скачать книгу бесплатно
Ясновидение – это способность извлекать информацию, недоступную для Сознания. Согласно теории Эверетта реальный мир – это совокупность всех параллельных. Мы воспринимаем их, как единый квантовый мир. Его эволюция обратима во времени, и состояние в любой момент определяет прошлое. Для квантового мира, рассматриваемого как единое целое в понятиях прошлого, будущего и настоящего нет никакого смысла – все моменты времени и, более того, все точки пространства-времени в квантовом мире равноправны. Поэтому процесс познания позволяет извлекать информацию из любой области пространства-времени квантового мира. В этом процессе становятся доступными любые, сколь угодно далёкие, пространственные области всех параллельных миров, и более того, состояния этих областей в любое время.
Этой способностью «заглядывать» в любой параллельный мир прошлого обладают феноменальные индивидуумы. Одним из наиболее известных ясновидцев был Эдгар Кейси, который помогал безнадёжным пациентам, получая информацию о том, что обеспечило бы их выздоровление. Ещё один пример очень сильного ясновидца – Вольф Мессинг. Он мог, в частности, читать мысли и по фотографии человека узнавать о его судьбе. Оба ясновидца предсказывали будущее. В частности начало второй мировой войны. В связи с этим отмечу, что согласно квантовой модели Сознания предсказание будущего в принципе не может быть достоверным. Действительно, будущее представлено набором альтернатив параллельных миров настоящего времени. Если кто-то предсказывает, какая из них будет субъективно восприниматься, то сделать это он может только с некоторой вероятностью.
Предсказание может быть достаточно надёжным лишь в том случае, если речь идёт о не слишком отдалённом будущем и предсказывается событие, которое «уже подготовлено» ходом событий в прошлом и настоящем. В случае второй мировой войны именно это и произошло: было известно, что война стала фактически неизбежной за несколько лет до её начала.
Рассмотрим теперь случай предсказания незначительных событий, которые могут происходить с достаточной вероятностью. О предсказаниях таких событий можно утверждать следующее. Во-первых, в этом случае более точны условные предсказания, когда оговаривается, что событие произойдёт при условии, если свершится другое, точно указанное событие. Тогда предсказание содержит информацию не о самом событии, а о том, что между двумя событиями, которые могут относиться к разным моментам времени, существует связь, что одно без другого невозможно. Если такая связка вполне определённая, тогда и предсказание достаточно верное. Примером такого условного предсказания могут служить «чтения» Эдгара Кейси, который узнавал в одном из параллельных миров, какой конкретный препарат поможет пациенту. А также условия его применения, если с ним будут выполнены определённые процедуры. Того же типа предсказание Мессинга, что Гитлер будет побеждён, если двинется на восток.
Для меня пока остаётся загадкой – как предсказатели проникают в параллельные миры, чтобы получить информацию? В нашем случае имеется возможность узнать это с помощью коматозного пациента и «квантового компьютера». Это шанс для нас обоих, уважаемый Илья Кузьмич! Мы не только узнаем, как этот коматозник путешествует по параллельным мирам, но и выведем его из состояния комы.
– Но каким образом? – настаивал Протасов.
– Это дело техники, дорогой друг! – заверил Куликов, – мой «квантовый компьютер» способен не только проникать в Сознание человека, но и управлять им.
– Что Вы имеете в виду? – уточнил Протасов.
– Вызывая резонанс струн головного мозга введением определённой информации с помощью частотных импульсов, в его Сознание, – отвечал профессор, – я могу не только узнать, что хранит его память, но и подчинить Сознание моими приказам!
– Вы хотите сделать из него зомби? – насторожился Протасов.
– Нет, что Вы? – успокоил Куликов, – когда он придёт в себя, его Сознание «очиститься» от корректировок и пациент сам может поведать нам много интересного. Он будет абсолютно здоров!
– Но сегодня мы уже ничего не успеем, – констатировал Протасов, глядя на часы, – скоро утро! Я распоряжусь, чтобы нам сделали бутерброды и сварили крепкого кофе?
– Пожалуй, не помешало бы подкрепиться, – согласился Куликов.
Илья Кузьмич поднялся и покинул ординаторскую, а Куликов подошёл к окну и посмотрел на горизонт, где загоралась ранняя заря. Москва удивительный и в то же время урбанизированный мегаполис. До двух часов ночи она вся гудит и этот не воспринимаемый ухом по причине адаптации, гул, стихает лишь на два-три часа. Это самое спокойное время в московских сутках. С четырёх часов наступает робкое утро. Для немногочисленных автомобилистов вместе с ним мчится навстречу величавая Москва, удивляя отсутствием пробок, монументальностью современной архитектуры, радуя ярким весельем праздника утра и теплом вспыхивающих поочерёдно окон, волнуя отражением ночных фонарей в Москве-реке и успокаивая тишиной арбатских переулков. Столица просыпается и отдельные звуки, и шумы робко начинают достигать ушей бодрствующего человека, напоминая о начале очередного суматошного и гудящего дня. И так ежесуточно, еженедельно, и ежегодно....
Дикое Поле
Донские просторы с богатой травянистой растительностью, а также ковыльные степи издревле называли Диким Полем. Ещё в каменном веке, эти места привлекали сюда кочевые племена, чьим основным занятием являлось скотоводство, а характер быта подходил для постоянных переездов на новые пастбища. Донские степи помнят киммерийцев, вторгшихся в Закавказье во второй половине восьмого века до нашей эры, и завоевавших даже некоторые районы Малой Азии. Помнят появившихся здесь позже скифов, вытеснивших киммерийцев с берегов Дона, которым тоже пришлось по нраву Дикое Поле. Обеспечив прочный племенной союз, эти кочевники создали своё государство Скифию, основателем правящей династии, которой стал царь Колакс. Его государство достигло наивысшего расцвета в начале четвёртого века до нашей эры.
Тогда же в южных степях Причерноморья расселялись греки-колонисты. Их крупнейшие города – Ольвия, Тира, Херсонес, объединились в Боспорское царство со столицей в Пантикапее. Греки вели оживлённую торговлю с центрами Средиземноморья и местным населением. Для расширения торговых связей между античным миром и Приазовьем боспорские греки в начале третьего века до нашей эры основали в устье Дона город Танаис. А через сто с небольшим лет на территорию нижнего Дона приходят сарматы и вытесняют скифов в Крым и Нижнее Поднепровье. Во втором-третьем веке новой эры наиболее могущественным племенем на территории между Каспием и Азовским морем оказались аланы – воинственные кочевники, установившие своё господство на донских просторах и неоднократно вторгавшиеся в Закавказье. В 372 году часть алан была покорена гуннами, а оставшаяся вытеснена из степей Северного Причерноморья в горные районы Кавказа.
В начале третьего века в Причерноморье с Балтийского побережья пришло германское племя готов. Здесь они разделились на западных, остановившихся между Дунаем и Днестром, и восточных, занявших территории от Днепра вплоть до Приазовья. Между Доном и Волгой, складывается племенной союз во главе с гуннами – кочевниками, пришедшими из Азии. Примерно в 370 году гунны появляются в степях Северного Причерноморья. Учинив в Приазовье страшный разгром, они разбивают алан и уничтожают просуществовавшее более восьми веков Босфорское царство. Столкнувшись с остготами и сломив их сопротивление, гунны продолжают двигаться на запад, вытесняя вестготов. К середине пятого века гуннами были покорены племена германцев, взяты все крепости Галлии, разрушено королевство бургундов. Государство кочевников теперь простиралось от пустынь Средней Азии до Рейна. Но после серии поражений от остготов и византийцев гунны вновь вернулись в приазовские степи, где впоследствии были разбиты болгарами.
В конце V-го, начале VI века огромные территории Северного Кавказа, Причерноморья и Приазовья заняли племена тюркских болгар. В середине седьмого века они организовали в Восточном Приазовье и на Тамани племенной союз, названный Великой Булгарией. Однако под напором хазар союз быстро распался, и в 70-х годах седьмого тысячелетия часть тюркских болгар ушли на Волгу, остальные – на Нижний Дунай, где, ассимилированные славянскими племенами, дали начало Болгарскому царству.
К концу седьмого века в степях между Азовским и Каспийским морями обосновались хазары. В начале восьмого века они закрепили за собой предгорные районы Северного Кавказа и земли бывшего Боспорского царства. Хазары многократно вторгались в Кавказскую Албанию, Армению и Картли, захватывая золото, скот, людей. В начале девятого века на северо-востоке Хазарии появляются мадьяры – угроязычные племена, пришедшие из Приуралья. Однако вследствие военного конфликта с печенегами и неудачных попыток захвата степных земель русского пограничья, они вынуждены были уйти на запад через Карпаты в Подунавье.
Примерно в это же время в Приазовье из-за Волги перекочевали печенеги. Их путь отмечен гибелью поселений степного междуречья Дона и Кубани. Часть печенегов вошла в состав Хазарского государства, кочевали по его территории, и использовалась как военные отряды. К середине десятого века Хазария со столицей Итиль охватила своим контролем громадные территории Северного Кавказа, Крыма, Причерноморья, Дона и Поволжья, на всех границах, которых стояли мощные каменные крепости. Падение хазарского каганата положил киевский князь Святослав. В 965 году он с дружиной, спустившись по Волге, освободил вятичей, разрушил Итиль, опустошил крупный торгово-ремесленный центр хазар Семендер, в схватках с аланами и касогами прошёл до Азовского моря, поднялся по Дону до северных границ Хазарии и сокрушил крепость Саркел. На её месте возникло первое русское поселение на нижнем Дону – Белая Вежа.
В конце одиннадцатого века в южнорусские степи из Азии пришли половцы – многочисленное тюркское племя, покорившее печенегов. В начале одиннадцатого века ими основан город Азов, известный впоследствии как татарская крепость Азак. С 1070 г. половцы производили опустошительные набеги на русские княжества, граничившие со степью. Первый общий поход русских князей против половцев был предпринят в 1100 г. по инициативе Владимира Мономаха и послужил прообразом целого ряда подобных военных походов, значительно утихомиривших диких кочевников, хотя борьба с ними длилась в течение всего двенадцатого века.
В 1224 г. до Руси докатилась первая волна монголо-татарского нашествия. Южнорусские князья получили известие, что в задонских степях появился дикий и страшный народ, избивающий половцев и движущийся на Русь. Княжеское ополчение двинулось в степи навстречу неприятелю и, соединившись с половцами, приняло бой на реке Калка, впадающей в Азовское море западнее Дона. Русские князья сражались мужественно, но не согласованно и были полностью разбиты. Началась эпоха татарского ига, продлившаяся до 1481 года.
В конце XIV века на Дон вторглись полчища Тамерлана, окончательно разгромившие юго-западную часть Золотой Орды. Пал и был разграблен Азак. В XV веке, воспользовавшись упадком Золотой Орды, побережье Азовского моря захватывает Османская империя. Азак стал называться Азовом, турки превратили его в мощную крепость. Отсюда постоянно исходила угроза турецкого нашествия на юго-восточные границы России. Начинается многовековая и кровопролитная битва за Азов.
По мере усиления Российского государства его границы подошли к Дикому Полю, здесь устраивались погранзасеки, сторожевые башни, возводились крепости. В XV веке на необъятные степные просторы Дона устремились беглые крестьяне из Центральной России и Поволжья. Так появились здесь формирования вольных людей, которых называли казаками. В переводе с тюркского: «удальцы», «вольные люди». В середине XVI века возникают первые казачьи городки: Раздоры, Митякин, Маныч, Черкасск – и казаки становятся полновластными хозяевами Дона.
Поскольку власть русского царя не распространялась на эти земли, здесь расцвела казачья вольница. Из разрозненных формирований сложилась своеобразная военно-политическая организация – Войско Донское. Самоуправление здесь было подлинно демократическим, все должности были выборными, слово атамана – закон. Ценились честность, воинская доблесть и храбрость казака. Высшим органом власти становится Круг, регулярно собирающийся в главном городке, сначала в Раздорах, а впоследствии в Черкасске. Иван Грозный в письме к турецкому султану признавал, что фактически донцы неуправляемы и не подчинены Москве: "Наших казаков на Дону нет, и не посылаем никого, а живут там всяких земель беглые люди, нашего государства и Литовския земли. Донские казаки не по нашему велению живут, бегая из нашего государства. Всякие такие дела у них делаются без нашего ведома".
Постепенно казачество становится замкнутым военно-служивым сословием, имевшим большие привилегии по сравнению с другими российского государства. Казаки обладали большой личной свободой, не несли повинностей, не платили податей, имели право носить одежду старого покроя и бороду, регулярно получали царское жалование. При поддержке государства казачество стало мощным заслоном на пути многочисленных завоевателей, посягавших на южные рубежи России.
За время многовековой борьбы за Дикое Поле, здесь сформировалась особая нация-конгломерат. Один захватчик сменял другого, после поражения которого, оставлял победителю пленников и население, проживающего на этой территории. Это привело к смешиванию наций кочевых племён, готов, аланов, болгар и греков. Теперь сюда добавилась и русские, ассимилировавшие с местным населением, результатом этой смеси стали казаки, унаследовавшие за счёт тесных связей с сарматами, большую часть обычаев этого могучего народа. Древнее Азовское предание о крещении казаков гласит: «Задолго до явления Христа, Спасителя нашего, поселились на островах таманских три брата: Ахват, Венет и Деньдар – дети Всадника Небесного и Воли Вольной. И жили они рядом с градом Таматархой, прозванным так, потому что тама Тарха Тархович – предок словен, народился. Греки же Таматарху в Гермонассу переиначили, да Бог потом всё поправил и имя исконное вернул. И так, жили три брата, говорили они на языке старословенском, а женились на дочерях царя Азака Танаита сарматских кровей».
В то время существовало несколько разновидностей казаков. Одни представляли чудную смесь разноплеменных народов, их русский язык состоял из многих диалектов кочевников, а в чертах их лиц было много азиатского. Эти казаки гордились своим происхождением от черкесов и даже сами называют себя таковыми. Они не хотели служить русскому царю. Другие считали себя российскими беглецами, искали дикой вольности и добычи в опустелых улусах орды Батыя, в местах ненаселённых, но плодородных, где Волга сближается с Доном. Здесь издавна проходил торговый путь из Азии в северную Европу. Такие казаки предпочитали земледелие, но не военную службу. Ещё одна разновидность казаков, не смотря на то, что они бились насмерть за Русь, оберегали её окраины и поголовно имели рвение постоять за честь Царя Московии, сами себя не считали русскими.
Царь и Великий Князь всея Руси Иван IV Грозный озадаченный укреплением южных оборонных рубежей, был заинтересован в объединении казачества в единое Войско Донское и его служении интересам государства российского. Он намеревался постепенно заселить русским народом территорию Дикого Поля. В 1560 году Иван Грозный отпустил на Дон служивших у него "казаков многих" и активно поддерживал их. 3 января 1570 года Иван IV, решает отправить своего посланника Новосильцева со специальной миссией к султану Оттоманской Порты Селиму II. Одновременно с этим намеревается послать грамоту, адресованную донским казакам.
Это послание открыло официальную переписку московских государей и казачьих атаманов. Идея посольства в Оттоманскую Порту через земли донских казаков возникла в 1569 году, во время тяжёлых испытаний для московско-турецких отношений. Турецко-татарское войско, ведомое пашой Касимом, совершив марш-бросок от Азова к Переволоке, подошло к Астрахани. Потерпев там неудачу, войско отступило, но "турецкий марш" Касима вызвал крайнее беспокойство у Ивана Грозного и его окружения. Занятое на полях Ливонской войны, Московское государство желало обеспечить себе крепкие тылы на юге. Поэтому никакого преследования отступающих турок и татар не предпринималось. Наоборот, царь начал искать пути примирения с Портой, напоминать в дипломатической переписке об "извечной дружбе".
Для нового посольства в Турцию был благовидный предлог – поздравление султана Селима II с вступлением на престол. Возглавлять посольство Иван Грозный поручил опытному дипломату и русскому дворянину Ивану Петровичу Новосильцеву, доказавшему свои способности и преданность царю в переговорах с кабардинским князем Темрюком Идаровичем в 1565 году. Новосильцев принадлежал к дворянскому роду, происходившему от выходца из Швеции Юрия Шалова. Для поднятия значимости посла Грозный пообещал Новосильцеву титул князя, выдав предварительно на руки свой Указ о его присвоении. А в послании Селиму написал: «…посылаем к Вам князя русского…». Велел всем участникам дипломатической миссии называть Новосильцева, как князя – «Ваше сиятельство».
Несмотря на то, что донские казаки назывались главными противниками московско-турецкой "дружбы", царь очень рассчитывал на их помощь, поскольку путь посла лежал через Рыльск, Азов и казачьи земли. В наказе послу Иван Грозный сообщал, что провожать его по Дону к Азову он велел атаману Войска Донского Мишке Черкашенину с группой казаков. За службу интересам русского царства, он послал Войску Донскому государево жалованье: деньги, сукно, селитру для пороха, свинец. Иван Грозный хотел использовать казаков в качестве вспомогательной силы "посольства". Когда Новосильцев прибудет в Раздоры, он должен там подождать некоторое время, пока атаман Войска Донского не договорится с турками о беспрепятственном прохождении Азова. Для этого атаман должен будет «послать своих товарищей» к азовскому диздарзеферю. Им нужно доложить, что посол Ивана Грозного едет к брату его и другу султану Селиму, и чтобы он "не чинил препятствий посольству по пути мимо Азова. Ну а коль не послушает диздарзеферь, то пусть ждёт новых поджогов разных и нападений на крепость".
Новосильцеву надлежало прочитать текст царского Указа казакам донским «принародно, дабы всякому было понятно». Иван Грозный написал и первую грамоту "атаманам казатцким и казакам всё без отмены". Ставка на донцов в столь важном дипломатическом мероприятии была логически оправдана. 20 сентября 1569 года, по сообщениям самих же турок, "русские люди" организовали в крепости Азов "поджог зелья". По мнению диздарзеферя, это было делом рук казаков. Поэтому турки были враждебно настроены против Донского казачества, и примирить их с атаманами можно было через царского посла.
Московская дипломатия использовала в отношении казаков двойной стандарт. В переговорах с султаном их необходимо было охарактеризовать исключительно как «лихих» людей, мешающих дружбе великих держав». Вместе с тем, казаки выполняли в Диком поле две важные для Москвы функции – «противодействие хищным азиатцам» и помощь дипломатическим миссиям. Без казаков влияние Москвы в Диком поле было бы ничтожным. Московские государи были готовы всемерно поддерживать казачьи военные мероприятия, проходившие в русле их политики. Однако опасное соседство не давало казакам простора для дипломатического манёвра, который был у Москвы. А потому на Дону не поспевали за изменениями в отношениях Порты и русских государей и зачастую предпринимали акции, которые провоцировали конфронтацию двух держав-соседей. Но московским дипломатам было очевидно, что не будь строптивых казаков в Диком поле, опустошительные набеги ногайцев, крымских татар и турок, захлестнули бы Россию. А потому казаков должны были «жаловать» за верную службу русскому царю, который рассчитывал своим указом окончательно закрепить Войско Донское на службе Великой Руси.
Иван Грозный лично определил самый короткий путь по имеющимся в то время почтовым трактам. Посольство должно было отправиться зимой на санях, чтобы к наступлению весны добраться до Рыльска. Затем до условленного места, где река Воронеж впадает в Дон. Для посольства к тому времени туда должны были подняться вверх по течению три больших казацких судна, называемые стругами. Они представляли собой одномачтовые парусники, имеющие возможность двигаться ещё и на весельной тяге. Вниз по течению Дона надлежало добраться до Раздор, главного в то время казачьего городка. Документ, подписанный московским государем, был по сути своей приказом для донцов – «без всякого ослушания» выполнять все поручения царского посланника, действовавшего от имени Ивана Грозного.
В посольство вошли Новосильцев, его сын Белояр, подьячий Постник Износков, татарин Девлеткозя, кречетник Селиван и десятка полтора стременных стрельцов для сопровождения до Дона. Послу надлежало вручить султану царский подарок – 40 штук соболей, рыбий зуб и красных кречетов. Новосильцеву был дан секретный наказ, в котором содержались рекомендации о ведении переговоров с султаном, визирем, ответы на вопросы об отношениях Московии с казаками. Новосильцев вёз с собой несколько грамот султану, где говорилось, что "мол, лихие люди меж нас с тобой ссору чинили".
– Папенька, возьмите меня с собой в путешествие, – взмолилась дочь Новосильцева Мирослава, за несколько дней до отъезда, – я хочу посмотреть заморские страны….
– Глупости это, неразумная девка, – отверг просьбу отец, – я отправляюсь не в путешествие, а на умиротворение султана! Для дружбы хочу его расположить с Царём и Великим Князем нашим Иваном. И ещё неизвестно, как там всё сложится…. Тебя замуж пора выдавать, а не по иноземным державам возить!
– А может быть папенька в заморской стране и найдёте жениха мне? – не унималась дочь, – в Москве-то всё никак Вам не удаётся…. То знатный больно, то чином не вышел!
Иван Петрович задумался. Действительно в Москве, по его мнению, не было подходящего парубка для Мирославы. Бояре сторонились Новосильцева, зная его тёплые отношения с Иваном Грозным, а те, кто мечтал породниться со статским советником Посольского приказа, не нравились ему самому. «А может и правда, девка дело молвит?» – размышлял Новосильцев, – «может паша какой найдётся в Константинополе? Тогда и дружба крепче станет с турками, да и государь будет приветствовать этот брак!»
– Ладно, Мирослава, – согласился Новосильцев, – собирай вещи! Но смотри, это тебе не прогулка, …ехать придётся долго, чтобы не ныла, если тяжко в пути будет, да не капризничала! Мороз он-то нынче какой, поди не согревает, а извести путника всякого старается!
– Да как же я, папенька, замёрзну в кибитке для ямской гоньбы? – с задором удивилась дочь, – вон и братец мой, княжич наш Белоярушка обещал собольи шубы взять лишние….
– Путь далёкий! До Рыльска считай, боле пятисот вёрст, – предупреждал отец, – да до Дона ещё четыреста, так что только к ледоходу прибудем к его берегу. Да ещё неизвестно, сколь ждать атамана Мишку Черкашенина с казаками на стругах?
– Ничего папенька, – успокаивала обрадованная Мирослава, – я стерплю! Вот только бы маменька не обижалась на меня за то, что оставлю её надолго!
Жена Новосильцева Матрена Тимофеевна была из низшего дворянского сословия и никогда не перечила мужу. Она покосилась на него и, заметив довольное выражение на его лице, поспешила успокоить дочь.
– Ничего доченька, управимся и без вас, – молвила она покорно, – всё одно шкодливую козу не удержишь на базу, …как холопы-скотники говаривали!
Из Москвы выехали в конце января на почтовых санях-кибитках. В то время такая связь на Руси, называемая ямской гоньбой, установилась по всей стране и, начиная с Ивана III, контролировалась лично московским князем. Она была разделена на «ямскую» – внутреннюю, и «немецкую» – международную. Царские грамоты, приказы и частные письма развозили из одного пункта в другой гонцы-нарочные «немецкой гоньбы». Им поручалась за один раз доставка всего лишь одной грамоты или письма. «Ямщики» же развозили всё сразу, кроме царских бумаг, даже кладь и людей. «Ямы» – почтовые станции на трактах находились на расстоянии от сорока до ста вёрст. Их населению для обслуживания почтовых перевозок предписывалось содержать положенное число лошадей, ямщиков и помещений для ночлега. Слова "ям" произошло от татарского "дзям" – дорога, а ямщик от "ям-чи", что означает проводник.
Стременные стрельцы – конники, сопровождающие посольство по приказу Ивана Грозного, должны были охранять посла от разбойников, обитающих в лесах и грабящих всех, кто появлялся на почтовых трактах. Несколько всадников ехали впереди «кортежа», остальные по бокам и сзади. Им надлежало передать посольство атаману Черкашенину с его казаками, и возвратиться в Москву. Погода выдалась в этот день солнечная и морозная. Искрящийся снег поскрипывал под копытами лошадей и полозьями кибиток, словно сочный кочан капусты, а лёгкий ветерок не поднимал позёмки, отчего накатанная колея тракта хорошо просматривалась. Это не позволяло возницам в овчинных полушубках и валенках, случайно заезжать в придорожные сугробы. В кибитках, обитых медвежьими шкурами, было тепло и уютно.
Велика Русь-матушка, её заснеженные просторы необъятны, дороги бесконечны, леса непроходимы, а народ неистребим и живуч. Где только не приходиться жить русским людям? Даже там, где всего три-четыре избёнки, обитает русский человек в согласии с природой. Ему не страшны морозы, не пугают разбойники и стаи волков, шастающие по лесам в поисках пропитания. Каждый знает, что в Московии есть царь-батюшка, который защитит от супостата и азиата дикого. Сидя в светлице фамильного терема в Москве, Мирослава даже представить не могла, что страна, где она живёт, имеет такие необъятные территории. Теперь они проплывали за окном кибитки нескончаемой панорамой, и Бог только знает, где заканчивались.
В первые дни пути, прогоны между ямскими станциями были около тридцати вёрст каждый, и за короткий зимний день посольство успевало засветло добраться до ночлега. Чем дальше от Москвы, тем расстояния между станциями увеличивалось, и к следующему яму приезжали поздно ночью. Иногда приходилось ложиться в тёплую постель в натопленной смотрителем избе, предназначенной для государевых особ, далеко за полночь. Брат Белояр во всем старался помогать отцу, а Мирослава спустя неделю почувствовала, что не высыпается ночами. Поэтому, находясь в одной кибитке с братом, больше дремала, прислонив голову к стене. Для того чтобы «убить время в пути», молодая княжна вспоминала содержание книг, прочитанных ей учителем-воспитателем, нанятым отцом.
Родитель нанял его специально «дабы швед дал образование дочери, чтением умных и полезных книг». Не каждый боярин московский мог похвастаться, что его дочери имеют домашнее обучение. Считалось это ненужным и даже осуждалось среди высокопоставленных бояр. Зачем девке обучение? Выйдет замуж и начнёт рожать внуков, а этому учить нет надобности! Но отец Мирославы, как выходец из Швеции имел другое представление о воспитании, а для того и нанял шведа-учителя, понимающего русский язык, дабы все книги из фамильной библиотеки «перечитал детям на русском языке». А в книгах этих больше всего о подвигах русских князей написано, о любви к Отчизне и благородстве. Была одна книга, в которой рассказывалось о неземной и трепетной любви русского витязя к девушке-простолюдинке. Содержание её и вспоминала княжна, дремля в кибитке.
Она хорошо помнила эту историю, взволновавшую её до глубины души во время прочтения. Девушка-красавица тоже мечтала о любви и хотела встретить такого же бесстрашного русского витязя, способного нежно любить и оберегать её от диких зверей и супостата. Она даже видела в помыслах своих его лицо, статную фигуру в кольчуге, доброго коня, смертоносный меч, тугой лук и колчан со стрелами. Позднее девушка немного изменила в своём воображении его облик, и чтобы витязь был современнее, "заменила" ему лук на пищаль, что стреляет порохом. От этого «он становился ещё храбрее и красивее» и княжна тайком просила Бога, чтобы послал ей такого молодца.
Дни путешествия становились похожими друг на друга и монотонно тянулись от одного яма к следующему. Утром запрягали «свежих» лошадей, которые к ночи дотаскивали кибитки до следующей станции и взмокшие от труднопроходимого занесённого снегом тракта парили, как разогретый самовар. Затем следовал ужин в трактире постоялого двора, сон в отдельных его избах, а утром снова в кибитку и в путь. И так каждый день! Но в конце второй недели вечером на посольство напали разбойники. Они учинили засаду на тракте в лесу и когда стрельцы, скачущие впереди, открыли по ним огонь из пищалей, Мирослава очнулась от дрёмы и припала к окну, чтобы увидеть своими глазами разбойников.
– Спрячься, дурочка! – закричал на сестру Белояр, – не то пуля из бандитской пищали в лоб попадёт!
Но в девушку, как бес вселился, она смеялась и не слушалась брата, игриво отталкивая его, снова выглядывала в окно. Она ещё не полностью отряхнула сон, и ей казалось, что сейчас её воображаемый витязь придёт на помощь. Он-то задаст этим разбойникам жару, чтобы не смели даже приближаться к кибитке любимой Мирославы.
– Не трусь, княжич, – хохотала Мирослава, – сейчас мой витязь их всех порешит!
Но этого не последовало. Хорошо, что у нападавших разбойников не было огнестрельного оружия. Случись такое, любой из них мог бы прострелить шкуры кибитки навылет и смертельно ранить Мирославу или Белояра. Пальба стрельцов быстро решила исход нападения. Разбойники не ожидали, что «обоз» охраняется стражей, вооружённой пищалями и быстро отошли в чащу. Несколько бородатых разбойников остались лежать на дороге, убитые меткими выстрелами. Теперь это было добычей хищных зверей, обитающих в лесу.
Вскоре подмосковные леса закончились, и в окна кибитки рвался морозный февральский ветер, началась лесостепь, где ему было разгуляться. Лес теперь встречался в виде «островков» посреди степей и тракт заметало сугробами так, что приходилось часто «влезать в них по самое брюхо лошадей». Ямщики погоняли животных плетью, матерясь на чём свет стоит, а бедные лошади выбивались из сил, чтобы выбраться из высоких сугробов. В степи появились стаи изголодавшихся за зиму волков. Днём хищники не осмеливались близко подходить к «кортежу» посольства, сопровождая его на расстоянии, но как только начинало темнеть, их вой уже слышался совсем рядом, отчего испуганные лошади панически ржали и не слушались поводьев.
Стрельцы открывали пальбу из пищалей по волкам, в надежде разогнать стаю, но не успевали вновь зарядить стволы порохом и пулями, как те появлялись вновь. Преследуя кибитки в обход, звери выскакивали наперерез коням, чем останавливали движение. Нужно было стрелять наверняка, чтобы запах крови убитых собратьев смог испугать стаю. Новосильцев был недоволен пищальниками за их неумелую стрельбу по волкам и обещал пожаловаться государю на плохую подготовку оных.
– Порох, да свинец казённый зря переводите, – выговаривал он сотнику, которому сам воевода стрелецкий приказал сопровождать посольство.
– Ваше сиятельство, – оправдывался сотник, – мы могём и поближе волка подпустить, чтобы уж без промаха стрельнуть в него, но это опасно!
– Отчего опасно-то? – вопрошал Новосильцев.
– Ежели пойдёт волк стаей лошадей брать, Ваше сиятельство, – объяснял сотник, – то стремительно дюже! Глазом не успеешь моргнуть, как вскочат на спину, вцепятся зубами в гриву и стрелять тогда уж поздно будет….
– И что же, голубчик, больше никак нельзя волка отогнать? – не унимался Новосильцев.
– Могём и по-другому, Ваше сиятельство! – рапортовал сотник, – но для этого нужно остановиться на полчаса, а может и боле! Пищальники окружат цепью кибитки и, подпустив волка ближе разом стрельнут!
– Да уж смогите, ради Бога, – язвительно отвечал Новосильцев, – иначе с такой скоростью продвижения мы и к осени не прибудем к Дону!
Сотник остановил движение и поручил самому меткому пищальнику первым выстрелом уложить насмерть вожака. Всех стрельцов рассчитал перекличкой на «первый-второй» и приказал окружить кибитки равномерной цепью. Затем подпустили волков ближе и «первые» номера стреляли наверняка в атакующих хищников. Стая вследствие дружного залпа пустилась наутёк, а им вдогонку стреляли «вторые» номера. Это вызывало панический страх стаи, почуявшей запах волчьей крови. Временно стая была неуправляемой, и это надолго лишало её возможности организовать нападение. Чтобы заменить убитого вожака нужно было время, пока кто-то из особей не утвердится в междоусобных поединках. Таким способом стрельцы обороняли гонцов-нарочных «немецкой гоньбы» с царскими указами, сопровождая их в степях, где свирепствовали хищники. Но из-за частых остановок скорость продвижения посольства замедлялась, и это раздражало Новосильцева.
К концу февраля добрались до Рыльска, приютившегося на берегу тихоходной реки Рыло. Когда-то он входил в состав Новгород-Северского княжества. В начале XIV-го столетия в результате польской агрессии отошёл к Великому княжеству Литовскому, а в конце XV-го был отдан сыну Шемяки Ивану. А уж его сын Василий весной 1500 года вместе со всеми своими вотчинами перешёл из-под власти польского короля в подданство великого князя московского Ивана III и занял положение служилого. В 1523 году по обвинению в измене Василий был арестован, а его княжество ликвидировано.
При Иване IV Грозном Рыльск был важным стратегическим пунктом на юго-западе Русского государства, потому что Курск, находящийся в ста вёрстах восточнее, до 1586-го года пребывал в запустении из-за частых набегов крымских татар и ногайцев. В Рыльске теперь правил наместник Ивана Грозного Карпов Михаил Андреевич. Он и встречал посольство Новосильцева. Увидев царскую грамоту, выданную специально для оказания содействия «…каждого, кому велит князь Новосильцев», Карпов испугался, сочтя его новым наместником Рыльска. А тот, будучи дипломатом, не раскрывая целей своего посольства, объяснил Карпову, что он в Рыльске проездом. Обрадовавшись, наместник закатил пир в своём огромном тереме и всячески старался ублажить государева советника.
Три дня к ряду посольство отдыхало у Карпова, стрельцам было дозволено «…выпить медовухи, пива и браги, дабы дальнейший путь облегчить себе…. Водки велено употребить только в первый день застолья, дабы не причинять головную боль на выезде…». На Руси промышленное изготовление водки началось только при Иване Грозном. До этого времени крепкий напиток производился кустарным способом. Первый "царёв кабак" был торжественно, с благословения духовенства, открыт в Москве в 1533 году. Новосильцев не употреблял спиртного и, приглашая вечерами к себе сына, обучал его ведению «дел государевых, дабы царь доволен был службой». Княжна Мирослава два дня к ряду, была увлечена ухаживанием за ней сына Карпова Еремея, но тот не нравился девушке, потому что ни ликом, ни статью не походил на её идеал русского витязя, придуманного ей самой. Она уже любила его образ в своих мечтах и ждала, когда тот спасёт её от врага, чтобы жениться на ней и увезти от папеньки в Суздаль, или ещё в какой богатый град.
С первых чисел марта началось бурное таяние снегов, что редко бывало в этих широтах. Выезжая из Рыльска, Новосильцев приказал сменить у кибиток полозья на колеса. Скорость продвижения ещё больше снизилась – по раскисшему тракту лошади шли только шагом. Прогоны между ямами были гораздо длиннее, по сравнению с трактом Москва-Рыльск и пришлось изменить график движения так, чтобы не ночевать в кибитках. Отправляясь утром с одной станции, посольство прибывало к следующему яму только к утру. Весь день приходилось тратить на отдых, но и в ночь выезжать в путь было опасно, и Новосильцев решил, что лучше снизить скорость продвижения, чем рисковать, выезжая в ночь. Получалось, одни сутки в дороге, а вторые на отдыхе.
Белояр всячески пытался отговорить отца от его решения, он считал возможным начинать движение вечером. Но тот категорически запретил сыну вмешиваться в ход миссии и давать какие-либо советы. Иван Петрович опасался нападения отдельных племён, не примкнувших к Большой Ногайской Орде. Они продолжали совершать набеги на русские деревни, расположенные восточнее Курска в ста вёрстах от него. В 1557 году бей Ногайской Орды Исхак объявил себя вассалом Ивана Грозного и Ногайская Орда, разделилась на две. Большую, оставшуюся в Степном Правобережном Заволжье, возглавил Исхак. В Малой объединились племена, не подчинившиеся московскому царю и откочевавшие под предводительством Кази-мирзы ещё западнее в степи Правобережного Задонья под Курск. Иван Грозный предпринял меры по разгрому не покорившихся племён и послал пешее войско, чтобы Кизи-мирза не увёл их в Приазовье и на Кубань. Пехотинцы рассеяли племена Малой Орды по степям, но полностью уничтожить не смогли, мобильные конники успевали спасаться бегством. Теперь они совершали набеги на русские деревни и быстро скрывались, откатываясь к Дону.
Опасения Новосильцева подтвердились спустя две недели. Посольство утром выехало в путь и после двух часов стрельцы авангарда заметили впереди справа группу всадников около тридцати человек. Они скакали наперерез посольскому «кортежу». Сотник тут же, не слезая с коня и не останавливая кибитки, на ходу, доложил об этом Новосильцеву.
– Нужно дать бой диким кочевникам! – приказал Новосильцев, – силы, конечно не равны, их в два раза больше, чем вас, но другого выхода у нас нет! Зато есть громадное преимущество – у кочевников нет пищалей, только луки и стрелы. Нужно не подпускать их на близкое расстояние, чтобы не дать возможность обстреливать нас из луков.
Сотник остановил кортеж и стрельцы, рассчитавшись на «первый-второй», расположились цепью впереди кибиток со стороны, откуда должны атаковать кочевники. Пока первые номера будут заряжать свои пищали после залпа, вторые прицельным огнём продолжат обстрел и наоборот. Ни у ногайцев, ни у крымских татар не было огнестрельного оружия, а многие из кочевников даже не видели ни разу, как оно действует. Это давало огромное преимущество русским воинам в бою с дикими племенами. Организованная стрельба пищальников наводила на кочевников ужас. Громкий залп, производимых одновременно выстрелов, падение замертво с лошадей убитых всадников и паника перепуганных коней, не слушающихся поводьев седока, способствовали панике. Были, конечно, и такие племена, которые побывали уже под огнём пищальников, но те действовали иначе – делились на несколько групп и атаковали стремительным броском с четырёх сторон.
Эти нападающие ногайцы не относились к таким племенам, поэтому шли группой, не рассосредотачиваясь, наперерез кортежу, посчитавши его обозом. Белояр приказал непослушной Мирославе ни в коем случае не приближаться к окну, хотя со стороны нападающих, кибитку брата и сестры прикрывали другие, в том числе Новосильцева. Первыми со стороны врага, за цепью стрельцов-пищальников расположились кибитки с подарками султану, подьячего Постника Износкова, татарина Девлеткози, кречетника Селивана. Они играли роль защитного бруствера на случай обстрела из луков. Затаив дыхание, Мирослава ждала, когда начнётся бой и наивно надеялась, что «её витязь защитит от басурманов». Девушка шёпотом читала молитву и часто крестилась, поглядывая на брата.
Раскисшая от половодья степь не позволяла ногайцам быстро начать атаку, лошади вязли в грязи и поэтому всадники в открытой степи маячили, как отличные мишени для пищальников. Ещё не слышалось их гиканья, обычно сопровождающее налёт, и никто из них не приготовил лука для обстрела «обоза», а сотник уже скомандовал первым номерам: «Пли!». Прогремел дружный залп и несколько всадников, как подкошенные, замертво свалились наземь. После «диковинного грома» и «смерти на расстоянии» нескольких всадников, конница кочевников пришла в смятение, лошади, испуганные залпом, резко встали на дыбы и не слушались поводьев. Всё происходило по обычному сценарию и спустя несколько минут, вторые номера пищальников уже стреляли вслед удирающим всадникам. Убили ещё человек восемь, теперь нападающих было примерно столько же, как и стрельцов.
– Молодцы, орлы! – похвалил сотник, – заряжайте пищали и ждём очередной атаки!
Конница кочевников отскакала на версту от кибиток и остановилась. Сотник ждал второго захода, наблюдая за противником, и вскоре заметил, как ногайцы поскакали прочь, уходя вправо от тракта. Сражение было выиграно без единой потери и Новосильцев, выйдя из кибитки, похвалил стрельцов.
– Азиатцы больше не вернуться! – сделал он вывод, – поэтому продолжаем движение, но всем быть наготове!
Затем Иван Петрович приблизился к кибитке сына и дочери и открыл дверь.
– Как вы тут? – спросил отец, – не испугались?
– Ничего, папенька, – отвечала Мирослава, – я даже не успела!
– Я не трусливого десятка, папаня! – отвечал Белояр с бравым видом, – и если надобно, схвачусь в рукопашной с басурманами….
– Ишь ты, какой у меня храбрый! – пошутил отец, – охраняй лучше сестру, а с басурманами стрельцы сами справятся! …Опасно ещё по русской земле ездить пока всех кочевников не истребим! Конница Войска Донского сделала бы это быстро….
– Так чего же оно не истребляет? – вопрошал Белояр.
– Для того и едем к казакам в Раздоры, – отвечал Новосильцев, – чтобы с юга Русь-матушку оберегали от набегов диких «азиатцев» и турок. Дипломатическая миссия у нас такая! Я тебя учу государю служить в посольском приказе и запомни, что один хороший дипломат может заменить собой, целое войско.
– И Донское? – шутливо спросил Белояр.
– Бывает, что и наоборот, хорошего дипломата заменяет целое войско! Сегодня без казаков Руси не обойтись, – рассуждал Новосильцев, – нужно чтобы они стали частью её и преданно служили государю нашему батюшке. А чтобы это произошло, мне, придётся потрудиться! И тогда дипломата заменит войско …Донское!
Но хитрые и коварные кочевники не отказались от грабежа, они ускакали далеко вперёд по ходу следования «обоза» и к вечеру устроили на дороге засаду. Ногайцы поняли, что с ходу русских не получится взять и можно повторить попытку вечером, когда будет темнеть. Расположившись в хвойном лесочке, через который проходил тракт, кочевники встретили «обоз». Лошади выдали их немного раньше, прежде чем кибитки въехали в засаду. Услышав ржание чужих лошадей в чаще леса, сотник остановил движение зычным криком, стрельцы спешились и открыли огонь. Со стороны кочевников полетели стрелы, смертельно пронзив двух пищальников, не имеющих кольчуг. Форма стрельцов не предусматривала ношение этого доспеха, а в сгущающихся сумерках трудно было сходу сориентироваться, откуда стреляют луки.
Ситуация становилась критической, преимущество пищалей было сведено до минимума, и вскоре на дорогу выскочили первые всадники кочевников. Сражаться пешим с ними было невозможно, поэтому пищальники тоже вскочили на своих коней и ринулись в атаку. Завязался ближний бой всадников с обеих сторон, сражались на саблях, стрельцы в совершенстве владели этим видом оружия, но и кочевники не уступали, к тому же их теперь было больше. Несколько стрел пронзили шкуры кибитки, но так и остались торчать в них, не причинив вреда Белояру и Мирославе. Девушка теперь испугалась по-настоящему, а брат неожиданно выскочил из кибитки и, схватив пищаль, порох и пули в небольшом мешочке убитого стрельца, вновь юркнул в кибитку.
Мирослава потеряла дар речи и молча в состоянии шока, наблюдала, как Белояр мастерски забил порох шомполом в ствол пищали, зарядил пулю, как положено и вновь выскочил из кибитки. Удалившись метров на десять, чтобы не привлекать внимания к кибитке, где находилась Мирослава, он с колена выстрелил в одного из кочевников. Тот наповал рухнул с коня, Белояр вновь стремглав пробрался в кибитку, и, зарядив пищаль, выскочил.
Второй выстрел тоже был удачно метким, очередной кочевник, сражённый пулей, рухнул наземь. На третий раз парня заметил ногаец и ринулся к нему, перемахнув на коне трупы своих соплеменников. Белояр уже не успел присесть, чтобы с колена произвести выстрел и стрельнул наугад, как получится. Конь кочевника рухнул вместе с всадником, а Белояр, как будто был готов к этому – он прикладом нанёс удар по голове выбирающегося из-под коня ногайца. Череп треснул, издавая неприятный звук, а Белояр воодушевлённый победой, вновь рванулся в кибитку, чтобы зарядить пищаль.
– Княжич, прекрати немедленно! – закричала истошно Мирослава, – папенька запрещает тебе драться в рукопашной….
– Сестра, сиди молча и жди, – огрызнулся Белояр, – и не лезь не в своё дело…. Да и не рукопашная это вовсе!
Когда он выскочил из кибитки, то тут же заметил, что стрельцы, виртуозно владея саблями, зарубили ещё несколько ногайцев. Он присел на колено и, положив пищаль в исходную позицию, вновь прицелился, прогремел выстрел и ещё один басурман нашёл смерть от пули Белояра. Парень находился в состоянии наивысшей точки азарта, глаза его горели, как у хищника, почуявшего добычу, а воинственный вид соответствовал геройскому поступку. Но возвращаться в кибитку не пришлось, оставшиеся кочевники спустя минуту бросились бежать и растворились в чаще леса. Взять «обоз» вечером в засаде им тоже не удалось.
Сотник горячо поблагодарил Белояра за его помощь в самую критическую минуту боя, а Новосильцев отчитал сына за самодеятельность. Но что сделано, того не вернёшь и посольство продолжило путь до следующего яма, где и решено было похоронить погибших стрельцов. Это было последнее приключение, а станция, где крестьяне похоронили убитых по приказу сотника – последним ямом на пути к Дону. Ранняя весна бурно вступила в свои права и, спустя сутки, уезжая от последнего яма, участники посольства любовались зеленеющими полями и попадавшимися на пути лесочками. Апрельское солнце давно уж пригревало по-весеннему, собольи шубы, необходимые для путешествия зимой перекочевали в багаж. Мирослава иногда покидала кибитку, шла пешком, собирая подснежники у обочины тракта.
К утру следующего дня перед посольством неожиданно открылся Дон. Здесь он протекал по равнине, и его не было видно издалека, а если ещё восходящее над горизонтом солнце слепит глаз, то и подавно. Лес на противоположном берегу не мог являться признаком, по которому определяется наличие в этом месте большой реки. Это было удивительное зрелище – реки нет и только, когда до берега остаётся около ста метров, она открывает для обзора донские воды, показывая своей шириной весеннее половодье. Солнечные лучи блестят на мелкой ряби донской воды, будто россыпи драгоценных камней. Стрельцы дружно прокричали «Ура» и кортеж остановился на пустынном берегу.
– Мы ещё не добрались, – остудил их ликование Новосильцев, – нам нужно к месту, где Воронеж впадает в Дон, а здесь этого притока не видно. Да и атаман на стругах должен уже подоспеть туда…. А казаков здесь тоже нет!
