скачать книгу бесплатно
– Да ну. Соври что-нибудь.
– Однажды мне так захотелось фигурные коньки, что я пришла к бабушке и совершенно уверенно сказала ей, что к нам в группу в детском саду приходил известный фигурист Игорь Бобрин, посмотрел на меня и сказал, что я прирожденная фигуристка. Я врала в мельчайших деталях, рассказывала, как меня заставляли поднимать ногу, повернуться, присесть, поклониться, и бабушка поверила. На следующий день бабушка пошла и купила мне коньки в магазине уцененных товаров.
– Ничего себе. А мне ты врать будешь?
– Буду.
– Зачем?
– Ну, не знаю… Врать – это… Понимаешь, это как стихи писать. Ты даже не поймешь, что я тебе наврала. Понял?
– Приблизительно.
И тут я увидела, что на той стороне улицы стоит Гыга. Сложила ручки на животе, подняла бровь и уставилась на нас.
Я схватила Мишку за руку:
– Не оборачивайся, ни в коем случае не оборачивайся.
Мишка все понял, опустил голову вниз. Мы прибавили шагу. Он не отпускал мою руку. Мне было приятно.
Добрались до моста. Приблизительно в середине моста между Щукино и Строгино есть спуск на остров между Москвой-рекой с одной стороны и затоном – с другой. Как правило, там никого нет. Мы спускались по лестнице, я разглядывала рисунки на опорах моста.
– Они слов, кроме «мясо» и «кони», не знают, что ли?
– Можно еще к «Д» «дураки» приписать. Но я думаю, что за «Спартак» и ЦСКА просто больше людей болеет.
Рядом с «мясом» было написано kiss.
– А нам Гыга говорила, что kiss расшифровывается как «киндер СС».
– Не думаю. У них солист еврей.
– А ты откуда знаешь? А ты их слышал когда-нибудь?
– Да у нас в классе у каждого второго кассета. Однажды, когда родственники вернулись из загранки, мне двоюродный брат дал почитать американский журнал про музыку, там статья была.
– И что, прям на английском читал?
– На английском, со словарем. Долго возился, прежде чем разобрал.
– Ого. И чего ты дальше будешь делать? Английский изучать?
– В нашей школе, пожалуй, изучишь. Нет. Буду физикой заниматься. Хотя английский тоже не помешает.
Я остановилась на одном из пролетов лестницы, вытащила пачку «Явы», достала сигарету. Элегантно закурить не получилось – из-за ветра несколько спичек погасли. Но у Мишки глаза на лоб полезли:
– Ты куришь?
– Неважно. Давай лучше про физику. Физика – наука для мальчиков. Ничего не понимаю и формул этих ваших боюсь. У меня всегда была тройка, ну, такая, чтобы журнал не портить. Все эти сила трения, скорость торможения… Гадость какая-то.
– Много ты понимаешь.
– Ни-че-го. Ладно, допустим, ты будешь физиком, и чего ты будешь делать? Бомбу?
– Физики не обязательно бомбу делают.
– А что?
– Разное. Например, всякие теоретические вопросы решают. Про рассеивание лазерного луча, например.
– Я же говорила, тоска.
– Ты про гиперболоид инженера Гарина читала?
– Фильм смотрела.
– Есть луч.
– Есть.
– Он не просто прямая, а… Помнишь, как кино в кинотеатре показывают? Аппаратчик светит из аппаратной, проецирует картинку. Это тоже луч. Только из аппарата исходит маленький луч, а картинка в итоге получается большой.
– Ну и?
– А теперь представь инженера Гарина, который едет в поезде и из своего портативного гиперболоида пытается взорвать завод. Представила?
– Ну.
– А теперь представь, что у него вместо гиперболоида стоит киноаппарат. Как ты думаешь, можно такой штукой уничтожить завод?
– Тогда он и все остальное должен сбить. Луч же расширяется.
– Вот! Ты только что решила теоретическую задачу!
Я щелчком выбросила окурок, и мы пошли дальше.
– А ты кем хочешь стать?
– Актрисой.
– Почему?
– Во-первых, у меня тетка актриса. Во-вторых, я люблю, когда сцена, люблю разных людей представлять, думать о том, что они чувствовали.
– Может, поэтому ты так врешь хорошо?
– Может, и поэтому. С детства надевала какие-нибудь тряпки, кого-нибудь изображала. Даже в голову не приходит ничего другого. Просто хочу быть актрисой.
Я задержалась на ступеньке и подождала, пока Мишка спустится вниз. Потом положила руку ему на плечо. Он обернулся. Мы оказались почти одного роста. Я даже чуть выше. Он долго смотрел мне в глаза и не отводил взгляда. А потом взял меня за талию. На этот раз не так быстро, как в пионерской комнате, а медленно, почти обнял, поднял вверх и поставил на землю. Затем опять взял мою руку, и мы прошли по острову.
– А что нужно, чтобы быть физиком?
– Много. Что на физфаке, что в Долгопрудном, конкурс большой. Нужно чем-нибудь отличиться. Езжу по олимпиадам, решаю задачки. Надо, чтобы еще с аттестатом все было в порядке. Лучше, конечно, чтобы медаль, тогда снимется сразу много вопросов.
– А как у тебя получается? Они же кретины.
– С математикой несложно – задачка либо правильно решена, либо нет. А история с русским… Тут можно или с Суреном про женщин разговаривать, либо говорить, что они хотят услышать. В общем, тоже просто.
– Я так не могу.
Мы бродили по острову, говорили о ерунде, все это время он не отпускал моей руки. За руку он и довел меня до подъезда. И опять долго смотрел в глаза. Договорились встретиться завтра в школе.
4
Даже если и были какие-то сомнения в том, что мне сюда, они сразу рассеялись, как только я подошла замку, посмотрела на башенки и полукруглую дверь.
Прослушивание шло в полуподвальном этаже. Постучалась. Мне разрешили войти. Это была комната, в которой помещалось несколько рядов стульев, возвышение, обозначающее сцену, пара ширм. Рядом со сценой стояло кресло-качалка, в котором сидел совершенно лысый человек с огромным угловатым шнобелем.
Человек кинулся ко мне:
– Еще одна! Проходите, проходите! Давайте знакомиться! Меня зовут Дмитрий Станиславович Володарский. А вас как зовут?
– Александра.
– Да вы проходите, не стесняйтесь! Расскажите немножечко о себе. Вы где живете?
– В Щукино.
– Далеко. Вы про нас как узнали?
– Родители выписывают «Досуг в Москве», там объявление было…
– Очень хорошо. А на сцене когда-нибудь выступали?
– Первое место на конкурсе чтецов…
– Замечательно. Но, Сашенька… Можно я вас буду называть Сашенька? У нас не просто студия, у нас поэтическая театральная студия, а это значит, что наши студийцы, кроме того, что играют в спектаклях, еще и пишут стихи. Вы стихи пишете?
– Угу.
– Почему так грустно? Мне даже становится неловко попросить вас прочесть что-нибудь… Можете?
– Ну могу…
– Пожалуйста, вот тут на сцену встаньте, мы слушаем.
Я посмотрела на этих «мы». В дальнем углу сидел парень в джинсовой куртке, рядом с ним – черноволосая кудрявая девочка. Оба старше меня. В первом ряду сидели мама и сын. Мама постоянно поправляла мальчику… – ну, как мальчику – у него на лице уже были прыщи и какая-никакая растительность – то шарф, то воротник, а он затравленно озирался, пытался скинуть ее руку и вжаться в стул. Около двери сидела уборщица в халате и шваброй в руках. Ну и этот лысый. Вот и вся публика.
И я начала читать. Читала про оленей. О том, как они бегут за край завтрашнего дня, как цепляют рогами облака и облака становятся их спутниками. Но облакам больно, и они проливаются дождями, а олени бегут себе дальше за горизонт и даже не знают, что кто-то из-за них плакал.
Дмитрий Станиславович похлопал. Уборщица мирно спала. Мамаша тоже похлопала и пнула сына в бок. Тот вздрогнул. Парочка в углу никак не отреагировала.
– Ну что же, Сашенька, проходите, присаживайтесь. Я так понимаю, что мне нужно представиться поподробнее.
Говоря это, он все время посматривал на часы, а потом на дверь.
– По профессии актер, служил в Большом драматическом театре в Ленинграде. Потом в силу обстоятельств был вынужден переехать в Москву, занялся поэтическим творчеством. Недавно я вступил в Союз писателей. Студию при Дворце пионеров я основал только в этом году, так что и для меня это первый опыт. Я думаю, что с нашими студийцами мы будем делать поэтические спектакли, а также обсуждать творчество друг друга. Давайте, чтобы вы понимали, с кем имеете дело, я вам тоже кое-что прочитаю из своего.
Он откашлялся и начал читать какую-то галиматью. Я потихоньку отошла от сцены и села рядом с парочкой. Они тоже все время смотрели на дверь.
Володарский закончил и вопросительно посмотрел на меня. Я похлопала.
– А теперь давайте я познакомлю вас с нашими замечательными студийцами. Вот, пожалуйста, Ниночка – прекрасная поэтесса и очаровательный критик с хорошими актерским способностями.
Девочка встала. Я сделала огромное усилие, чтобы не заржать. Ниночка была не очень высокого роста, с миловидным круглым личиком и огромной, просто карикатурно огромной жопой. Ниночка сделала книксен и села обратно.
Дмитрий Станиславович указал в угол:
– А это у нас Коля. Коля тоже будет большим поэтом.
Высокий Коля встал и поклонился.
Володарский показал рукой на мальчика с мамой. Мамаша вскочила:
– А это Вовочка! Вовочка тоже пишет замечательные стихи! У него очень большой талант! А еще он умеет играть на саксофоне и на скрипке! А еще Вовочка хороший спортсмен и очень, очень замечательный товарищ!
Я посмотрел на Вовочку. Он опустил голову вниз, но и по красным ушам было очевидно, что в этот момент Вовочке хотелось провалиться сквозь землю.
Володарский продолжил:
– А теперь, когда мы все собрались, я немножечко расскажу вам о наших творческих планах…
Он закатил глаза и завел какую-то очень пафосную фигню, что-то про культуру, поколения, историю, стены дворца. Уже через минуту слушать это стало невыносимо.
Тем временем Ниночка шепнула Коле:
– Плохи дела!
Я обернулась. Нина начала шептать уже и мне:
– Нас всего тут четверо, а по стандартам студия может организоваться только в том случае, если студийцев будет хотя бы пятеро. Сегодня последний день прослушиваний. Мы были на первом, с тех пор, кроме тебя и этого, – она кивнула на мальчика с мамашей, – никто не пришел. Если в ближайшие полчаса не придет хотя бы еще один участник, делу хана.
– И что делать?
– Ну, не знаю… Пойти в коридор… Уговорить кого-нибудь… Нам только надо, чтобы нас зарегистрировали, а потом если кто-то не будет ходить, ну и черт с ним.
– А тебе это все зачем?
