Василика Даль: Возрождение

скачать книгу бесплатно


Если мне на кого-то все равно, то это сравни смерти, потому что я пальцем не пошевелю, чтобы что-то сделать. Уж тем более в самое пекло не брошусь, чтобы помочь.

Любая эмоция, будь то симпатия, любовь, злость или даже ненависть, – это все проявления такого субъективного понятия, как «не все равно». Для меня «все равно» – это точка невозврата или граница, которая разделяет любовь и ненависть. Все равно – это пустота. Территория безразличия, в которой остаются люди, не попавшие ни в одну из категорий.

– От тебя можно ожидать чего угодно…

* * *

Я помогла Тимуру опуститься в ванну с теплой водой, чтобы смыть с его тела кровь и разом промыть все его раны, чтобы мне потом было видно с чем работать. Аккуратно подложив ему под голову валик из полотенца, чтобы парень не скатился в воду, я быстро вышла на кухню, чтобы найти баночку с мазью из голубых ахиресов, которые обладают быстрозаживляющим свойством. Я всегда возила ее с собой в маленькой баночке. И того количества мне хватало на ссадины и кровоподтеки.

Найдя баночку в своем рюкзаке, я поставила ее на табурет у расправленного дивана, где уже лежали бинты, вата и лейкопластырь, а также нашатырь на всякий случай.

Приготовив все, я вернулась в ванную, где Тимур подозрительно тихо лежал в воде, которая приобрела розоватый оттенок.

– Тим, не спи! – прикрикнула я в очередной раз, чтобы его немного растормошить, но он каждый раз так и норовился провалиться в дрем, но засыпать ему нельзя. Или можно. Не уверена я, но рисковать не хочу, потому пусть бодрствует.

– Стараюсь. Оно все так болит, но я терплю, хотя плакать хочется.

Я испуганно посмотрела на него, потому что он нес полную чушь. Мы довольно быстро доехали до квартиры, но Тим был в бреду, то ли от боли, то ли от многочисленной потери крови.

– Все, встаем, – пора его вытаскивать, пока он совсем не обмяк в теплой воде. Положив руку под голову и слегка придерживая его корпус, я помогла парню сесть, и потом перехватив его руки, поддержала, пока тот вставал на ноги, едва не теряя равновесие. Я поддалась вперед, обхватывая руками его за талию, не обращая внимания на свою майку, что уже сильно намокла. Я крепко его держала, пока Тим вылезал из ванны. – Эм, я нашла там вот это. И ты мог бы сам переодеться? Я не могу положить тебя мокрым на диван.

– Вот «это» называются трусы, если ты не знала, – он еле-еле разлепил свои глаза, чтобы посмотреть на то, что я настойчиво пихаю ему в непослушные руки. – И штаны. Я попробую.

– Я буду ждать за дверью, – промямлила я, расцепляя руки и собираясь выходить, но Тим не дал мне выйти. Он мягко, но властно обхватил мое запястье своими длинными пальцами. – Что ты делаешь?

– Держусь, – ответил он совсем тихо, но даже так я услышала некоторый издевательский тон. – Я могу упасть.

Я отвернулась от него, когда пальцы Тима мягко спустились к моей ладони и быстро переплелись с моими пальцами.

Когда он закончил с переодеваниями, я слишком громко, но облегченно выдохнула, и будь ему сейчас чуть лучше, Тим бы уже едко все прокомментировал. Надеюсь позже он об этом не вспомнит.

Мне снова пришлось краснеть, когда он начал путаться в штанинах трико, которые я ему приготовила, и мне пришлось ему помогать, стараясь сильно не разглядывать его, хотя было что. Когда этап с переодеванием был завершен, то я, быстро обхватив его за талию, повела к дивану, где потом помогла ему поудобней лечь. Тиму сейчас придется терпеть невероятно жгучую боль.

В квартире было темно и я включила настольную лампу рядом с диваном, которая не была очень яркой и не нервировала.

При таком свете я снова разглядела его травмы и шумно втянула воздух. Такое ощущение, что Тима пытали.

Я села на край дивана и нарезала бинты одинакового размера, приготовила кусочки ваты и нарезала пластырь. Обмакнув пальцы в синюю полупрозрачную желеобразную субстанцию, я развернулась к нему, не сумев избавиться от сочувствующего взгляда.

– Сейчас будет щипать, – предупредила я прежде, чем нанести мазь на рану от ножа.

Тим сильно напрягся, когда мазь легла на рану толстым слоем. Я услышала, как он сжал челюсти, скрипя зубами. И я по себе знаю, как жжет эта хрень. Да, больно, но это работает.

Завтра утром уже будет не так больно, как сейчас.

– Не напрягайся, Тимур. Чем больше напряжения, тем больше боли. Попробуй расслабиться.

– Я не могу, – процедил он в ответ сквозь сжатые зубы, сильно сощурившись. – Гмм…

Я нанесла еще один слой и Тим вцепился пальцами в диван, сжимая в руках простынь.

Головой я понимаю, что не мучаю его, а помогаю, но на душе все равно было скверно, и чем больше я вглядывалась в его лицо, наполненное горестными муками, тем больше чувствовала себя виноватой. Не понимаю, как мама терпела мои семнадцатилетние крики и просьбы остановиться, когда мне пришлось впервые воспользоваться этой мазью. В меня тогда меч насквозь прошел и, чтобы я дожила до прихода мага, мама меня чуть ли не литрами этой мази заливала.

Я довольно хорошо помню, как мама сидела рядом со мной и дула на опухший бок. Немного, но от этого мне было чуть легче терпеть боль.

Чуть наклонившись вперед, я медленно подула Тиму на покрасневшую кожу, как моя мама, когда-то мне на колотую рану. И он чуть расслабился.

Положив на рану неаккуратный квадратик бинта, я наклеила поверх него лейкопластырь, закрепляя компресс на месте. Точно так я проделала с оставшимися порезами на его груди и спине. Где-то я накладывала повязку, а где-то нет. К концу процедуры Тим был ужасно измученным и вымотавшимся.

– Теперь можешь спать, – сказала я тихо, когда в последний раз мое дыхание коснулось его тела. Встав с дивана, я бросила на Тимура взгляд, и моя рука непроизвольно потянулась к его волосам, прилипшим к влажному лбу. Убрав прилипшие пряди со лба, я запустила пальцы в волосы Тима, аккуратно поправляя их, пытаясь пригладить.

Уходя, я накрыла парня легким мягким пледом, который нашла в шкафу. Выключив лампу, я немного приоткрыла окно с краю, отодвинув штору, и принялась убирать остатки сымпровизированного процедурного стола.

В том же шкафу я нашла футболку с шортами и быстро переодевшись в ванной, вернулась в общую комнату, решив сходить в душ утром. Мне не хочется сейчас оставлять его одного.

Когда я вернулась в комнату, Тим мирно спал у стены, наверное, подвинулся, пока я переодевалась. Придвинув ближе к дивану кресло, стоящее у окна, я застелила его найденным в шкафу постельным. Сев на край кресла, я посмотрела на Тимура, и накрывшись одеялом, легла. Я бы хотела думать, что уснула сразу, но это было не так.

Перед сном некоторые мысли посетили мой уставший разум и вот-вот готовое отключиться сознание. Это были мысли о Саймоне и Зене, которых я должна ненавидеть, которым должна желать гореть в аду, но я не могу желать такого, а от этого становилось тошно. А еще становилось хуже, когда я понимала, что, если им понадобится моя помощь, то я сорвусь и поеду. Наплевав на все, что они мне сделали, я поеду им помогать.

Видимо, в этот раз я не смогу сама себе вправить мозги, как ни старайся.

Глава 9: Я люблю тебя, но я хочу свернуть тебе шею!

Уснув днем за пару с Тимуром, я проснулась глубокой ночью, к сожалению не отдохнувшая. Нет, организм пришел в норму, но ожидаемого облегчения не последовало.

Я просто проснулась, как это часто бывало в обычные ночи, и смиренно лежала, уставившись в потолок, неосознанно выводя пальцами рисунок на простынях. Ничего необычного не было в моем пробуждении, только иногда брошенные взгляды на мирно спящего Тимура разбавляли мои «ночные будни» и мысли, что сопутствовали этим взглядам.

Раны Тима не были серьезными. Вся опасность ситуации заключалась в потере крови, от чего даже магия не всегда спасет, и я очень надеюсь, что ему станет лучше.

Устав лежать неподвижно и поняв, что я просто тяну время, а не отдыхаю, встала и не спеша сложила кресло. Убрала обратно в шкаф постельное белье и оставила сверху записку, что им уже пользовались. Сев за стол с телефоном, я просмотрела электронную почту, входящие сообщения и убедилась, что нет пропущенных звонков. Все было тихо. Алина написала, что они приехали и позже она со мной свяжется.

– Хорошо, – коротко ответила я, отправив ей небольшое сообщение о том, что буду ждать. – Теперь правда было бы неплохо позавтракать, – у меня с детства странная привычка разговаривать вслух. Маму это иногда раздражало, а отчима пугала.

С горем пополам я нашла в этой квартирке электрический чайник, запрятанный глубоко в кухонных шкафах, заварник, который был рядом с чайником, и саму заварку. Включив чайник, я пошла исследовать холодильник, есть хотелось адски. Вчера кроме круассана я ничего больше не ела, у Матвея тоже поесть не вышло, слишком нервничала.

Мне повезло, в холодильнике я нашла семь яиц и два помидора, из чего я сделала вывод, что надолго эту квартиру не покинули, и надеюсь, мне простят эти яйца с помидорами.

Разогрев сковороду, я налила немного растительного масла и через пару минут разбила туда все яйца, что нашла. Посолив их, я накрыла сковороду крышкой и начала нарезать тонкими ломтиками помидоры. Чайник закипел, и засыпав заварку в специальный чайник, я вернулась к яичнице, которая была уже готова, и пока готовилась заварка, я переложила яйца в тарелки и украсив их ломтиками свежих помидоров, поставила на стол. Взяв две чашки в одну руку, свободной взяла чайник и пошла к столу, стараясь не трясти рукой, чтобы не облиться.

«Вася!», – внезапно закричала на меня Алина. Не ожидая так скоро ее услышать, я испугалась крика, и вздрогнула. Моя рука с чайником дернулась, вода немного пролилась на левую руку, зацепив и ногу.

Романова писала, что скоро свяжется со мной, но я не думала, что так скоро и именно так!

– Ай, твою мать, – прошипела я, прыгая от стола к раковине, в спешке бросив на стол чайник и чашки. Намочив полотенце, я приложила его к ошпаренной ноге, и засунув руку под прохладную воду, тихо застонала от жгучей боли.

«Какого черта, Алина?», – разозленно спросила я.

«Прости, я не собиралась тебя пугать. Я просто хотела быстрее отчитаться, чтобы ты сильно не волновалась», – ее голос звучал виновато-извиняющееся. – «Мы вчера успели побывать на этой выставке, сегодня они переезжают на другое место, а мы едем следом. Вась, сильно обожглась?»

Я посмотрела на покрасневшие участки кожи и простонала, сильно ли обожглась не знаю, но кожа возможно опухнет и будет одним большим волдырем.

Мерзость.

«А где твоя чудо-мазь?», – спросила Алина, прочитав мои мысли, что было нечестно, ведь я не всегда могу сделать обратное.

«Закончилась», – ответила я ей, убирая руку из-под воды.

По телу прошел знакомый озноб, Алина без зазрения совести ковырялась в моих воспоминаниях. Она может так делать, а я нет. Все, что я могу, это лишь общаться вот так и немного наблюдать за ней, но иногда я все-таки вижу что-то, но это исключительно тогда, когда подруга испытывает сильные эмоции и не в силах контролировать нашу связь.

«Мамочки, что вчера произошло? Почему ты мне ничего не рассказала?» – предсказуемо взорвалась она. У меня по телу прошла сильная дрожь и уши заложило от звонкого крика подруги. Я схватилась за края кухонной тумбы, плотно закрывая глаза.

Нет ничего хуже громко кричащей разозленной девушки в голове, чей голос на несколько октав выше моего собственного!

«Я хочу рассказать тебе об этом при встрече. И если ты мне сообщишь ваши дальнейшие планы, я скоро сделаю это!» – ответила я, стараясь, чтобы мой голос был менее разозленным и раздраженным.

«Тебе будет устроен допрос с пристрастиями, девушка! А для этого тебе надо сесть в самолет в половину двенадцатого и прилететь в Рим, сесть на поезд и добраться до Помпеи через Неаполь. Тут мы тебя встречаем, дальше действуем по ситуации, потом я провожу дерзкий допрос, на котором ты во всем признаешься. И только потом, после твоей оценки местности, мы приступим к делу. Вась, галеристы пришли, мне пора топать».

Озноб и дрожь прошли, когда Алина внезапно покинула мою голову. Я посмотрела на свою руку с ногой, и недовольно сморщилась.

Ну вот зачем она так резко появилась в моей голове?

Налив все-таки чай, я взялась за свою аптечку и не найдя там ничего от ожогов, я пошла искать по шкафам аптечку хозяев квартиры, но тоже ничего не нашла.

Заметка на будущее – носить с собой все, что только может пригодиться и в нескольких экземплярах.

Стоп!

Вася, обожди-ка секундочку!

Я же верно расслышала подругу, Алина ведь сказала Помпеи? То есть мы встретимся там? Она там без меня, одна с Матвеем? В Помпеи без меня, а если что-то случится? Я знаю, что должна доверять Матвею, который не допустит беды, но это не отменяет того опасного факта, что Помпеи – это сосредоточие магической силы. Помпеи – это опасный допинг, дающий магической касте лишь иллюзию собственной мощи. Обманываясь своими фиктивными возможностями, они часто бедокурят.

Те, кто вырос в той среде конечно привыкли к этому эффекту, но неискушенная Алина, которая по сей день учится самоконтролю, может не сдержаться и я не хочу думать о том, что может случиться с моей ведьмой. Хотя страшнее Помпеи может быть только Неаполь полный наитиков сошедших с ума из-за силы, что дает им Везувий.

Такие опьяненные, выдуманной мощью, медленно сходят с ума, превращаясь в полнейшие отбросы общества, живущих первобытными желаниями. Мама рассказывала, что сначала они возносят себя чуть ли не до Богов, им кажется, что все им все должны, ждут преподношений простых смертных, а этим пользуются более хитрые засранцы, умеющие жить в угоду себе. Обещая золотые горы, некто заманивают к себе опьяненных силой дураков магической касты превращая их в гниль – воров, насильников, убийц и похитителей.

Подобные наитики[3 - Наитики – это люди действующие по наитию.] полностью поглотили вторую половину города Неаполь. Обычные, ничего не знающие жители или туристы считают, что там сердце старой мафии с продолжающимися грабежами и убийствами, но на самом деле там просто сошедшие с ума ведьмы, маги, колдуны и хранители.

Встряхнувшись, чтобы не унывать почем зря, я села за стол напротив окна из которого было видно, как город постепенно, совсем не торопясь, стряхивает с себя ночное наваждение и готовится к новому дню, который определенно принесет нечто новое в жизнь каждого жителя.

Питер только-только просыпался. Город не знает, что его сегодня ждет. Будет ли это беда или счастье, никто не знает, и я в том числе, но это точно будет что-то новое.

Я играю со смертью в опасные игры и сейчас, когда правила ужесточились, а рамки размылись, костлявая ходит за мной по пятам. Жизнь – это русская рулетка, никогда не знаешь, когда прогремит выстрел.

– Дерьмо эта ваша жизнь, если честно.

Отвлекло меня от тяжелых мыслей громкое урчание желудка. Оказывается я была настолько голодная, что умяла завтрак за считанные минуты, и мне этого не хватило. Сил было потрачено больше, чем я в себя заправила. Надо будет поесть в аэропорту, если приеду раньше.