скачать книгу бесплатно
Ординарец Кожана Жека нашелся там, где ему и полагалось быть, – сидел на табурете под дверью начальственного «кабинета» и пиликал на потертой губной гармошке что-то меланхоличное, но, как показалось Марку, красивое. Заслышав топот ботинок, он подобрался было, но при виде влетевшего в предбанник подростка расслабился и принял прежнюю позу.
– Звали, дядь Жень? – выдохнул Марк.
Жека кивнул, не прекращая музицировать, и ткнул себе за спину большим пальцем. Неспешно, вместе с табуретом, отстранился, освобождая раннему визитеру проход.
– А вообще… как там?.. – все же не преминул осторожно спросить подросток. Он уже несколько дней пытался пробиться на аудиенцию к вождю по некоему важному делу. Но Кожан вечно то был занят, то отсутствовал, то у него было дурное настроение, во время которого ему под руку лучше было вообще не попадаться… Сегодня сам позвал, значит, есть шансы…
– Сегодня добрый, – заверил ординарец и снова завел свою музыку.
– Жека! – прилетело из-за неплотно закрытой двери. – Задрал ты меня уже своим шансоном! Хоть бы раз чего путного сыграл! Сидишь тут, пиликаешь мне на нервах!.. С кем ты там разговариваешь?
– Пришел Хмаров-младший, шеф, – ординарец торопливо вскочил, засовывая гармонику в карман. – Ты, вродь, его видеть хотел…
– Запускай!
Марк еще раз торопливо провел ладонью по макушке, одернул куртку и, повинуясь приглашающему жесту Жеки, шагнул в дверь.
Он уже бывал здесь однажды – в конце января этого года, после похорон отца. Хмара погиб на охоте, оставив сына сиротой. И Кожан, после скорбной, но недолгой церемонии прощания и погребения, пригласил Марка в свой «кабинет» и там сказал ему, что отныне клан, к которому принадлежали отец и сын Хмаровы, берет над ним, Марком, шефство.
Алтуфьевские кланы с незапамятных времен сбивались не по семейно-родственному принципу – как это было, к примеру, в Эмирате или на некоторых станциях ТриЭс. По сути, клан на этой конечной станции Серой ветки представлял собой обычную банду – только с более четкими и прочными узами взаимной поруки среди его членов. До войны подобное сообщество назвали бы мафиозной «семьей», но в «алтухах» обходились более коротким, емким и менее пафосным словом «клан». Кланы возникали, распадались с гибелью их членов, переживали новое рождение, взлет влиятельности и падение в самый низ местной иерархии. Кланы дружили и враждовали между собой, иной раз грызлись так, что пух и перья летели… Единой власти в «алтухах» долгое время не было, и еще лет десять назад из-за этой межклановой грызни на станции, как в банке со скорпионами, царил полный беспредел. Именно тогда среди соседей и сформировалась репутация буйных алтуховцев как опасных и беспринципных отморозков, с которыми лучше не иметь никаких дел. Тем более что население этой станции, опустевшей в результате эпидемии конца 2013 – начала 2014 годов, формировалось впоследствии из разного рода изгоев, отщепенцев и прочих неблагонадежных, коим не нашлось места на своих станциях. То есть личностей до боли знакомых, и от которых уже знали, чего ожидать.
Межклановая грызня в Алтуфьево закончилась в 2024 году, когда к власти пришел сильный и жестокий, но вместе с тем умный и харизматичный лидер одного из самых крупных и влиятельных кланов, которого поддержали не только его соклановцы, но и – внезапно – многие представители других «семей». Пришел обычным и естественным для любого узурпатора путем, физически устранив всех своих самых серьезных и опасных конкурентов и основательно прижучив остальных.
Но, правда, харизма и принципы этого лидера были настолько ярки, четки и притягательны, что вскоре под его руку пришли даже те, кто поначалу выступил на стороне его противников.
Звали этого лидера Станиславом Кожиным или по-местному – Кожаном.
Став вождем «всея Алтухов», объединив разрозненные кланы в единое сообщество и, где лаской, где таской, наведя в нем достаточно жесткий порядок и дисциплину, Кожан тем не менее не перестал быть лидером своей собственной «семьи». Хотя формально кланы и прекратили существование, но связи между их членами, которые не так-то просто было разрушить (да никто и не собирался – в том числе и сам Кожан), сохранились.
Хмара, отец Марка, был одним из самых преданных сторонников Кожана – из тех, что помогли ему захватить власть на станции. Поэтому, когда Хмаров-младший лишился отца, вождь и соклановцы, действуя сообразно местной неписаной этике, взяли подростка под свое крыло и теперь вели его во взрослую жизнь как «сына полка».
…Шагнув в «кабинет», Марк почтительно склонил голову, приветствуя главу общины.
– Вождь… Вы звали. Я пришел.
Кожана боготворили все без исключения мальчишки на станции, мечтая стать такими же крутыми, как и он. И смотрели на вождя не иначе как с трепетом и обожанием.
– Проходи, проходи! – кивнул Кожан и закрыл потрепанную «амбарную книгу», в которой что-то чертил перед приходом посетителя. – Мне передали, что ты последние несколько дней так и рвешься меня увидеть по какому-то важному делу. Слушаю тебя.
Одной из особенностей алтуфьевского вожака была нелюбовь к околичностям и дипломатическим кружевам. Кожан предпочитал сразу переходить к делу.
Марк кашлянул, прочищая горло, и заговорил, стараясь вести себя степенно и с достоинством, как некогда – его отец:
– Вождь, я бы хотел получить ваше разрешение отлучиться со станции на день-два.
– Причина? – коротко бросил Кожан. Если он и был удивлен столь необычной просьбой подростка, которого – по понятным причинам – буквально только-только начали отпускать на охоту в одиночку (и то – исключительно в ближние места), то никак этого не показал.
– Моя мать, – сын охотника внимательно посмотрел на вожака. – Я знаю, что она по-прежнему живет в Сор-городке. Я хотел бы встретиться с ней.
– Зачем?
– Я… мне… – Марк остановился, подумал и потом чуть пожал плечами. – Я не знаю. Мне бы хотелось… поговорить с ней. Узнать, почему она тогда ушла от нас и больше не возвращалась. Может быть… может быть мне удастся уговорить ее вернуться? Я ведь теперь совсем один…
Кожан длинно выдохнул и тяжело оперся растопыренными пальцами обеих рук на потрескавшуюся крышку низкого столика, стоявшего перед ним. На некоторое время в «кабинете» повисло молчание.
– Дурная идея, парень, – наконец изрек мужчина. – Ни к чему хорошему это не приведет, так что забудь.
– Но… почему?.. – опешил подросток. Ему-то казалось, что глава общины вникнет в его проблему и поможет… А он… Марк ощутил, как внутри него начала разворачивать длинный змеиный хвост шипящая обида.
– Да потому! – голос Кожана приобрел нотки раздражения. – Отец тебе разве не рассказывал, как у них там все было?
– Ну… он только говорил, что похитил маму из Сор-городка, взял в жены, потом родился я… А потом… она стала тосковать по своим родным и проситься обратно. Отец ее отпустил, и она ушла.
– Ушла! – фыркнул вожак. – Она не просто ушла – она убежала! Бросила вас, тебя и твоего отца! Послушай меня, парень, брось эту затею – встречаться с матерью! Я знаю, что говорю – на нашей станции трудно что-то утаить от чужих глаз. Мамаша твоя с самого начала возненавидела твоего отца – хотя он с ней обращался, как с принцессой какой-то. Защищал, баловал, подарки дарил… И не стал проявлять жесткость и власть, когда она обратно запросилась. Отпустил. И даже сам довел ее до Сор-горы… Она ушла без тебя, не захотела забрать. Потому что ты был сыном своего отца – человека, которого она ненавидела. И заодно ненавидела тебя. И практически не занималась тобой, только кормила – да и то, как из-под палки. Спроси, вон, хотя бы у наших женщин, они тебе много чего интересного про те времена расскажут!.. И то, что она с такой легкостью бросила тебя, тогда еще совсем мелкого, и за все это время даже ни разу не справилась о тебе – уже о многом говорит!
– Она же не может прийти на станцию… – попытался защитить от наветов свою мать слегка растерявшийся от открывшейся правды подросток. – Да и дорога…
Кожан только отмахнулся:
– От нас до Сор-горы – рукой подать. И не такие уж там и опасные места даже для женщины. Тем более – живущей Наверху! Твои коллеги из Трэш-сити, по крайней мере, тоже это знают. Что мешало ей передать с ними весточку или поручить им спросить при встрече у наших охотников, как ты поживаешь? Но за все эти годы она ни разу тобой не поинтересовалась, ни разу не дала о себе знать. И ты продолжаешь думать, что у нее к тебе еще могут быть какие-то чувства? Да ты бы видел, с какой радостью она уходила отсюда! Даже не взглянула на тебя, не попрощалась! Так что посмотри правде в глаза, парень: ты не был ей нужен тогда, не нужен и сейчас! А раз так – то и нечего к ней ходить, глаза мозолить и унижаться перед бессовестной бабой, бросившей своего сына! Она уж наверняка снова вышла замуж за кого-нибудь из своих и обзавелась другими детьми, которых – в отличие от тебя – любит. И могу поклясться, совсем не вспоминает о том, что с ней было. Так что разрешения на отлучку со станции не даю, с мамашей видеться запрещаю (потом сам же мне спасибо скажешь!). И это мой тебе ответ!
– Но… вождь… – Марк почувствовал, как его захлестывает буря самых разнообразных эмоций: обида, негодование, злость, сомнение…
– И только попробуй самостоятельно смыться со станции! – грозно припечатал Кожан. – Самолично выпорю в память о твоем отце, понял? Все, аудиенция окончена!
И глава общины демонстративно уткнулся в тетрадь, всем своим видом показывая, что не намерен больше обсуждать тему встречи подростка с блудной матерью.
Марк с шипением втянул воздух сквозь зубы и ринулся за дверь, едва не сбив с табурета сидевшего по ту сторону Жеку. Ординарец приподнялся, с удивлением глядя на пылающее от злости и досады лицо подростка, но никаких комментариев по этому поводу не отпустил. Лишь покачал головой и уважительно присвистнул, косясь в сторону «кабинета».
К себе, как было приказано, Марк не пошел. Вместо этого он спустился на пути и побежал в сторону тупика, привычно бормоча настраивающую на верный ритм речевку. Нет, он не собирался снова посещать спиртзавод и Алхимика. Но ему было необходимо успокоиться и подумать о том, что же делать дальше. Отец всегда говорил ему, что взрывным характером и феерическим ослиным упрямством Марк пошел в мать, а не в него, и потому с раннего детства учил сына никогда не принимать поспешных, под влиянием эмоций, решений. И все время рекомендовал для сброса «лишней дури» активные физические нагрузки. Поэтому небольшая пробежка туда и обратно, чтобы выпустить пар, в данной ситуации виделась юному охотнику первейшей необходимостью.
Добежав почти до выезда из туннеля в обширный отстойник, Марк слегка отдышался, походил, сделал несколько взмахов руками, выравнивая дыхание. Опустился на землю, отжался несколько раз на кулаках, немного посидел на пятках, закрыв глаза и успокаиваясь.
Кожан уж наверняка теперь поручит шлюзовой бригаде и прочим службам техобеспечения станции присматривать, чтобы он, О’Хмара, ненароком не смылся наверх без разрешения. Но Марк был далеко не глуп. А еще он был охотником и умел, несмотря на юные годы и унаследованный материнский характер, терпеливо ждать в засаде, выслеживая дичь. И не пороть горячку, поддавшись эмоциям. И решение, в конце концов принятое им, было достойно настоящего охотника: мудрого, рассудительного и выдержанного – такого, каким был его отец.
«Не стану дергаться и спешить. Пусть Кожан успокоится, забудет… А когда мы выйдем в дальний рейд – тут-то я и смоюсь. Ненадолго. До Сор-горы рукой подать, сбегать туда и обратно будет нетрудно. А если еще это проделать во время ночевки – так и вообще никто не заметит. И что бы там ни говорил вождь, но я встречусь со своей мамой и поговорю с ней!».
Марк улыбнулся своим мыслям и уже неспешно, полный уверенного спокойствия, побежал обратно на станцию.
Глава 2. Сор-гора
Когда в июле 2013 года над Москвой грянула ядерная тревога, на запуск вражеских ракет незамедлительно отреагировали защитные комплексы ПРО, несколькими поясами рассредоточенные вокруг столицы – как современные, так и те, что сохранились еще с советских времен и были незадолго до войны спешно реанимированы и модернизированы. Только благодаря этому на город, а точнее – на его самые важные стратегические объекты (крупные заводы типа ЗИЛа, городские ТЭЦ и так далее, включая угодивший под выброс какой-то экспериментальной психотропно-биологической хренотени Кремль), упало всего несколько боеголовок – те, что сумели каким-то чудом увильнуть от встречных контрмер. В основном же Москва пострадала мало.
Но там, где упали и взорвались боеголовки, не осталось ни одного уцелевшего здания, ни одного живого существа. Только оплавленные бесформенные руины, выкипевшие пруды и сожженные леса и лесопарки. Целый ряд городов и поселений Московской области, находившихся вблизи так называемого Большого Бетонного Кольца, приняли на себя основной удар, самоотверженно заслонив собой мечущуюся в панике всеобщей бестолковой эвакуации Первопрестольную. Приняли – и пали, в единый миг стертые с лица земли всепожирающим огненным хаосом. Вокруг Москвы там, где раньше было Большое Кольцо, образовался многокилометровый Мертвый Пояс, в котором долгое время потом не селились даже вездесущие и ко всему привычные крысы и муравьи.
Чуть больше повезло окрестностям так называемой второй бетонки, или Малого Кольца. Это был «второй эшелон» обороны, и поэтому близлежащим населенным пунктам досталось все же меньше. Хотя по некоторым городам, имевшим важное военное или промышленное значение, враг не поскупился высадить и по отдельной боеголовке, а то и по нескольким.
Менее всего пострадали города-спутники, расположенные в непосредственной близости от границ Москвы, на ее окраинах. Хотя они тоже подверглись излучению и разрушениям от взрывов тех самых отдельных, сумевших прорвать внешние кольца обороны боеголовок, однако для них близость к Москве оказалась спасительной, и досталось им меньше, чем их более удаленным от столицы и более невезучим соседям.
Но прошло двадцать лет – и вот уже выросла на руинах погибших поселений новая жизнь. Зашумела ветвями, зашуршала травами, затопотала лапами, копытами и прочими конечностями и вскоре почти скрыла жалкие останки того, что некогда гордо именовалось человеческой цивилизацией.
Теперь уже совсем другие существа хозяйничали на этих землях. А для человека здесь если и осталось место, то исключительно в виде звена в пищевой цепочке новых властителей мира.
Однако далеко не везде упрямый «венец творения» был изведен под корень или в страхе забился под землю, стремясь спастись от того, что сам же и накосячил на свою дурную голову.
…Что побудило небольшую горсточку бывших жителей Долгопрудного и Левобережной однажды, спустя несколько лет после катастрофы, навсегда покинуть тесные, темные, но кажущиеся вполне надежными подземные бомбоубежища и бункеры? Выйти наверх, в неведомую и опасную жизнь среди радиоактивных руин, буйно разросшейся на них флоры и осмелевшей фауны? И не просто выйти, а поселиться здесь, на этом более чем странном для современных реалий и вроде бы менее всего подходящем для людского жилья месте?
До войны здесь располагался уже не действующий полигон твердых бытовых отходов «Левобережный», получивший – вместе с его соседом, полигоном ТБО «Долгопрудненский» – в народе емкое и меткое прозвище: «хребет Лужкова». Сейчас же это место носило имя простое, но звучное и недвусмысленно указывающее на природу его происхождения.
Сор-гора – огромный, густо поросший деревьями и кустарником холм из строительного и бог знает какого еще древнего мусора – высилась на юго-западной окраине колоссального лесного массива, в который за двадцать лет отсутствия человеческого фактора превратились два огромных местных кладбища у ее подножья и бывший Долгопрудненский лесопарк. История Сор-городка, хорошо укрепленного поселения на плоской вершине одноименной горы, началась примерно года через два-три после Удара и протекала в полном соответствии с выражением «не было бы счастья – да несчастье помогло».
Одно из долгопрудненских подземных убежищ начало постепенно, но неотвратимо затапливать. То ли прорвались откуда-то грунтовые воды, а оборудование для их откачки слишком быстро пришло в негодность, работая с предельной нагрузкой при катастрофической нехватке электроэнергии… То ли само убежище – как, впрочем, и многие другие, подобные ему – не было предназначено для многолетнего проживания в нем такого количества людей… Ведь одно дело – пересидеть, как регламентировали инструкции по эксплуатации, несколько суток, пока наверху фон не спадет. И совсем другое – запереться в этих бетонных катакомбах на месяцы… на годы… И тут уж готовься – не готовься к назревающей войне, переоборудуй системы жизнеобеспечения бункеров и убежищ на более долгий, чем изначально технически заложено, срок – не переоборудуй… При отсутствии производства и обеспечения всех этих помп и вентиляций новыми деталями и устройствами взамен поизносившихся – протянешь недолго. Даже при условии, что тебе все это время будет, чем кормить всю эту технику, и что есть самому! Что тоже, в общем-то, довольно проблематично: продуктовые и прочие НЗ в убежищах все-таки не бесконечны. Одним словом, однажды перед обитателями данного убежища встал в прямом смысле вопрос жизни и смерти: либо оставаться в постепенно затопляемом и насквозь проплесневевшем из-за сырости подземелье и рано или поздно потонуть, задохнуться или погибнуть от болезней – либо искать новое, более безопасное убежище.
К счастью, обитателям данного подземелья повезло: среди них нашлись умные и отважные люди, которые, едва осознав, что пришла очередная беда, не стали сидеть сложа руки, а принялись искать выходы из сложившейся ситуации. Собранные и возглавляемые ими разведгруппы выходили на поверхность и скрупулезно обшаривали близлежащую местность в поисках других убежищ и бункеров, пытались договориться с их обитателями, чтобы те приняли к себе еще некоторое количество людей. Однако все переговоры вполне предсказуемо терпели крах: соседи, живя в столь же скудных и экстремальных условиях, принимать беженцев чаще всего отказывались. И их можно было понять: ресурсы не бесконечны, техника жизнеобеспечения, несмотря на все ремонты и бережную эксплуатацию, износилась, самим порой есть нечего, и что там будет завтра – одному мирозданию известно.
Помыкавшись безрезультатно несколько наполненных тревогой и безысходностью месяцев, разведчики однажды вдруг выдвинули на совете общины неожиданную и очень рискованную идею: выходить наверх, искать более-менее безопасное место, строить укрепленное поселение и… пытаться выживать наверху!
– Мы много ходили по окрестностям с дозиметрами. В округе есть места, где фон достаточно низкий, причем – постоянно! – так обосновали они свое более чем смелое предложение. – К примеру, западная окраина лесопарка, примыкающая к Левобережному полигону ТБО. Видимо, в свое время эта гора мусора стала препятствием для радиоактивных пылевых ветров, дувших с запада. Наверху, на самом полигоне, кстати, тоже довольно чисто: при Ударе там выжгло нафиг все, что могло гореть, а за последующие годы дожди, видать, смыли вниз всю пыль, которую туда нанесло после взрывов. Плюс сейчас там вовсю растут деревья и кустарники. Со временем они вымахают и станут дополнительной защитой. Если там и оставались какие-то металлические обломки вроде арматуры от строительных плит, то их уже давно поела ржа. Во всяком случае, пресловутого фона от «железок» мы там пока тоже не заметили. Что это означает? А это означает, что при соблюдении необходимых мер защиты у нас есть шансы продержаться там, наверху, достаточно длительное время, пока не найдем более подходящее и безопасное место. Мы также обследовали несколько артезианских скважин в бывшем частном секторе и на территории города. Есть достаточно чистые, находящиеся на большой глубине. Построить поселок именно на Левобережном или Долгопрудненском полигоне ТБО было бы весьма выгодно и в стратегически-оборонительном плане. Единственную проблему мы пока видим в том, что туда будет затруднена доставка воды. Все-таки не ровное место, и без груза тяжеловато вскарабкаться! Поэтому предложение пока такое: рассматривать в качестве наиболее вероятного места для переселения район между восточным подножьем ТБО Левобережный и речкой Бусинкой – там, где пруды и остатки каких-то старых построек и огородов. Предварительные данные разведки показывают, что место вроде бы вполне пригодное, а верхний слой зараженной почвы довольно тонок и вполне поддается удалению и замене. Мешки с садово-огородным грунтом пока еще во множестве можно найти на заброшенных хозяйственных складах и в магазинах.
Естественно, предложение разведчиков было воспринято неоднозначно. Им тут же напомнили про расплодившееся и осмелевшее зверье, от которого им и самим приходилось наверху несладко. Многие сомневались в рациональности столь радикальной смены места жительства и боялись радиации.
Рты сомневающимся заткнул начальник местной техслужбы Кургузов, в чьем ведении как раз и находились устройства, призванные обеспечивать долговечность и безопасность убежища.
– Помпы уже на последнем издыхании! – уведомил он собравшихся. – Вентиляционные фильтры тоже не вечны, хоть мы и делаем им периодическую профилактику. Но новых-то взять неоткуда! Равно как и топлива для генераторов, и так уже расходуем в час по чайной ложке! Рано или поздно нас либо зальет к чертовой матери, либо мы все тут задохнемся. Опять же, вся эта сырость и плесень в помещениях… Иван Сергеич, – внезапно обратился он к начальнику медпункта, – сколько раз к тебе за последнее время обращались мамочки с жалобами, что дети кашляют?
– Тебе, Илья Антоныч, навскидку сказать или в точности по журналу записей? – невесело отозвался тот. – Если навскидку – то до хрена! Если по медстатистике – и того больше!
– Вот! – поднял палец начтех, обводя взглядом заволновавшихся жителей убежища. – Все слышали?
Проблема всевозможных простуд, аллергий и прочих более серьезных легочных и кожных заболеваний с тех пор, как убежище начало затапливать и стали отказывать помпы, сделалась очень актуальной. А особенно для детей, родившихся или с самых пеленок живших в подземелье и никогда не видевших ни солнца, ни неба, ни чистого воздуха.
– Сами видите, что нам по-любому деваться некуда, – продолжил свою речь начтех. – Куда ни кинь – везде клин. Либо оставаться тут, гнить, сыреть и выхаркивать с кровью собственные легкие, либо рискнуть и попробовать приспособиться к новым условиям жизни наверху! Да, это задача трудная и, я бы сказал, даже авантюрная – ведь сейчас наверху далеко не рай земной! Но вы слышали наших разведчиков: при соблюдении некоторых условий шансов на выживание на поверхности у нас, получается, побольше, чем тут. Радиационный фон постепенно спадает, да у нас тут и не настолько массово вся эта гадость летала. А что касается зверья… – Кургузов усмехнулся. – Ну, в средние века же как-то ухитрялись и обороняться от него, и охотиться… И это при тогдашнем-то уровне вооружения! У нас пока что полно сильных рук и умных голов. Соорудить вокруг поселка тын из бревен и веток, заплести колючкой, выставить дозоры, позаботиться о необходимом вооружении, припасах… Да, условия жизни на земле изменились. Но кто сказал, что мы, люди, не сможем к ним адаптироваться? Ну, подумаешь, мутируем там в кого-нибудь со временем – мы или наши потомки… Понятно, что вас всех это – равно как и перспектива нахвататься радиации – пугает. Меня, представьте себе, тоже. Но ведь человек – такая хитрая скотина, ко всему приспособиться может, везде выживет – дай только ему зацепку! Мы вместе пережили Большой Пипец, выжили и сдюжили. Неужели и тут не справимся? Или вы считаете, что будет лучше сидеть тут, сложа лапки, и покорно ждать, пока все не прорастем плесенью и не потопнем? Не знаю, кто как, а я вот в гибель «Титаника» играть не хочу! И я готов рискнуть!
По итогам дебатов комендант убежища предложил решение, которое удивительным образом устроило всех. Заключалось оно в следующем: разведчики, технари и все, кто чувствовал в себе силы и желание помочь с обустройством новой жизни, в течение последующих месяцев должны еще раз проверить и подготовить выбранное место для того, чтобы туда можно было потом переселить всех остальных жителей гибнущего убежища. То есть, соорудить несколько крепких, защищенных от пыли и дождей построек и неприступную ограду вокруг них, разведать близлежащие чистые подземные источники воды и наладить ее добычу, доставку и дополнительную фильтрацию. По возможности также организовать регулярную охоту и заготовить припасов.
Подготовка к переселению началась буквально на следующий же день. Разведочные и трудовые десанты выходили наверх и пахали, не покладая рук, обеспечивая своим близким будущее – более, как им верилось, безопасное, чем в напитанных влагой и уже крошащихся от нее стенах подземелья. Остальные жители воспрянули духом, и даже дети и некоторые заболевшие взрослые стали кашлять меньше.
И вот, спустя почти полгода после начала работ, последний житель покинул уже наполовину затопленное убежище и переселился в укрепленный поселок у подножья Сор-горы, как вскоре его жители начали называть Левобережный полигон ТБО.
Со временем население поселка приросло и за счет выходцев из других окрестных убежищ и бункеров. Сперва это были такие же смельчаки или те, кому уже было нечего терять. А следом за ними пришли и все остальные. Они все же поверили отважным соседям и тоже решили рискнуть. А основатели Сор-городка или, как потом его стали еще называть, Трэш-сити, посовещавшись, великодушно закрыли глаза на то, что некогда эти же убежища отказались предоставить кров им самим. Былые разногласия и непонимание были задвинуты далеко и глубоко: обстановка требовала сплоченности и множества сильных рабочих рук.
Так, со временем из изначально разрозненных пришлых группок в Трэш-сити спаялась довольно крепкая община со своим укладом жизни и обычаями, очень похожими на обычаи поселений так называемого Фронтира эпохи освоения Дикого Запада.
…В недалеком от этих мест Алтуфьево обитатели метро поначалу были удивлены и крайне возмущены, однажды обнаружив, что в Долгопрудненском лесу, в гипермаркетах и на складах в районе МКАДа, на их исконной территории вдруг появились другие хозяева. (До этого дорожки двух общин каким-то чудом умудрялись не пересекаться.) Охотники и разведчики хорошо укрепленного поселка у подножья Сор-горы, закрыв лица респираторами и самодельными фильтрующими масками и облачившись в тяжелые брезентовые защитные плащ-накидки, стали часто появляться как на территории леса, так и в его окрестностях, на городских окраинах. И, естественно, сталкиваться при этом с коллегами из метро.
Поначалу две общины враждовали так, что при случайных встречах и неизбежных при этом стычках охотников просто пух и перья летели. Алтуховцы, разнюхав, где живут и чем занимаются новоявленные соседи, по привычке начали промышлять разбойными набегами. Брали все, что могли ухватить, – продукты из амбаров и вещи, похищали работающих на огородах зазевавшихся женщин и девушек… Мужчины Трэш-сити после этого пускались в погоню и, случалось, отбивали похищенное. Но бывало и так, что лихие налетчики успевали скрыться с награбленным добром и плачущими пленницами в своих подземельях. И попробуй-ка выковыряй их оттуда, из-за их гермоворот!
Подобные взаимоотношения – с враждой и довольно кровавыми разборками – длились довольно долго. А потом обитатели Трэш-сити достроили новый, еще более неприступный поселок на вершине Сор-горы и подвели к нему все необходимые и доступные в нынешних условиях коммуникации. В один прекрасный день они организованно переселились наверх, и вот тогда-то и пришло время алтуфьевским абрекам кусать локти и скрипеть зубами. Новый Сор-городок отличался от старого не только более крепкими стенами охранного периметра. Подступы к нему были затруднены, во-первых, почти отвесными стенами самой горы, во-вторых – непроходимой чащей кустарника и молодых деревьев. А единственная мало-мальски удобная дорога от подножья холма (по которой когда-то, целую вечность назад, поднимались наверх трудяги-мусоровозы) была теперь нарочно по краям обсажена злющим шиповником, обнесена частоколами из хвороста и колючей проволоки и охранялась чуть ли не на всем своем протяжении.
Набеги на Трэш-сити после нескольких неудач прекратились, похищения женщин и девушек – тоже. Единичные удальцы из Алтуфьево, правда, поначалу пытались как-то добывать себе наложниц и после переноса Сор-городка наверх, но в большинстве своем их попытки теперь оканчивались ничем. И это еще в лучшем случае!
Но время шло. Забывались старые обиды и распри, представители обеих сторон невольно сходились на общих охотничьих и сталкерских тропах, общались, обменивались новостями… Случалось, что и помогали друг дружке, а то и жизнь спасали… Постепенно обитатели Алтуфьево и Сор-городка смогли найти точки соприкосновения, договорились о статусе окрестных территорий и «хлебных» мест, очертили границы и сферы влияния, выработали нормы профессионального этикета при встречах и спорах из-за добычи. Отношения между соседями мало-помалу стали входить в более спокойное и мирное русло. И даже соперничество из-за охотничьих территорий и ресурсов теперь было не настолько экстремальным и кровавым, как прежде. А тем из алтуховцев, кто вдруг всерьез собрался реализовывать матримониальные планы, теперь приходилось отправляться на поклон к соседям и как-то уже более цивилизованно добиваться для себя подруг. То есть свататься к местным красоткам на полном серьезе и вполне официально! С посыланием богатых подарков, смотринами, свадьбами и… с неизбежным конкурированием с соперниками – как из самого Трэш-сити, так и из своих!
Тогда-то и начали некоторые из ранее попавших не по своей воле в «алтухи» женщин из личных и общественных рабынь-наложниц также становиться законными женами своих похитителей и хозяев. Со временем алтуфьевки, махнув до поры до времени рукой на все еще сохраняющиеся, по воле мужчин, в их немногочисленных рядах статусные различия, образовали что-то вроде негласного сестричества. И, как некогда у индейских племен Нового Света, оно теперь сообща решало все «женские» вопросы общины и, как могло, защищало интересы и благополучие местных дам независимо от их личного и общественного статуса. И постепенно к мнению и к осторожным, но взвешенным и довольно мудрым советам женщин стали прислушиваться и сами непререкаемые хозяева этой разбойной станции – мужчины.
…Решив, что совет вождя по поводу сбора дополнительной информации о матери будет все же не лишним, Марк после разговора с ним отправился в «бабье царство». Так на станции назывались несколько помещений хозяйственного назначения, где находились кухня, прачечная, продуктовый склад и прочие службы, которыми ведали женщины.
– Теть Лен, есть че пожевать? – осведомился он, первым делом сунув нос на кухню. В животе, между прочим, уже урчало: молодой растущий организм настойчиво требовал заправки.
Старшая повариха оторвалась от любимого развлечения – раскладывания пасьянса из порядком потрепанных и засаленных карт – и указала на облезлый табурет у стола.
– Садись… Люськ! – крикнула она вглубь подсобки. – Тащи миски, охотничек твой кормиться пришел! – и подмигнула Марку.
Люська – голенастая двенадцатилетка, дочка поварихи, выпорхнула из-за занавески, стрельнула глазами в парнишку, покраснела, потупилась и сноровисто зашуровала у плит. Через несколько минут перед О’Хмарой стояла полная, с горкой, миска ячменной каши с мясом и кружка травяного чая. На отдельном блюдечке, на куске тонкого, ячменного же лаваша высилась горка сушеных прошлогодних ягод – к чаю.
Ячмень выращивали в общине Сор-горы и торговали им и прочими дарами своих полей и огородов с соседями из подземки. И не только.
– Спасибо, – небрежно кивнул Марк девочке. Та совсем смутилась от мимолетного внимания юного охотника, неловко хихикнула и усквозила обратно в свои подсобки.
Незамужних девушек и девочек-подростков в «алтухах» было настолько мало, что местным мальчишкам-подросткам и молодым парням поневоле, по примеру взрослых мужчин, приходилось конкурировать между собой в попытках добиться благосклонности юных прелестниц. И если мелкая пацанва по глупости и неопытности своей ограничивалась пресловутым дерганьем за косички и сомнительными геройствами, вроде сования за шиворот улиток и подкладывания в спальники дохлых крыс, то более старшие и сознательные уже потихоньку примеряли на себя непривычные пока еще повадки будущих альфа-самцов. И «рыцарские подвиги в честь прекрасных дам» (Алхимиково выражение) у них были уже другими и куда более серьезными!
Скромность, домовитость и покорность были главными добродетелями, которые требовались от женщин, девушек и девочек в насквозь патриархальном, зиждущемся на почитании права сильного алтуфьевском обществе. И потому дочери местных отчаянных сорвиголов были – в отличие от своих же сверстников – просто-таки образчиками послушания. В будущем каждой из них предстояло, как некогда их матерям, покориться неукротимой воле кого-то из сегодняшних юнцов – того, кто окажется самым сильным, ловким и решительным в деле отчаянного соперничества за самку с такими же, как и он, молодыми, но уже на всю пасть зубастыми волчатами.
В силу подросткового возраста и присущих ему личных заморочек Марк на девчонок внимания совсем не обращал. Отчасти он даже презирал их, считая существами слабыми, никчемными и не стоящими его, О’Хмары, внимания. То, что поварихина дочка время от времени осмеливалась робко ему улыбнуться и всякий раз отчаянно смущалась и краснела, едва его завидев, он воспринимал абсолютно равнодушно. Хотя, в общем-то, рос практически в ее обществе – ибо после ухода со станции матери его воспитанием занимались местные женщины сообща, кто чем мог помочь. И, так или иначе, ему приходилось в детстве общаться и играть не только с мальчишками. Но так уж исторически сложилось в Алтухах, что детские компании, поначалу общие, сами собой распадались на сугубо «девчачьи» и «пацанские» довольно быстро.
Так что застенчивый интерес одной из девочек к его персоне никоим образом не волновал Марка – ни ранее, ни сейчас.
…Подкрепившись и поблагодарив повариху, О’Хмара чуть помолчал, собираясь с мыслями, а потом попросил:
– Теть Лен… Расскажи мне про мою мать. Она что, нас правда совсем не любила? Ни меня, ни отца?
Женщина на несколько секунд замерла, а потом вздохнула:
– Ну, а что я могу тебе рассказать, Марик?..
Марик – это было еще одно имя, которым его называли здесь женщины. С самого детства. Сам не зная, почему, Марк не возражал.
– Все, – подросток посмотрел ей в глаза. – Все, как было, теть Лен, с самого начала. Правду.
– Ох, ты ж, господи… – покачала головой повариха. – Правду тебе… Вырос наш орелик, орлом становится… Люськ!.. – обратилась она к прячущейся за занавеской дочери. Та немедленно показалась. – А ну-ка иди, погуляй покуда! И чтоб не подслушивала под дверью, ясно?
– Да, мам, – тихо и с привычной покорностью отозвалась девочка. И, кинув на Марка полный затаенного восхищения взгляд, выскочила вон.
Женщина подождала, пока за дочерью не закроется дверь, а потом одним движением смешала в кучу и отодвинула разложенные на столе карты.
– Ну, слушай, Марик…
Глава 3. Жизнь за МКАДом
