скачать книгу бесплатно
– Тогда вам все в новинку, – довольно констатировал Тузик. – На месте тоже насмотритесь.
То с хорошей скоростью, то ползком, то просто стоя в нужном направлении, через повторяющие причудливый рельеф пробки, они проделали два часа, большую часть пути.
– Время пролетело! – изумленно воскликнула она, посмотрев на часы.
– Недолго уже, – заверил Тузик.
– Да я и не тороплюсь. Мне даже так, из окна машины смотреть – уже здорово!
Смотреть было на что. Горы она видела либо по телевизору, либо, что чаще, в интернете. А тут – вот же, руку протяни. Ей было так чудно: они ехали прямо по горам, но как будто где-то внутри. Потому что деревьев вокруг было много, и кроме дороги и склонов по сторонам, вверх и вниз, видно не было ничего. Порой даже небо скрывалось. Они проезжали лес из буков и грабов. Тузик проинструктировал ее, что такие бывают только в горах, такому лесу нужны высоты. Лес был стройный, прозрачный. Небо терялось в высоких кронах. Она вся стала глаза.
Но вот они выбрались и из леса.
– А как высоко вообще «Ласточкино»?
– Да не так чтобы. Если вообще. Но по местным меркам неплохо, неплохо. – Тузик глянул на нее. – В районе километра.
– Ешкин кот… – она посмотрела на водителя. – А что-то мне это раньше-то в голову не пришло. У вас же там воздух разреженный? (МОЛОДЕЦ. ВОВРЕМЯ, КАК ВСЕГДА.)
– Да немного, самую малость. Сильно не переживайте. Это ж не Эверест. Это яйла. Ай-Петринская. Нормально все будет. Ну, позеваете, может, какое-то время. Не больше.
Еще через двадцать минут они были на месте и въехали на территорию пансионата через шлагбаум.
– Как серьезно, – пробормотала она, посмотрев на Тузика.
– Необходимость, – пожал плечами тот. – Иначе тут будут парковаться все, кому не лень. И какая тогда безопасность?
– Резонно, – покивала она.
Территория, видимо, у пансионата была. По эту сторону самого здания она ничем от пейзажей, через которые они проезжали на плато, не отличалась. Трава, цветы. Горные луга ведь, подумалось ей. Тузик говорил, пастбища. По одной и небольшими группками стояли сосны. У нее отчего-то защипало в глазах. Старые, крепкие сосны, которые на просторе росли, как им вздумается, прихотливо изгибая ствол и ветви. От них веяло такой силой, таким спокойствием.
– Да, – Тузик вытащил кофр и посмотрел по сторонам гордым отеческим взором, сурово улыбаясь. – Даже у бывалых людей дух захватывает. Пойдемте оформляться.
Она взяла рюкзак и сумку и пошла следом.
Здание пансионата было похоже на приземистого, прижатого к земле плоского жука. А вокруг все было такое масштабное! Горы. Плато. Простор. Океан! Океан воздуха над головой! Она не помнила такого – столько неба сразу. Она оглянулась назад, туда, откуда они подъехали. Даже деревья, такие высокие, большие деревья выглядели таковыми, только если быть рядом с ними, стоять под ними. А со стороны… все казалось незначительным и мелким – в горах. И сами горы – под небом. А в нем к вечеру еще и облачно стало. Исполинские облака начисто лишали дара речи. Да и на что он тут? Беспомощный, неуклюжий. Мелкий. Невыразительный. Слово… Только зрение, глаза. Больше не нужно ничего. Ну, разве что еще слух. Чтобы слышать ветер. Ветра здесь было предостаточно. Небо лежало прямо на плато и, гонимое ветром, текло здесь все, целиком, сплошной волной от края до края под присмотром могучих, медленно плывущих в вышине облаков.
Она, микроскопическая тля, тихая, потрясенная, вошла под сень крыши этого здания-жука, замершего на полпути между скалой и небольшой рощицей.
Водитель посадил ее в холле на диванчик и убежал на поиски кого-нибудь из администрации. А она осталась приходить в себя в окружении обычных человеческих вещей. Она оглянулась. У диванчика, на который ее молча усадил Тузик, стояла большая кадка с каким-то деревцем. Откуда-то в голове выплыло – тис. Может, и тис. Но тис, вроде, ядовитый? МНОГО ПОНИМАЕШЬ В ЭТОМ? Может, и ядовитый. Вон, фикусы тоже ядовитые. И кротон тоже. Ан ничего, живут, процветают, пользуются спросом. Даже у нее есть два фикуса. Тис…
Входные двери остались слева от нее. А справа были еще одни двери, большие, двустворчатые, сплошь стекло. Они были распахнуты настежь, надо полагать, во внутренний двор.
Напротив нее располагалась конторка регистрации. В холле было сумрачно и ветрено. Здесь, наверное, ветрено всегда и везде. Тишину нарушил звук чуть шаркающих шагов. Она встала. Из коридора сбоку от конторки вышел высокий и неуловимо подвижный мужчина, погруженный в свои мысли. Увидев ее, он из них вынырнул и широко и гостеприимно улыбнулся.
– Добрый вечер! Добрый вечер, уважаемая, э-э, – он сверился с ноутбуком за конторкой, – Элеонора Юрьевна! Добрый вечер!
Он с чувством потряс ее руку над конторкой.
– Как? Как вы доехали, дорогая Элеонора Юрьевна? Как вы перенесли дорогу?
Он так сердечно интересовался и был так искренне рад, что ей захотелось сразу рассказать и об автобусе с женщиной, и об аварии, задержавшей Тузика, и о пробках… ДА-ДА, ДАВАЙ, ЖАЛУЙСЯ.
– Спасибо! Э-э…
– Зовите меня Анатолий, – благосклонно кивнув, позволил мужчина.
– Ну, тогда уж и вы зовите меня Нора.
Анатолий снова коротко и плавно поклонился в знак согласия.
– Я, знаете, тут, м-м, управляющий, – он говорил неспешно, смотря куда-то ей за спину и вверх.
Она не удержалась и посмотрела туда же. На уровне второго этажа высокий холл опоясывала галерея, куда выходили оба коридора левого и правого крыла. Но там никого не было. НЕ ТВОЕГО УМА ДЕЛО.
– Понятно. Это за вами водитель ходил?
– Да, – управляющий оторвал взгляд от галереи и посмотрел на нее, – давайте будем оформляться? Ваш паспорт, пожалуйста. Я, знаете, отпустил на какое-то время нашу Танечку-Татьяночку, регистратора. Работа нынче не то, чтобы авральная… – он заносил данные в ноутбук. – Так, знаете, принимаем потихоньку… гостей… Тут не очень далеко два новых дома отдыха открылись… один три года назад, другой – два. Так, – он вернул ей паспорт. – Но мы не бедствуем, – он вскинул руки. – Нет-нет. Нет и нет. Просто теперь мы тут работаем, скорее, э-э, в свое удовольствие. И в ваше, разумеется! – добавил он, широко улыбнувшись.
– Не сомневаюсь! – поддержала она, не стараясь пока понять положение вещей. – По вашему пансионату, я надеюсь, конкуренция не сильно ударила? Цены у вас очень демократичные… (СКАЖИ ЕЩЕ, ЧТО ТОЛЬКО ЭТО ТЕБЕ И ПО КАРМАНУ. ТАКТА – НОЛЬ.)
– О, что вы! В высшей степени. Да. Да, знаете, я бы и бесплатно пускал. Земля-то ведь… – управляющий вдруг красивым жестом хлопнул себя по лбу: – Нора! Норочка-Элеонорочка! Что же вы меня не одернете?! Я могу болтать бесконечно. Пойдемте, я провожу вас в ваш номер! Туз! – крикнул он негромко в коридор, из которого появился.
Вернулся водитель. Управляющий назвал ему номер, выдал ключ, и все двинулись по лестнице на второй этаж, к тому коридору, что вел в правое крыло.
– Я думаю, вам тут будет удобно, – управляющий встал сбоку от двери, давая ей возможность рассмотреть номер.
– Да! – она в полном восторге прошла номер насквозь и вышла на открытую террасу. – Боже мой! Какой вид! Можно, я останусь здесь жить… (УГУ. САРА БЕРНАР, ОДИН В ОДИН. ОРИГИНАЛЬНА, КАК ВСЕГДА. НИЧЕГО ПОИНТЕРЕСНЕЕ НЕТУ?)
Управляющий с водителем довольно переглянулись.
– Как приятно, дорогая наша Нора! Знаете, наш пансионат из старичков здесь. И мы его любим отчасти и за это. И никто, никто еще не уехал отсюда разочарованным. Телефон вот, здесь же список внутренних номеров. Но, по правде говоря, звоните лучше мне. Я за Танечку-Татьяночку сейчас. Все решу, всем помогу.
– Спасибо большое, – кивнула она благодарно. И НЕЧЕГО ЗВОНИТЬ. САМА КАК-НИБУДЬ РАЗБЕРЕШЬСЯ. ЧЕЛОВЕКА ТОЛЬКО ЗРЯ ОТРЫВАТЬ.
– Вот. Здесь ванная комната. Принадлежности найдете там. Полотенца меняем каждые два дня, по четным числам. Постельное – раз в неделю. Кастелянша здесь с пяти до семи вечера по четным. Распорядок дня – вот здесь, на двери. Посмотрите. Ужин в 19:00. Он сегодня уже был. Но, к счастью, у нас есть вечерний бар, где заведует Туз. Он вас чем-нибудь накормит. Приходите в себя. Спускайтесь в бар, это как раз под нами. Или не спускайтесь. Милости просим. Всего хорошего!
Управляющий вытолкал улыбающегося водителя из номера и закрыл дверь. И тут же открыл:
– Ключ! – он поднял его перед собой, демонстративно повесил на крючок вешалки и ушел.
И она сдулась. Вдруг накатила просто слоновья усталость. Совершенная. Оставив вещи там, куда они, сообща, их занесли, она решила, не торопясь, осмотреться. Все равно ужин она уже пропустила. А бар работает до-о? Она заглянула в распорядок. До часа ночи. Ничего себе у Тузика рабочий день. Ладно, успеет. Еще уйма времени. Так.
Она нашла полотенца, все необходимое и умылась. Вернувшись в комнату, она закатила глаза и воздела руки к потолку, покачав головой. МОЗГ – ОН ЛИБО ЕСТЬ, ЛИБО ЕГО НЕТ, УВЫ. Потерев виски, она нагнулась к сумке, к ее боковому карману, бормоча заветное: тапки… тапки… тапки! Скинув кроссовки, она стояла и блаженно шевелила пальцами в тапках. Какое счастье! Так. Дальше. Две нижние полки небольшого открытого стеллажика сразу слева были плотно уставлены пятилитровками с водой. Блаженство! Она выпила сразу три стакана, единственная посуда, нашедшаяся в номере.
Оценив кровать справа от двери на террасу, в нише, она снова вышла на воздух. Терраса была шириной во весь ее номер. Здесь имелось все, что нужно, и даже больше. Столик, пара вместительных пластиковых кресел с подушками. Большое спасибо! Сложенный большой зонт от солнца и туча кадок с цветами. Вид открывался просто сказочный. Нереальный. По обеим сторонам были стены, доходившие почти до перил. Теоретически с террасы соседнего номера мог бы протиснуться человек. Безопасность все-таки. ДА КОМУ ТЫ НУЖНА? Она пожала плечами и зашла в номер.
Сейчас она сходит в бар, чего-нибудь съест, обязательно выпьет, а вернется – расставит сферы. И спать.
– Проходите, проходите, Нора, – Тузик-бармен встал за стойкой, где до этого сидел, сосредоточившись на чем-то, невидимом ей. – Хотите – за столик. Хотите – здесь, у стойки.
– Давайте, я, и правда, здесь посижу. Никого, я смотрю, нет.
– Совершенно, – покивал Тузик-бармен.
– А вообще, много у вас постояльцев? – она села на высокий стул, всегда мечтала на таком посидеть.
– Сейчас не много, – продолжал улыбаться Тузик. – Наши постоянные гости, пара, проводят у нас каждый июнь. Уже лет пятнадцать, наверное, – он почесал затылок. – А вы, Нора, наверное, хотите поесть? Конечно, хотите! Вы в последний раз когда ели-то! О-хо!
– Да, признаться.
– Могу предложить закуски. Сыр. Десерты вот. Очень рекомендую штрудель. Это прямо-таки гвоздь нашей выпечки!
БЕРИ, ЧТО ДАЮТ. И НА ЭТОМ СПАСИБО. МОГЛА БЫ САМОЛЕТОМ ПОЛЕТЕТЬ, ДАВНО БЫ ТУТ БЫЛА, УЖИН БЫ НЕ ПРОПУСТИЛА. АХ, ДА. БИЗНЕС-КЛАСС НАМ НЕ ПО КАРМАНУ… А ПОЧЕМУ? МОЖЕТ, СКАЖЕШЬ?! МОГУТ ТВОИ СТЕКЛЯШКИ ХОТЬ ЧТО-ТО?? РАДИ ЧЕГО ТЫ ВЫБРАЛА ИХ? НИ АМБИЦИЙ, НИ КАРЬЕРЫ! НИ СЕМЬИ, НИ ДЕТЕЙ! ЭТО – ЖИЗНЬ?! ТАСКАЕШЬ ИХ В ЧЕМОДАНЕ В ОТПУСК! КТО ВООБЩЕ ТАК ЖИВЕТ?! НЕУДАЧНИЦА!!! Она зажмурилась, сделала глубокий вдох, еще один, поправила волосы и улыбнулась.
– Извините. Да, – она почувствовала, что, если немедленно не съест этот гвоздь выпечки, силы изменят ей окончательно. – Штрудель.
– Ага, ага, – Тузик на всякий случай бросил на нее еще один взгляд, вымоталась, ничего не скажешь, слетал к холодильнику и принес внушительную порцию. – Вишни, орехи, изюм. Ручаюсь, вам понравится.
– Ох, какой красавец! Не сомневаюсь!
– Могу я предложить вам напитки? – Тузик уже обернулся заправским сомелье. – Мне кажется, вам очень не помешает.
– Посоветуете что-нибудь? – спросила она, с каждым новым кусочком ощущая, как ее отпускает.
– А вы какие планы на вечер имеете? Прямо до часу? Или по укороченной программе и отдыхать?
– По укороченной, – покачала она головой. – Действительно гвоздь! Да какой!
– Тогда рекомендую чего-нибудь крепкого, – Тузик коротко поклонился.
– Крепкого, да, – кивнула она. – Рому. Черного. Щедро. И еще один штрудель.
– О! – Тузик блеснул глазами. – Я передам Елене Петровне. Она будет страшно рада. Так. Ваш ром. И штрудель.
– Благодарю вас! – она сделала хороший глоток, посидела немного, с наслаждением прислушиваясь к обжигающей волне, как бывает от горячей воды в замерзших руках, и принялась за новую порцию штруделя-гвоздя.
– Так вот, – продолжил Тузик, взяв какой-то бокал и начав его полировать, прям как и положено бармену. – Еще есть наблюдатель за птицами. Увлеченный человек. Он в отставке, посвящает своей страсти все свободное время. Планирует издать альбом зарисовок и наблюдений. С ним считаются в орнитологии! – Тузик округлил глаза и со значением покивал.
Она прикончила второй штрудель. Не особо изящно вышло, да и ладно. Ее можно извинить – столько часов без еды, и он был просто божественно вкусный! И не только гвоздь. Штрудель-переход. Этот скромный ужин в пустом баре, еле различимо мурлыкающее радио за стойкой, гуляющий коридорами ветер, фонари за окнами, ром. Хлеб-соль. И она, как Алиса. Пирожок, эликсир. Она уменьшилась-увеличилась, и привычная жизнь под покровом окружающего сумрака, никем не замеченная, сделала молниеносный кульбит. А с незнакомым человеком так долго и обстоятельно она общалась, как говорится, в последний раз тогда, когда никогда. И ей понравилось. Оказывается, она может говорить с живыми людьми просто спонтанно, низачем, из хорошего расположения духа. И ведь даже не пришло ни одной мысли, что это глупо и зря… Напротив – было ощущение чистого листа. Вечер-инициация. Внезапная. Она прислушивалась к своим мыслям, к тишине в них. Тузик тактично помалкивал, полностью погрузившись в полировку стекла.
Она очнулась, отодвинула тарелку, и та тут же исчезла со стойки. Откинувшись на стуле ровно настолько, насколько позволяла невысокая спинка, она блаженно прикрыла глаза и сделала еще глоток рома.
– Трое, – резюмировала она наконец.
– Четверо, – с готовностью откликнулся Тузик-бармен и пояснил: – Еще есть саксофонист.
– Ух ты, – невольно воскликнула она.
– Да! Настоящий! – Тузик был явно доволен произведенным эффектом. – Живет здесь уже месяц. Приехал вместе с теплом. У него, – Тузик доверительно понизил голос, – кризис.
– Жанра? Семейный? Финансовый? – ее заинтересовал настоящий саксофонист.
– Скорее, жанра, – покивал Тузик. – Что-то у него случилось с его музыкой. Не идет, говорит. Ну как… говорит… Так, обронил однажды. Дескать, замолчало что-то у него внутри. Разладилось. Вот он сюда и приехал – налаживать. Что-то там, – Тузик покрутил рукой в воздухе. – Завтра, наверное, за завтраком всех и увидите. Ну, возможно. Хотя птичника может не быть. Он частенько с зарей уходит. А иной раз и на несколько дней пропадает. Приходит заросший! Счастливый! Новые рисунки показывает. Говорит, говорит – не переслушать.
Она улыбнулась и допила ром.
– Хотя и музыканта может не быть. Он часто к обеду только выходит. В общем, увидите. Отдыхать?
– Да, – она довольно и устало улыбнулась. – Спасибо вам огромное, Тузик, за такой ценный экскурс, за отличный ром, и – за штрудель отдельное вам и Елене Петровне!
– Ну, спокойной ночи, Нора, – поулыбался Тузик. – Завтрак с восьми до девяти.
– Спокойной ночи!
Она вышла из бара в холл. Стояла тишина и темнело. Светильники горели по-вечернему. Или даже по-ночному – за конторкой, у дверей, у лестницы на второй этаж и на галерее. Двери и сейчас были все открыты, и ветер по холлу ходил свежий и даже очень. Она вышла во внутренний двор. Темнело быстро. И уже плохо было что-либо видно дальше, чем позволяли фонари. Но слышно было! С приходом ночи горы оживали. Пробуждалась другая жизнь. Она стояла и слушала. Это только у Гете горные вершины спят во тьме ночной. А здесь они полны движения, звуков, запахов. Жизни. Вахтовый метод. Столько жизни, что день всю в себя не вмещает. Она, то ли от невыразимо прекрасной наступающей ночи, то ли от усталости все стояла, стояла. Слушала.
Вдруг где-то наверху открылась дверь на террасу. Она вздрогнула. Услышав обрывок разговора, она вошла внутрь, чтобы не становиться невольной свидетельницей того, до чего ей не было совершенно никакого дела. Да. Ведь у нее есть еще свое дело. Она поднялась к себе.
Вот и ее номер. Двести шестой. Интересно, подумала она, входя, в каком номере выходили на террасу? Переобувшись в тапки, она аккуратно перенесла кофр ближе к окну и села рядом. Где их расположить? В ее распоряжении, кроме платяного шкафа, был узкий стеллажик, или этажерка, и стеллаж пошире, у окна, как раз напротив кровати. Пожалуй, в нем. Открытый, много полок, напротив кровати, у окна – то что нужно.
Распахнув крышку, она на мгновение замерла, невольно фиксируя тишину и спокойствие у себя внутри. Она стала осторожно вынимать сферы, завернутые в пузырчатую пленку. Доставала их, разворачивала и клала на небольшой ковер, который подвинула от кровати. Переложила все. Развернутые сферы сияли ей как-то по-новому, ярко. От облегчения, от завершения пути? Или это из-за нее? Внутри сфер шло привычное движение. Красота. Удивительная. Завершающим штрихом, снова в центр, она положила последнюю, небесно-голубую. Вот тебе и поездка к морю, хмыкнула она. Небесно. Небесно-голубая. Воздушный океан. Да. Как это красиво, когда так складывается пазл, она посмотрела в окно, где было темно. Красиво. А когда очнулась, обнаружила, что сферы потихоньку кружатся сами собой вокруг центральной. Однако. Теперь все по-другому. Она встала, закрыла и убрала кофр. И вернулась на ковер.
– Спать пойдем? – она хмыкнула, заметив, что танец остановился, и они все отхлынули от центра, как по команде «вольно». – Вот и ладушки. Постараюсь разместить вас так, как вы сейчас лежите.
Получился примерный круг на полках стеллажа. С центральной сферой посередине центральной полки.
Когда она ложилась спать, было около одиннадцати. Высоченный потолок совершенно тонул во тьме, что усиливало эффект – со стеллажа, поубавив пыл, тихо светили разноцветные ночники, и это было похоже на освещенный множеством свечей разноцветный витраж.
Завтрак проходил там же, в баре. Или это бар был в кафе-столовой. В общем, и неважно, решила она, удобно.
Она вошла как раз, когда двое выходили.
– Ой! – это был голос вечного Тузика. – Разрешите, я вас представлю! Нора, – Тузик с легким поклоном показал на нее и продолжил симметрично: – Римма Петровна и Вениамин Львович.
Все разулыбались и принялись наперебой заверять друг друга в своей радости от знакомства. Они ушли, она осталась.
– Птичник ушел, музыкант не пришел? – она выбрала столик в уголке у громадного фикуса и села.
– Точно так, – подтвердил Тузик-официант. – Подходите, Нора, тут на столе все наши роскошества на завтрак. Берите все, что пожелаете. Что вы предпочитаете пить на завтрак?
– Кофе. Только кофе. Американо, чуть покрепче обычного.
– Айн момент, – салютовал Тузик-бариста и тут же приступил.
– Вы тут прямо универсальный солдат! И швец, и жнец, и на дуде игрец, – улыбнулась она, сооружая себе бутерброд.
– А как же! – откликнулся с готовностью Тузик. – Начинал-то я тут уборщиком. А потом как-то пошло-поехало. Что-то ушло, что-то добавилось. Да и хорошо. Я здесь на своем месте. Пансионат этот – мой дом, по сути. Когда состарюсь, буду доживать своей век сторожем, – хохотнул он. – Заведу сторожевого пса, и будем с ним ходить в дозор!
