скачать книгу бесплатно
– Туман, мой дорогой, это не просто атмосферное явление, это не то, что пройдет через час или день, или месяц. Он пришел к нам неожиданно, но эта неожиданность была внешняя – внутренне люди готовы были к нему сами. За тобой не соседи наблюдают, а сам туман.
– Туман? Он живой?
Его мама вздохнула:
– Ты еще маленький, но лучше рассказать сейчас, когда спросил, пока я здесь. Сейчас все так неуверенно… Однажды люди стали исчезать, они уходили из дома и не возвращались не единицами, а десятками. Организовывали волонтерские группы, их искали, но тщетно… Одновременно над городом завис туман. Чем больше людей исчезало, тем гуще становился он, но никто не понимал почему, да и не связывали эти два события друг с другом. Пока в одно время днем на главной площади одновременно не стали растворяться больше ста человек. Они медленно исчезали на глазах у других жителей, превращаясь в легкую думку, соединяясь с другими и образуя плотный туман, скрывающий людей друг от друга, от самих себя. Никто ничего больше не видел. Люди перестали общаться друг с другом, больше прятались по домам, но туман становился плотнее. Поэтому да, тебе не кажется, на тебя, возможно, смотрит сосед, только он и есть сам туман, а может кто-то другой.
– Но почему они исчезли?
– Потому что они забывали себя.
«Забыть себя» стало для Родиона самым страшным, это означало исчезнуть, стать рабом тумана, простым наблюдателем за другими. Но когда в его жизнь вошла она, то еще страшнее стало потерять ее. Они вместе придумали одну хитрую игру.
Каждое утро перед выходом из дома они стояли перед зеркалом и в голос говорили:
– Я – Родион Разумов.
– Я – Елизавета Пронина.
– В возрасте 35 лет.
– В возрасте 33 лет.
– Знаю что делаю, для чего живу и кем хочу стать.
– Знаю что делаю, для чего живу и кем хочу стать.
Такой несложной хитростью они пытались обмануть туман и не дать ему поглотить их. Только ошибка была в том, что они не верили в свои слова, они их не осознавали до самого конца. Это были просто звуки, сотрясение воздуха, лай собаки в пустоту.
Родион оделся и открыл дверь, в нос ударил сырой воздух. Он закрыл глаза и шагнул вперед, захлопнув за собой дверь. Туман в дом никогда не пробирался, словно у него был свой, неведомый никому кодекс чести: в дом без приглашения не входить, но ни у кого и в мыслях не было пригласить его на чашечку чая, спросить, что ему нужно, для чего он здесь и как ему помочь. Только иногда он забирал кого-то из дома, чаще люди растворялись на улице. Почему так? У тумана был свой закон, людей с ним не знакомили.
Родион вошел в туман и снова ощутил это чувство: словно оказался внутри чьего-то живого организма, он слышал отголоски разных сердцебиений, чувствовал на себе взгляд чьих-то глаз.
Три года шесть месяцев двенадцать недель и три дня научили его понимать туман, слышать его, чувствовать. В первые месяцы он шел, совершенно не понимая куда и для чего, искал ее, звал, кричал, просил, умолял вернуть, но было тихо, а он шагал непонятно куда. Возвращался усталый домой и снова шел.
Все было тщетно, но он не сдавался, просто двигался с целью, но без стратегии. Злость, ненависть, обида двигали им, закрывали его от всего. Он не понимал, как она исчезла, почему. Только со временем все это осознал.
Лиза, его Лиза, которую он любил больше всего, сидела позади него, читала книгу и тихо позвала его. Родион повернулся, в ее глазах были слезы и испуг. Он соскочил, испугался, что она поранилась, причинила себе боль, подбежал к ней и сел у ее ног, только ног уже не было, она исчезала. Туман окутывал ее снизу, растворяя ее ноги, поднимался выше.
– Нет! – закричал Родион, увидев это.
Лиза провела по его волосам рукой и исчезла, а он ощутил на своей ладони ее слезу.
Тогда-то мир и перевернулся: туман снаружи дома, темнота внутри Родиона. Он не понимал, почему исчезла она, ведь он ставил ее превыше всего, ведь это он все делал ради нее, а ей говорил, чтобы у нее он был только на втором месте, а на первом она сама. Так когда? Когда она забыла о себе?
Только через год он понял, что искать вот так без стратегии нельзя. Стал делать записи, пометки на карте, вслушиваться в туман. Тогда-то он и осознал, что забыть себя – это не означает не помнить свое имя или возраст, это значит уйти от своей сути, своего пути. Она ушла. И этот уход был в ее автоматическом подходе к жизни, стремлении доводить все до конца и категоричности белого и светлого.
Она стала просто жить, не понимая, что дальше. Каждый день что-то делала, старалась… Да она старалась жить, но не жила. Наслаждалась моментами, но из страха, что исчезнет, бралась за дела, но все также с его сопровождением. В итоге страх и помог поглотить ее.
Родион все глубже входил в туман с закрытыми глазами, проникал в его сознание, но никогда не переставал чувствовать себя. Он научился быть в себе и в то же время в тумане. Вслушивался в звуки бьющихся сердец, ища ее звучание, но все было не то. И он ни разу не ощущал ее взгляда, хотя он бы узнал его точно, несмотря на то, что так много прошло лет.
Родион продолжал свой путь, ему хотелось помочь всем этим сердцам, но их владельцы молчали, не просили помощи. Возможно, они даже не заметили, что теперь не люди, а скопление воды в воздухе, природное явление из человеческих душ.
– Холодно! – Родион встал, как вкопанный. Неужели? Что это? Опять игра воображения? Так часто он выдавал желаемое за действительное, что любой звук приравнивал к ее голосу. Бред безумно ищущего…
– Лиза?
Молчание. Ему не надо было открывать глаза, чтоб понять, в каком месте он находится: это был новый район, неисследованный еще. Особенность тумана была в том, что он не перемещался с места на место, потому что ветра больше в их городе не было, он становился плотнее, но все равно оставался на месте. Сейчас Родион находился далеко от дома, для него это было нелогично. Раньше он думал, что растворившиеся люди оставались в своем новом состоянии рядом с местом исчезновения, поэтому целый год он потратил на поиски возле дома, только потом расширил радиус.
– Домой!
Родион, услышав это, открыл глаза. Три года шесть месяцев двенадцать недель и три дня он не видел этих глаз. Сейчас они были не такие яркие, слегка расплывчатые, но все равно те же кофейные глаза, от дозы которых у него бешено заколотилось сердце. Перед ним была она и одновременно нет. Слегка заметная, прозрачная, только образ. Он боялся протянуть руку, а вдруг она растворится.
– Холодно! – повторила она и посмотрела на него.
Родион молчал. Как часто он представлял их встречу: что скажет она, а что он, что произнесут вместе, но сейчас не нашелся.
Она протянула руку к его лицу. Он ощутил от нее холод – это была она, но в тоже время не она.
– Прости! – прошептала она. Он знал, за что она просит прощения. Понимал, но молчал, боялся даже потерять это мимолетное видение, все еще сомневаясь, что это не плод его фантазии.
– Твои темные волосы стали белее, морщинки. Так много боли в глазах, – она водила своей рукой по его лицу. – Все тот же железный внутренний стержень. Ты —воин. А я не смогла. Там холодно, там я и одновременно нет меня. Там нет чувств, смысла, есть автоматизм, все то же, но только не то. Я забыла напрочь себя, свою суть, свои цели, свои мысли, я была вместе со всеми. Системой, клеткой системы, даже не сердцем, просто сторонней клеткой, которая какую-то функцию выполняет, но сама не знает какую, а может даже и сама система без нее могла бы функционировать. Порой я начинала думать, а не рудимент ли я? Тогда мне становилось очень холодно, я видела тебя, но ты не чувствовал меня, а потом снова забвение: вроде что-то делала, вроде понимала, что я кто-то, но кто вот, понимания этого не было. Когда я просыпалась, да, это было больше похоже на сон, который просто проходил в фазе темноты и полного безучастия с моей стороны, то выходила и бродила тут, все еще не понимая, но уже зная, что там мне не место, а потом снова засасывало. Система безличия – это тот сильный организм, который просто так не отпустит, он питается тобой до полного истощения, и когда уже почувствует, что в тебе нет силы, то просто выбросит. Есть другие системы, с другими ценностями, с другими идеями, выше, честнее, достойнее. Я думала об этом в момент включения себя. – Родион молчал и смотрел на нее, он боялся ее прервать. Чем больше она говорила, тем заметнее и живее становилась. – Ты такой же теплый, но не могу отогреться от тебя, наверное, не в этом дело, я опять ошиблась.
Сказав это, она замолчала и снова стала таять. Родион протянул руку, чтоб ее схватить, но пальцы поймали только воздух. Его лицо исказилось от боли, он больше не мог и упал на землю.
Она сказала, что он – воин, но это не так. Она – да. Смог бы он выбраться оттуда? Он не знал. Сейчас ее жизнь – это сплошная борьба с системой и с самой собой, неведомая ему. Она пыталась вернуться в свою жизнь, вырвать себя из оковы забывших себя, ведь весь туман – это люди, забывшие свою суть, плывущие в неосознанном своем состояние, с закрытыми глазами, живущие, но в тоже время спящие. Столько времени он искал ее, хотел вырвать из тумана, но сейчас понял, что только она сама сможет выйти оттуда, ему остается только ждать. Она справится. Он верил в нее, как она всегда в него верила. Она давала ему силу и энергию необходимые для движения. Сейчас его очередь, но он мог только ждать. Ведь она права: отогреться она могла только изнутри, даже он не сможет ей дать столько тепла, чтобы вновь запустить механизм ее настоящей жизни.
Был первый день, когда Родион не пошел искать, но полностью посвятил его себе. Он понял, что нужно просто ждать, но ничего не делать при этом не мог. Этот день и последующие были заполнены делами, но не автоматическими. Он помнил каждый день, даже, порой, поминутно. В нем было много сил и жизни.
Она вернулась к нему тихо, одним утром. Он открыл глаза и увидел ее, сидящую на кровати и улыбающуюся.
– Хочешь кофе? – спросила она. – Мне так много надо тебе рассказать. Кажется, я не ела целую вечность. Еще бы я прогулялась. На улице сегодня туманно.
Они засмеялись, это было их нелепой шуткой, смешной только для них двоих. Они вновь были вдвоем, пройдя каждый свой путь к себе и друг к другу. Что-то изменилось, они это чувствовали, стало глубже.
Она налила ему кофе со словами:
– Давай напомним людям, кто они, и наконец ощутим, что такое солнце и ветер, а может повезет и загадаем желание на падающую звезду. Всегда мечтала.
Он крепко обнял ее, вновь ощутив ее запах. Теперь она не уйдет. Они смотрели в окно и понимали, что теперь они вместе и уже точно не исчезнут, так как у них есть цель длиною больше, чем их жизнь: помочь тем людям в тумане вспомнить свою суть, себя. Они стали не только влюбленной парой, но и партнерами в жизни друг друга – это и была та глубина, которую они чувствовали друг к другу.
Когда-нибудь их потомки увидят солнце.
Быть с человеком
Ирина Крупина
– Брысь, вертлявая! – Крон выдохнул струйку рыжего пламени, тепло которой мгновенно растворилось в воздухе. В ответ по ущелью хрустальными льдинками прокатился смех юной единорожки:
– Не притворяйся! Ты не злишься!
– Угу. Мне лень. Отстань. Я старый и тяжелый на подъем. Найди кого-нибудь, кто согласится с тобой поиграть, мелочь рогатая!
– Сам такой! – снова покатился по ущелью звонкий смех.
Дракон прикрыл глаза, намекая на желание полежать в тишине. Однако собеседница не желала этого замечать:
– Крон, давай поболтаем! Немножечко. Сколько можно тут лежать и ничего не делать?
– Отстань, Тростинка! Я уже рассказал тебе все байки, которые помню. Лучше бы ты приставала с расспросами к своей наставнице. Глядишь, и выросла бы в ее глазах.
Иллюстратор: Татьяна Михайлова
– Она не умеет так интересно рассказывать, как ты, – тряхнула гривой единорожка. – О! Кстати, я слышала, как наставница говорила, что ты можешь превращаться в человека. Это правда?
Дракон молчал. Тростинка сверлила его лукавым взглядом:
– Ну, так это правда?
Крон вздохнул:
– Правда.
– Как здорово! – оживилась единорожка. – А ты часто это делаешь? А как поменять тело? А это больно? Тебе нравится быть человеком?
– Не трещи! – скривился дракон. – Не превращался уже много лет. Драконья магия. Это не больно, но неприятно. Иногда нравилось, чаще нет.
– И все? А подробности? Что нравилось, а что нет?
– Не будет подробностей, – приглушенно рявкнул Крон. – Девки нравились. Красивые попадались.
Огненная струя из драконьей пасти заставила единорожку отскочить в сторону. Тростинка почувствовала, что Крон начал злиться:
– Прости. Наставница говорит, что многие люди носят в себе зло. А ты жил среди них. Неужели люди так плохи и опасны?
– Они разные. Есть хорошие и плохие, добрые и злые. Но многие боятся того, чего не понимают, не любят тех, кто чем-то отличается от них. Держись от людей подальше ради собственной безопасности. А теперь брысь отсюда! – дракон вновь недовольно пыхнул пламенем и отвернулся от Тростинки.
Прядая ушами, ловя шелест трепещущих на ветру листьев, белая единорожка ритмично переступала тонкими ногами по лесной тропинке. Неожиданно на ее пути возникла наставница. Она стояла на тропе спокойно и величаво, не сводя глаз с юной единорожки.
– Кажется, у тебя проблемы со слухом, Тростинка? Посоветуйся со старой Знахаркой, она покажет тебе полезные травы.
– Со мной все в порядке, – пробурчала, опустив голову, Тростинка.
– Неужели? Тогда почему ты нарушила приказ Совета и отправилась гулять за пределы Круга?
– А что изменилось? Вчера можно было ходить в тот лес, а сегодня нельзя? Почему?
– Мы все должны подчиняться решениям Совета и не задавать лишних вопросов. Ты слишком юна, многого не знаешь и не умеешь. Твое обучение далеко от завершения. Если ты еще раз нарушишь запрет, то предстанешь перед Советом и понесешь наказание. Подумай об этом! – голос наставницы был ровен и спокоен, но Тростинка поняла, что возражения не допускаются.
Недовольно тряхнув гривой, единорожка поскакала в ущелье к Крону.
– Почему? Я не понимаю, почему нам вдруг запретили ходить туда, куда раньше разрешали. Зачем поставили этот Круг? – выплескивала свое негодование Тростинка, нетерпеливо перескакивая с места на место рядом с драконом. Тот лежал, прикрыв глаза и не обращая внимания на недовольную единорожку. – Эй, Крон! Ты меня слышишь? Или ты… Ты тоже считаешь, что меня нужно наказать?
Дракон лениво вздохнул:
– Угомонись, вертлявая! Покоя от тебя нет.
– Что? – возмутилась Тростинка. – И ты туда же! Ну и пожалуйста! И не приду к тебе больше. Друзья должны поддерживать друг друга. А ты…
Дракон выпустил дым из ноздрей и нехотя открыл глаза:
– Я к тебе в друзья не набивался. Это раз. Говорят, что в лесу, который теперь за границей Круга, появился колдун. Это два. Совет не делает глупостей. Это три. Ты молодая и глупая. Это четыре.
– Колдун? – Тростинка просекла самое главное. – Почему об этом всем не сказали?
– Потому что это непроверенные слухи. Но перестраховаться не помешает. Черные колдуны умеют ставить ловушки на единорогов. Выбраться из них невозможно. Взрослые единороги хотя бы знают, как можно определить наличие ловушек. Это непросто. А вам, молодым, такие знания еще недоступны. Так что если кто-то из вас, глупых и безбашенных, встретит на пути Черного колдуна, ничем хорошим это не кончится. За день вы не научитесь чуять чужую магию. Наставники должны заниматься с вами не один год. Так что, поверь мне, Совет принял правильное решение.
Посвятив все утро прослушиванию древних мифов и упражнениям на изучение новых запахов, молодые единороги решили размяться. Хохоча и подначивая друг друга, они носились наперегонки. Заигравшись, Тростинка не сразу осознала, где находится. Она решила найти воду, а уж затем отправиться в обратный путь. Озерцо с прозрачной водой и заросшими высокой травой берегами нашлось неподалеку, но оказалось за пределами Круга. Единорожку это не испугало.
Ступая по илистому дну, Тростинка наслаждалась прохладой. Напившись и постояв еще немного в воде, она направилась к берегу. Пробираясь сквозь прибрежные заросли, единорожка высоко поднимала ноги и отворачивала голову от высоких стеблей. Внезапно все ее тело охватила дрожь, по мышцам покатились волны боли, легкие сжались.
Задыхаясь, Тростинка повалилась набок, забила ногами, захрипела. Боль выкручивала ее мышцы, натягивала нервы. Казалось, что время остановилось. Мучение не прекращалось, сердце не останавливалось, из горла вырывались сдавленные хрипы. Мир вокруг потускнел. Пространство изменилось, как и время.
Колдун, создавший ловушку из черных камней, издалека наблюдал за бьющимся в судорогах белым единорогом. Он умел ждать и знал, ради чего это делает. Рог и шкура единорога, высоко ценившиеся на магическом рынке, должны были стать ингредиентами для мощных колдовских снадобий. Богатство и всесилие могли считаться достойными мечтами.
Колдун ждал, когда единорогу придет конец. Оставалось немного. Но в этот момент колдун услышал шум тяжелых крыльев, рассекавших воздух. Он сжал в руке боевой амулет и направил струю пламени в сторону приближавшегося дракона. Тот ответил огненным выдохом и выпустил мощные когти.
Бой шел на равных. Всплески пламени поджигали и обрушивали стоявшие рядом деревья. Драконьи лапы вспарывали землю. Но умиравшая в черном коконе Тростинка ничего не видела и не слышала.
Она не поняла, когда все закончилось. Лежала, судорожно заглатывая воздух, режущий легкие. В какой-то момент возникло ощущение времени, потом сквозь черноту проявилось голубое небо. Жизнь возвращалась в измученное тело.
Когда дыхание и сердцебиение вернулись в норму, Тростинка подняла голову и обвела взглядом окрестности. От высоких зеленых зарослей на берегу озера остались пожухлые травинки. Недалеко от воды единорожка увидела кучу черного пепла. Рядом лежал израненный Крон.
Сердце Тростинки болезненно сжалось. Она заставила себя встать и на плохо слушающихся ногах приблизилась к дракону. Крон тяжело дышал, из раны на боку сочилась кровь. Единорожка прикоснулась лбом к морде дракона. Тот медленно открыл глаза:
– Ступай домой, дурилка!
Из глаз Тростинки хлынули слезы.
– Ага! Молодая и глупая! – всхлипнула она. – Как ты здесь оказался?
– У драконов тоже есть своя магия. Ты не знала? Я почувствовал твой ужас, – прошептал Крон. – Не чужая все-таки.
– Я тебя не брошу, – Тростинка боролась с зарождавшимся в ней отчаянием.
– Угу, – отозвался дракон. – Хочу я посмотреть, как ты потащишь такую тушу. Ступай отсюда!
Тростинку озарило:
