скачать книгу бесплатно
– Да, Черман! Прильнули! – Миланка бросила поварешку и нависла над мужем, роняя свысока слезы прямо на его задранное к потолку лицо. – На грани гибели их иллюзорного мира, когда не осталось ничего в их жизни, кроме естественной первобытной страсти, разве можно осуждать героев за стремление испытать то последнее чувство, что оставил в их распоряжении злой рок?!
– Так вот откуда эти дурацкие разговоры о чистилище?!
– Да, Черман! Эта книга – знак! Её обронила после себя семейная пара. Крестьянская семья из Копача проезжала тут днем и заходила пообедать. И их дочка, гимназистка, оставила книжицу на столе. Прочтя первые десять страниц, я поняла всё!
Это уже переходит все границы, подумал Натко. Неужели пришла пора применить кулаки, как делали это другие мужья в Дурдиче по отношению к своим отбившимся от рук женам? Или просто оттаскать негодницу за волосы и бросить в озеро освежиться? Хотя, ночное купание могло закончиться горячкой, и тогда точно пришлось бы закрывать таверну впервые за триста лет.
– Я – пленница этой кухни. Раба сотен господ, что бесконечной вереницей пользуются мной, как бульварной девкой, – сказала гневно Миланка.
– Какой девкой? – переспросил Натко.
– Бульварной, – повторила Миланка, но Натко это слово было неизвестно, хотя общий смысл Миланкиных сентенций он уловил.
– Хочешь, отвезу тебя в Дурдич? – зашел Натко с козырей.
Миланка подняла на него полные недоверия глаза и покачала головой:
– Ты не сможешь.
Натко скользнул усталым взором по выбившимся из-под платка чернявым локонам жены, по её широкому, с небольшой горбинкой, носу, усыпанному веснушками, по подрагивавшим от горестного волнения плечам, по вздымающейся под передником груди, и вспомнил постояльцев, что с таким вожделением глазели на её формы.
«Да как такую можно за волосы таскать или кулаком в лицо бить?» – подумал Натко возмущенно и решительно тряхнул головой.
– Прямо сейчас отвезу. Сядем в лодку и поедем.
– Темно же, – возразила Миланка.
– Луна вона какая, – хмыкнул деловито Натко, в котором взыграл вдруг юношеский запал.
– Идем, – со смесью страха и восторга отозвалась Миланка.
– Куда это вы собрались на ночь глядя? – со вполне однозначным недоверием спросил один из поверенных греческого банкира, перегородивший супружеской паре выход из таверны.
– В Дурдич, – честно ответил Натко, глядя на поверенного сверху вниз и чувствуя, как жена тянет его за руку назад.
– Зачем ночью вам обоим в Дурдич? – холодным, как озерная вода, тоном спросил поверенный.
– У жены горячка. Её надо срочно показать доктору.
– Родовая? – уточнил совершенно лишенным иронии тоном поверенный
– Да какое вам собственно дело, куда мы едем? – разозлился вдруг Натко, которого этот вечер и так уже порядком достал. – Мы – люди свободные! Хотим – в Дурдич едем, хотим – в Рим махнем, к Папе Римскому!
– Или к местному атаману в горах, – хмыкнул второй поверенный, подошедший сзади, – чтобы он нас прирезал и денежки забрал, что мы в Загреб везем.
– Вот-вот, приметил небось сумку с золотишком, паскуда, – процедил сквозь зубы первый поверенный, выхватил из-за пояса короткий нож и приставил его острие к горлу оцепеневшего от страха Натко.
Ночь супруги провели привязанными друг к другу и запертыми на собственной кухне. Однако поверенные греческого банкира оказались людьми хоть и подозрительными, но не разбойниками. Они утром развязали хозяев таверны и даже не забыли расплатиться за ночлег и корм для лошадей. После чего вскочили на своих кляч и удалились вверх по западной дороге.
– А вот теперь – в Дурдич! – воскликнула Миланка, как только фигуры всадников скрылись за лесом.
– Куда?! – взревел Натко, бешено вращая красными от недосыпа глазами.
– В Дурдич, – неуверенно повторила Миланка, – ты же обещал.
– В Дурдич! – повторил громко её разъяренный муж.
– Гав! – отозвался из кустов Савка.
– Хорошо! Марш в лодку! А я запру таверну!
– Я ведь тебе говорила. Из чистилища нет пути, – произнесла загробным голосом Миланка, когда они оказались на берегу.
Непрестанно богохульствуя, Натко обошел жену и встал перед причалом, возле которого лежала на дне озера лодка, чье днище было раскурочено топором. Побогохульствовав для приличия еще немного, Натко развернулся и пошел к таверне, у дверей которой уже стояли крестьяне и телега, запряженная волом.
– У жены горячка, – пояснил хозяин таверны недоумевающим путникам, отпирая тяжелый амбарный замок.
– Гав! – произнес озадаченный Савка, провожая взглядом Миланку, которая, подобрав полы платья, стремительно убегала вверх по западной дороге.
– Ой дура, – пробормотал Натко, глядя вслед убегающей жене, и отправился выполнять свои непосредственные обязанности, оставив сумасбродную женщину наедине со своими проблемами. Савка поняв, что хозяин ничего предпринимать не будет, флегматичной рысью захромал следом за хозяйкой. Но не прохромал он даже сотни своих, собачьих шагов, как увидел хозяйку, бегущую обратно. Следом показался взлохмаченный волк, который в нерешительности замер, почуяв близость человеческого жилища, и преследовать улепетывающую добычу не стал.
– Савка, родненький, – прошептала задыхающаяся после неистовой погони Миланка, падая на колени возле старого пса.
– Гав! – ответил он понимающе и угрожающе посмотрел на волка, который, чуть поразмыслив, исчез в своей чаще.
Превозмогая законы природы, Натко умудрился сварить суп из булгура за каких-то полчаса, и, когда он принялся его разливать по мискам, в таверну ворвалась запыхавшаяся жена в изодранном и запачканном платье. Она окинула диким взором зал и издала странный вопль. После чего исчезла на кухне.
– Горячка, – пояснил смущенно Натко, расставляя миски перед мужиками, озадаченными столь необычным поведением хозяйки таверны. – Доктора жду уже второй день.
– Так давай мы её до Дурдича подкинем, – предложил самый старший из крестьян.
– Да, давай, – согласились его товарищи.
– А и впрямь, – кивнул Натко.
– А то баба-то у тебя хорошая, – сочувственно сказал старший, – сколько лет уже ездим через ваш двор, так готовит очень вкусно. Жаль было бы такой сгинуть от горячки.– Да, видная баба, – согласились его товарищи.
– Эй, Миланка, – окликнул Натко жену. – Поедешь с мужиками в Дурдич?
Миланка не отзывалась. Натко зашел на кухню и увидел, как его жена уперлась лбом в стену под сербской иконкой Девы Марии, и хриплым шепотом умоляет её вызволить рабу Божью Миланку из чистилища.
– Миланка, там мужики в Дурдич едут…
– Даже волк не пустил меня в Дурдич, – произнесла, нервно дыша, жена Натко, поворачивая к нему раскрасневшееся лицо, по которому разметались растрепанные и мокрые от слез и пота волосы.
– Волк? – испугался Натко.
– Да, Черман, волк. Он прогнал меня из леса и остановился, когда понял, что я снова возвращаюсь в чистилище.
– Хватит называть нашу таверну чистилищем, – обиделся Натко. – Вон, прыгай на телегу к мужикам и к вечеру будешь в своём Дурдиче.
– Нет никакого Дурдича! – вскричала Миланка.
Связанную женщину, бьющуюся в горячке, положили аккуратно на мешки с кабачками.
– К вечеру будет у самого лучшего доктора в Дурдиче, – заверил старший взволнованного Натко и похлопал его по-отечески по плечу, – ты, главное, молись, и выпей чего-нибудь. Я и не такое видел.
– Да, у меня баба в прошлом году чуть от поноса кровавого не померла, – подтвердил один из крестьян. – А у…
Вол, шагнув в сторону, оступился и истошно заревел, припав на подвернутое копыто, так и не дав крестьянину закончить свой рассказ.
– Гав, – произнес Савка, подойдя к потерявшему дар речи хозяину, переводившему полный ужаса взгляд с жены, охваченной дьявольским хохотом, на ревущего от боли вола.
– Гав, – ответил Натко.
Живое
Михаил Крыжановский
Жека бодро стучала ножом по разделочной доске и напевала себе под нос какую-то весёлую мелодию. Стоящий на плите рядом с ней чайник неровно и протяжно засвистел в тон; его носик начал оплывать и подёргиваться, словно ищущий хоботок.
– Ох, нет, нет, только не чайник, мы же из него пьём!.. – застонал Паша.
– Прости, – Жека виновато взглянула на него, – я просто подумала, что он на слоника похож. Нет, ну скажи, похож ведь? Даже шапочка из цветов есть.
Девушка сняла постанывающий чайник с огня. Пар из носика вырывался пульсирующими порциями – нервные выдохи нового жителя кухни тут же всасывались жадно хрипящей вытяжкой. Кипяток ударил в заварник прямым и жёстким прутом.
– Вы только поглядите, какой стеснительный, – Жека погладила чайник по крышке: – боязнь сцены, да, Слоник?..
Паша на мгновение прикрыл глаза, после чего встал и прошёл в ванную комнату. Закрыв за собой дверь на шпингалет, он выкрутил вентиль холодной воды, опёрся спиной о стену и сполз по ней на розовый коврик. Шум воды смешивался с мерным почавкиванием стиральной машины, спокойно жующей бельё. Паша прижал затылок к приятно холодящему кафелю и тронул ладонью слегка вздутый бок стиралки – гладкая поверхность металла грела неожиданным, лихорадочным жаром, в глубине которого прощупывалось напряжение работающих мышц. В ладонь вдруг ударило медленное и мощное биение невидимого сердца. Паша отдёрнул руку и инстинктивно вытер ладонь о футболку.
– Как там ванные обитатели поживают? – энергично спросила Жека у входящего на кухню, бросив на того слегка встревоженный взгляд. С лица и волос Паши на пол капала вода.
– Ну, унитаз ты ещё не оживила, и на том спасибо. – Паша обнял девушку за талию и неловко улыбнулся.
– Очень смешно! Давай завтракать, всё готово, – Жека махнула лопаткой в сторону стола. Белые овалы тарелок неуловимо меняли очертания; словно самые медленные амёбы в мире, они двигались к краю столешницы ровно с такой скоростью, чтобы наблюдатель мог усомниться в собственном зрении. Паша сел и привычно ткнул яичницу на тарелке ножом, почти ожидая услышать вскрик.
Жека решительно насадила на вилку трепещущий, скользкий пласт поджаренного белка и отправила его в рот. Паша нехотя взял свою вилку и принялся вертеть её в руках. Казалось, она всё ещё хранила тепло человеческих рук, но тепло это задерживалось слишком долго, оставаясь неуловимым ощущением неправильности на коже. За последние полгода это впечатление стало привычным, но в памяти всё ещё держался отпечаток теперь недоступного – нормальной жизни.
В понедельник на обеденный перерыв в офисе традиционно никто не пошёл. Не отрываясь от монитора, Паша достал из сумки сочник с творогом и положил его рядом с клавиатурой. Потом потянулся за кружкой с кофе и на пути к сочнику случайно приложил её о системный блок.
– Ох, прости!.. – на автомате извинился он перед кружкой, после чего сразу опомнился и опасливо оглянулся через плечо. Конечно же, за спиной стоял Олег Евгеньевич.
– Что, Павел, пил вчера? – с деланной заботой спросил он.
– Да нет, просто заработался что-то, каша в голове уже, – пробормотал Паша и набил рот сочником, избегая встречаться взглядом с начальником.
– Чтобы заработаться, нужно для начала хотя бы работать! – довольный своим заявлением Олег Евгеньевич похлопал Пашу по плечу и продолжил курсировать по офису в поисках новой жертвы.
Паша торопливо проглотил остатки булки, тихо выругался про себя и погладил кружку по ручке, всё ещё ощущая смутную и неуместную вину. «Нормальный мир, нормальный офис,» – подумал он, сжал кружку в ладонях и стукнул ей по углу стола. Стукнул ещё раз, сильнее. Ещё раз. Наконец, не выдержав, поставил её на место и с облегчением откинулся на спинку кресла.
Ночная темнота душила жаром дыхания сотен существ. Это удушье не исчезало после проветривания и никак не отражалось на термометре, но ощущение тесной толпы за спиной не пропадало ни на секунду. Пашу вытолкнуло из сна, полного призрачных и грустных созданий, как поплавок из тягучей смолы – медленно, с ленивым усилием. Он молча лежал и глядел в темноту, не видя, но зная и чувствуя, что там находится. На полках, подоконнике, поверхности комода – сотни существ, едва тёплых, обманчиво неподвижных. С кухни слышался призрачный электронный писк микроволновки, без ритма и смысла, свербя в мозгу и мешая заснуть обратно.
Когда Жека проснулась, Паши рядом не было. Она со стоном поднялась со смятой простыни, сунула ноги в большие мягкие тапочки и прошаркала на кухню.
Мутный и тусклый зимний рассвет обрисовывал на фоне серого прямоугольника окна сгорбленную фигуру. Паша неподвижно сидел на табуретке, сжимая в руках отвёртку. Перед ним на столе разложилась микроволновка со снятым кожухом; в блюдце лежала горсть разнокалиберных винтов и пара цветных проводов.
– Паш, ты чего? – неловкой спросонья походкой Жека медленно подошла ближе. Паша посмотрел на девушку снизу вверх со смесью вины и раздражения:
– Я разобрал её почти полностью. Никаких внутренних органов, нет сердца, крови, вообще ничего! Только провода, конденсатор, магнетрон, электросхемы, но я же чувствовал… То, что мы в них чувствуем… Это не может быть живым.
Но Жека как будто его не слышала.
– Ты убил её. Что ты наделал? – зло бросила она. Лицо её покраснело и сморщилось, глаза наполнились слезами.
– Да соберу я её, соберу! – выкрикнул Паша и бросил отвёртку на стол. Но потом увидел лицо девушки и сказал уже тише: – Прости. Извини.
Они не разговаривали несколько часов. Есть никому не хотелось, но Паша принялся неуклюже варить овсянку. В угрюмой тишине кухни вдруг раздался лёгкий, тонкий щебет и писк. Увидев, как за дверцей микроволновки загорелся свет, Жека облегчённо улыбнулась и передёрнула плечами, стряхивая напряжённость тела.
Искрящиеся гирлянды, густо намотанные на голые ветки деревьев, перемигивались с ярко сияющими вывесками. По аллее неспешно прогуливались многочисленные парочки, между которыми пробегали одиночки, озабоченно выискивающие в череде витрин места, где можно упаковать подарки.
– Как думаешь, – сказала вдруг Жека, – может, всё это неспроста? Ну… я про все эти странности.
– Конечно, неспроста, – ответил Паша. – Тебя похитили инопланетяне и теперь ставят над нами эксперименты.
– Нет, Паш, ну ведь я серьёзно! Разве может такая сила быть дана просто так, а не для чего-то? Изменять мир… дарить жизнь.
– Я лично считаю, что жизнь это вообще не подарок.
Жека обиженно замолчала, и некоторое время они шли в тишине. Увидев впереди трактор, скребущий щеткой по мостовой, девушка не выдержала и сменила тему:
– Много снега в этом году, правда? Не то что в прошлом.
– Ага, много. Непонятно только, зачем все эти мероприятия, если людям хоть от снега, хоть от снегоуборщиков проходу нет, – Паша угрюмо вздохнул и покрепче взял Жеку под руку, чтобы помочь ей обойти трактор.
– Паштетик, не ругайся на машинку, она же так старается, – шутливо ответила Жека, перепрыгивая наваленную груду снега.
Паша понял, что сейчас произойдёт, за долю секунды до того, как услышал крики позади.
Трактор-снегоуборщик крутился на месте, взрыхляя снег широкими лапами чёрных колёс и беспорядочно подёргивая ковшом; словно пёс, отчаянно стряхивающий с носа укусившую его осу. Оранжевый проблесковый маячок на его крыше призывно сиял, и к этому сиянию медленно тянулись осыпающиеся бетонной крошкой стебли фонарных столбов.
Из кабины вывалился насмерть перепуганный мужичок в бушлате. Он рванулся в сторону, но трактор словно подпрыгнул на месте, жадно хватая ноги водителя вместе со снегом и загребая их в яростно крутящийся вал механической щётки. Визг и хруст механизма вместе с рёвом двигателя заглушили резко оборвавшийся крик.
Паша обнял девушку за плечи; её била крупная дрожь.
– Я что-нибудь придумаю. Всё будет хорошо. – Чувствуя, как всё переворачивается внутри, проговорил он. – Всё будет хорошо.
Старая «Нива» переваливалась с боку на бок, громыхая инструментами и канистрами в багажнике. Паша нашаривал колею почти вслепую, нервно дёргая руль, когда колёса уводило в сторону. Жека полулежала на заднем сиденье в обнимку с одеялом и вздрагивала, когда по крыше барабанил падающий с веток деревьев снег.
