скачать книгу бесплатно
Рай тебя не спасёт
Анна Жнец
Чтобы отомстить убийцам родителей, Ева готова продать душу демону. Велару этого мало. Он жаждет получить всё: её тело, душу, любовь. Душу можно купить, тело – взять силой. А любовь? Как добиться любви, если между ним и истинной океан ненависти?
Анна Жнец
Рай тебя не спасёт
Часть I. Девушка с трагедией
Пролог
Часто правда невероятнее любых преданий и домыслов, настолько ужасна или удивительна, что не приходит в головы обывателям. Демонов боятся. Считают порождением зла. Про их жестокость слагают легенды, которые со смаком рассказывают. Сколько фильмов снято и книг написано про наши отчаянные попытки завладеть человеческой душой?! А как известно, в каждой даже самой фантастической сказке есть, пусть и маленькая, крупица истины.
Нет, демоны не вселяются в людей. Не искушают деньгами и властью, вербуя новых адептов. Не варят грешников в кипящей смоле и не танцуют с вилами вокруг бурлящих котлов. Ад не такой, каким его рисует больное воображение. А рай повергнет непросвещённых в шок. О, как бы вытянулись лица земных церковников при виде настоящего бога и настоящего дьявола! О, как бы я посмеялся над их смятением!
Что касается той самой крупицы истины: мы, демоны, заключаем сделки, стремясь завладеть эфемерной сущностью, которую смертные называют душой. Но искушаем не всех подряд, словно неразборчивые в связях сирены, а ищем того единственного, к кому привязываемся навечно. Так уж повелось, что каждому из нас судьбой предназначен человек. Он может родиться в любую эпоху, в какой угодно стране, не подозревая о своей участи. Демоны столетиями ждут избранников, чтобы утолить голод – чувство, которое напоминает и ноющую боль, и сводящий с ума, нестерпимый зуд. Никто не поверит, но в бесчисленном множестве параллельных миров нет более преданных своим партнёрам созданий. Демоническая любовь бескорыстна. Даже если человек нас предаст или его искалечат до неузнаваемости, мы обречены желать его столь же страстно, как раньше. Инстинкт. Химия. Проклятие.
Неудивительно, что за эту заветную душу демоны готовы бороться любой ценой, прибегая к хитрости и насилию: зная о последствиях, мало кто из смертных соглашается отправиться в ад добровольно. Заключая контракт, мы забираем половину незримой, нематериальной субстанции, которой сами не обладаем. Эта субстанция заполняет в нас пустоту, даруя долгожданное облегчение.
* * *
Своё потенциальное облегчение я встретил шесть месяцев назад и до сих пор пытался придумать, как получить желаемое честным путём. Тщетно. Будь моя избранница романтичной барышней, я бы явился к ней в инфернальном облике, увлёк безупречной внешностью и ореолом опасности. Некоторые везунчики так и делали: их пары, юные и наивные, охотно расставались с частью души и даже гордились собственной жертвой, чувствуя себя героинями любовных романов. Позже иллюзии разбивались о суровую реальность Пустоши.
За полгода я в достаточной мере изучил свою смертную, чтобы понять: такая схема с ней не пройдёт. Ева была не из тех, кто грезил по ночам о прекрасном принце, убивающем ради неё драконов. Мне нравились её упрямство и независимость, но эти качества создавали неудобства. У меня был только один шанс заключить контракт, и я, как обычный смертный, отчаянно боялся этот шанс упустить. Боялся настолько, что за полгода так и не решился предпринять хоть что-нибудь. Пришла пора оставить благородные порывы и поступить так, как испокон веков заведено у исчадий тьмы.
Глава 1
Я коснулся стекла – и оконная ручка со стороны комнаты тихо скрипнула, поворачиваясь. Под порывом ветра рама распахнулась вовнутрь. Сырая осенняя ночь с холодом и дождём остались снаружи, а меня обдало волной тепла из обогревателя, гудящего в углу. Я успел сложить крылья за миг до того, как раздался шорох автомобильных шин по асфальту. Во двор вырулила машина и притормозила рядом с подъездом. Свет фар скользнул от стены к стене, выхватив из темноты расстеленный диван и лицо спящей девушки. Обернувшись, я задёрнул штору. Не хотелось, чтобы меня заметили с улицы. Окна соседнего дома ещё горели. Внутри оранжевых прямоугольников мелькали фигуры.
Эту маленькую комнату, погружённую в полумрак, я изучил от и до. Бывал здесь не раз. Помнил, что вторая половица слева от двери скрипит и наступать на неё нельзя: можно разбудить спящих. Знал, что одна лампочка из трёх в потолочной люстре перегорела, а другая порой начинала мерцать; что компьютер в углу не выключался никогда и монитор светился голубым даже ночью. На столе лежал раскрученный ватман с чертежами, а в нижнем ящике под бумажным хламом хранился альбом, – обычный детский альбом с мультяшными героями на обложке. Каждый вечер девушка вытаскивала его, чтобы воткнуть между чистыми листами очередную вырванную из ученической тетради страницу или клочок бумаги с карандашным эскизом. Где-то за пределами этой уютной комнаты с бежевыми обоями и фотографиями на стенах она рисовала: чёрно-белые пейзажи, схематичные наброски фигур и лиц, реалистичные портреты и абстрактные образы. Невидимый, я часто стоял за плечом художницы, пока она листала свои работы, так глубоко погрузившись в мысли, что можно было незаметно дотронуться до её волос: Ева принимала это прикосновение за порыв ветра из приоткрытой форточки.
И сейчас, зная, что невесомая ласка не потревожит сон, я не позволял себе многого. Помнил о голоде, о том, как легко демону сорваться. Стоял и смотрел. Вечность.
Признаться, меня самого пугала такая одержимость человеком. С тех пор как я нашёл Еву в далёком сорок втором секторе мира смертных, все мои интересы сузились до одного-единственного. Никогда бы не поверил, но, оказывается, можно часами наблюдать за тем, как кто-то читает книгу при свете ночника или, склонившись над ватманом, подправляет чертежи чёрной ручкой. Пытка – смотреть и не иметь возможности прикоснуться, утолить ненавистный голод. Стоило узнать, что моя пара родилась, уже существует где-то в материальном воплощении, как инстинкты мгновенно проснулись. Они кричали, требовали: «Возьми! Это твоё!» – и сдерживаться, терпеть сверлящую боль в груди становилось сложнее. Я смотрел на девушку в жалком метре от меня и испытывал злость на собственное бессилие, но в то же время – мучительное блаженство. Тысячи лет я ждал эту душу, момента, когда ощущение пустоты и хаоса внутри полой демонической оболочки сменится сытым удовлетворением.
Чужую душу можно получить только добровольно, когда человек понимает, на что соглашается. Но демоны на то и исчадия тьмы, чтобы хитрить. Сообщать все детали не обязательно. Подробности стоит умолчать, чтобы не спугнуть ценную добычу.
Издавна демоны шли к своим целям самыми разными путями, как правило, не слишком порядочными: искажали факты, играли на человеческих слабостях, создавали невыносимые ситуации, вынуждая подписать контракт, – но взять и отнять желанное силой не могли. Как и при земной церемонии заключения связи, было необходимо услышать осознанное и чёткое «да». После капкан захлопывался – избранник оказывался в ловушке.
Одно время по Пустоши гуляла история. Кто-то из моих соплеменников отправил наёмника, чтобы тот облил его сказочно прекрасную избранницу кислотой. Говорили, что красотка, наследница состояния, не имела ни малейшей причины соглашаться на сомнительную связь с незнакомцем. Контракт заключили, стоило несчастной прийти в сознание: изуродованная девушка готова была на всё, лишь бы вернуть внешность и зрение.
Конечно, такая жестокость редка и не одобряется. Большинство из нас трепетно заботятся о партнёрах: от этого зависит наше собственное благополучие. Демоны маниакально следят за безопасностью драгоценных душ. И тем не менее люди в Пустоши беззащитны и считаются законной собственностью супругов. А значит, что угодно может твориться за закрытыми дверями домов, – там, где все привыкли жить максимально уединённо.
Тёмные существа не нуждаются во взаимности. Отсутствие голода, избранник, к которому можно прикоснуться, – вот наивысшее счастье для беса. Но мне хотелось не только, чтобы пара меня терпела, и уж тем более я не мог вынести мысли о вероятной ненависти. Я желал пусть не любви – хотя бы принятия и симпатии, однако не представлял, как заключить брак, не превратив нас с Евой в заклятых врагов.
* * *
Незаметно подкралось утро. Комната наполнилась серым сумраком. В реальность меня вернул шум работающего во дворе двигателя. Снаружи люди заводили машины, отправляясь по делам. Хлопала дверь подъезда. За стеной на лестничной клетке слышались голоса.
Пора уходить. Разве не безумие часами стоять неподвижно и смотреть на спящего человека?
* * *
В гостиной горел камин. Уходя, я потушил огонь во всех комнатах: дом был тёмен и пуст. Теперь же я слышал треск дров и едва различимый скрип пера по бумаге. Сквозь арку в коридор лился свет. Блики пламени отражались в чёрных досках пола, как в зеркале. В кожаном кресле застыла фигура. Тьма скрывала плечи и голову, склонившуюся над столом. Лист бумаги и рука, сжимающая перо, попадали в островок света от очага. Раздраженный, я остановился рядом с окном, которое изо дня в день показывало одну и ту же туманную серость.
«Стыдись: я делаю твою работу», – сказала Махаллат, не отрывая взгляда от документов.
Слева от её локтя возвышались две высокие башни из картонных папок, готовые рухнуть под своей тяжестью.
– Не стоило. Я бы закончил в срок.
Сестра скептически хмыкнула и тяжело откинулась в кресле:
– Я понимаю, спустя много лет ты обрёл пару. Но, пожалуйста, не забывай о своих обязанностях.
Махаллат устало провела рукой по лицу. Внутри заворочалось глухое чувство вины, когда я заметил, что белки её глаз сплошь покрыты сетью кровеносных сосудов.
– Знаешь, чем я занималась, пока тебя не было? В списках, которые подали жнецы, оказалось на одну душу меньше, чем поступило по факту. Ты, как всегда, отсутствовал, – укоряющий взгляд. – Разбираться со всем этим пришлось мне. Совет жнецов нервничает. Танатос молчит и явно что-то скрывает. Я хотела поговорить с Молохом. Он единственный из верховных богов смерти, с кем можно нормально общаться. Но выяснилось, что его уже неделю нет в Крепости и никто не знает, где он.
– Войны, эпидемии… Мало ли у жнецов работы? – я отмахнулся от её слов. Единственное, что меня занимало, – как, Огненная ночь, заключить проклятый контракт? Ни о чём другом думать и говорить не хотелось.
– Нет, я чувствую: что-то случилось. Ты бы видел, как затрясло Танатоса, когда я запросила информацию о погибшем, которого они не включили в список. Чтобы определить, куда отправить душу, мне необходимо личное дело. В итоге после часа невнятных объяснений мне заявили, что книга судьбы погибшего пропала. Они её потеряли! Теперь у меня на руках неопознанная душа, с которой я не представляю, что делать. И всё потому, что они умудрились потерять дневник! Как такое возможно?
– Считаешь, Совет солгал?
– Уверена. Надо выяснить, что они так скрывают? Почему не хотят показывать дневник? Что особенного в этой душе?
– Если жнецы не захотят, ты ничего не узнаешь.
Махаллат не ответила, опустила веки, и мне почудилось, что она уснула в кресле. Вероятно, так бы и случилось, будь моя сестра человеком. Повисла неуютная тишина. Я стоял у окна, за которым клубился бесконечный туман. Встрепенувшись, Махаллат утомлённо посмотрела в сторону тёмного арочного проёма, не находя сил подняться и отправиться домой, как ей того хотелось. Неудивительно: долгий, выматывающий полёт до Крепости и обратно, разговор с верховными богами смерти, не самыми приятными собеседниками, а потом гора работы, подкинутой бестолковым братом, – такое могло подкосить даже бессмертную.
С глубоким вздохом Махаллат заставила себя встать. Я снова думал о Еве, когда, проходя под аркой, сестра обернулась и, бросив взгляд на моё осунувшееся лицо, сказала:
– Почему бы тебе не обратиться к пифиям?
Глава 2
Накрапывал дождь. Влажно блестела дорога, зажатая приземистыми домами. Тусклый свет пробивался из затянутых бычьим пузырём окон первых этажей. Балконы вторых – почти смыкались над головой, образуя узкий просвет, сквозь который и проникала морось. Оседала на стёклах очков, путалась в волосах, падала на лицо раздражающей паутиной.
Кривая улочка впереди сворачивала во мрак. Молох тенью скользнул в боковой проход, более тесный и тёмный: свет от горящих окон туда не долетал. Под ногами захлюпала грязь. Эта часть дороги вымощена не была. Жильцы ближайших домов сбрасывали сюда мусор, который смешивался с раскисшей землёй, образуя болото из нечистот.
Молох скривился, но двинулся дальше, всматриваясь в темноту. Глаза за стёклами очков зажглись неоновой зеленью. Дорога сузилась ещё больше. Протискиваться между домами приходилось боком. Ментальный след вёл в этот маленький загаженный переулок, и Молох знал, догадывался, что увидит в его конце. К смраду разлагающихся отходов примешивался запах крови.
«Ещё один», – с яростью и тревогой подумал жнец.
В тупике, на куче мусора, лежало выпотрошенное тело. Жирная крыса устроила ни лице покойника пир. На посиневшей щеке подрагивал длинный розовый хвост.
Судя по одежде, убитый был зажиточным торговцем. Его незапланированная смерть вряд ли могла повлиять на ход истории, привести к пространственно-временному коллапсу. И всё же следовало удостовериться. Из внутреннего кармана пиджака Молох достал блокнот. Окинул взглядом чистую белизну листа и аккуратным почерком вывел имя: «Том Стоун». Пустые графы на странице начали заполняться. Так и есть: торговец, владелец мясной лавки. Должен был погибнуть через три года, упав пьяным в канаву и свернув шею.
Молох облегченно вздохнул: три года – небольшой срок, за который не успеет случиться ничего значимого. Однако это была уже девятая преждевременная смерть. Пока им везло. Если в перемкнувших мозгах Росса сохранилась капля благоразумия, он будет выбирать жертвы осознанно, не нарушая цепочку событий, которые важны в глобальном масштабе.
Оставив за спиной боковые проулки с вонючими залежами отбросов, жнец вышел на мостовую, ведущую к ратуше. Длинный шпиль, венчавший одну из башен, рассекал лунный диск пополам. Белёсая мгла прятала звёзды. Молох остановился, чтобы протереть запотевшие на ночной прохладе очки. Погружённый во мрак город спал. Безмолвие нарушили звуки далёкой грозы.
Вдоль пустынной улицы от дома к дому растерянно бродил призрачный силуэт – неприкаянный дух того самого убитого в подворотне хозяина мясной лавки. Путь в иные миры ему был заказан. Молох не мог проводить несчастного ни в рай, ни в ад: официально, на бумагах, Том Стоун был жив. Придётся ему и другим жертвам спятившего жнеца оставаться в этом подвешенном состоянии до тех пор, пока Совет не найдёт способ исправить свои чудовищные ошибки. Никто не должен узнать о случившемся.
«Это моя вина», – мысленно сказал себе Молох. И это было так.
У ступеней ратуши след терялся. Плохо. Хуже некуда. Каждая секунда на счету. Если он не успеет… Думать об этом не хотелось – хотелось запереться в своём кабинете, укрыться в полумраке, как в раковине, и представить, что события последних дней – кошмарный сон.
Ворота ратуши оказались заперты, но почему-то Молох был уверен, что должен проникнуть внутрь: когда он смотрел на эти окованные железом двери, в груди зарождалось зудящее чувство тревоги. Не ощущая даже крупицы сторонней магии, жнец непостижимым образом знал: за этими дверями раскручивается воронка портала, ведущего в другое измерение и в другую эпоху. И в этом портале исчезает тот, чьё безумие способно повергнуть мироздание в хаос. Смертельная угроза, которую он, Молох, должен устранить.
Глава 3
Чтобы задать вопрос пифиям, необходимо было пересечь яблоневый сад. К горизонту тянулись ряды деревьев с ярко-красными плодами, которые выглядели как нарисованные. Все идеально круглые. Ни одного помятого или тёмного бочка.
Заходящее солнце лежало на ветвях, словно апельсин. Смотреть на него можно было, не щурясь от слепящего света. Тени удлинялись и стрелками компаса показывали на запад. Листья шелестели на ветру. Я слышал только этот мерный шелест и никаких других звуков.
Яблоки были повсюду. Сочные, тяжёлые, висели на ветвях, лежали в траве по краям тропинок, петляющих между яблонями. Но поднимать упавшие было нельзя. Срывать те, что в изобилие росли на деревьях, – тем более.
Время шло. Солнце так же низко висело над линией горизонта. Стрелки часов словно остановились за миг до заката. Я знал: здесь, в этом месте, медовая заря никогда не перетечёт в сумерки. В ожидании гулял мимо яблонь, сгибавшихся под тяжестью крупных плодов. Некоторые, яркие, спелые, падали в траву с мягким шорохом. В зелени играли золотистые блики. Краем зрения я заметил среди листьев змею.
Жёлтый питон, длиной не меньше десяти метров, извиваясь, скользил по дереву, пока с шипением не свесился с ветки напротив моего лица. Показался раздвоенный язык. Влажные глазки смотрели, не отпуская. Хвост потянулся и сбил мне в руки красное яблоко. Это было приглашение.
Благодарный, я надкусил фрукт. Капли сока брызнули в рот – и я увидел Её. Одна из яблонь в соседнем ряду заметно отличалась от остальных деревьев. Четыре ствола сплетались в единый огромный. Ветви колыхались, обрамляя зияющую в центре расщелину. Древесная кора казалась занавесом, который приветливо распахнули. Что это, если не вход в сказочную пещеру? Нагнувшись, я скользнул в странное отверстие и оказался посреди туманного поля, усеянного кристаллами. Граница между небом и землёй стёрлась – всё сливалось, серебристо-стальное, призрачное.
Новый мир выглядел необитаемым, но со временем в окружающей серости я начал замечать вкрапления красного, а присмотревшись, различил и далёкие силуэты. То были пифии в платьях из алых нитей. Доедая яблоко, я продвигался во мгле. Отовсюду сквозь туман на меня смотрели сотни моих уменьшенных копий, отражённых в гранях кристаллов.
Смутные силуэты приближались, и вот я уже шёл среди женщин, склонившихся над работой. Они сидели за столами напротив больших зеркал, брали яблоки из стоящих рядом корзин и что-то записывали. У всех были пепельные волосы и высокие всклоченные причёски, напоминающие коконы шелкопрядов. Одна из пифий подняла на меня молочные, словно затянутые катарактой глаза и, жестом попросив подождать, вновь отвернулась к зеркалу. Я остановился, наблюдая за тем, как растёт на столе перед ней стопка листов. Перо скользило по бумаге с немыслимой скоростью, фиксируя события отдельно взятой человеческой судьбы от рождения и до смерти. Закончив, женщина вытащила из платья красную нить, вдела в иглу и прошила листы. Затем бросила получившийся дневник к остальным, небрежно сваленным на земле в кучу.
– Итак, что тебе надо, демон? – пифия обратила внимание на меня. – Давай спрашивай. Только быстро. У меня много работы. За сегодня должны переродиться триста шестьдесят пять тысяч душ, и каждый жизненный путь должен быть во всех подробностях занесён в книгу судеб.
Я задумался, не зная, как сформулировать вопрос:
– Когда и при каких обстоятельствах человеческая женщина Ева Варга, присвоенный номер 42ЗС1997г6ЗЛ7830645, заключит со мной контракт?
Женщина за столом насмешливо изогнула бровь:
– Твоя избранница? С таким вопросом тебе следовало обратиться к жнецам: все дневники отправляются в архив Крепости.
– Ты знаешь, что посторонних в архив не пускают, а договориться с богами смерти невозможно. Это конфиденциальная информация. Танатос отправит меня к Молоху, а тот слишком принципиален, чтобы нарушать правила.
– В Совете ещё пять верховных богов…
– И все они не станут тратить своё время на демона. А ещё до Крепости долго лететь.
– Ладно, – сказала пифия. Нагнулась, выудила из корзины, стоящей у её ног, последнее слегка помятое яблоко и, надкусив, отвернулась к зеркалу. – Ева Варга. 1997 год. Шестое земное летоисчисление. Сорок второй зелёный сектор. Присвоенный при рождении номер 42ЗС1997г6ЗЛ7830645.
Зеркальная гладь ожила. Отражавшееся в ней лицо пифии заволокло тенями – хаос фигур, спирали, круги. Я не понимал, как эту тарабарщину можно расшифровать. Даже если бы я съел все яблоки из сада познаний, образы, сотканные из дыма, остались бы для меня загадкой.
Нервничая, я смотрел на хмурое лицо пифии и по выражению пытался понять, что она видит. Многочисленный опыт моих собратьев, всех без исключения прошлых и нынешних поколений, подсказывал, что тревожиться не о чем: никому из партнеров демонов не удалось избежать своей судьбы. И всё же беспомощно ждать было мучительно. Пифия швырнула огрызок в туман и, не отрывая взгляда от зеркала, потянулась за следующим яблоком, но нащупала пустое плетёное дно. Вздохнув, женщина потёрла веки.
– Что ты увидела? – я не мог больше ждать. Мне нужно было услышать ответ немедленно. Сейчас!
Но пифия пожала плечами.
– Сходи в сад, набери мне яблок, – сказала она.
– Но…
– Без них я не могу читать в Зеркале.
Схватив чёртову корзину, я быстро зашагал мимо погружённых в работу пифий и кристаллов, которые напоминали хрустальные лилии. Сад за расщелиной в стволе яблони по-прежнему утопал в сиянии заходящего солнца. Питон, свесившись с ветки, настороженно следил за моими движениями.
– Меня попросила твоя хозяйка, – я раздражённо потряс корзиной перед мордой змея. Тот выпустил язык и, зашипев, снова положил голову на чешуйчатое кольцо, сомкнувшееся вокруг дерева. Стиснув зубы, я принялся торопливо подбирать с земли яблоки.
Возвращаясь с наполненной до краёв корзиной, я понял, что не могу узнать свою пифию среди сотен других, склонившихся над столами. Худые до дистрофии, с серой кожей и белыми глазами без зрачков, они были похожи, словно пчёлы одного улья. Я растерянно озирался по сторонам.
– Ставь сюда, – знакомый голос прозвучал за спиной.
Обернувшись, я опустил корзину у ног пифии, рядом с лежавшими на земле дневниками. Умирая от волнения, я ждал, когда предсказательница вновь обратится к зеркалу и тени на его поверхности оживут, но женщина продолжала смотреть мне в глаза с печальным, пугающим выражением.
– Она не заключит с тобой контракт, – сказала пифия. – Никогда. Ты будешь страдать… вечно.
Меня словно со всей силой ударили под дых.
– Но… это невозможно. Каждый демон получает свою пару. За всю историю Пустоши не было ни одного случая, чтобы…
– Вам не быть вместе. Так сказало Зеркало.
– Ты даже не посмотрела! – Меня накрыло такой волной бешенства, смешанного с отчаянием, что я с трудом подавил желание начать крушить всё подряд.
– Посмотрела, – пифия виновато отвела взгляд. – Спасибо за яблоки.
* * *
Это неправда! Это не может быть правдой, просто потому что не может, – и точка! Я не верил! Мой разум отказывался понимать и принимать нечто настолько чудовищное. Я не помнил, как добрался до Пустоши, а в себя пришёл, обнаружив, что, смеясь и плача, громлю собственную гостиную.
«Она не заключит с тобой контракт».
Закричав, я схватил кресло и швырнул в окно. Сквозь разбитую створку в комнату начал просачиваться туман. Потянуло холодом и затхлостью, словно из разверзнувшейся могилы. Ворвавшийся за мглой ветер поднял и закрутил в воздухе ворох сметённых со стола документов. Я стоял на коленях посреди безумного хаоса, который устроил, и хохотал как в припадке. Всё моё тело сотрясалось от сухих рыданий, а из горла вырывался дикий, истерический смех.
«Ты будешь страдать… вечно».
Вечно.
Не было оснований не верить Зеркалу судеб. Пифии не ошибаются, а значит…
Запрокинув голову, я взревел. Взревел так, что в окнах взорвались стёкла, а с потолка посыпались пласты штукатурки. Огонь в камине погас, оставив меня в туманном сумраке.
