скачать книгу бесплатно
– Анюта, ты дивное сокровище. Давай-ка порадую веничком твой чудесный животик.
Она, изловчившись, перевернулась на спину. Стыдясь, закрыла ладонями лобок.
–Руки по швам! – властно приказал, нахлестывая березовыми листьями, живот, овальные бедра. – Не робей, я твое гнездышко не сглазу, а поглажу.
Анна, будто повинуясь какой-то неведомой силе, со вздохом отчаяния, убрала ладони с лобка. Почувствовала трепет его шаловливых пальцев. Они ласкали, теребили, проникая в ее нежную, чуткую плоть. Она ощутила непреодолимое желание. С ее горячих губ сорвалось:
–Хочу, хочу…, бери меня…
Федор только и ждал этого призыва. Осторожно опустился сверху, раздвинул ее ноги. Вальчук прижалась к нему упругим, истосковавшимся по ласкам телом. Затрепетала от неукротимого желания и нарастающей страсти. Головин действовал азартно, все глубже проникая в ее изголодавшуюся, влекущую плоть. Вскоре, вскрикнув и застонав, Анна затрепетала в экстазе сладостного оргазма.
– Как хорошо, как сладко, – с восторгом шептала она, отдавшись по власть опытного самца. – Давно не знала такого блаженства. Ах, ты змей-искуситель, сердцеед
– Если я искуситель, то ты умелая соблазнительница, – отозвался он. – Нельзя быть красивой и сладкой такой. Вот мы с тобой и породнились. Теперь ходу назад нет.
– Да, нет, только жениться, чтобы снять с души грех. Это ж такая сладкая отрава. Не устояла перед искушением, до свадьбы отдалась, – смежив ресницы, шептала Вальчук. – прости меня, Господи.
– Какая же ты грешница, – усмехнулся Федор, лаская широкой ладонью ее пышную грудь. – Грешница та, что впервые легла под мужика, а ты давно объезженная маруха.
–Маруха? Какая еще маруха, я с рождения Анна?
– Значит, жена, – замялся он, не раскрывая смысл редкого в обиходе слова.
– Все-таки, я грешница, не устояла перед твоими чарами.
–Это ты меня соблазнила своими пышными, аппетитными формами, кровь в жилах закипела, сперма в башку ударила, – возразил он.
– Господь меня покарает, – продолжила она самоуничижение.
– Не покарает. Он сам создал каждой твари по паре, чтобы слипались и размножались в свое удовольствие.
– Федя после того, что произошло, мы должны расписаться в ЗАГСе, обвенчаться в церкви и сыграть свадьбу, чтобы перед людьми не было стыдно, – наставляла Вальчук.
–Анюта, не суетись, суета нужна при ловле блох. Стыдно тому, у кого видно. Кому, какое собачье дело до того, чем мы занимаемся. Может, клопов и блох давим. Главное, что нам наедине сладко. Давай еще разочек?
Головин изготовился к очередной штыковой атаке, но Анна, прикрыв ладонями промежность, встала с лавки.
– Ишь ты, понравилось, – произнесла она. смежив воловьи с поволокой глаза.
– Тебе, что в тягость? – удивился он.
– В сладость, – призналась Вальчук и, с трудом преодолев искушение, напомнила:– Не все коту масленица. Попарились, сбили оскомину, и будя. Быстро одевайся, скоро появится Светка. Вдруг застанет нас нагишом. Упаси Господь.
– Где сейчас дочь?
– Гостит у Аси Хрумкиной.
Интуиция Вальчук не подвела. Через десять минут после того, как покинув баню, они пили чай с малиной и клубникой за столом в летней веранде, вошла Ермакова. С удивлением и настороженностью, забыв о приветствии, поглядела на крупного мужчину.
– Света, присядь за стол, вместе почаевничаем, – пригласила Анна, но дочь осталась стоять у порога.
– Познакомься, Федор Егорович Головин, механизатор широкого профиля, ударник труда. Он у гендиректора Дягеля на хорошем счету. Не пьет, не курит.
. Гость встал, широко улыбнулся и подал громоздкую руку.
– Вижу, каков ударник труда с ложкой-поварешкой, – дерзко заметила девушка. Резко отвернулась и исчезла за дверью своей комнаты. Головин недоуменно развел руками.
– Федя, не обижайся, не обращай внимания на ее заскоки. Молодо-зелено, еще ветер гуляет в голове, молоко на губах не обсохло. Упрямым характером в отца уродилась, а красотою в меня.
–Да, очаровательная у тебя дочь, – польстил он. – И характер, палец в рот не клади откусит. Но это намного лучше, чем вялая и флегматичная кукла с куриными мозгами. Спасибо за угощение и хмельные ласки. Пора и честь знать.
– Федя, признайся, на какой срок решил со мной связать судьбу? Или, как бабник, поматросил и бросил? – с тревогой спросила Вальчук. – Мне такой ветреный ухажер не нужен, позора и сплетен не оберешься.
–Не бойся, ты моя последняя любовь, как говорят, до гроба, – ответил он.
–Так уж и последняя? – усмехнулась она. – Некоторые бабы считают тебя альфонсом?
– Твои бабы спятили, белены объелись. Альфонс – это паразит, нахлебник, живущий за счет женщин, а я их кормлю, пою, подарки дарю и ублажаю.
– Если не альфонс, то перекати-поле. Носит тебя, словно колючку перекати-поле, по степи, от одной бабе к другой.
–На что намекаешь? – напрягся Головин.
– Совершенно случайно узнала, что до встречи со мной, ты дни и ночи напролет проводил с Катькой Чечулей. Тебя там бабы несколько раз застукали. Значит, она тебя приворожила, серьезный роман?
–Детские шалости, Не бери в голову, не шибко парься, с ней разошлись, как в море корабли,– усмехнулся он. – Ты не девочка, надобно уже понять, что мужику без бабы, как и бабе без мужика, жить тоскливо и одиноко, плоть требует радости и сладости. Пока человек жив, ему хочется сексу. Я – не монах, не евнух. Порадовали с Катькой друг друга и разбежались, не все кошке масленица.
Этот ответ удовлетворил Вальчук, хотя осталась тревога о том, что Федор с такой же легкостью может заявить, что и с ней пошалил от скуки.
Головин тяжело поднялся из-за стола
– Когда мы еще увидимся? – прошептала Анна.
– Хоть завтра, как пионер, всегда готов.
– В воскресенье в семь часов вечера, – назначила она свидание.
–Не забудь истопить баньку, – напомнил он и страстно поцеловал в припухшие губы. Женщина проводила его до калитки. «Федю я никому не отдам», – твердо решила она.
Подруги донимали Анну колкими вопросами. Все уши прожужжали, допытываясь, спит она с Федором или нет? Советовали быстрее выйти замуж, иначе отобьют, уведут мужика, как цыган коня. Она лишь загадочно улыбалась, оглаживая ладонями свои крутые бедра и по внешним признакам, ее облику и настроению нетрудно было догадаться, что у них завязался бурный роман с медовым месяцем. Вечерами, лежа в постели с безмятежно спящей дочерью, Анна стала подумывать, чтобы развеять сплетни и не давать пищу злым языкам, о новом замужестве. Ей претило в глазах односельчан и особенно дочери, прослыть женщиной легкого поведения, блудницей.
«Со Степаном жизнь не сложилась, сгубило пристрастие к водке и «зеленому змию». Только и успели, что дочь народить. Неужели ставить крест на личной жизни и ночами мечтать об очередной тайной встрече с пылким и желанным любовником? – размышляла Анна. – Федор – мужик крепкий, в карьерах не выработанный, лишь на два года старше меня и еще способен радость доставить, детишек сотворить. Глупо отказываться от женского счастья».
К ней возвратилось ранее, было угасшее чувство влечения. Она стыдливо опускала взор, когда Федор, горя желанием и сдерживаемый присутствием Светки, нечаянно прикасался к ее руке или задевал колено. Это касание было словно ожог, как тайный знак, призыв к интимной близости. С трудом сдерживала себя от ответного порыва страсти. Много ли она нежности и ласки испытала. Сдержанный и немногословный Головин события не торопил, довольствуясь тайными встречами. Анна, посоветовавшись с сестрой Лидой, когда та чувствовала себя неплохо, первой сделала шаг навстречу. «Переходи ко мне жить, Федя, а то сплетни по селу бродят о наших тайных отношениях, не хочу прослыть гулящей бабой,– предложила она ему и добавила. – Разве тебе не надоела общага?»
«Надоела, – с радостью признался тракторист. – Я и сам давно хотел попросить тебя об этом, но не решался. Боялся, что откажешь, дашь от ворот поворот. Нравишься ты мне очень, Анюта. Приворожила с первой минуты, особенно после баньки. И дочка у тебя загляденье, невеста на выданье».
«Рано ей еще о женихах думать, молоко на губах не обсохло», – заметила она, обрадовавшись его признанию.
Вскоре после этого объяснения Головин, собрав свои скромные пожитки, переселился в дом Ермаковых. Решили жить пока в гражданском браке, без юридического оформления, а там жизнь покажет, насколько сильны и долговечны чувства. На этом настоял Федор и по характеру добрая, покладистая Вальчук согласилась.
Знать людская молва не осудит. Оба взрослые, порядочные люди, а штамп в паспорте – чистая формальность. Светку, недовольную, ставшую замкнутой и раздражительной, мать переселила в соседнюю комнату и продолжила делить брачное ложе с новым супругом.
К ней словно вторая молодость пришла. Грусть – печаль, постоянная утомленность сошли с ее лица. В глазах, в движениях и жестах появились кокетство и загадочность. Похудела и это раскрыло в ней женственность. Стала больше следить за своим внешним видом, для сохранения свежести лица часто умывалась парным молоком и огуречным соком. Словно десяток лет, под тяжелой ношей которых жила, сбросила с плеч.
Подруги, игриво ощупывая ее живот, подтрунивали: «Когда в нашем полку прибудет? Хороший мужик, как скульптор, женщину лепит. Везучая ты, Аня, в надежные сильные руки попала, такого мужика отхватила. Роди от него и тогда свяжешь ребенком по рукам и ногам, чтобы не сбежал. До гробовой доски будете вместе. Благодари судьбу, а то сих пор горемыкой мыкалась бы с горьким пропойцей».
Она лишь затаенно улыбалась в томительном ожидании вечера и ночи, когда после жаркой баньки с березовыми или дубовыми веничками окажется в белоснежной постели рядом с сильным и нежным Федором. Но нередко в пылу неудержимой страсти они предавались любви и в бане на широкой лавке. Он большой шершавой ладонью ласкал ее пышную грудь, она с упоением отдавалась.
Порой ей казалось, что она пресытилась его любовью. Но наступала ночь и снова горячим телом жадно, неистово прижималась к нему, стремясь восполнить упущенное в прежние годы. Ее не оставляло напутствие подруг: «Забеременей от Федора и дитем привяжешь его к себе до гробовой доски. Будешь за ним, как за каменной стеной. Мужик, что надо, трудолюбив, не пьет, не курит, за бабьими юбками не волочится. Такой нынче – большая редкость, поэтому руками и зубами держись за него, чтобы не отбили соперницы. Отцовство для мужчины, что якорь для корабля».
Вальчук, вняв советам, решила не откладывать в долгий ящик, поэтому каждую ночь, не предохраняясь, отдавалась ему со страстью и упоением опытной и ненасытной жрицы.
События нескольких недель жизни с Головиным, как в калейдоскопе, промелькнули в ее сознании. Сейчас Анна Васильевна вдруг поймала себя на мысли, что грешно думать о сладострастии, когда сестра лежит на смертном одре. Краска смущения прилила к ее лицу.
4. Заботливый Федор
Анна вспомнилось, как перед тем, как отправиться в путь она вместе с дочкой парилась в бане. За делами и хлопотами не заметила, как Светка повзрослела. Озирая с головы до пят ее стройную, гибкую фигуру, с восторгом произнесла:
– Какая ты у меня ладная и пригожая, в меня уродилась!
– Нет, в отца, – возразила девушка.
– Эх, заноза, не смей перечить, – мать нежно хлопнула ее по розово-белой ягодице и заметила. – Красотой в меня, а характером в Степана. Упрямая, как Степан. Лучше признайся, Федор к тебе пристает, али нет?
– Нет, я его боюсь.
– Эх, ты, глупая, его надо не бояться, а уважать, как главу семьи, моего мужа.
– Какой он муж, если ваш брак не зарегистирован в ЗАГСе?
– Много ты знаешь. Еще не вечер, вот вернусь с похорон и официально поженимся, – уверенно промолвила Анна. – Будь добрее, хоть раз назови его папой. Язык не отсохнет.
– Этого еще не хватало, у меня есть настоящий отец, я его ни на кого не променяю, – твердо отозвалась дочь.
– Алкаш, всю мою жизнь сломал, – вздохнула Анна. Еще раз оглядела прелестное с выпуклостями тело дочери:
– Как бы ты к Феде не относилась, но не смей ему глазки строить и заигрывать.
– Даже в мыслях такого не было. Что ты со своим Федором привязалась, у меня есть Андрюша.
– Жених далеко на службе, а кровь девичья уже бурлит, – заметила мать и стыдливо замолчала. Вспомнила, как в неполные восемнадцать лет, встречаясь со Степкой, впервые на сеновале вкусила «райское яблочко» и пошло-поехало, уже не могла устоять от искушения. На третьем месяце беременности, чтобы избежать позора и сплетен, они со Степаном сыграли свдьбу. «Неужели сбудется поговорка о том, что яблоко от яблони недалеко падает. Господи, сбереги Светку от ошибок и печальной участи».
– Мам, о чем ты задумалась? – спросила дочь.
– Много будешь знать, быстро состаришься, – отмахнулась Анна. Боясь опоздать на поезд, она отложила ликбез для дочери о том, что надо строго и осторожно вести себя с парнями, которые норовят любыми хитростями испортить девушку. «После возвращения обязательно поговорю с дочерью на эту деликатную тему, – решила она. – А сейчас недосуг, образ покойной сестры стоит перед глазами, застит их слезами».
С розовощекими лицами, бодрые, они предстали перед Головиным.
– С легким паром! – радушно приветствовал он и жестом указал на стол. – Прошу, сударыни, как сказал герой одной популярной кинокомедии, кушать подано…
…идите жрать, – продолжила известную фразу из кинокомедии «Джентльмены удачи» девушка и звонко рассмеялась.
– К вам это не относится, – заверил мужчина.
На столе в мисках парил суп, на блюдах – сыр, колбаса, сало, салат, соленые огурчики и маринованные грибы, в центре – графин с вишневкой и бутылка с первачом.
– Любезно прошу отведать, чем богаты, тому и рады, – повторил приглашение Федор и налил в рюмку Светланы вишневый напиток, а Анна свою рюмку прикрыла сверху ладонью.
– Мне в дорогу, нельзя, а то развезет и еще проводник из вагона выставит, – сказала она.
– Аня, граммов пятьдесят для снятия стресса не повредят. Первач двойной перегонки, чистый, как слеза. Это лучше успокоительных таблеток, вредной для здоровья «химии».
– Федя, пожалуй, ты прав. Лучше первач, чем «химия», – согласилась она. – Сказывают у людей, которые лечились химией, волосы выпадают, они становятся лысыми, как Фантомас.
– Да, Аня, не только волосы, но и зубы выпадают, а мужчины становятся импотентами. Никакая виагра, импаза и бабка-ворожейка не помогут. Радионуклиды очень опасны, лучше всего их нейтрализовать вином Каберне или водкой, – поддержал ее супруг и пояснил. – Те из ученых-физиков, кто после ядерных испытаний, получив повышенную дозу облучения, выпили водку или спирт, остались живы, а кто поскромничал из-за вшивой интеллигентности, давно уже сгнил в сырой земле.
Он наполнил ее рюмку чистым самогоном «спотыкач» собственного производства и предложил:
– Давай-ка, выпьем за здравие твоей сестры Лиды, чтобы этот проклятый рак от нее отстал и никогда не возвращался. Пусть у нее все сложиться благополучно.
Он с Анной выпили самогон, а Светлана вишневку, подобный ликеру, напиток из сока ягод. Закусили.
– Федя, я тебя попрошу присмотреть за дочкой, чтобы она с парнями не загуляла, у нее с весны бурлят гормоны, – сообщила женщина. – Пусть строго соблюдает режим, чтобы не позднее девяти часов вечера была дома. Ей есть, чем заняться, а не бить баклуши. Когда справится по хозяйству, пусть готовится к экзаменам, гульки-танцульки знаний и ума не прибавят и к добру не приведут.
– Мама, я не хочу быть затворницей, белой вороной, когда мои подруги ходят на дискотеки, на концерты, – возмутилась девушка.
– Не перечь, у тебя сейчас самый опасный возраст. Вокруг тебя ребята вьются, словно мухи или осы возле меда. Из-за любопытства и по неопытности наделаешь глупостей, опозоришь себя и нашу семью. Может, со мной поедешь, чтобы я за тебя была спокойна? Федя здесь сам управиться.
– Мам, ты же знаешь, что я не переношу слез и рыданий.
– Светка, не каркай, как ворона. С чего ты, глупая, взяла, что обязательно будут слезы и рыдания? Упаси Господь.
– Смутное ощущение, тревога.
– Аня, не надо травмировать неокрепшую психику ребенка, – вступился за падчерицу отчим. – Думаю, что мы с дочкой подружимся, поладим и, когда ты возвратишься, в семье будут царить любовь и согласие.
Светлана кивнула прелестной головой с мокрыми волосами, хотя и резануло ухо обращение «дочка», но девушка решила не усугублять ситуацию. Вальчук обратила внимание на слово «ребенок», вспомнив, как великолепно этот ребенок выглядит в обнаженном виде – стройные ноги, тонкая талия, упругая грудь, округлившиеся бедра, шелковистый мысок…
Но не стала разубеждать супруга, пусть он к Светке относится, как к ребенку и тогда не будет риска для соблазна.
– Спасибо тебе, Федя, за поддержку, ты настоящий муж, тонко чувствующий женскую душу и тревогу, – ласково призналась женщина.
– Однако, Аня, надо поторопиться. Хотя до райцентра и вокзала полчаса езды, но необходим запас времени, – напомнил Головин и наполнил рюмки. – Давайте, на посошок по маленькой.
– Федь, а вдруг инспектор ГАИ заставить дыхнуть в трубку и она позеленеет?! – встрепенулась Анна, посетовав, что следовало предупредить еще перед первой рюмкой.
– Не трусь, Аня, прорвемся, не впервой. Заем луком и чесноком, занюхаю табаком, убивающим запахи спирта, водки, вина и самогона, – самоуверенно заявил он.
