скачать книгу бесплатно
– Ты в какой стране живешь, девка? Людей живых поискали – и то молодцы. В самом деле молодцы. Работали-то оперативно. Мы смотрели. Технику нагнали… И что тут теперь охранять? Камни? Трупы, вернее, то, что от них осталось, уже вывезли. На опознание, наверное. А это все… Ну, может, завтра и огородят. Говорят, памятник тут ставить будут. А кто? Хозяин, что ли? Но вообще-то сюда люди богатые ходили. Все на машинах на своих. Может, и в самом деле поставят… А может, и опять какой-то ресторан построят…
– А вы не знаете, никто не спасся? – с надеждой в голосе спросила я у дедка.
– Не-а… – протянул он. – Ну как тут спасешься? – и показал своей палкой на груду камней, еще вчера бывшую ночным клубом.
Я молча кивнула, Саша взял меня под локоток и потащил к машине.
– Удовлетворена? – спросил он.
Я пожала плечами и спросила как бы в воздух:
– Но почему это место не обнесут забором?!
– Скоро обнесут, – сказал мой новый знакомый. – Только не власти. Новые хозяева. Которые на этом месте возведут новый клуб.
Саша говорил уверенно, словно точно знал, что тут появится в самое ближайшее время.
– Но…
– Спасатели сделали свою работу, Ксения. Это не жилой дом. Не станция метро. Ну, в общем, я не знаю всех правил и постановлений, которыми руководствуется МЧС, но больше они здесь не появятся.
После чего Саша завел мотор и поехал в сторону моего дома.
* * *
Он поставил «Гранд Чероки» во дворе, как раз на том месте, где обычно ставил машину отец. Моя «Ока» сиротливо мерзла рядом. Мы поднялись на лифте на пятый этаж, где располагалась наша квартира, и столкнулись на площадке с двумя незнакомыми мне мужчинами. Они как раз звонили в дверь квартиры, где я жила. Я удивленно на них уставилась. Мужчины глянули на меня, на Сашу, и один из них уточнил:
– Колобова Ксения Владиславовна?
Я кивнула. Саша крепко сжал мою руку, которую придерживал под локоток.
Перед нашими носами раскрылись ксивы.
– А вы, простите? – очень вежливо поинтересовались у Саши.
– Разнатовский Александр Викторович, друг Ксении, – представился мой новый знакомый.
Один из служителей правопорядка предложил пройти ко мне в квартиру, а то на лестнице разговаривать как-то неудобно.
– Да, конечно, – сказала я, по инструкции Саши стараясь для виду показать готовность сотрудничать с органами и проявляя радушие.
Я открыла дверь своим ключом (честно говоря, была удивлена, что мамы нет дома, но в связи с последними событиями можно было ожидать всего чего угодно), мы все зашли, я предложила господам раздеться, они сунули ноги в предложенные тапочки. Я отметила, что маминых тапочек под вешалкой почему-то нет.
– В гостиную проходите, пожалуйста, – пригласила я.
У нас была четырехкомнатная квартира. В одной – спальня родителей, во второй – кабинет отца, где он иногда ложится, чтобы не будить маму, если приходит очень поздно или когда они ругаются и не разговаривают друг с другом (а он еще когда-нибудь будет здесь ночевать?), третья – моя, ну и общая, где стоит большой телевизор и мы принимаем гостей.
– Сейчас я чайник поставлю, – сказала я, оставляя мужчин одних и удаляясь в кухню. Пусть Саша принимает огонь на себя.
На середине кухонного стола мне бросилась в глаза большая пластиковая коробка из-под шведского торта-мороженого, в которой мы держали всякие таблетки. Что она здесь делает? Я заглянула внутрь, увидела, что содержимое значительно уменьшилось, пожала плечами и поставила коробку в выдвижной ящик пенала, где она всегда хранилась.
После того, как я зажгла газ под чайником, я быстро отнесла в гостиную чашки, выставила на стол печенье и конфеты, представители милиции для вежливости посопротивлялись, но быстро сдались под нашим с Сашей натиском. Саша, как я успела услышать, уже вешал им лапшу на уши. Они как раз говорили про взрыв. Я сновала из кухни в гостиную.
Затем на мгновение решила заглянуть к себе и чуть-чуть подправить макияж. Саша с гостями еще занят, чайник не вскипел, у меня есть время.
На моем письменном столе лежал длинный белый конверт, на котором маминым почерком было написано: «Ксении».
Что такое? Мама писала мне письма только в молодежный лагерь, а чтобы дома… Записки она всегда оставляла без всяких конвертов, просто на столе или на кровати.
Конверт был запечатан. Я удивилась еще больше.
Обычно я разрезаю конверты ножницами, но тут их искать я просто не могла – и разорвала его.
В него был вложен стандартный лист бумаги, явно из пачки, лежавшей у моего лазерного принтера.
«Ксюшенька, прости меня, – писала мама. – Я ухожу. Я больше не могу. Я все годы терпела измены твоего отца. Я…»
Не дочитав до конца, я с письмом в руке рванула к закрытой двери в спальню родителей, расположенную в дальнем конце коридора, и со всей силы дернула дверь на себя.
Мама лежала на кровати, сложив руки на груди, в своем свадебном платье, которое хранила все годы и обещала подарить мне, когда я соберусь выходить замуж…
Я бросилась к ней…
И издала звериный, нечеловеческий крик… Из гостиной послышался топот. Мужчины, расталкивая друг друга, ворвались в комнату.
– Мама… – пролепетала я – и грохнулась в обморок. Меня даже не успели подхватить.
Очнулась на диване в гостиной. Рядом сидел Саша, надо мной склонился мужчина в белом халате, в комнате суетились еще какие-то незнакомые мне люди. Их было довольно много. Из коридора слышались голоса.
– Ну слава богу, – тихо произнес Саша.
Врач стал давать ему указания насчет того, что со мной делать.
К дивану приблизился мужчина, лицо которого показалось мне знакомым. Где же я его видела?
– А вы кто? – спросила я.
– Э… капитан Николаев. Я…
И тут я его вспомнила. Это он вместе с напарником (или как там это у них называется?) ждал меня сегодня у двери… Когда это было? Я посмотрела на часы. Сколько ж времени я оставалась без сознания?
– Мама? – спросила я, переводя взгляд с одного мужчины на другого и на третьего.
Все они отвели глаза. Потом капитан глянул на Сашу.
– Ксения, – начал Саша, – ты должна понимать…
– Она правда?.. – прошептала я.
– Правда, – вздохнул Саша.
Капитан тем временем взял стул и поставил его рядом с диванчиком.
– Не надо бы сейчас, – сказал врач.
– Пара вопросов. Мне необходимо кое-что уточнить. Мои соболезнования, Ксения… Владиславовна. Но я прошу вас ответить на несколько моих вопросов.
А ведь прав был Саша, предупреждая меня, что представители органов правопорядка плевать хотели на твои чувства… Ведь этот капитан знает, что я только что потеряла мать. Но и его, конечно, можно понять. У него работа. Я не должна делать поспешных выводов, сказала я себе.
– А где письмо? – внезапно вспомнила я. – Где мамино письмо? – почти крикнула я и резко села. – Где оно?
– Успокойтесь, пожалуйста, – хором сказали врач и капитан.
Но успокоиться я не могла.
– Сейчас, – встал Николаев, куда-то ушел, вернулся и протянул его мне. – Но пока оно останется у нас.
– Но почему?! Это мое письмо! Мне! Его мама…
– Ксения, это процедура такая, – сказал Саша. – Его тебе потом отдадут.
И посмотрел на капитана. Тот кивнул.
В этот момент врача куда-то позвали. Он нас оставил.
Заливаясь слезами, я читала последнее мамино послание.
Из него я узнала, что отец от нее ушел… Что между ними уже давно ничего не было… Они продолжали жить вместе и сохранять видимость семьи только из-за меня, а теперь необходимость отпала. Вчера папа сказал ей, что я буду жить у мужчины… Мама надеялась, что у меня все сложится хорошо и я не потеряю свою любовь и не буду любить украдкой, как приходилось ей. Мама желала мне счастья и говорила, что за него надо бороться и ни в коем случае не сдаваться. А папа ушел к другой – более молодой, более красивой, которая в ближайшее время должна снова сделать его отцом. И мама решила, что больше никому не нужна. Подруг своих она растеряла, когда отец пошел в гору и в семье появились деньги. Большие деньги, которые вызывали зависть у ее подруг, чьи мужья оказались неудачниками. Она не смогла больше с ними общаться. Они не смогли с нею. Мама называла отца негодяем и предупреждала, чтобы я на него не рассчитывала.
Меня поразил последний абзац. Мама просила прощения за то, что предала меня, причем дважды – еще до рождения и совсем недавно, сказав то, что не следовало говорить. («Что она такое говорила?» – попыталась вспомнить я, но на ум ничего не пришло.) «Я теперь не смогла бы смотреть тебе в глаза, Ксюшенька», – писала мама. Но почему? «Прости, прости за все».
Я опустила руку с письмом, которое капитан Николаев тут же аккуратно вынул и убрал в какую-то папочку.
И начал задавать вопросы, записывая мои ответы. Саша молча сидел рядом.
Капитана интересовали отношения моих родителей. Но я в самом деле ничего не знала. И не замечала. Или не хотела замечать? Или они так умело все скрывали, чтобы меня не травмировать? Да, случалось, что ругались, но какие муж и жена не ругаются? Бывало, отец спал у себя в кабинете, но потом они всегда мирились.
Я даже не представляла, к кому мог уйти мой отец.
Затем капитан перешел к ночному клубу и вчерашнему взрыву.
Я не отрицала, что была на месте. Да, уехала с Александром Викторовичем. К нему. О взрыве узнала вчера, то есть уже сегодня. Папа примчался к Саше домой узнать, жива ли я. Не могла поверить в случившееся. Да, мы только что (ну не совсем только что) ездили на место.
Нет, я не заметила в клубе ничего странного. Никаких странных посетителей. Да я и не знаю завсегдатаев. Я бывала там всего несколько раз.
Кто там оставался, когда мы уехали? Я назвала подруг, дядю Леню, дядю Жору, описала двоих официантов, имен которых не знала.
– Ксения Владиславовна, вы нам, наверное, еще понадобитесь, – заявил капитан, закрывая папку, встал, кивнул Саше и вышел из гостиной.
– Ну как ты? – спросил Саша.
Я опять невольно заревела. Не могла сдержать слез. Саша утешал меня. Потом кто-то заглянул в дверь и позвал его.
– Полежи немного, – сказал он мне. – Может, попросить врача вколоть тебе снотворное?
– Не надо, – покачала головой я и закрыла глаза.
Саша вышел.
По-моему, я находилась в каком-то полуобморочном состоянии. По крайней мере, не совсем адекватно воспринимала происходящее вокруг меня.
Приехал отец. Что-то орал. Ко мне кто-то подходил, отходил. Наконец все звуки стихли. А я погрузилась в забытье…
Когда очнулась, взглянула на часы. Три. Кругом тишина.
Встала. Пошатываясь, вышла в коридор. Добралась до ванной, плеснула в лицо холодной воды. Посмотрела на себя в зеркало. Ужаснулась. Сходила в кухню. Выпила воды.
– Саша! – позвала тихим голосом. Никто не ответил.
Заглянула в свою комнату. Потом в кабинет отца. Перед спальней родителей замерла. Но потом все равно решилась открыть дверь. Кровать была пуста… Только примята… Здесь, как и во всей квартире, был бардак. Сколько ж людей тут побывало?
Но теперь все ушли, оставив меня одну. Не было ни Саши, ни отца. Никого.
Я осталась одна.
Меня все бросили. Мама, папа… И Саша тоже… У меня никого нет. Совсем никого. Я совершенно одна.
Но что это такое, я поняла чуть позже…
Глава 4
Похороны мамы прошли, как в тумане. Помню только, как я рыдала. Народу было немного. Казалось, что я никого не знаю. Может, и в самом деле не знала. Отец тоже был, но мы стояли с ним по разные стороны гроба. Он не проронил ни слезинки.
На следующий день хоронили подруг. Вернее, не подруг… Какие-то останки, которые удалось опознать… Три закрытых гроба.
На этих похоронах все – или почти все – были мне знакомы. Но лучше бы я там не появлялась. На меня смотрели, как на прокаженную. И не только смотрели… Меня ненавидели, презирали, проклинали. Их родители, наши сокурсники, преподаватели. Все. Словно я была виновата в гибели Алены, Риты и Светы. Каких только гадостей в свой адрес я не наслушалась… Такого количества дерьма на большинство людей, наверное, не выливают за всю жизнь.
Но я терпела. Я сама чувствовала себя виноватой.
И ушла до окончания грустной процедуры.
– Пошла вон отсюда! – орала на меня бьющаяся в истерике Светкина мать. – Убирайся! Тварь!
Затем последовали еще несколько эпитетов. К Светкиной матери подключился Риткин отец. Риткина мать. Светкин отец. Отец Алены. И только тетя Вика, мать Алены, молчала. Но ее глаза говорили без слов.
– Тебе в самом деле лучше уйти, Ксения, – тихо сказала одна наша преподавательница, всегда хорошо ко мне относившаяся. – Так будет лучше и для тебя, и для всех.
Я повернулась и пошла прочь.
