Дело о серебряной пыли «Зерно истины» Детектив о следователе Льве Зернове

Дело о серебряной пыли «Зерно истины» Детектив о следователе Льве Зернове

Глава 1: Неучтенный остаток

Дождь за окном бился в стекло тоскливой дробью. За столиком в углу кафе, пахнущем пережаренным маслом и влажной шерстью, сидел Зернов и смотрел, как с его плаща на пол стекает лужа. Он ненавидел такие встречи. «Женская интуиция», «шестое чувство», «мне кажется» – эти фразы действовали на него как скрежет металла по стеклу. Расследование строится на фактах, а не на предчувствиях.

Но когда в кафе вошла Анна Семёнова, его скепсис дал трещину. Она не была похожа на истеричку. Высокая, подтянутая, в строгом, но не дорогом костюме, она несла с собой не нервозность, а холодное, сфокусированное напряжение. Ее волосы были убраны в тугой узел, а глаза, серые и острые, как лезвие скальпеля, мгновенно нашли его в полутьме зала.

– Зернов? – голос был низким, без тремоло. – Анна Семёнова. Спасибо, что согласились.

Они пожали руки. Ее ладонь была сухой и сильной.

– Говорите, – отрезал Зернов, отодвигая чашку с остывшим кофе.

Она говорила четко, без лишних эмоций. Небольшое предприятие «Солнечный Кремний» на окраине города, нишевое, но перспективное. Производство высокоэффективных фотоэлектрических панелей. Проблема: исчезают посеребренные кремниевые пластины – ключевой полуфабрикат. Не целыми партиями, а по штукам, из разных партий, в разных цехах. Внутренняя ревизия, потом полиция. Результат: «естественная убыль в пределах нормы», «технологические потери». Дело закрыто.

– Потери в пределах одного процента – это норма, – кивнул Зернов. – С этим можно жить.

– Можно, – согласилась Анна, и в ее глазах вспыхнул тот самый холодный огонь. – Если бы эти потери были реальными. Но они – бумажные. Фактические отходы в три раза меньше. А разница в полпроцента с каждой партии – это десятки, сотни тысяч рублей в месяц. Мое дело не тонет, Зернов. Его методично, по капле, осушают. И я уверена, это не некомпетентность. Это система.

Зернов внимательно смотрел на нее. Ни слез, ни жалоб. Только ярость честного инженера, видевшего, как из созданного ею отлаженного механизма кто-то выкручивает винтики. Это он понимал.

– Почему я? – спросил он.

– Потому что вы, как мне сказали, не ищете преступников. Вы ищете дыры в системе. А у меня в системе – дыра.

Зернов выдохнул, откинулся на спинку стула. Снаружи грохотал гром.

– Ладно, – сказал он. – Покажите мне вашу систему.

Мир «Солнечного Кремня» оказался стерильным, шумным и пахнущим озоном, кислотами и горячим металлом. Зернов провел на заводе три дня. Он ходил по цехам в белом халате, который ему выдали, смотрел, слушал, задавал вопросы. Его методы смущали людей.

Стареющему мастеру участка резки он, глядя на идеальные квадраты кремния, спросил: «А если пластина упадет на пол, ее сразу в брак? Или можно протереть?»

Молодому оператору на линии химического осаждения серебра: «Скажите, а серебро на этих пластинах… оно пахнет? Как пахнет?»

Девушке-кладовщице на складе готовых пластин: «Вот эта полка с браком. Его кто-то пересчитывает, кроме вас? Хоть раз сличительный ведомость с реальностью составляли?»

Люди поначалу тушевались, но потом, видя его неказенный интерес и суховатый юмор, начинали говорить. Говорили о работе, о нормативах, о том, что «мелочевку всегда спишут», о том, как «эта пайка вечно барахлит». Зернов складывал пазл из жалоб, случайных фраз, взглядов. Все формально сходилось в показаниях. Да, есть регламент. Да, брак учитывается. Да, все честно.

Но в графиках поставок сырья и отчетах о выходе готовой продукции он нашел мелкие, почти невидимые неувязки. Сдвиги на день-два. Расхождения в номерах партий между цехом и складом. Крошечные «хвосты» – остатки, которые нигде не фигурировали.

Он сосредоточился на браке. Стеллаж в дальнем углу склада, заваленный пластинами с микротрещинами, сколами, нарушенным покрытием. Все по регламенту: акт списания, подписи, отправка на утилизацию сторонней фирме. Зернов затребовал все акты за последний год и начал сверять номера.

И тут он нашел первую нить. Номер одной из партий, значащейся как «полностью забракованная», мелькнул в отчете о контрольном выборочном тестировании… как успешно прошедшая проверку. Ошибка? Он взял следующую. И еще.

Схема проступала, простая и наглая. Брак был двух видов. Реальный – его складировали, а потом, видимо, таки утилизировали. И виртуальный. На бумаге создавались целые партии «брака», который физически никогда не существовал. Под эти «призрачные» пластины списывалось высококачественное сырье. А что происходило с реальными пластинами, изготовленными из этого сырья? Они не попадали в официальные отчеты. Они были «неучтенным остатком». Их можно было вывести за ворота как угодно.

Для этого нужен был сговор. Того, кто имел право признать партию бракованной (технолог, мастер). Того, кто оформлял документы (экономист, кладовщик). И того, кто обеспечивал физический вывод груза (охранник, водитель).

Зернов сидел в кабинете Анны, разложив перед собой папки. Он уже видел контуры схемы и предполагал круг лиц. Ему нужно было найти слабое звено в этой цепи.