Черчесов: Стани, Стас, Саламыч

скачать книгу бесплатно


– Станислав Саламович, мы вас поддерживали…

– Вы вопрос задайте, пожалуйста! Если я эмоции показал, это значит, что я недоволен?! Или, наоборот, мотивирую? Почему вы ищете сразу негатив, не могу понять!

– Наоборот, позитив! Сегодня сборная играла очень здорово, хорошо боролась…

– Вот это и говорите! А то все о том, что я был недоволен, как команда играла! Так и начинайте. Мы не боролись, а играли в футбол. С хорошей командой. К сожалению, пропустили глупый гол. Первый… Ну и пришлось…

– Насколько довольны футболом?..

– Я очень доволен, как команда играла весь чемпионат, как она проявляла свой характер. На максимуме работала, сегодня опять сто двадцать минут отыграла. Я абсолютно доволен. Другое дело, что вы все время начинаете вопросы с негатива, будто я чем-то недоволен. Почему я недоволен? Спасибо…

Черчесов ушел.

За два дня до начала чемпионата мира в России наступило прекрасное лето. Которое, впрочем, никого не радовало. Сборная сыграла генеральную репетицию с полурезервным составом Турции с большим трудом, показывая «футбол будущего» лишь фрагментами, куда чаще ошибаясь и путаясь в двух-трех передачах подряд после того, как сопернику удалось сравнять счет. Это был не тот случай, когда на результаты товарищеских матчей не обращают внимания. Правило действует когда угодно, только не за неделю до первого матча на чемпионате мира. Нет-нет…

На свою тренировочную базу в Рощино под Санкт-Петербургом приехала сборная Хорватии. Модрич, Ракитич, Манджукич и Калинич, тогда еще не отказавшийся от выхода на замену, а после и от серебряной медали, весело высыпали на газон, обсуждая недавний перелет в Россию, о которой они столько слышали и где им, оказывается, предстояло провести так много времени. Первое занятие в Рощине у «клетчатых» было открытым, трибуны маленького стадиона заполнились почти до отказа, зрители высматривали тех, кого привыкли видеть по телевизору в финалах Лиги чемпионов.

– Да, звезды, – вздохнул один авторитетный болельщик. – У нас все совсем иначе. И с тренером ничего не понятно. Никто его не любит. А сам он ничего не делает для того, чтобы это изменить…

Черчесов и правда ничего для этого не делал. До чемпионата он отказался от приглашения на программу «Вечерний Ургант», которую два года назад, перед поездкой на Евро-2016, посетили футболисты и главный тренер сборной. Черчесов мотивировал это тем, что каждый должен заниматься своим делом, а эта передача не имеет ничего общего с футболом. Ведущий Иван Ургант явно не привык слышать отказы, но он не глуп и не заносчив – напротив, «разворот» от Черчесова раззадорил его до тех самых «усов надежды», которые самый популярный человек «из ящика» предложил отрастить всем, кто желает сборной России успеха. Очень многие в стране пошли на это. Но кто знает, ради «хайпа» или настоящей веры в Черчесова. Тот, в свою очередь, уверял, что живет в вакууме и не знает ничего о том, что творится вокруг.

Всего через три недели после того, как в Рощине восхищались хорватами и понижали голос, вспоминая сборную России, оказалось, что последняя слабее финалиста чемпионата ровно на один удар в серии одиннадцатиметровых – в четвертьфинальном матче, который был почти не виден не только из-за того, что по сетке россиянам должны были выпасть из группы В Испания или Португалия.

Полюбили ли Черчесова? Этого никто не знает. Граффити на трансформаторной будке в Петроградском районе Санкт-Петербурга стало полем боя человеческих страстей. Люди метались, то отправляя Стаса в космос, то отрезая ему палец. Неизвестные художники «переобувались» за одну ночь, как и вся страна. После игры с Хорватией вся страна была готова носить свою сборную на руках вместе с ее главным тренером, но многие «соскочили», увидев послематчевое флеш-интервью…

– Я не русский, но россиянин. И этим горжусь! – сказал за год до чемпионата мира Черчесов в интервью газете «Спорт День за Днем».

На самом трудном этапе своей тренерской карьеры (но не всей жизни, потому что за спиной всегда был Алагир, где можно было родиться героем войны, как Сафон Урумов, заслуженным деятелем искусств, как Земфира Цахилова, физиком, одним из создателей люминесцентной лампы, как Фатима Бутаева, но не остаться навсегда) он произносил даже такие фразы, казавшиеся большинству обывателей слишком оскорбительной правдой, чтобы признавать соответствие Черчесова занимаемому посту. Он будил в людях первородное зло, провоцируя даже искры шовинизма, словно сознательно направляя агрессию на себя. Черчесов уже проходил это в России, когда, свалившись орлом с неба на «Спартак» в середине нулевых, отчислил из команды Титова и Калиниченко, изображения которых отливали на монетах. И простить за это многие спартаковские болельщики его не могут до сих пор. Спросишь их почему, не скажут. Замашут руками, начнут морщиться, но не скажут. Не знаю отчего.

Совсем другим миром стала для Черчесова Западная Европа.

– Спроси сейчас людей в Австрии, откуда я, они, наверное, с ходу даже не ответят. Я для них Стани, или Сташек, наш тренерский штаб в год столетия клуба принес победу в чемпионате – и тема закрыта, – говорил Черчесов тому же «Спорту День за Днем». Даже не оглядываясь на горные хребты, окружающие долину Штубаи, не ища у них поддержки – зная, что они всегда за спиной и напоминают о годах, когда он решил стать футболистом высокого класса, не выбрав сразу, играть на поле или в воротах…

В Тироле Черчесова знает каждый. Настолько близко, что хозяйка пансиона передает ему по телефону видеопоздравление с тем, что чемпионат мира покинул Йоги Лёв. «Аррогантный мерзавец» – по версии Анны-Луизы. Черчесов с такой оценкой не согласен и вряд ли обрадуется, но ведь женщина делает это от чистого сердца. При этом далеко не каждый сосед бежит и падает, стремясь увидеть, как Сташек тренирует сборную России перед чемпионатом мира, – только близкие знакомые. Кумиров в Австрии себе не творят, как и врагов. В этом мире Черчесов на удивление свой. В своем предисловии тренер сборной Германии Йоахим Лёв уже все рассказал, но было еще кое-что.

– Ты не смотри, что Черчесов старый, – сказали немцу добрые люди. – Он тебе «сделает» раздевалку и «построит» защитников.

Через много лет сам Черчесов не будет сомневаться, кого брать на чемпионат мира третьим вратарем – Габулова, Беленова или Гильерме…

Совсем невероятно то, что Сташек остался желанным гостем и в Польше – стране, не самой лояльной ни к русским, ни к россиянам. Здесь нужно доказывать право на уважение, и казалось, что после норвежца Хеннинга Берга, которого Черчесов сменил в «Легии», ничего не получится. Новый тренер принял варшавский клуб в состоянии депрессии и физического упадка, но за восемь месяцев с российским специалистом «Легия» выиграла Кубок и чемпионат Польши…

«Ему безразличны празднования. Собственно, мы просидели три часа вечером после победы, обсуждая будущее», – рассказал глава «Легии» Богуслав Лещнодорски моему польскому коллеге Михалу Заходному. И именно так Черчесова воспринимают и болельщики клуба: жестким, вечно недовольным тренером-трудоголиком, который не выбирает красивых слов и не желает никого хвалить. Неужели все те восемь месяцев, что россиянин работал в Варшаве, его недооценивали?

Наверное, так. Чтобы полюбить Черчесова, нужен фурор, успех, многократно превосходящий ожидания. Хотя и этого может быть мало только потому, что неловкий вопрос журналиста приводит тренера в боевую стойку. Таким Черчесова очень сложно полюбить.

Самое интересное – ему на это наплевать…

Глава первая. Установка

За Алагиром ничего нет. Кавказский хребет ставит барьер для того, кто не обладает сверхъестественной силой. Дорога Р297 хоть и ведет через него в Грузию, просто так ее не осилишь. Чтобы отправиться из Алагира в этом направлении, нужны либо сильное желание, либо крайняя необходимость. Можно уехать из него на восток, во Владикавказ. Или на север, где находится аэропорт Беслан. На Запад – Црау, Кора-Урдон и Дур-Дур. Когда 2 сентября 1963 года здесь родился Станислав Черчесов, население Алагира составляло чуть больше пятнадцати тысяч человек. Сейчас оно едва превышает двадцать тысяч. Из Алагира то ли не уезжают, то ли, уезжая, возвращаются.

Весь Алагир вы пройдете за одно раннее утро. По пути наткнетесь на кафе «Готовая кухня», «Азия» и пару небольших сетевых супермаркетов. Здесь есть улицы Комсомольская, Фабричная, Агузарова, Энгельса, разумеется, Ленина и даже Джанаева. На запрос «улица Черчесова» «Гугл» отвечает: «Maps can’t find улица Черчесова». Мало кто знает, что его имя носит местный стадион. Но об этом говорить нельзя – не хочет сам Станислав Саламович. Вы удивитесь, но он – человек скромный.

С момента, когда я впервые в жизни увидел Черчесова, до знакомства с ним прошло девятнадцать лет. Он возглавлял «Спартак», я на сборе в Турции объезжал все команды, какие возможно. Смотреть тренировки красно-белых было интересно. Во-первых, много известных игроков на расстоянии брошенного камешка. Во-вторых, «Спартак» работал интенсивно, немного не как все. Точно так же мне нравились тренировки «Сатурна» у Владимира Вайсса: много движений, концентрации. Уходишь с ощущением, будто игру посмотрел. Ни Вайсса, ни Черчесова практически не было слышно. Словак наблюдал за работой с бровки, металлически блестя глазами, второй мерил шагами центр поля. Мне было удивительно, как вратарь Черчесов вдруг превратился в тренера Станислава Саламовича – столь ощутимым было присутствие начальника. «Любопытно, о чем сейчас думает Титов», – размышлял я, стоя у бровки и отчего-то делая шаг назад, в хилую тень средиземноморской сосны.

Приехал зимой в Турцию – положено брать интервью. На третий день я посчитал, что довольно наблюдений, пора подойти к Черчесову. Во время тренировок он молчал или говорил негромко, так, чтобы никто, кроме футболистов, не слышал (спустя десять лет в Австрии, когда он будет готовить сборную России к чемпионату мира, не изменится ничего – как ни подслушивай, не узнаешь, о чем Черчесов говорит на установке). Смелость накопилась достаточная, чтобы поймать его, направляющегося в отель. Общение получилось шокирующим.

– Станислав Саламович, добрый день, я… (представляюсь) очень хотел бы минут на двадцать отвлечь вас для интервью.

В ответ на это последовал непредсказуемый взрыв эмоций, с ходу отрезающий ритуальные расшаркивания, как лишние ступени для летящей в космос ракеты. Дословно ответ Черчесова я воспроизвести не смогу, но в целом речь состояла из:

а) нет, друг мой, сейчас идет работа, говорить не о чем;

б) с чего ты (именно ты) взял, что есть уже что сказать;

в) вообще надо меньше говорить, надо работать.

Чтобы более не чувствовать себя идиотом ни одной секунды, я, чуть ли не зажмурившись, протянул Черчесову недавно вышедшую книгу, написанную о Властимиле Петржеле:

– Кстати, хотел вот вам подарить…

Не знаю, почему я решил, что именно Черчесову она будет интересна, – взял с собой в Турцию просто так, для кого-нибудь. Может, это была жалкая попытка подкупа скалы, а может, и сигнал из будущего.

Черчесов раскрылся. Книгу взял, в голосе прорезались благородные нотки.

– А вот книжечку почитаю с удовольствием! – сразил он резким переходом от форте к пьяно. – Петржелу я уважаю. А интервью – пока нет, может, после сбора…

Махнув на прощание сине-бело-голубой обложкой, тренер «Спартака» продолжил путь на четко запланированный обед.

Фотограф Стас Левшин, с которым мы имели тогда счастье работать и чьими кадрами, кстати, была иллюстрирована та книга, с негодованием крякнул. Я всегда с воодушевлением подпитывал его сарказм, но сейчас, испытав за минуту общения с Черчесовым все возможные перепады температур, стоял как вкопанный. Переход рубежей безо всяких объявлений правил был непривычным. Даже более странным, чем когда Владимир Вайсс спустя неделю вдруг из безжалостного капрала превратился в старого друга, приглашающего на кружку пива.

– Стас, ну а что? – медленно спросил я Левшина. – Не так все плохо. Мы оба живы. Нормально поговорили.

Но фотомастер уже ожесточился.

– Ну а что он из себя строит?! Мог нормально сказать: «Нет, извините, не могу. За книжку спасибо». А то все так подал, как будто мы – роща, но должны расступиться. Да ну…

Реакция Левшина была мне понятна. Спустя годы я встречу еще десятки людей, подобным образом реагирующих на поведение Черчесова. Но тогда мое отношение к произошедшему можно было сравнить скорее с безостановочным пожатием плеч. Футбольному журналисту часто приходится сталкиваться с неприятием и даже хамством. Но это было что-то другое. Мне было интересно, почему он так себя ведет…

* * *

Через три месяца после назначения в сборную России Черчесов решил неофициально поговорить с прессой. Удобный ресторан на кольцевой ветке располагал к быстрому планированию поездки в Москву. В ожидании тренера мы с коллегами нервно шутили – юмор, особенно черный, превращает в черепки любое напряжение. Не знаю, как другие, но я вспоминал свою первую встречу со Станиславом Саламовичем, напрочь забыв о воспоминаниях детства и о вратаре «Локомотива», стучавшем шипами бутс по штангам на старом черкизовском стадионе. Наконец он появился. С какой-то громкой шуткой. Театрально раскинув руки. Отпустив карикатурные комментарии в адрес каждого. Все настолько гротескно, что не могло быть правдой. Внутренне я застыл, ожидая, что последует дальше.

Это потом, когда Россия досадно проиграет в серии пенальти Хорватии четвертьфинал чемпионата мира и здоровенный журналист будет спрашивать Черчесова, почему он недоволен первым таймом, я обращу внимание не только на бешено дергающиеся зрачки тренера, но и на то, что он парню практически по плечо и сжигает того взглядом снизу вверх. Вспомню, что на той самой встрече я первым делом стал изучать руки Черчесова, чтобы понять, чем этот человек ловил мячи в сборной России, в «Спартаке», в клубах Германии и Австрии так, чтобы становиться чемпионом, попадать в сборную мира, выходить из группы Лиги чемпионов в девяностые без единой потери очков, когда у России не было ничего, кроме «Спартака». Меня ждало еще одно открытие – если вы думаете, что у этого вратаря вместо рук грабли для уборки листьев или снегоочистительные лопаты, то ошибаетесь. Обычные руки. Может, даже слишком интеллигентно компактные для этой профессии. И остается только догадываться, как много нужно было над ними работать, чтобы под, над и между ними проходило как можно меньше мячей.

После видеосюжета из Сочи, где Черчесов откровенно пожалел коллегу в одну из самых сложных минут в своей карьере (он до сих пор считает, что команда должна была идти к медалям чемпионата мира), я решил проверить его рост. Оказалось, мы одинаковые – 184 сантиметра.

Так почему, когда Черчесов появляется рядом, возникает ощущение, что пришел Кинг-Конг? Как нужно верить в себя, чтобы создавать этот оптический обман?

* * *

Не сказать, что и первая полноценная беседа с Черчесовым сложилась легко. На мои вопросы по поводу перспектив в сборной России Константина Рауша и Вячеслава Караваева, он ответил в стиле «да потому!». Меня это не устроило, и я долго бурчал себе под нос. Что уж там: прокручивал в голове эту реакцию по меньшей мере до тех пор, пока не доехал до аэропорта. Дисциплинированный универсальный игрок, даже если его техника несравнима с тем, что может Жирков (по футбольным меркам, игрок пенсионного возраста), часто способен помочь остальным подтянуться тактически и вывести партнеров на иной уровень объема работы. По состоянию на осень 2016 года привычки играть в высоком темпе сборной не хватало категорически. Как однажды сказал сам Черчесов, «одно дело – ехать по двору со скоростью пять километров в час, чтобы никого не задавить, и другое – выбраться на автобан». Но это было позже. В ноябре 2016-го я еще не был готов к тому, что вместо быстрых слов стоит ждать долгого дела. Ехал в аэроэкспрессе и думал: «Что он себе позволяет?» По сути, в тот момент у меня было два пути: изобразить смертельную обиду и встать в оппозицию (что многие и сделали вплоть до чемпионата мира) или пробиться через странную завесу и увидеть что-то, чего нельзя постичь по первому впечатлению.

– У всех свои маски. Это называется психологической защитой, – комментирует спортивный психолог, доктор медицинских наук, заведующий лабораторией социальной и когнитивной психологии Института медико-биологических проблем РАН Вадим Гущин. – У предшественника Черчесова в сборной маски другие. Причем, я считаю, не самые удачные для работы с командой, с футболистами. Зато они прекрасно подходят для общения с журналистами. Я неоднократно говорил: Леонид Викторович – милашка и заумник, который любого корреспондента запросто обаяет и добротным материалом для публикации обеспечит. Черчесов не склонен все разжевывать неспециалистам, и он отнюдь не милашка. Иногда, наоборот, агрессивен, вызывающ. Но это его оружие, оно лучше подходит для его профессии, в непростой педагогической работе с людьми не самой высокой вербальной культуры. Футболисты, в отличие от журналистов, «академий не кончали».

В идеале – чем у тренера больше масок для общения, тем он талантливее и тем ему легче достучаться до разных людей. У великого Тарасова этих масок было множество… Когда их одна или две – этого недостаточно, не для всех случаев воспитания подойдет. При этом важно, какая именно маска используется чаще. Та, что доминирует у Черчесова, принципиально важна именно для работы со спортсменами. Как и солдаты на поле боя, игроки не должны видеть, что их главнокомандующий в чем-то сомневается, что он излишне мягок и способен в трудный момент проявить слабость, сдаться, занервничать. Если они это видят, как у нас было не так давно, на Евро, – конец. Оттого базовая реакция Черчесова на критическую ситуацию достаточно агрессивна. В общежитии это, быть может, не очень приятно, но зато принципиально важно в бою. Лучше нападать, а не замирать в ужасе, тем более не убегать.

Бой предстоял тяжелый. Неизвестно, что на самом деле думал Виталий Мутко, соглашаясь назначить во главе сборной Черчесова, но как минимум был нужен человек, который не согнется. Когда Черчесова забрасывали – в том числе и я – вопросами о том, почему в команде нет того, другого и третьего (притом, что как минимум первые полгода тренер смотрел всех возможных кандидатов в сборную, кто был готов на тот момент), забывали или, скорее всего, не думали о том, что у него не было двух лет. В 2019-м он мог оказаться в «Спартаке» (у Карреры все еще только началось, чтобы играть в Бубнова), «Зените», «Кайзерслаутерне», «Халле». А чемпионат мира грозил его прихлопнуть через год, и тренер бился за свое реноме так, как считал нужным. Уже через несколько месяцев после той встречи Жирков действительно оказался одним из самых острых игроков на Кубке конфедераций, сумев даже выполнить особое задание с Португалией, уйдя вперед, чтобы сконцентрировать силы на главных, немного подзабытых умениях. И то, что в игре с Мексикой удалили именно его, лишило сборную России эффективности в атаке процентов на тридцать. Точно так же Черчесов сделал ставку на играющего справа Самедова, под которым, если что, был набравший наконец-то форму Смольников. Ставка то работала, то нет, но состав привык к Александру, соответствующему в первую очередь придуманному конструктору, и вряд ли был бы готов принять в тот момент даже Фернандеса. Не стал бы удивляться, если бы узнал, что тренер в 2017-м не настаивал на мгновенном внедрении бразильца. Те, кто смотрел футбол на Кубке конфедераций, видели, что у сборной есть идея. И главный тренер не стеснялся декларировать ее даже после прощания с домашним турниром на групповой стадии.

Тренер ФК «Ленинградец» Борис Рапопорт, который пересекся с Черчесовым в «Жемчужине», работая там вице-президентом, делает вывод:

– Черчесов не терял времени в периоды, когда сборная не вместе. Он собирал всю информацию, которая может ему пригодиться. И постоянно что-то придумывал. За то время, что он работает в сборной, прошерстил огромное количество футболистов. Кто мог предположить, что Кутепов будет у него в основном составе? Это ведь не сиюминутное решение, а результат длительных наблюдений, большой проделанной работы. И дело не в одном Кутепове – появились целые группы игроков. Тренерский штаб успевал реагировать на ситуацию в клубах – то Комбаров в составе, то не попадает в него. То Глушаков играет регулярно, то не вызывается вовсе. Игроки стали понимать, что в сборную приглашают именно по объективным показателям, по готовности на данный момент, а не по каким-то другим причинам. Правда, не все понимали, какую именно команду собирает Черчесов. Я в том числе. Но для полного понимания происходящего нужно быть внутри команды каждый день. А так ведь и на самом деле не поймешь, почему просматривается такое количество футболистов, какая именно игровая модель видится на чемпионате мира. Это сейчас ясно, что тактика подбиралась под наличие футболистов.

* * *

О том, что Черчесов умеет заполнять пространство, можно было догадаться гораздо раньше упомянутых встреч – незадолго до старта Евро-2016, того самого турнира, после которого слово «футбол», к огромному сожалению, стало в России ругательным, когда сборная в Инсбруке играла товарищеский матч с Чехией. Станислав Саламович мог не оказаться на стадионе «Тиволи» лишь случайно – его дом в двадцати минутах езды с учетом соблюдения всех скоростных ограничений. Эффект его присутствия подчеркивало совсем небольшое количество зрителей – с Черчесовым успел перекинуться словом каждый, ни один репортер не ушел хотя бы без короткого интервью.

Между тем день для Черчесова оказался памятным: примерно в середине первого тайма у него зазвонил мобильный. Так тренер узнал, что больше не сотрудничает с польской «Легией». Так бывает – приходишь на матч в одном статусе, а уходишь в совершенно другую жизнь. Знал ли Черчесов, к чему готовиться? Вряд ли, находясь в Австрии, он напрягал себя мыслями о будущем. Отсюда он летал в Париж выступать экспертом на «Матч-ТВ» на чемпионате Европы. Отсюда же, как всегда доходчиво, ответил мне текстовым сообщением на предложение поговорить о футболе после группового этапа: «Извини, нет настроения! В другой раз».

Сборная провалилась. Гул от падения вышел столь громким, что до ее будущего какое-то время не было никакого дела. И даже слухи о возможном назначении Черчесова не вызвали дебатов у сбежавших от футбола в лето людей. Когда РФС объявил о своем выборе, большинство оценило его как окончательное поражение, которого, собственно, и стоило ждать. «Если ты в большинстве, то, скорее всего, не прав», – любит повторять Анатолий Бышовец.

Имя Черчесова оказалось в конце цепочки саморазрушения футбола, которое началось за десять лет до чемпионата мира в России. Многие помнят это небо над Веной в день полуфинала чемпионата Европы 2008 года. Самолеты с российскими болельщиками на борту, садившиеся в аэропорту Швехат, закрывали солнце – наверное, это был самый массовый выезд наших людей на футбол. Бедных, богатых, средних… Звук этой эйфории навсегда останется в ушах тех, кто шел по давленым жестяным банкам, которыми были усыпаны пустые улицы Базеля, со стадиона, где команда Гуса Хиддинка обыграла Голландию. «Оранжевое море» людей схлынуло, как будто его никогда здесь и не было. Одна из сильнейших сборных того чемпионата долго не могла понять, как это с ней случилось.

После того Евро нам казалось, что так будет всегда, хотя Гус Хиддинк, не без доли волшебства, выжал остатки из последнего поколения игроков, которое успело заявить о своем таланте и выстрелить именно как сборная. Это невероятная удача, ведь такого результата не смогли достичь футболисты, выросшие на советском футболе. Которые должны были заявлять о себе на чемпионате мира в США, но предпочли бастовать. Которые могли вместо Чехии оказаться в финале Евро-96, но снова не смогли объединиться вокруг задачи. Каждый крупный турнир объединял в общей неудаче правых и виноватых, в результате чего Мостовой, Карпин, Канчельскис, да и сам Черчесов так и не пережили свой успех на большом турнире.

Полуфинал 2008-го стал пиром во время чумы. Уровень менеджмента в российском футболе не успевал за гонкой бюджетов. Нам ни за что не хотелось покидать бал, хотя гуляли на последние. И когда до домашнего чемпионата мира осталось всего два года, стало доходить – из-за отсутствия собственных игроков мы не можем рассчитывать на сильную сборную. В слове «лимит» увидели всплывший после кораблекрушения рояль, за который стали цепляться, полагая, что проблема заключается так или иначе в ограничении количества иностранцев. Все что угодно, лишь бы не признавать очевидное: уровень подготовки, а главное, уровень предоставляемой практики российским футболистам стал существенно ниже, чем тот, что получали когда-то Аршавин, Павлюченко, Погребняк. И уж тем более Мостовой, Карпин, Черчесов.

* * *

В Петербурге из года в год бьется за жизнь футбольный турнир «Мемориал Валентина Гранаткина». В советское время юношеские сборные получали зимой возможность проверить силы, иногда выходило симпатично. Редкий футболист сборной СССР конца 80-х – начала 90-х прошел мимо этого соревнования. Заезжали в спортивно-концертный комплекс на выезде из города и такие люди, как Андреас Мёллер, Оливер Бирхофф, Карстен Янкер, Марсель Десайи.

Было это во времена, когда сборные проводили от силы восемь матчей за сезон. Ближе к нашему времени, когда едва ли не каждый год рекламные требования и технологии заставляют быть быстрее, выше и сильнее, интерес к турниру упал, да и геополитическая обстановка изменилась. Несколько раз турнир был близок к закрытию, но выжил, несмотря на перерыв в восемь лет – «на девяностые». Однако после его возобновления места ФРГ и Франции заняли в основном команды из бывших стран СНГ. Немцы последний раз были в Петербурге в 2006-м, трудно позвать не только их, но и чехов, венгров, австрийцев. Все ссылались на сроки, календарь и косвенно – на клубных тренеров. Никому в разгар зимней подготовки такие путешествия не нужны. Как и искусственное поле.