скачать книгу бесплатно
Сонечка сильно болела. Так сильно, что очень много времени проводила в больницах. Мама однажды сказала, что у Сонечки ДЦП. Эти жесткие буквы Гришке совсем не понравились. Было в них что-то грубое, страшное. Хотя, наверное, болезни так и должны называться. «Грипп», «ветрянка» или «насморк» звучат хуже, чем «ванильное мороженое» или «сахарная вата».
Гриша почти и не замечал, что у Сонечки одна нога чуть короче правой, и что она заикается. Он считал это таким же незначительным, как и свои глаза разного цвета. А когда злые дети, вокруг которых ехидно вились духи Злорадства и Жестокости, дразнили Соню, Гриша вставал на ее защиту и не понимал, за что Соньку можно дразнить. Она умная, книжки читает прямо на глазах, много знает, и вообще она очень верный друг.
Соня же поначалу, когда Гришка только стал приезжать на лето к бабушке, от него пряталась. Правда, это у нее не очень получалось – между их участками даже забора не было. Только ряд яблоневых и сливовых деревьев создавал условную границу.
Гришка постоянно возился перед домом, что-то сажал, поливал какие-то цветы, мастерил что-то из брусочков или сидел под деревом с книгой о приключениях Тома Сойера. Иногда играл с Пашкой, который жил в начале улицы. И каждый раз, видя Соню, улыбался и махал ей руками. Соня краснела, и, чуть прихрамывая, поспешно уходила домой.
Гришка так и махал бы руками, а Сонечка так же бы сбегала домой, если бы не случай.
Соня тогда шла из булочной, которая находилась совсем рядом, на соседней улице. Она шла медленно, прихрамывала, но видно было, что она очень довольна. Она впервые сама пошла в магазин. В кулачке были зажаты горячие монетки сдачи, а пакет с теплым еще хлебом вкусно-вкусно пах. Одуванчиковый пух оседал на Сонином платье, светило июньское бодрое солнце, и все было так хорошо…
Старшие мальчишки в самом начале Сониной улицы стояли у дома с синей черепицей. В этом доме жил их друг, Пашка. Они за ним на великах заехали и теперь ждали, и от нетерпения трещали велосипедными звонками и плевали в траву. У них было такое соревнование – кто дальше плюнет. Проигравших не было, потому что сила плевка у всех была примерно одинаковой.
– О, глянь! Сонька-кривоножка пошла!
Вся вспыхнувшая от обиды и красная, как пожар, Соня шла по краю дороги. У нее дрожали губы, но она не плакала. Держалась, стараясь побыстрее уйти домой, но быстро идти у нее не получалось, и это этого она еще сильнее прихрамывала.
– Сонька-кривоножка! Сонька-криворожка! – засмеялся кто-то. Велосипедные трещотки зазвенели издевательски громко.
Из калитки Пашкиного дома выскочил Гриша – он заходил к нему на минутку, чтобы отдать прочитанную книгу, и все слышал. Он сейчас тоже был весь красный, как Соня, и его лицо тоже горело огнем.
– А ну, извинись, – тихо сказал он задирале – мальчишке лет тринадцати чуть ли не в два раза больше его самого.
– Чта? – переспросил мальчишка и презрительно плюнул в кусты. Извиняться он совсем не собирался.
Гриша это видел, как и видел и пакостных духов Задиристости и Вредности. Они кружили над мальчишками, шептали им что-то в уши толстыми губами и сеяли зло. Вот бы их прогнать!
Дух Задиристости, поняв, что Гришка – волшебник, издевательски высунул язык и запищал, совсем не собираясь исчезать. Уровень Общей Доброжелательности из-за Гришиного гнева упал и позволил вредному духу не сгинуть в первые секунды рядом с волшебником.
– А ну, пошел! – крикнул Гришка и размахнулся. Удар получился отменный – дух впечатался в Гришкин кулак, злобно запищал и сгинул.
– Ты чё! Ты чё! – закричал испуганный мальчишка на велосипеде. Он был уверен, что бить собираются его. – Ну, ты сейчас получишь!
Но запала в нем больше не было. Плюнув еще раз в кусты, он отъехал на своем велосипеде подальше. Злые духи перестали питать его злобу, и ему стало даже немного стыдно.
Гриша же, больше не глядя на него, поспешил к Соне.
– Ты его не слушай, – сказал он и улыбнулся. – Пошли лучше к нам. Бабушка утром вафли делала, там еще много осталось!
И Соня, глядя в улыбающееся Гришкино лицо, несмело кивнула.
Так и началась их дружба, которая длилась уже третий год.
..Сегодня после завтрака Гриша с Соней планировали собрать с одной яблони особые плоды. Эта яблоня была старая, и никто не знал, что это за сорт такой, но была у нее одна особенность. Мелкие зеленые яблочки на самой верхушке были горькими и кислыми, но если их собрать и положить в ящик в погреб, к Новому году это будут самые вкусные яблоки на свете. В темноте и прохладе они дозревали и становились слаще сахара.
Гришка приезжал к бабушке на Новый год и всегда с Соней ел эти яблоки. Они пахли холодом, морозом и праздником.
– Зимний сорт, – говорила бабушка, тоже с удовольствием угощаясь яблочком.
Дремлющий дух Яблоневых садов тогда просыпался и горделиво выпячивал грудь. Вот примерно как сейчас.
– Я на улицу! – крикнул Гриша бабушке, доедая рогалик. – В огороде нужно чего сделать?
– Паданку собери! И Соне рогаликов принеси! – крикнула бабушка в ответ, и притихшая было швейная машинка застучала снова.
…О гулкие бока эмалированного ведра стучали полусгнившими боками испорченные плоды. Пчелы и осы сердито жужжали – их отрывали от пищеварения, и Гриша старался аккуратно их отогнать. Пахло концом лета – той особой порой, когда деревья вроде бы еще зеленые, но уже заметна в листве предательская желтизна. На огороде лежали, краснея боками, здоровенные тыквы и кабачки, похожие на откормленных поросят. Кочаны капусты, немного погрызенные гусеницами, напоминали футбольные мячи. Сады наливались кисло-сладким соком, а в воздухе пахло разросшейся травой и влажной землей.
Гриша в этом году сам возделывал огород. «Ну прирожденный садовод!» – восхищалась бабушка, вырывая здоровенные чесночные головки и нюхая огромадные георгины.
Духи урожая – и чесночные, и тыквенные, и георгиновые – хихикали и спешили отогнать духов Гниения и Порчи. Гриша, благодарно угощая их молоком (молоко для хороших духов – лучшее угощение, а вот злые любят всякую гадость и плесень), хвалил добрых духов и баловал.
– П-привет! – крикнула Сонечка, хлопая дверьми дома и радостно подбегая к Гришке. – Мне т-тоже сказали паданку собирать! То-только у м-меня антоновка…
Соня тяжко вздохнула. Антоновка очень и очень хорошо плодоносила из года в год. А это значило, что яблок под ней целая куча.
– Я помогу! – сказал Гришка, снимая с руки полосатую, как конфету, осу.
– Ой! Ай! Б-брось! Ужалит же! – испугалась Соня.
Но оса не жалила. Она взлетела, недовольно жужжа.
– Ну ты и с-смелый!
Гришка улыбнулся. Соне очень нравилась Гришина улыбка. Сначала на его щеках появлялись ямочки. Потом уголки губ тянулись вверх, а в разного цвета глазах так и сияло веселье. Еще светлый, задорно торчащий чуб очень к этой улыбке подходил.
Соня тоже улыбалась в ответ, только ямочек у нее не было, и глаза были обычные, серые. Правда, тут же Соня вспомнила про горы антоновки в саду и улыбаться перестала.
– Мы паданку знаешь куда понесем? – спросил Гриша.
– К-Куда? – с предвкушением спросила Соня.
– К Евгению Петровичу! Он все съест. Только давай ему в отдельное ведро будем красивые складывать, не гнилые? И тачка нужна, а то тяжело.
– Ура! – закричала Соня и пошла за ведром и тачкой.
…Паданку Гриша носил в особое место. Внизу улицы, совсем рядом с лесом и большим пастбищем, жил Иван Сергеевич, сельский учитель, со своей женой тёть Мариной. У них водились всякие животные: три кошки, две собачки, стадо козочек, две свинки и одна корова. А в отдельном деннике жил конь. Седой коротконогий жеребец по имени Евгений Петрович. Именно так официально и называл коня Иван Сергеевич. Утром, надевая на коня сбрую, уздечку он говорил: «Ну что, Евгений Петрович, поскакали?» Евгений Петрович, фырча и добродушно кося глазом, переминался с одной короткой ноги на ногу. Он был не прочь.
Евгений Петрович был конем старым, своенравным, но грустным. Иван Сергеевич совсем недавно, как слышал Гриша, выкупил его у мясокомбината. «Ну как такого красавца – на колбасу?» – спрашивал Иван Сергеевич и гладил круглый лошадиный бок. Евгений Петрович согласно фыркал, да, мол, нельзя меня, такого красавца, ни на какую колбасу.
И Евгений Петрович с Иваном Сергеевичем скакали в поле, радуясь лету и солнышку.
Лошади очень любят яблоки. И корова Зинаида Степановна (раньше ее звали просто Зинкой, но после того, как появился конь с отчеством, тёть Марине тоже захотелось по-официальному) тоже любит.
И свинки – Биба и Боба – тоже не прочь полакомиться яблочком.
…Сонька с восторгом глядела, как аккуратно Евгений Анатольевич берет с Гришкиной ладони яблоки.
– Н-ну у нн-него и зу-зубы! Кушай, к-кушай, – говорила она. Она поражалась, радовалась и немножечко боялась. Евгений Анатольевич, будто чувствуя это, вел себя деликатно. И очень вежливо попрошайничал. Он поворачивал лохматую гривастую голову чуть набок, смотрел в глаза и тяжко вздыхал. Видел, хитрец, что в тележке яблок целая куча.
– Ты залюбленный и заласканный наглец, – сказала тёть Марина, выплескивая воду в кусты давно отцветшей сирени. Она была шустрая, смешливая и красивая в своем ярком платке. Когда дети пришли, она домывала уличное крыльцо.
– А, с дарами пришли? – спрашивала она, и темная челка, выбившаяся из ее платка, торчала так же задорно, как грива Евгения Анатольевича.
Пока Гриша и Соня наглаживали коня и скармливали ему яблоки, тёть Марина налила детям по стакану молока и дала по творожному рогалику.
– От Зинаиды Степановны привет, – сказала она, белозубо улыбаясь. – А как выпьете, яблоки вывалите во-он туда, за сарай. Биба и Боба съедят.
За сараем кудахтали курицы. Они топтались на небольшом пятачке, на котором не было ни травинки. Гриша, проходя мимо, сунул руку в карман и сыпнул курам пшена. Они, квохча, кинулись со всех ног к угощению, наступая друг другу на нетерпеливые лапы.
Соня хихикнула. Она, конечно, жила в селе, но мама не заводила зверей. Все потому, что Соня с мамой половину года проводили в городе, потому что там хорошая медицина, а половину года тут, потому что здесь хороший воздух и природа.
– З-здорово, когда т-так мы-много животных, – сказала Соня, когда они шли обратно. Пустая тележка задорно громыхала по дороге. Где-то там, за спинами детей, доносилось довольное ржание Евгения Петровича, который от души наелся антоновки.
– Да, здорово, – согласился Гришка. Бабушка тоже не заводила животных, потому что боялась не справиться. У нее всегда было очень много заказов из ателье.
– Нужно теперь выкинуть гнилые яблоки. Я тоже знаю, куда. Идем? Только придется пройтись.
Дух Плодородных Почв благодарно кивнул Грише, а потом, поднимаясь на маленьких черных крыльях, поспешил вперед – показывать дорогу к месту, где земля истощилась. Там, под грудой переспевших яблок, земля обновится, взяв из них влагу, перепреет, согреется. Если посадить потом на такую землю плодовое дерево или малиновый куст, урожай будет – любо-дорого. А если туда упадет желудь, то вырастет такой огромный дуб, что и десять человек его не обхватят. И дух Плодородных Почв будет радоваться, и его чумазая мордашка будет довольной и счастливой.
…Яблочный день продолжался. С особой яблоньки, самой старой, снимались бережно зеленые яблочки и аккуратно укладывались в ящик. Сонечка оборачивала каждое листом коричневой бумаги – так они лучше сохранялись. Дух Яблоневых Садов летал над детьми и помогал снять очередное яблочко, которое маскировалось в листьях.
– Вот и собрали… Красота!
Дух Яблоневых Садов согласно кивнул. Он специально не разговаривал с Гришей, когда кто-то был рядом, чтобы тот не попадал в разные неприятные ситуации. Только показывал большой палец, улыбался или мотал головой, когда Гриша делал что-то не то.
Налетавшись и напомогавшись, дух Яблоневых Садов устало вздохнул. Уселся на ящик со свежесобранными яблоками, еще раз зевнул.
В этом году он очень хорошо поработал и поэтому устал раньше срока. Махнув Грише ручкой, он кувыркнулся назад и провалился в ящик. Сладко причмокнул, уютно устроился между яблок, укутался листком и уснул. Теперь уже до весны.
Позже вечером бабушка аккуратно поставит ящик в погреб, накроет его чистой тряпицей и оставит до Нового года.
А еще позже Гриша спросит:
– Ба, а что у нас на ужин?
– Шарлотка с яблоками, – ответит бабушка, и Гришка, тяжко вздохнув, пойдет в гости к Соне, на макароны с сосисками. Потому что яблоки, конечно, хорошо, но и он не конь Евгений Петрович, который может за раз слопать половину тележки антоновки.
Глава 3
Самый страшный сон
Обычно Гриша засыпает быстро. Духи Добрых Снов до полуночи обычно заканчивали свои дела и тоже спешили поспать. Ночью им было неуютно – это не время добрых духов.
В одиннадцать часов вечера, когда на небо высыпали звезды, в домах начали гаснуть теплые светлые окна, духи Добрых Снов дарили покой тем, кто еще не спал. С синими и сверкающими, как ночное небо, крыльями они были похожи на быстрых стрекоз. Они залетали в дома сквозь стекла, всегда очень торопились и порой пропускали кого-то – ведь таких духов было очень мало, всего-то несколько сотен на весь огромный мир. Тогда тот, кого не поцеловали духи Добрых Снов, долго ворочался в кровати и ждал, когда сон придет сам.
Сон, неповоротливый, неуклюжий и медлительный дух, не был добрым или злым. Он был как огонь или как вода. Костер может согреть, а может и сжечь дом. Вода может утолить жажду, а может уничтожить прибрежный город. Так же и Сон: он приходит, вальяжно ступает по улицам, задевает людей, погружает в себя, а уж что им снится – это не его ответственность.
Духи Добрых Снов всегда навещали Гришу рано. В этот раз они тоже не заставили себя ждать. Один из них с синими стрекозиными крыльями быстро коснулся Гришиного лба и улетел дальше – сеять сны. Он делал это в прямом смысле: у духов Добрых Снов были особые семена. Крошечные, прозрачные, как одуванчиковый пух, легкие, они растворялись над спящим, и из этих семян вырастали настоящие сны, смешиваясь с желаниями, с фантазиями, с радостными и хорошими воспоминаниями. Увы, семян тоже не всегда хватало, и тогда тем, кто оказался обделен, не снилось ничего. Ну или маленькие пакостные духи Дурных Снов сеяли свои гадкие семена, похожие на черную пыль, от которой хочется чихать.
Гришиной бабушке сегодня духа Добрых Снов не досталось, и она ждала, когда придет сон. Наконец и она уснула.
В Гришиной комнате покачивались в темноте белые шторы. Дух Летнего Ветра, который присматривал за Гришей, порой залетая к нему в комнату на огонек, крепко спал. Спал на стене наевшийся комар – залетел, потому что форточка была открыта. Спала в своей комнате бабушка. Спала на крылечке общественная серая кошка Мадонна, которую Гриша и бабушка частенько подкармливали. Спал маленький дух на яблоках в подвале. Спала в соседнем доме Сонечка и ее мама. Спали в стойле Евгений Петрович и Зинаида Степановна.
Духи Добрых Снов тоже уснули, завернувшись на ночь в опавшие дубовые листья. Им там было тепло.
В Гришином доме царствует сон. Тишина. Темнота. Только белая луна тускло подсвечивает белые занавески.
Вдруг щелкнула бабушкина швейная машинка. Упала на пол кружевная лента, которую бабушка пришивала к платью. Свалились ножницы, звонко щелкнув по полу металлическим тяжелым боком.
По комнатам пронесся стремительный ветер, но он был не свежим августовским ветром от сквозняка. Этот ветер пах женскими сладкими духами, прокисшими и перестоявшими в воде цветами и вазелиновой просроченной помадой. Это же мадам Коварство собственной персоной! Но что ей надо?
