятелей культуры, пробившихся самостоятельно. Хотя… вот дед Юры, он, хоть и «из рода», но сам заслуг имеет побольше многих… Да и Юра… У Лены мелькнула мысль, что, возможно, есть здесь и еще аристократы, которых пригласили за свои заслуги, но додумывать ее она не стала. Позже, позже… Пока же она впитывала атмосферу, почти не обращая внимание на речи.
Впрочем, для премьера она сделала исключение. Этот невысокий мужчина с невыразительным лицом тем не менее стоял у кормила власти уже около полутора десятков лет. И все это время, стоило ему начать говорить, все присутствующие невольно вслушивались. Была в нем какая-то магия личности.
Потом было шоу, награждение за различные заслуги, специально приуроченное к юбилею правящей династии, и наконец – банкет. Нет, настолько большого зала, чтобы накрыть в нем столы для всех участников мероприятия, в Зимнем просто не было. Банкет состоялся в огромном плавучем ресторане, пришвартованном по такому случаю рядом с Зимним. Залы в нем были разной вместимости, но все декорированы по тематике «История и достижения России». Их паре досталось место в небольшом зале, посвященном исследованию Луны.
Между переменами блюд все и началось. С совершенно невинного вопроса Лены:
– А тот седой богатырь, которого награждали за успехи в разработке роботов-планетоходов, это ведь был твой дед?
Алексей отделался кивком. Лена, сделав несколько глотков шампанского, продолжила:
– Слушай, а твой дед… его заслуги и правда заслуживают этой награды? Или ваш род награждают просто «по совокупности заслуг»? Учитывая Американца?
На такие вопросы отвечал Алексей не впервые, так что долго думать над ответом не пришлось:
– Дед у меня недаром зам по науке в «Роскомосе». Сейчас он, ты права, больше администратор. Как и все последние десять лет. Но наградили его не за «руководство коллективом, разработавшим…» и т. п. Но и за то, что в основе робота, «разработанного коллективом», лежат те алгоритмы, которые он сам придумал. То есть его коллектив его же идеи и довел. Так тоже бывает… И вообще, звание членкора он заслужил сполна. Кроме роботов у него есть много всего… Одна из принятых в настоящее время физических моделей Солнца им предложена, он же и модель накопления гелия-3 в лунном реголите делал, причем пока что она изысканиями подтверждается, предсказание на ее основе коммерчески интересных мест для добычи… – Алексей замолк, недоговорив. Достижения деда он чтил, но сейчас это звучало, как хвастовство. Да и не о том он хотел говорить с Леной. Но та не унималась:
– Все так, но ведь как ученый он больше отметился в Штатах, а не у нас, верно? Отчего же награждают его в России? Здесь он что-то заслужил? – и, не дав собеседнику вставить слово, рубанула:
– Правильно мама говорит, в вашей семье все на Америке повернутые, ей и служат. А отсюда только деньги качают… Один ты у меня нормальный!
Это ее небрежное «у меня» заставило Алексея растаять, и почти примирило со всем остальным, но красавица отпустила еще одну шпильку:
– Впрочем, ты еще пока телок, а заматереешь, может, тоже по стопам Американца пойдешь.
– Что ты имеешь в виду? – медленно закипая, спросил он, – мои предки даже за границей России служили, и в науке, и в военном деле… и богатства, Американцем сколоченные, тоже в России остались, и для ее блага служили.
– То-то они, что ни поколение – удваиваются! – снова не удержалась Лена.
– Дура!
На громкий выкрик, казалось, обернулся весь зал. Но Алексей, не замечая недоуменных взглядов, выскочил из зала. Обида и непонимание душили его…
Санкт-Петербург, 21 июня 2013 года, пятница, поздний вечер
– Да, мой мальчик, не додумал ты… Да, именно ты, и не смотри на меня так! Как деда из квартиры выдворять да романтический ужин организовывать, так тут ты все до мелочей спланировал. И приглашения меня заставил на двоих раздобыть, хотя и тебе не по заслугам, род уважили… А уж про нее и речи нет. Но кто тебе сказал, что потом ты в сказку попал? И что можешь прекращать думать?
– Да я…
– Знаю я, что «да ты…» Вижу ясно!
Алексей понурился…
– Почему ты разговор не продумал? Нравится она тебе? Предложение хотел делать? Так тем более! Не надо было млеть возле своей зазнобы и позволять ей вести разговор. Она кто? Филфак, третий курс… Да это, если хочешь знать, детство еще! Жизни не знают, дисциплины мышления никакой, что в Сети прочли, то их мнением и будет! Прочла она сегодня с утра, что праздник этот – пустая трата средств, что олигархи нынешние давно в «америках» да «лондонах» живут, а отсюда лишь деньги да ресурсы тянут, вот это, прочтенное, ее мнением и стало. И об этом она и заговорила. А тебя это по больному ударило. По больному, да, Леша?
Тот снова только удрученно кивнул. Дед редко устраивал ему разносы, но уж если это случалось, то возразить обычно было нечего. Прав, во всем прав.
– А подумал бы ты, построил бы беседу сам, было бы тебе о чем рассказать. К примеру, про виртуальную реальность, что в Звездном еще только отлаживают, а ты попробовал уже. Про проект туризма космического ей узнать пока неоткуда, а ты мог бы порассказать… Да и помечтать, невзначай, как на орбиту вместе слетаете. Внешности ее польстил бы, сказал, что ты на ее фоне теряешься, это они все любят… А уж сегодня это и совсем правдой было. Расстаралась она для тебя. Такая красотка, что была бы она не твоя девушка, а чужая, отбил бы я ее. Стройная, высокая, глаза дерзкие… Нам, Воронцовым, такие всегда нравились…
Так вот, раз она с тобой пошла, да еще расстаралась так, то ругаться и не думала. И в том, что вы все же поругались, вина только твоя. А отсюда следует что?
– Что? – послушно переспросил внук.
– Что завтра ты с букетом должен к ней поехать, да прощение вымаливать, ясно?
– А вдруг?..
– А чтобы не было этого «вдруг», ты ошибку сегодняшнюю повторять не должен. И готов ко всему. И в первую очередь – признавать неправоту свою, да ею восхищаться! Понял?
– Понял, деда…
– Ну а раз ясно тебе, то и я пойду. Планы у меня были, и менять их, получается, незачем…
Тут Иван Михайлович снова остановился, подумал о чем-то… Помедлил… Задумчиво побарабанил по столешнице… Еще подумал… Было видно, что решиться ему трудно. Впрочем, заминка длилась недолго, старому ученому нерешительность была свойственна не больше, чем трусость гренадерам.
– И еще вот что… Ты небось еще и потому на нее обиделся, что родом своим гордишься. Да не зыркай на меня, не сомневаюсь я, гордишься. Только вот…
Тут он пошагал в дальний угол, открыл фальш-панель, прикрывающую дверцу сейфа, потом, заслонив ее телом, набрал код, достал что-то и тщательно закрыл сейф обратно.
– Пригодится тебе. Почитай. Спать сейчас все равно не сможешь, так что почитай и поразмысли над прочитанным. Сам поразмысли! Написанное тут только для членов рода, не для всех… Ты вот небось думаешь, что Американцем предка прозвали за то, что он там вырос? Верно, и поэтому тоже. Но – не только. Есть в словах твоей Ленки и своя правда. Предок наш, понимаешь ли, все мечтал в Америке жить, бредил ею, вольностями ее да прогрессом…
– Да как же?..
– Не перебивай, мал еще! – прикрикнул дед, – Раз говорю, то знаю! Языком трепать не приучен… А прочтешь, и ты будешь знать! Тут не что-нибудь, тут Американца мемуары. С выдержками из дневника вперемежку… Для иллюстрации. Писал сам, почерк его, не сомневайся… Да и тетрадку эту у него сам, своими глазами видел. И как писал он в нее – тоже видел. Так сомнения прочь гони, настоящая она….
Дед снова замолчал. При его решительности и нетерпимости к неоправданным паузам это говорило о многом.
– Так вот, она – настоящая. И писал он нам, своим потомкам, чтобы мы силу и гордость свою не на лжи основывали. Как было, так и писал. Это нам с тобой уважать надо. Мог ведь и приврать, мог просто промолчать, красивого вранья о нем и так сочинили немало… Хотя и наветов – не меньше. Ну да не о том речь… Я тебе дневник этот почему именно сейчас даю? Чтобы, когда ты с Леной, зазнобой своей, мириться пойдешь, ты правду знал. Не ей пересказал, но – знал для себя. И чтобы гордость твоя за род, за Американца, сколько ее у тебя ни останется после этого, на правде построена была. В правде, Лешка, и есть настоящая сила. На ней можно и жизнь выстроить, и семью. А на лжи, какой бы приятной она ни была, как бы красиво ни смотрелась, не выйдет. Так что, на, читай!
С этими словами Иван Михайлович положил тетрадь перед внуком, повернулся и твердым шагом вышел из квартиры. В двери он обернулся:
– Да, и еще, Леш! Ты это, не слишком зачитывайся… Тебе завтра еще мириться предстоит. Должен быть свеж, бодр и гладко выбрит!
Тут дед как-то лукаво подмигнул, отсалютовал на прощание рукой и вышел. Алексей же, не торопясь начинать чтение, прошел на кухню. Тетрадь выглядела толстой, заполнена была почти до самого конца, так что чтение обещало быть долгим. Значит, тарелка с бутербродами и чай лишними не будут.
Не затягивая, наделал самых простых бутербродов, с сыром и колбасой, заварил черного чаю и вернулся к столу. Раз дед считает, что нужно прочесть, прочтем. Если в чем Алексей и убеждался раз за разом, так это в том, что его дед жизнь понимает куда лучше. Итак, что там поведал предок? Алексей решительно открыл тетрадь и стал читать.
«Зовут меня Юрий Воронцов, и хотя я известен как автор нескольких фантастических рассказов, то, что я напишу дальше, самая, что ни на есть чистая правда. Родился я в 1976 году…»
Из мемуаров Воронцова-Американца
«…Зовут меня Юрий Воронцов, и хотя я известен как автор нескольких фантастических рассказов, то, что я напишу дальше, самая, что ни на есть, чистая правда. Родился я в 1976 году в Молдавии, там же и вырос. Семья была счастливая, хотя это и странно, учитывая, что отец – из детдомовцев, а мать – из неполной семьи. Причем не просто семья у нее неполная, так еще и ее мать, а моя бабушка – тоже из детского дома, как и мой отец. По всем теориям семейного строительства, по всем прикидкам семейных психологов, семья наша должна была развалиться, отец запить, а я – вырасти троечником, от беспризорника отличающимся только тем, что родители в свидетельстве вписаны, да еще тем, что кормили бы чем-то домашним.
Не знаю, может, именно от страха такого исхода, но родители мои тряслись над семьей, как над драгоценной вазой, оберегали ее и друг друга, так что семейных скандалов я почти и не вспомню… Споры – те да, были. В основном на тему, кем я стану, когда вырасту. Родители у меня были самые настоящие фанаты своего дела. Отец – энергетик, мать – преподаватель химии. По моему, хоть и квалифицированному, но все же пристрастному мнению, она входила в пятерку лучших преподавателей химии в республике. Каждый из них мечтал, чтобы я, единственный их сын, пошел именно по его стопам, так что агитацию вели активно. И ревниво. Даже в школу меня отдали пораньше, еще в шесть лет. Учиться мне нравилось, так что я длительное время успешно уклонялся от окончательного выбора, равно преуспевая и в химии, и в физике, и в математике… Да и на прочие предметы тоже хватало…
Так что трудно сказать, кто бы из них победил, однако олимпиад по энергетике, увы, не проводят, а по химии – пожалуйста. И после того как я в седьмом классе выиграл на районной химической олимпиаде и стал готовиться к республиканской, а затем и к союзной, чаша весов медленно, но верно стала склоняться в сторону матери…»
Лесополоса неподалеку от Кишинева, 30 апреля 1986 года, среда
Праздник удался. Удался на все сто процентов. Родители ушли с работы еще в обед, по-быстрому заскочили домой, захватили ведро с маринованным мясом и меня и поехали к окраине. У вокзала пересели на другой автобус и долгие полчаса мотылялись по Мунчештской[2 - Одна из самых длинных улиц Кишинева.]… Я еще удивился, всего-то одну улицу проехать, а такая длинная. Остановка называлась «Мунчештская, 812». Неужели бывает на одной улице столько домов? И зачем?
Но потом было весело. Шли в гору не просто так, а напевая. На остановке их ждал Леха-десантник. По жаркой погоде он снял с себя все, оставшись в одной десантной тельняшке. Леха решительно отобрал у родителей ведро, запихнул его в рюкзак, а рюкзак взвалил на плечи. На вопрос: «Не тяжело ли одному?» – буркнул: «За речкой и не такое тягали!»
Я уже знал, что «за речкой» это не за Днестром, это Леха так Афганистан называет. Леха там служил. Правда, рассказывать он про это не очень любит. Зато я много читал в газетах. Как наши школы в Афганистане открывают, электростанции строят и помогают воевать с тамошними капиталистами и их наемниками-душманами. А десантников там простые афганцы называют «шурави», что значит друг.
Шли весело. Несмотря на тяжелый рюкзак и крутоватый путь вверх по склону, Леха задал такой темп, что мне и маме иногда приходилось переходить на бег. А Лехе все трын-трава, он еще и анекдоты травил.
Когда пришли, отец отошел в сторону, кулинарить. Над шашлыком он всегда священнодействовал – дрова подбирал, тщательно сортируя, потом пережигал их на угли, сам нанизывал мясо на шампуры, сам и жарил, время от времени поворачивая, и то раздувая угли, то давая им стать тускло-багровыми… Впрочем, результат оправдывал все затраченные усилия. Мясо трещало за ушами, и все съедали по два, а то и по три шампура, даже Маринка-практикантка с маминой работы, которая все остальное время тряслась над своей фигурой и соблюдала таинственную «диету».
Впрочем, сейчас ей, похоже, не до мяса. Она сидела у костра и слушала Леху. А Леха, непонятно с чего, вдруг изменил своей обычной сдержанности. То песни пел какие-то незнакомые, про чужие горы… то байки травил. Я, само собой, присел поближе и слушал, открыв рот. У этого разговорчивого Лехи получалась какая-то странная война. Странная, но… Манящая. Горы. Чужие, странные люди. Незнакомые слова. «Духи». «Зеленка». «Мангруппа». «Вертушка». Не сразу и поймешь, что к чему, но перебивать не хотелось. Хоть было и не все понятно.
И сразу было ясно, что Леха – настоящий герой. И молчал он от скромности. А сейчас вот открылся. Эх, если б еще Маринка куда-то свалила. А то все: «Ой, Леша, спой лучше… Ну и что, что «ваши» песни закончились? Ты Высоцкого спой. Или Визбора… Знаешь? Вот!» И подпевала: «Ми-ла-я моя, сол-ныш-ко лес-но-ее…» Эх-х, ну и дура! Можно подумать, про солнышко кто другой спеть не может! А тут герой под боком, с настоящей войны. Даже американского разведчика почти поймал…
Впрочем, может, и хорошо, что Леха перешел на Визбора и Высоцкого. Потому что тут как раз меня подозвала мама и отправила встречать тетю Люду. «Видишь, рюкзак у нее тяжелый, и идти вверх трудно! Вот и встреть, помоги…» Хорош бы я был, если бы в это время Леха о войне рассказывал. А Визбора пропустить не так жалко, его песни я уже не раз слышал…
Впрочем, когда я дотащил рюкзак тети Люды к костру (та и не подумала помочь или поблагодарить, побежала вперед, прилипла к маминому уху и начала что-то жарко шептать… Опять свои любимые сплетни небось) Леха уже закончил с песнями и читал какой-то стих. Незнакомый. Про поручика, который где-то на краю земли с маленьким гарнизоном. И про его гордый ответ адмиралу: «Нет, я не подпишу твоей бумаги! Так и скажи Виктории своей…»[3 - На всякий случай уточняем – речь идет о стихотворении Константина Симонова «Поручик». Авторы знают, что в действительности во время Крымской войны там командовал вовсе не поручик. И в гарнизоне была вовсе не «сотня егерей». Но все же стих берет за душу!]
Эти слова легли мне в самую душу. Так им! Так и надо отвечать! Пусть у них целая эскадра, пусть! А все равно – «русские не сдаются!»
И тут сбоку диссонансом вполз противный шепот тети Люды. Разобрать удавалось не все, только обрывки: «Да, говорят, в Чернобыле реактор взорвался… Да, «Голос Америки» сказал… Ну да, хуже атомной бомбы… Говорят, шведы панику подняли… Нет, наши-то молчат… А американцы говорят, что радиация такая, что ночью над Киевом аж небо светится…». Тут я даже отвлекся от Лехи. Про Чернобыльскую АЭС мне рассказывали, там однокурсник отца работал. Передовая станция, на ней всегда эксперименты ставили. Надежная, наверное. Что ж она врет-то? Ну, сейчас мама ей… Мама моих ожиданий не подвела. Твердым голосом прервала сплетницу, и сказала: «Постой, Люда, это сейчас не главное!» И отошла к папе. А что? И правильно! Папа-то про станцию куда больше знает. И уж точно объяснит врушке, кого надо слушать, а кого не стоит. Впрочем, папа, судя по реакции, не очень-то хотел ради какой-то балаболки отрываться от шашлыка, который как раз «дозревал»… «А что? – рассудил я про себя, – тоже верно! Сплетни и глупости эта тетя Люда каждую неделю приносит. А шашлык – он раз-другой в год случается. И портить его не следует.
Кажется, маме это не понравилось. Она начала, что случалось редко, что-то выговаривать папе злым, даже отсюда слышно, голосом. Послушав пару минут, папа сдался. Подозвал Бориса Львовича, второго заядлого «шашлычника» компании, и буквально навязал тому готовку. Потом отошел к остальным взрослым. Хм, странно… Не собрание же против «злостной антисоветчицы» папа устроить собрался?
А дальше было совсем странно. Разговор у взрослых был, сразу видно, коротким. И обескураживающим для всех. А затем родители, наскоро со всеми попрощавшись и так и не попробовав шашлык, поволокли меня обратно домой. Впрочем, домой мы поехали с мамой, папа отстал. А мама по приезде домой начала срочно обзванивать свое начальство и нашего завуча.
Затем были короткие, нелепые, суматошные сборы. И уже через час мы ехали в аэропорт. Каким-то чудом папа достал три билета до Москвы. Из Москвы на поезде уехали к бабушке в Карелию. В голове у меня все просто звенело от непонимания. Зачем? Куда бежим? Была бы радиация, так объявили бы! Неужели они поверили этой врушке? И «Голосу Америки»? Да там же враги, неужели неясно! Леха против них в Афгане воевал, шпиона ихнего ловил…
Впрочем… Дней через пять после приезда все лениво, нехотя, заговорили про аварию. Мол, да, была. Был пожар. И четвертый энергоблок отключен. Погибло два человека. И это «грузило» меня еще сильнее. Неужели «два человека погибло» – стоило того, чтобы панически, нелепо как-то бежать через всю страну?
Из мемуаров Воронцова-Американца
«…Надо сказать, что именно это был первый случай, когда я понял, что не всегда наша страна права. И не всегда американцы врут. Вернувшись домой, я узнал, что Леху услали на «ликвидацию последствий аварии». И слова новые появились. «Ликвидатор» и «сталкер». Ликвидатор – так всех, призванных в Чернобыль называли. А сталкер – это вроде как у Стругацких, только Зона – в Чернобыле. Леха, вернувшись, долго этих самых сталкеров материл. Ему их там пришлось гонять от поселка. И радиацию, ими вынесенную, замерять. Вообще, про горы у него не слышно стало. Зато появились про мутантов. Про двухголовых зайцев и лопухи выше человеческого роста. А еще он часто стал пить. А в декабре 1986 он неожиданно слег. Рак. От Чернобыля. И уже в следующем марте мы его хоронили. Маринка все плакала. Тихо так, жалобно… Когда вернулись с кладбища, отец, что бывало редко, напился. Да и мама выпила. А я… Я достал радио и настроил «Голос Америки».
Кишинев, Молдавская ССР, 12 апреля 1988 года, вторник
– Юрка, догоняй, давай! – заорал Серега и побежал через перекресток, не оглядываясь. Приятель догонит, куда денется… А вот мест в видеосалоне может и не хватить. До сеанса всего 15 минут. И пофиг, что день рабочий, а времени только пять. Все равно на такое чудо народ набивается. Даже рубля за вход не жалеют. Эх…
