скачать книгу бесплатно
Ему показалось или Управляющий на самом деле облегченно перевел дыхание? Конечно, показалось, ведь души не дышат, у них нет тела, а значит, и легких.
В любом случае Абид сразу успокоился, даже улыбнулся и сказал (облегчение в его голосе Артем уловил точно):
– Такое случается, особенно в ранний период посмертия, тут требуется определенный навык. Я постараюсь все выяснить о подобных случаях. Вы, главное, не беспокойтесь, для вас это ничего плохого не означает. Еще есть какие-то вопросы?
– А как я найду завхоза? – спросил Артем.
– О, с этим у нас просто! Стоит вам подумать, куда вы хотите попасть, как вы сразу же туда попадете.
– Скажите, господин Управляющий…
– Нет-нет! – замахал руками тот и укоряюще посмотрел на Артема. – Мы же договорились с вами, Артем, зовите меня по имени.
– Хорошо, скажите, Абид, а что будет потом, когда закончится мой срок здесь? Или он никогда не закончится? Дознаватель сказала мне, что это решаете вы.
Управляющий ответил на этот раз очень серьезным голосом:
– Я что-то решаю лишь частично. В Дыре, Артем, так же как и везде, все зависит от вас. Или правильнее сказать: очень многое. А наше будущее известно только Богу.
И он развел руками и скосил глаза к потолку, словно где-то там сейчас находился Бог и мог подтвердить его слова.
Да уж, Артем мысленно почесал затылок: а не разводят ли меня? Ладно, поживем – увидим, решил он, а вслух сказал: «Я готов!»
– Успехов! – улыбнулся Абид и исчез вместе со своим прекрасным кабинетом.
***
А Артем вновь оказался в ставшем уже привычным коридоре, и перед ним вновь была дверь. На этот раз дверь вполне обычная, покрашенная в тон стенам в зеленый цвет. На двери висела табличка с лаконичной надписью: «Завхоз ЦРБ», под которой он увидел уже привычную подпись черным фломастером: «дыра в Дыре». Интересно, кто это здесь так развлекается?
Артем постучал, и дверь, не имеющая ручки (видать, ручка на двери положена лишь Управляющему) тут же приоткрылась. Артем вошел в просторное помещение, в паре метров от двери перегороженное от стены до стены чем-то вроде прилавка, на который опирался локтями угрюмый мужик в рабочей спецовке с белой карточкой «Завхоз»[11 - Сейчас бы сказали – «с бейджиком».] на нагрудном кармане. Именно мужик, а не душа, самый настоящий, чему Артем, сам от себя не ожидая, очень обрадовался, как чему-то привычному и почти родному.
Однако завхоз его радости, видимо, не разделял. Хмуро глянув на вошедшую душу из-под густых бровей, он осведомился грубым голосом:
– Артем Дмитриев?
– Добрый день! – не обращая внимания на грубый тон, приветливо поздоровался Артем.
– Где ты здесь день увидел, придурок? – раздраженно ответил завхоз, пробурчав: – Наберут идиотов, возись с ними.
Потом, видимо, чуть успокоившись, сказал:
– Ладно, парень, тебе как новенькому – скидка. Зови меня Петровичем, я местный завхоз, – и, сделав паузу, добавил: – Пока.
И заржал, словно сказал что-то ужасно смешное. Артем тактично улыбнулся и промолчал, подумав: «Петрович он, блин, надо же, как оригинально! Да тут и должен быть Петрович, и, если я все правильно понимаю, так служебное тело кличут».
Он подошел к прилавку, облокотился на него и, оказавшись лицом к лицу с Петровичем, равнодушно, но твердо спросил:
– А в прошлой жизни вас как звали? – и зачем-то неожиданного для себя самого подмигнул завхозу.
Шея Петровича налилась багровым цветом, видимо, от возмущения. Он открыл рот, потом закрыл его. Как-то быстро стрельнул глазами по углам и уже гораздо тише, но тем же грубоватым голосом скромно ответил:
– Наташей. Но сейчас это не имеет никакого значения!
– Как скажешь, Петрович! – развел руками Артем. – Мне вообще без разницы.
– А коли без разницы, нечего тут и языком молоть, – вновь пробурчал Петрович, бывший до этого Наташей, и объявил, с чем-то сверившись в лежащем рядом гроссбухе (иначе этот огромный и потрепанный журнал язык назвать не поворачивался):
– Значит, так. Пойдешь пока на кухню, там повар нужен. Понял?
На что Артем ответил:
– Я-то понял, только сразу предупреждаю, повар из меня такой же, как и певец, то есть – никакой. Яичницу там могу пожарить или бутерброды сделать, но не более.
– Именно поэтому тебе и нужно служебное тело, – ехидно ответил Петрович и пошел куда-то вглубь кладовки, весело повторяя про себя:
– Так, где у нас здесь повар?
«Чего это он так развеселился? – подумал Артем. – Не к добру это». И предчувствие его не обмануло. Через пару минут завхоз вернулся, неся на изгибе локтя что-то сморщенное и непонятное, но отдаленно знакомое. Вот только на что это похоже, он сообразить не успел, прерванный словами Петровича:
– Душа Артема Дмитриева, потрудитесь получить служебное тело повара. Обещаете ли вы хранить данное тело в целости и сохранности и не подвергать его неоправданному риску?
– Обещаю, – на автомате ответил растерявшийся Артем.
– От слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься, – словно припечатал завхоз и сунул это нечто в руку Артему.
Тот машинально принял и в недоумении спросил:
– И что мне с этим делать?
– Просто приложи к себе, – пожал плечами Петрович, но глаза его при этом хитро поблескивали.
Глава 9
Артем стоял перед большим зеркалом, висевшим на стене возле прилавка, и внимательно рассматривал себя. Он был бабой, в смысле – женщиной. И звали его, вернее теперь уже её, Степановной. Если точнее, так звали то служебное тело, которое выдал ему завхоз. Без имени, без фамилии, просто – Степановна, и все.
Самое странное, что Артем и ощущал себя сейчас именно Степановной – женщиной немного за шестьдесят. Ну как немного…
«Если точнее, то шестьдесят девять, – подумала Степановна, – но это уже никого не касается и к делу отношения не имеет».
Она поправила фартук, достала из специального кармана расческу и тщательно расчесала слежавшиеся волосы. Из того же кармана достала тюбик с помадой и слегка подкрасила губы. После чего обернулась к Петровичу и сказала:
– Ну так что, Петрович, пойду я работать?
– Когда обед приготовишь, звякнешь, Степанна? – заискивающе ответил Петрович, кивнув на стоящий сбоку старый дисковый телефон.
– Посмотрим, как вести себя будешь! – надменно ответила та, степенно выплывая из кабинета, но почти незаметные нотки кокетства натасканный слух завхоза все же различил.
– Если чего надо, ты обращайся! – крикнул он в уже закрывшуюся за поварихой дверь.
***
Степановна была женщиной работящей, впрочем, как и все остальные служебные тела в Дыре. Тут работал принцип функциональности в конкретной области, а все остальное – вторично. Если это тело повара, как в данном случае, то, обретая его, ты становишься в первую очередь именно поваром. Все остальные функции и потребности тела вторичны и подчинены главной функции – готовить пищу.
Конечно, тело есть тело, это вам не душа, которая ни в чем не нуждается. Поэтому иногда приходилось отрываться от работы для того, чтобы, скажем, сходить в туалет, поесть или поспать. Это базовые потребности любого тела, и без них оно просто не будет функционировать так, как от него требуется для наилучшего исполнения своей функции. Помимо этого, нужно учитывать, что, обретая даже служебное тело, душа автоматически начинает воспринимать его как свое собственное, и поэтому заботится о нем, то есть о том, чтобы отдыхать, нормально питаться и так далее. Единственное отличие от настоящих земных тел заключалось в том, что в служебных телах отсутствовала как потребность в размножении, так и все остальные связанные с ней потребности и желания. Если говорить проще, то секса в Дыре было даже меньше, чем в СССР[12 - «В СССР секса нет» – крылатая фраза, источником которой послужило высказывание одной из советских участниц телемоста Ленинград – Бостон («Женщины говорят с женщинами»), записанного 28 июня и вышедшего в эфир 17 июля 1986 года. Буквально представительница общественной организации «Комитет советских женщин» на вопрос американской участницы «У нас в телерекламе всё крутится вокруг секса. Есть ли у вас такая телереклама?» ответила: «Ну секса у нас… (смешок) секса у нас нет, и мы категорически против этого!»], поскольку его не было здесь совсем. Как и потребности в нем, независимо от внешней половой принадлежности того или иного тела. При этом какой-то легкий межполовой флирт оставался, но не более некой разновидности игры, некой формы развлечения, отдыха и снятия усталости, повышающей настроение, но не испытывающей потребности даже в поцелуях.
Отработав смену, приготовив завтрак, обед и ужин для работающего здесь персонала, имеющего служебные тела, Степановна также подготовила все для завтрака и только после этого пошла в свою комнату, которую она делила еще с одной поварихой по имени Света. Света была моложе ее лет на сорок, и поэтому по отчеству ее никто никогда не называл. Да и не было у нее никакого отчества, поскольку Света, как и все служебные тела, не имела фамилии, имени и отчества в том смысле, в каком имеют их люди в материальном мире. Просто по причине отсутствия родителей. Хотя тела настоящие, значит, какие-то родители или в данном случае – воспроизводители, по идее, должны быть. Тем не менее здесь имя – это скорее название самого тела, данное ему при введении в эксплуатацию. Никто же не спрашивает, какое отчество у парикмахерской «Светлана», правда?
Так и Артем, надев тело поварихи, сразу и в полной мере ощутил себя женщиной, откликающейся на «Степановну» – не отчество, а название тела. Хотя при этом сама Степановна считала его именно отчеством и на вопрос об имени или фамилии, скорее всего, отшутилась бы, не воспринимая сами вопросы всерьез. Душа всегда, получая тело, автоматически ассоциирует себя с этим телом и его именем. Правда, в служебных телах эта особенность работает процентов на девяносто девять, поскольку остается какая-то смутная память о том, кем ты был до этого, и о том, что тело временное. Обычно это проявляется во снах о прошлой жизни, и, просыпаясь, ты еще некоторое время помнишь сон. Или, например, если Степановну прямо спрашивали, то она вспоминала о том, что раньше была парнем по имени Артем, но как только разговор уходил от этого вопроса, тут же обо всем напрочь забывала и вновь привычно чувствовала себя женщиной так, как будто ею родилась и всегда была. С одним важным но: она не помнила ни своего детства, ни вообще своей жизни. Ей казалось, что она всегда была поварихой здесь, в Дыре, ей всегда было шестьдесят девять лет, и, по сути, так оно на самом деле и было. Служебные тела не менялись, поскольку все же находились не в материальном мире, а в духовном, где время как фактор старения отсутствовало.
Конечно, здесь было свое, искусственное время, необходимое для того, чтобы нуждающиеся в отдыхе тела могли нормально выспаться, а также для того, чтобы планировать работу, отдых и питание всех служащих Дыры. Но, будучи ненастоящим, оно не оказывало влияния на служебные тела, которые всегда были одного возраста, независимо оттого, кто в данный момент это тело занимал.
– Ох, устала я чёта сегодня, – зевая, озвучила свое состояние Света, кутаясь в одеяло. – Вроде работа привычная, несложная, а все равно каждый вечер устаешь – сил нет.
– Это ты молодая еще, – ответила Степановна со своей кровати, стоявшей у противоположной стены небольшой прямоугольной комнаты, метров так пятнадцати. – Вот доживешь до моих лет…
И начался обычный треп, повторявшийся каждый вечер почти слово в слово. Кто сегодня что сказал, какие продукты завезли, что опять выдумала завстоловой и т.д.
В комнате был совмещенный санузел, и Света всегда вставала с утра на полчаса раньше, чтобы успеть принять душ первой. Хотя Степановна по утрам душ никогда не принимала, не видя в этом никакой нужды и обходясь лишь вечерним душем после работы, а с утра предпочитая поспать лишние полчасика. Иногда они этим друг друга подкалывали, намекая на возраст, но, в общем, всегда добродушно и необидно.
Продолжая что-то рассказывать, Степановна вдруг поняла, что Света уснула. Прислушавшись к ее ровному дыханию, она и сама отвернулась к стенке и закрыла глаза. Завтра новый рабочий день, и почему-то эта мысль ее радовала. Она не знала о том, что удовольствие, получаемое от своей работы, является важнейшей базовой функцией служебных тел. А если бы и знала, что бы это изменило? Ровным счетом ничего. И Степановна провалилась в сон, ибо бессонницей служебные тела тоже не страдали – иначе как работать с полной отдачей, если ты не выспалась?
***
Он стоял посредине комнаты и смотрел на тихо похрапывающее тело Степановны. В комнате было темно, но мягкий и чистый белый свет, окружающий душу, рассеивал темноту. Он повернулся, посмотрел на спящую Свету, а потом, сделав несколько шагов до стены, спокойно прошел сквозь нее, оказавшись совсем в другом месте.
Здесь не было стен, не было вообще ничего в абсолютном смысле этого слова. И душа, недолгое время бывшая душой человека, носившего имя Артем, растворилась в этом ничто, ничуть не теряя, впрочем, своей индивидуальности.
Затем в пустоте произошел разговор, который нельзя было услышать никому, кроме самих говоривших.
– Что происходит? Как я здесь оказался? – зло произнес Артем.
По другую сторону экрана монитора Артем прочитал в игровом чате слова, произнесенные персом[13 - Перс – персонаж компьютерной игры (игровой сленг).]. Он вздохнул, придвинул к себе клавиатуру и отстучал в ответ:
– Кто бы мне ответил на этот же вопрос! Похоже, игра начинает жить сама по себе.
Перс задумался, потом спросил:
– Ты – это я?
– Я не знаю и боюсь, что перестаю вообще что-то понимать.
– В смысле?
– В смысле – где игра, а где реальность. Грань размывается все больше и больше. Я то здесь, то там, то здесь и там одновременно.
– А Бог?
– Я и есть Бог, – Артем устало отхлебнул давно остывший кофе из стоящей на столе чашки, потянулся к сигаретной пачке и остановился – жена опять будет ругаться. – Абсолютный Бог этого игрового мира, поскольку я этот мир создал. Я его Создатель, Творец, Бог – как хочешь. Но почему-то иногда я еще и персонаж этого мира – ты. Точнее… – он задумался и устало пожал плечами. – Я не знаю.
– По-разному бывает, – непонятно дописал он, чуть посидев в задумчивости.
– Да, – поплыла надпись в чате, – я тоже это чувствую, но почему-то лишь во снах. Когда просыпаюсь, становлюсь тем, кто я здесь: полностью, на сто процентов. Поэтому и спрашиваю: что происходит? Я ведь сейчас сижу за столом перед компом. Я же вижу это, я только что отхлебнул кофе.
– Все верно, – отстучал в ответ Артем, – а я, наоборот, во сне живу твоей жизнью в твоем мире. Одновременно и в игре… и на самом деле. Как это возможно?
– Я не знаю. Знаю лишь то, что и ты знаешь – это больше не игра. Или как вариант – вообще всё только игра. Вообще всё, понимаешь? И к последнему варианту я склоняюсь чем дальше, тем чаще. Тот, кто внутри игры, никогда не знает, что это лишь игра. Я в комнате за компом и я здесь – это лишь разные уровни игры.
– Но ведь я, мы… Я создал эту игру или…
Перс на экране расхохотался:
– Создатель и созданный – это одно и то же. Скажи, что сейчас за окном?
– Ночь, двор, машины во дворе, детская площадка…
– Уверен? Встань, присмотрись.
Артем пожал плечами, встал, подошел к окну, отодвинул занавеску и посмотрел вниз. Все как обычно – двор, машины, детская… Стоп! Он тряхнул головой, присмотрелся и вдруг понял, что все это лишь декорации, висящие в пустоте, а окно… Окно – это экран монитора. Он повел кончиками пальцев по подоконнику, оказавшемуся сенсорной панелью, и картинка за окном стала перемещаться вслед за движением его пальцев. Он опять тряхнул головой, и все стало как раньше: ночь, освещающая двор с машинами и детской площадкой, окно, пластиковый подоконник.
Артем быстро пересек комнату, распахнул дверь, за которой был небольшой коридорчик их с женой двушки. Все было как всегда, вот только он очень хорошо успел рассмотреть в тот краткий миг перед возникновением привычного коридора еще кое-что. А именно – экран монитора компьютера, перед которым за столом с чашкой кофе сидел он сам – Артем Дмитриев, с ужасом и удивлением глядящий на него (себя?).
«Я схожу с ума», – подумал Бог игрового мира, возвращаясь за компьютерный стол и усаживаясь в удобное вертящееся кресло.
Там, на экране монитора, он висел в молочной пустоте и в чате плыла надпись:
– Ничего не говори, я все видел. Что думаешь об этом, Бог? – в последнем слове явно сквозила ирония, будто слово «Бог» он поставил в кавычки. Артем уловил эту иронию даже в безэмоциональной строке чата.
– Наверное, то же, что и ты, поскольку ты – это я.
– Или нет, или не совсем. Или совсем не… Слушай, сколько человек уже играет в эту игру?
– Под сто тысяч, если судить по счетчику. Или…
– Вот именно – или вообще все. Сколько игроков играет за богов?
– Один парнишка лет пятнадцати играет за Чернобога, такой ник он себе выбрал. Я дал ему кое-какие права.
– Насколько он опасен?
– Он все же бог, хоть и не Бог, – отстучал Артем, – он достаточно опасен, но, конечно, не всемогущ. Хотя тем, кто ему поклоняется, он говорит иначе.
– А ты?
– Теоретически в рамках игры я всемогущ настолько, что могу игру уничтожить. Если это игра и если…
– М-да, похоже мы не знаем… Или я не знаю, черт, запутаться можно! Что будет дальше? И вот еще что… Похоже, я больше не ты. Похоже, у меня здесь своя жизнь образовалась. Похоже, она настоящая. Похоже это не игра вообще. Может, это там у тебя игра, а?
– Или вообще всё игра, – продолжил мысль Артем за компом.
