скачать книгу бесплатно
Их, деревенские, немцы ведут себя тихо, даже прилично. Не измываются и не стреляют почем зря. Староста, что ль, попросил селян не трогать? Хоть за это низкий поклон ему. Поговаривают, будто немцы тут недолго пробудут – появится их подмога, и они уедут. Скорее бы!
Тем вечером на душе поселилась тревога.
Мать квохчет о чем-то своем, а Глаша от любого шороха дрожит. Ей так охота сбежать, затеряться в лесах с партизанами. Но она мать не бросит, поэтому терпит.
В дверь стучатся. Громогласно так, небось сапогами. Глаша спохватывается, роняет железную миску, которую полотенцем вытирала, на пол. Та, дребезжа, откатывается к порогу. Поздно уж стучаться, вон, луна на небе светит да звезды переливаются точно льдинки.
– Чего надоть? – кричит мать, не спеша открывать.
– Дело есть, – отвечает голос старосты. – Идемте, эквакуируют вас. Нет, экавуируют. Тьфу ты! Короче спасение пришло наше. Не зли Йенса, отворяй ворота.
Тут его перебивает лающий непонятный голос, и староста начинает что-то объяснять ему на таком же лающем, изломанном. Староста языки изучал, он у них мудрёный. Потому его немцы и любят.
Мать подбирает полы юбки и дергает за щеколду. Пухлощекий Йенс сладенько улыбается Глаше, и та опускает взор. Молоденький он, солдатик этот, двадцать-то ему исполнилось? И пахнет от него так вкусно – как, наверное, и должен пахнуть мужчина.
На улице в стайку сбились другие жители, всего две дюжины. Лизаветины близняшки хнычут и дергают бледнолицую матушку за подол. Та цыкает на малышей, но они не унимаются. Насмотревшись на них, начинает хлюпать носом внучка Зойкина, и бабка стукает её по попе. Не больно, так, чтоб утихла. Люди перешептываются, с благоговением глядят на трех немцев, стоящих чуть поодаль с автоматами наперевес.
Их отводят на самую окраину деревни и тычут пальцем на сарай. Староста поясняет:
– Тута ждите, скоро грузовики приедут и всех вас увезут.
– Ох, спасибо тебе, Никифорыч, – раздается многоголосьем.
– Не меня благодарите, а друзей наших иностранных, – фыркает староста, но почему-то отводит взгляд.
– А вещи наши как же? – вопрошает кто-то испуганно. – Дайте собраться по-человечески, мы быстренько управимся.
– Вы дуростью не майтесь, вам одежонка жизни важнее?
С ним соглашаются. Деревенские стайкой забираются в сарай, Глаша идет последней, всё оглядывается. Трясет её, точно в горячке. Кутается в платок да без толку. Тут староста голосит:
– Глашка, постой! С тобою Йенс побалакать хочет.
Глашу колотит. Ей матушка запрещает с немцами разговаривать, да и спасение близко. Все будут ждать грузовиков, а она что? Нет, не пойдет она к Йенсу, пусть тот и красив, и голубоглаз.
– Да не сопротивляйся ты, дура, – сквозь зубы говорит староста. – Иди давай.
Матушка окликает её и перекрещивает, пока Глаша подходит к немецкому солдату. Тот её под локоток берет, вроде как даже аккуратно. И уводит в ближайший дом. Там постукивает по лавочке в сенях. Глаша покорно присаживается на краешек. Йенс садится рядом, прямой как палку съевши. Рассказывает что-то, а до Глаши только карканье доносится. Она и так дрожит, а уж когда он ладонь на коленку кладет – тело ходуном ходит.
– Пожалуйста, – просит она, но Йенс уже не улыбается и не говорит, а жадно поедет её глазами. Он хватает Глашу за талию и тащит в комнатенку, а там на кровать кидает да срывает юбку. Она руками молотит, убежать пытается, а немец с усмешкой ремень из брюк достает да запястья им скручивает.
Глаша на помощь зовет. Неужели никто её не слышит?! Неужели забрали всех грузовики?! Увезли в лучшие края, и теперь ни горя, ни бед жители их деревни знать не будут. А Глаша тут умрет?.. За что, ну за что же?!
Немец на ней и так, и этак елозит. Пухлые щеки дует, пыхтит мерзопакостно. Дыхание у него липкое, а ногти острые. По бедрам царапает, за шею хватает, душа. Глаша и Богу молится, и немца умоляет, и ревет, а он стонет и двигается. Взад-вперед. Наконец заканчивает. Брюки натягивает, сладко потягивается, костями хрустнув. Но Глашу не развязывает. Так она и лежит, в порванной одежде, заплаканная, израненная. Больно ей и гадко, так, что дышать трудно. И вонючий дым в ноздри забивается, точно что-то подожгли.
Когда немец уходит, хлопает входная дверь. Приложив неимоверные усилия, Глаша поднимается. Ноги дрожат, стянутые руки немеют. Меж ног больно и мокро. Глядит в окно, а за ним – светло и ало как на закате. Это полыхает сарай на окраине деревни. Освещает его кровавая луна, да блестят звезды.
А в животе у неё растекается что-то теплое, даже обжигающее. От пупка скользит к кончикам пальцев, и те покалывает нерастраченной силой. Глаша явственно чувствует запахи: жареной плоти и чьего-то страха.
Чувствует и не понимает, что с ней творится.
7.
Ева долго умывала лицо холодной водой. Поезд мерно покачивало, а она держалась за раковину и смотрела на свое отражение. Да, сны ей снились часто, но не постоянно же! И все эти подробности, от которых кожу жгло. Ни синяков, ни царапин, конечно же, не было.
Поезд прибыл в Москву ранним утром, когда солнце только поднялось над многоэтажками. Стайка заспанных людей с чемоданами и сумками выпорхнула из вагона. Ева открыла навигатор в мобильном телефоне и, сверяясь с ним, пошла в сторону метро. Нырнула в переход, сливаясь с толпой.
Сколько же тут народа! В восемь часов всё забито, на лицах одинаково дикое недовольство. Не протиснешься. Неразбериха у касс. Нужно покупать какие-то карты: «тройка», «единый», «90 минут». Она спросила у хмурой девушки в окошке, что лучше взять. Та в ответ нахамила и посоветовала или определяться, или не мешать другим. Ева выбрала единый билет, оплатила шесть поездок. Долго прижимала его к турникету, пока стоящая сзади женщина не обучила, куда именно прикладывать. В забитом вагоне Еву вдавило в какого-то мужчину и, стиснув крепче сумочку, чтобы не утянули, она поехала к гостинице.
На нужной остановке её вынесло людским потоком. Вместе с толкающимися, спешащими людьми она доплыла до эскалатора, который медленно повез наверх. Стены были украшены вывесками. Реклама океанариума, ресторана, ювелирного. Сколько же всего! В кармане телефон голосил:
– Поверните налево.
– Куда налево? – шипела на него Ева. – Здесь только прямо.
Но навигатор не унимался.
Она доехала до гостиницы, выжатая как лимон. Номер организаторы выбили приличный, с виду даже симпатичный. Ева отмывала с себя дорожную пыль и проговаривала речь для кастинга. Вот угораздило её согласиться на Машкину авантюру. Впрочем, Машка умела заставить старшую сестру идти у себя на поводу. Дергала за ниточки, строила умильные мордочки. После смерти родителей Ева считала себя обязанной перед сестрой, поэтому выполняла любой её каприз.
До встречи с организаторами оставалось три часа. Ева вышла заранее, боясь заблудиться в путанных московских улочках. Она не ошиблась: долго бродила туда-сюда, доверившись навигатору, и удивлялась, как похожи вывески, пока паренек в желтой футболке с эмблемой магазина техники не предложил ей помощь.
– А то вы уже в третий раз тут проходите, – хихикнул он. – Девчонки-продавщицы ставки делают, пойдете ли в четвертый.
Ева показала адрес. Паренек ткнул на арку, за которой следовало повернуть налево. Затем направо. До упора вперед и на остановку. После Ева толкалась в душном автобусе. И вновь куда-то шла. Поэтому когда перед ней предстало высокое полностью застекленное здание, она облегченно выдохнула. Навигатор известил:
– Вы прибыли в пункт назначения.
– Да ты что? – хмыкнула Ева и выключила программу. Толку от неё – пшик.
На ресепшен её отловила миловидная брюнетка в брючном костюме. Внешность модельная, ноги длинные, шея лебединая. Не девочка – картинка.
– Вы к кому? – сходу спросила она ангельским голосочком.
– К… – Имя человека, с которым Ева обсуждала приезд, напрочь вылетело из головы. – На кастинг.
– Я вижу нечто? – вдруг выдала брюнетка.
– Что вы видите? – насторожилась Ева.
– Шоу так называется! Назовитесь. Вы по приглашению? Вам назначено на сегодня или на завтра? Какой менеджер с вами контактировал? Елизавета? Ирина? Вы уже опаздываете. Поторопитесь!
От шквала вопросов Ева стушевалась. Она представилась, а на остальное скромно пожала плечами. Администратор (а брюнетка оказалась именно ею) сверила паспортные данные со списком в планшете, выписала разовый пропуск и объяснила, куда идти. Пропуск этот с надписью «Кастинг «ЯВН» Ева гордо повесила на шею. Охранник, пропуская Еву через турникет, попросил продемонстрировать содержимое сумочки.
– Странно, – буркнул он напоследок. – У этих магов недоделанных то ножи, то куриные тушки в авоськах. А у вас ничего такого. Всё цивильно.
– Так я маг доделанный, – парировала Ева и, цокая каблуками, двинула к лифту.
Тот останавливался на каждом этаже. Люди то заходили, то выходили; то запрыгивали в закрывающиеся двери, то просили подождать минутку, то остервенено давили на кнопку этажа. Одни были одеты в классику, другие – в футболки и джинсы, третьи – в нечто непонятное: буйство красок и фасонов. Кто с зализанной прической, а кто и с синими волосами. Они трындели по телефонам, ругались, болтали друг с дружкой. Постоянное движение. Ева ещё ничего не сделала, а уже смертельно устала. На нужный, двадцатый, этаж она приехала в полном изнеможении.
В коридоре её отловила девушка в огромных очках с кислотно-зеленой оправой. И повела в так называемую «приемную».
– Сейчас вам анкеточку вручат, вы заполните все графы по порядочку, а мы вас вызовем. Ладушки?
Интересно, у них в норме вещей говорить с претендентами как с умалишенными? И заглядывать в глаза так заискивающе? Ева кивнула. Девушка напоследок пожелала удачи.
Внутри громадного кабинета, напоминающего зал для совещаний, за круглым столом сидело человек пятьдесят. Работники телестудии странные? Нет! Они были нормальные. Обитатели этого помещения странные. Одна девчонка, выкрашенная в черный, с черными тенями и черными губами, созерцала в «магический» шар какой-то туман. Мужик, обвязанный не то в простынь, не то в греческое одеяние, перебирал четки. Тетка в очках с огромными выпуклыми линзами разговаривала с чучелом ворона. Кто-то завывал потусторонним голосом, одна с виду приличная старушка молилась на распятье. Конечно, были среди присутствующих и нормальные люди. В рубашках или платьях, с осмысленными взорами. Но таких чрезвычайно мало. Да и они сидели с лицами, выражающими отрешение от суетного мира.
Только Ева выбрала местечко в уголке, как в зал ввалилась та самая девушка в очках с пачкой бумаги. Оказалось, это анкеты, на заполнение которых дается полчаса. Претендентам выдали ручки, кто-то сразу застрочил. Ева вчиталась в вопросы.
На первом листе обычный опросник, ничего сверхъестественного. Кем работаете, есть ли родственники, судимы ли. На втором поинтереснее: что за способности, как применяете, злые вы или добрые (что, правда?), пользуетесь ли магией крови, назовите свою главную особенность. Ева задумалась. Ну и какая у неё особенность? Судя по контингенту, особенность имелась – Ева была нормальной. Разве что ещё тот мужчина в черной водолазке, который искоса поглядывал на окружающих и улыбался уголками губ. Его колдуны всея Руси тоже забавляли. На секунду их взгляды пересеклись, и мужчина лукаво подмигнул, а затем округлил глаза и скорчил физиономию, дескать, бойся меня, я страшный маг. Ева прыснула.
Она честно заполнила все графы и стала ждать своей очереди. По одному вызывали претендентов.
– Черная Жанна, – разнеслось по залу из колонок.
Встала юная девчушка в сарафане. Какая она черная? Да на ней написана любовь к солнцу, лету и щенятам. Вон, на лодыжке татуировка с кошкой, а в косе заколка-бабочка.
– Харитонов Иван Евгеньевич, – воззвали колонки чуть погодя.
Поднялся мужик в простыне и вальяжно прошествовал к дверям. Только и сверкали сандалии на манер греческих.
Обратно люди не возвращались. Съедали их, что ли?
Еву позвали в последнем десятке. Она уже успела разволноваться и забыть вызубренную речь. В соседнем кабинете за лакированным столом из красного дерева сидело трое. Напротив стола стоял стул, а за стулом было натянуто полотно с лейблом канала. И повсюду множество прожекторов, каких-то белых полотнищ и светоотражателей.
– Присаживайтесь, – седовласый мужчина в белоснежной рубашке указал на стул. – Начинайте.
– Что начинать? – засомневалась Ева.
– Рассказывайте о себе, – поторопила женщина в кроваво-красной блузе и выхватила из обмякших пальцев анкету. – Ага, так-так, – бормотала она, читая. – Недурно… Нет, не пойдет. Слишком заезжено, надо бы переписать. О, трагичная нотка. Давайте-давайте, не молчите, идет запись.
– Ну, о себе… – Ева поерзала на жестком стуле. – Возраст двадцать два года, работаю массажистом. Детей нет, не замужем. Ну, вот и всё.
– Вы представьтесь для начала. – Женщина закатила глаза. – И нас не краткая сводка интересует, а что-нибудь необычное. Вот как в анкете или вашем заявлении на участие. И в камеру посмотрите, будьте расслаблены. Ваша легенда довольно живая, но подача хромает.
Тут Ева заметила в углу камеру на штативе и, глянув в объектив, отрапортовала:
– Сафронова Евангелина Владимировна. Какая легенда? Что в заявлении?
Мужчина застучал пальцами по столу. Ева окончательно разволновалась. Что она тут забыла?! Мешает серьезным людям, тратит их драгоценное время. Женщина, сказав:
– Секундочку!
Начала что-то строчить на листе бумаги. Затем всучила лист Еве. Аккуратным почерком был набросан целый текст. Вся Евина биография, разве что описанная красиво и витиевато.
– Читайте по листку. И голосок пожалостливее, – приказал мужчина.
– Меня зовут Евангелиной, четыре года назад в автокатастрофе скончались мои родители. Я выжила, не получив ни единой царапины. – Она машинально провела по рукам. Вообще-то царапины остались и даже шрам на виске, который Ева прятала за волосами. – С того дня меня преследуют зловещие сновидения, – она прокашлялась. – Мне кажется, я переживаю судьбы умерших насильственной смертью женщин. О своей силе я узнала три года назад. Мы с сестрой перебивались, чем придется. Тогда я устроилась по знакомству массажисткой, и оказалось, что в моих руках знахарская… – Еву смутило слово, но она продолжила: – мощь.
– И в чем та проявляется? – учтиво уточнила женщина в красном.
– Я исцеляю людей прикосновением, – зачитала Ева. – Мне подвластна любая боль. Я излечиваю застаревшие раны, возвращаю людям спокойный сон. Эта сила покоится внутри меня. Прикоснитесь к сер… – начала читать Ева текст в скобочках, но тут же поправилась и дотронулась до груди. – Она переполняет меня до краев.
Третий человек, старик с козлиной бородкой, обвешанный шаманскими амулетами, радостно закивал. Лицо у него знакомое – актер или телеведущий. А, вроде бы его физиономию в передачах о целителях показывали. Женщина заулыбалась. Безразличным остался лишь мужчина в белоснежной рубашке.
– Что, по-вашему, в черном ящике?
С этими словами он выставил на стол небольшую квадратную коробку. Ева осмотрела её и так, и этак. Да что угодно! Туда поместится любой предмет размером до пяти сантиметров. Кольцо, жевательная резинка, монетка, виноградина…
Так, когда мужчина ставил коробку, она не звякнула и не бухнула. Видимо, вещь одна и она тяжелая. Или наоборот: их много, и они легкие. Или она одна, но легкая. Вариантов – море!
– Лист бумаги, – сдавшись, наугад предположила Ева.
– Уверены?
Она кивнула.
– Свободны, – сказала женщина, поставив галочку в листке.
Ева вскочила как ужаленная и поскорее поспешила на выход. Уже у самой двери додумалась уточнить:
– Я угадала?
Женщина вновь закатила глаза.
– Не угадала, а почувствовала. Угадывают обманщики, а вы – колдунья. Это во-первых. А во-вторых, будет видно, – и добавила в микрофон, стоящий на столе: – Виолетта Ржевская.
Ева, пожав плечами, вышла. Она долго слонялась по городу, осматривая московские достопримечательности. Очевидно, участия в шоу ей не видать, иначе бы о положительном решении сообщили сразу. Но гостиница оплачена до завтрашнего дня, значит нужно извлечь из поездки максимальную пользу. Ева побродила по Арбату, прошлась по Красной площади, завернула в ЦУМ, где ужаснулась ценам и обилию роскоши. В общем, выполнила культурную программу. Обедала она в небольшом ресторанчике с видом на парк. Затем купила себе сумочку. Не в ЦУМе, конечно, но тоже неплохую, кожаную. Олег положил на карту денег, поэтому можно было не переживать о тратах. В номер Ева вернулась ближе к вечеру. Наскоро помылась и бухнулась спать, пока на небе не заиграла луна.
Проснулась она в четыре утра от звона стекла. Ева вздрогнула и осмотрелась, но стаканы на подносе были целы, как и графин. Казалось, будто звенят окна. В них бился желтовато-рыжий лунный свет.
Страх забрался в самый центр рассудка и ворочался, крутился, колол. Уснуть Ева не смогла. С рассветом она собрала сумку и поехала на вокзал, где просидела на лавке в зале ожидания до самого полуденного поезда. Да, неудобно, зато рядом суетился народ – и ничто не пугало. Ни пышущая жаром луна, ни дребезжащие стекла.
Три недели телефон молчал. А в самом конце июля зазвонил.
– Вы прошли отборочный этап и попали в число претендентов на участие в шоу, – безрадостно сообщила трубка. – Мы приглашаем вас в Москву для второго этапа. Готовы обсудить детали?
И как бы Ева ни обманывала себя, будто всё это пустые игры для актеров и мошенников, но улыбка расплылась на лице.
– Конечно, готова! Слушаю!
8.
Всего во второй этап попало человек пятьдесят. С ними вели работу психологи, сценаристы, организаторы. Перед ними ставили тупиковые ситуации, прорабатывали личностные качества. И отсеивали потихоньку человека за человеком, пока не выбрали самых достойных.
По итогам второго тура осталось четырнадцать сильнейших. Именно их новенький микроавтобус повез за черту Москвы на первое задание. Вначале, разумеется, каждому «колдуну» вручили миллион бумаг: договоры, соглашения, правила, требования. Леди-вамп в красном брючном костюме по имени Любовь долго наставляла участников менторским тоном. Пришлось дать согласие на съемку камерами, в том числе скрытыми. Разглашать детали участия не разрешалось, причем штраф был так велик, что Ева пообещала себе даже не думать о том, что будет происходить на проекте.
Четырнадцать совершенно разных людей. Младшему было восемнадцать – ведьмак из Якутии. Старшей – восемьдесят три. Та самая бабушка, взывающая к Богу на отборочном этапе.
