скачать книгу бесплатно
– Я обязательно исправлюсь, – сказал я. – Честное слово. Вот увидишь.
Мама безнадежно махнула рукой.
Эта безнадежность сильно меня огорчила. Я почти целый день об этом думал, но потом забыл. Московская суета!
* * *
Как-то мы тащились с Сашкой в школу из последних сил. И вдруг нас нагнала незнакомая девчонка.
Она улыбнулась нам, как старым знакомым, и сказала:
– Здравствуйте, мальчики. Не узнаете? Я Настя Монахова.
А я ее действительно не узнал, и Сашка тоже не узнал. Она училась с нами до четвертого класса, а потом на год уехала. Я внимательно посмотрел на нее. Она была Настя Монахова, но какая-то новая.
А мы только перед этим решили пропустить первых два урока и придумали, что соврем, будто одинокой старушке стало плохо на улице и нам пришлось отводить ее домой. Мы даже записку написали от имени этой одинокой старушки и, чтобы наш почерк не узнали, писали в две руки: букву – я, букву – Сашка.
Это все я придумал, потому что такой случай был в моей жизни, но произошел он не в будний день, а в воскресенье, и я не смог им воспользоваться.
Правда, эта старушка жила в нашем доме, ее звали Полина Харитоньевна Веселова, но мы с нею раньше не были знакомы. А в тот день, когда я ее спас от почти неминуемой смерти, она пришла к нам с тортом на чаепитие и долго объясняла маме, какой я замечательный мальчик. Ну, и теперь мы написали записку ее словами, теми, которые она говорила про меня маме.
Я еще раз внимательно посмотрел на Настю Монахову и догадался, что меня в ней поразило: из мелюзги, замарашки она превратилась в настоящую красавицу. Вот что происходит с людьми, когда они долго отсутствуют!
И тут мне почему-то расхотелось пропускать уроки. И Сашке, видно, тоже, потому что он шел рядом с прекрасной Монаховой и помалкивал.
– А ты, Саша, по-прежнему учишься в музыкальной школе? – спросила Настя.
– Он у нас знаменитый флейтист, – ответил я за Сашку.
– Молодец, – сказала Настя. – А ты, Боря, чем увлекаешься?
– Я? Исключительно ничем.
– Ну и неостроумно. В наше-то время ничем не увлекаться!..
– Еще один воспитатель на мою бедную голову! – сказал я.
– Извини, – тихо ответила она. – Я не собиралась тебя воспитывать. Просто сказала то, что подумала. Мне тебя жалко стало.
Вот так она меня пригвоздила. А пока я ей собирался ответить, мы уже вошли в класс, и все ребята с любопытством набросились на Настю и оттеснили нас с Сашкой.
Мы сели за парту, но почему-то оба не спускали глаз с Монаховой. Она нас просто околдовала. «Но посмотрим, поборемся, не на таких наскочила», – подумал я и тут же сделал все наоборот.
Дело в том, что в этот день меня назначили вожатым в первый класс «А». Об этом сообщила Колобок, то есть наша старшая вожатая Нина, которую прозвали Колобком, потому что она толстуха и всегда что-нибудь жует. И представьте, я согласился. Именно из-за нее, из-за Насти Монаховой.
Вот как все было. Влетает, значит, в класс Нина, дожевывая на ходу пирожок. Она у нас такая восторженная-восторженная и говорит всегда торжественно-торжественно, как будто выступает перед толпой.
Однажды, когда я учился в третьем классе, она вцепилась в меня, и не где-нибудь, а на улице, и воспитывала сорок минут.
Сашка в это время стоял в сторонке и ел мороженое. Ему в ожидании пришлось съесть три порции.
Чтобы отделаться от нее, я начал икать. Это очень хороший, испытанный способ. Она тебе слово, а ты в ответ «ик». Она сказала, чтобы я перестал. А я в ответ снова «ик». А потом Нина узнала, что это мой способ отделываться, когда воспитывают, и невзлюбила меня. И вот, когда теперь она мне заявила: «А я по твою душу, Збандуто», – у меня все внутри похолодело от предчувствия беды.
– Что это вдруг? – удивился я. – Вроде еще ничего не случилось.
– Случилось. – Нина загадочно-загадочно улыбнулась.
Настя повернулась в нашу сторону: это был немаловажный момент.
– Интересно, – тут же стремительно вступил в игру Сашка.
– Ребята, минуту внимания! – сказала Нина. – Во-первых, поздравляю вас с новым учебным годом!
– Уря-а-а! – закричал кто-то тоненьким голосом.
Я воспользовался тем, что Нина отвернулась, подмигнул Насте и сполз под парту.
– А во-вторых… – сказала Нина торжественным голосом.
После этого наступила тишина. Видно, Нина повернулась лицом к нашей парте, а меня нет, а я тютю! Сидел себе и похихикивал.
– А где Збандуто? – спросила Нина.
– Не знаю, – ответил Сашка. – Только что был тут.
В этот момент на меня напал чих. Я зажал рукой нос, сморщился и чихнул про себя, но не рассчитал и треснулся головой о парту. Гул пошел по всему классу. Ясно было, что теперь меня обнаружат.
И действительно, я увидел, что Нина лезет под парту. Я закрыл глаза и откинул голову на скамейку.
– Что с тобой, Збандуто? – участливо спросила Нина.
– Он сомлел, – сказал Сашка. – Здесь душно. Отвык за лето от школьной обстановки.
– Воды! – приказала Нина.
Я слышал, как кто-то услужливо побежал за водой и вернулся обратно. Потом этот кто-то приподнял мою голову и нахально ливанул полграфина воды мне за шиворот.
Тут я вскочил. Ну конечно, передо мной стоял Сашка. В руках у него был графин с водой. Он был очень доволен, потому что вызвал всеобщее веселье. Даже Настя хохотала. По-моему, он унизил меня ради нее. Я бы на его месте так не поступил.
– Ну, как ты себя чувствуешь? – спросила Нина участливо. – Получше?
– Ничего, – сказал я. – Только зачем же лить воду за шиворот? Разве нельзя было просто побрызгать в лицо?
– Хорошо, – сказала Нина, – в следующий раз.
Она надо мной издевалась.
– А теперь, ребята, я вам сообщу новость, – снова торжественно начала Нина. – Совет дружины назначил одного из вас вожатым в первый класс «А». – Она повернулась ко мне и объявила: – Бориса Збандуто.
И тут почему-то поднялся невообразимый шум. Все начали смеяться, а больше всех – мой друг Сашка. Каждый острил как мог, нарочно перевирая мою фамилию.
– Донато! Ха-ха-ха! – закричал Сашка. – Он научит их получать двойки.
– Бандито! Плакали деревья в школьном дворе!
– Надувато! Научи их лупить девчонок!
– Бить окна!..
– Играть в расшибалочку!..
Все ребята хохотали, и я тоже не отставал от них. Действительно, какой из меня вожатый!
– Ну, хватит. Посмеялись – и хватит! – серьезно сказала Нина. – Согласен, Збандуто?
– Нет, – ответил я. – У меня профессиональная негодность. Я от волнения заи… заи… заикаюсь.
Ребята снова засмеялись.
– То ты икаешь, – сказала Нина, – то ты заикаешься. Довольно валять дурака. Говори: согласен или нет?
– А что я буду с ними делать? – спросил я.
– Подготовишь в октябрята, – ответила Нина.
– Будешь их сажать на горшки и вытирать носы! – выкрикнул Сашка и посмотрел в спину Насти.
Он явно хотел ей угодить. И тут она оглянулась и сказала те самые слова, которые и втянули меня в эту историю. Потом-то оказалось, что она просто пошутила.
– Что здесь смешного? – сказала она. – Это ведь серьезное дело.
На секунду наши глаза встретились, и я вдруг, к своему величайшему удивлению, услышал собственный голос, который произнес:
– Я согласен.
– Несчастный Надувато, мне тебя жаль! – Сашка корчился от смеха.
– Может, помолчишь? – спросил я. – А?
– Ну, вот и хорошо, Збандуто, – сказала Нина. – Мы знаем твои слабости, но доверяем. А ты должен оправдать это доверие.
– Можете на меня положиться, – громко ответил я и победно оглядел притихший класс.
– Подумай, о чем ты будешь говорить с ними на первом сборе. Для этого нужна какая-то находка, – предупредила Нина.
По дороге домой я думал о первоклассниках. Мы с ними понаделаем дел. Можно, к примеру, перейти на ускоренное обучение: за год – три класса. Вот будет пожар! Все обалдеют. Может быть, моим методом сможет воспользоваться наша школа или даже вся страна! А можно еще организовать для них учение во время сна. Они будут ночью спать и учиться, а днем гулять. Чем не жизнь?.. Идеи так и роились в моей голове.
Пусть теперь Н. Монахова скажет, что я ничем не увлекаюсь. Воспитать современного человека, подготовить его для жизни в двадцать первом веке – это поважнее, чем пищать на флейте.
И тут меня осенило: надо для первой встречи произнести речь. Это будет та самая «находка», о которой говорила Нина.
Я вытащил на ходу из портфеля тетрадь и, остановившись, быстро написал: «Дорогие ребята, пионерская организация…» Дальше у меня почему-то не пошло, хотя сама находка показалась мне блестящей. И, не в силах сдержать радость, я побежал домой, чтобы рассказать обо всем маме.
* * *
Дверь мне открыла Полина Харитоньевна. С тех пор как я ее спас от неминуемой смерти, она зачастила к нам: пьет с нами чай или обедает. Ей нравилось, что из наших окон хорошо видно, кто куда пошел, кто что понес, кто как одет. Мама ее жалела и говорила, что в ней, в Полине Харитоньевне, сильны пережитки прошлого, что она из буржуазной среды. Конечно, ей ведь восемьдесят лет.
Вид у Полины Харитоньевны был испуганный, особенно в этом странном салопе, который она натянула на себя. А в тот момент, когда она открыла дверь, меня как раз снова посетило вдохновение, и я выпалил ей прямо в лицо продолжение своей речи.
– Дорогие ребята! – крикнул я торжественно-торжественно. Я теперь начинал понимать Нину. – Пионерская организация, известная своим благородством…
– Что-нибудь случилось? – спросила Полина Харитоньевна, отступая.
– Случилось, – ответил я.
– Что? – Полина Харитоньевна всего боялась.
– Меня назначили вожатым! – крикнул я и пролетел мимо нее в комнату, чтобы записать продолжение речи.
Она вошла следом за мной:
– Вожатым? Тебя?
Я вырвал листок из тетради и быстро стал записывать речь.
– В первый класс «А», – ответил я.
– Ну, что ж, Бока, теперь ты должен будешь показывать пример другим.
– Не называйте меня больше Бокой, – попросил я, – я уже не маленький.
– Хорошо, – согласилась Полина Харитоньевна. – Может быть, пообедаешь?
– Нет, – твердо ответил я, – я буду сочинять речь… и развивать силу воли. Волевой человек может добиться чего угодно.
Я склонился к столу, потому что почувствовал, что меня опять осенило.
В это время хлопнула входная дверь. Пришла мама. Я выскочил ей навстречу.
– Мама! – закричал я. – У меня хорошая новость!
– Тише, тише, не кричи так, – попросила она.
– Меня назначили вожатым в первый класс, – с ходу перешел я на шепот.
Мама скептически поджала губы. До чего же все-таки взрослые скучный народ! Я думал, она закачается или хотя бы улыбнется. Ну ничего, когда она узнает, какие я задумал дела, поверит в меня.
– Только не называй меня больше Бокой, – предупредил я и удалился в свою комнату.
